, имевшие слабое  вооружение  и  слабую  броню.
Нехватка автомашин резко снижала подвижность и маневренность нашей пехоты  и
артиллерии. Снабжение же войск  осуществлялось  конным  транспортом,  что  в
условиях \343\ господства авиации противника  приводило  к  большим  потерям
лошадей и частым перебоям в подвозе материальных ресурсов.
 Неужели, спросит молодой читатель, нельзя было сосредоточить  на  левом
крыле  Сталинградского  фронта  больше  сил,  полностью  снабдив   их   всем
необходимым? Безусловно, можно было. В стране тогда значительно  увеличилось
производство вооружения и боевой техники. Благодаря этому мощь общевойсковых
армий значительно возросла за счет автоматического вооружения, более крупных
калибров противотанковых,  зенитных  орудий,  реактивной  артиллерии,  более
мощных танков. Словом, осень 1942 г.  ознаменовалась  важными  переменами  в
вооружении и оснащении войск Красной Армии.
 Но перемены эти, естественно, произошли не в один день и даже не в один
месяц. И тем более не сразу сказались их  результаты.  Наконец,  не  следует
забывать, что именно в то  время,  о  котором  идет  речь,  формировались  и
вооружались  новейшей  техникой  крупные  резервы,   предназначавшиеся   для
наступательных операций стратегического масштаба.
 Советскому  Верховному  Главнокомандованию  удалось  не  распылить  их,
сохранить для решающих сражений. Это сыграло,  как  показал  дальнейший  ход
событий, огромную роль в разгроме врага.
 VII
 В течение следующих четырех дней дивизии почти  беспрерывно  штурмовали
господствующие высоты. Но противник стянул туда столько  огневых  средств  и
живой силы, что  снова  овладеть  \344\  гребнем  не  удалось.  Кроме  того,
командование 6-й немецкой армии нацелило в полосу 1-й гвардейской армии  всю
авиацию.  Она  и  в  первый   день   наступления   нанесла   нашим   войскам
чувствительные потери, совершив до 2  тыс.  самолето-вылетов.  Теперь  же  в
светлое время  суток  в  воздухе  все  время  находилось  120-150  вражеских
самолетов, которые не давали пехоте подняться с земли.
 С 23 сентября армия перенесла свои усилия на правый  фланг.  Но  и  там
прорыв обороны противника не был осуществлен.
 Тем  не  менее  общепризнанным  является  тот  факт,  что  войска   1-й
гвардейской и 24-й армий своим  наступлением  во  второй  половине  сентября
оказали огромную помощь 62-й и  64-й  армиям  в  удержании  Сталинграда.  Мы
сковали тогда силы всей северной части немецко-фашистской группировки, лишив
ее возможности перебрасывать подкрепления в центр города, где  именно  тогда
борьба достигла критической стадии. Другим важным результатом наступления  в
районе севернее Сталинграда были поистине  колоссальные  потери,  понесенные
противником.   "...Части   нашего   корпуса,-   свидетельствует   в    своих
воспоминаниях бывший гитлеровский офицер И. Видер,- понесли огромные потери,
отражая в сентябре яростные атаки противника, который пытался прорвать  наши
отсечные позиции с севера.  Дивизии,  находившиеся  на  этом  участке,  были
обескровлены, в ротах оставалось, как правило, по 30-40 человек"{143}.
 А  офицер  штаба  3-й  моторизованной  дивизии  полковник   германского
генерального штаба Г. Р. Динглер о боях в  междуречье  севернее  Сталинграда
писал следующее: "Я не преувеличиваю, утверждая, что во время этих  атак  мы
не раз оказывались в безнадежном положении. Тех пополнений в  живой  силе  и
технике,   которые   мы    получали    из    Германии,    было    совершенно
недостаточно"{144}.
 Воины 1-й гвардейской армии в этих боях проявили массовый  героизм.  Не
счесть примеров беззаветной храбрости и самопожертвования  во  имя  разгрома
врага. Приведу некоторые из них.
 Во время боя танковый десант проник в тыл противника,  оседлал  дорогу,
по которой двигались подкрепления, и смело атаковал  вражескую  автоколонну.
При этом рядовой В.  В.  Крушенко  уничтожил  один  грузовик  с  фашистскими
солдатами, а три других  вывел  из  строя.  Метким  огнем  он  также  скосил
несколько  мотоциклистов  и  автоматчиков.  При  отходе  группы,  в  которой
находился отважный боец, были ранены его товарищ-автоматчик и политрук роты.
В. В. Крушенко обоих вынес с поля боя.
 Танк лейтенанта В. А. Грибанова  из  483-го  танкового  батальона  12-й
танковой бригады во время атаки прорвался в тыл  \345\  противника.  Там  он
уничтожил три противотанковых орудия, автомашину с боеприпасами и расстрелял
до 50  вражеских  солдат  и  офицеров.  Будучи  атакован  тремя  фашистскими
танками, он вступил в бой с ними и подбил один из них. Когда врагам  удалось
поджечь советский танк, Грибанов вытащил  из  горящей  машины  двух  раненых
членов экипажа и помог им добраться до своих.
 Самоотверженно действовал старший сержант С. Я.  Четвериков  из  342-го
отдельного   истребительно-противотанкового   дивизиона   258-й   стрелковой
дивизии. Когда от огня прорвавшихся четырех фашистских танков погиб  расчет,
которым  Четвериков  командовал,  он  не  растерялся.  Отважный  артиллерист
вступил в единоборство с четырьмя вражескими танками. Два из них он  подбил,
а остальные повернули назад.
 Лейтенант В. Ф. Пешков во главе танкового  взвода  первым  прорвался  к
окопам  противника  в  Вороньей  балке.  Экипаж  его  танка  уничтожил   три
противотанковых орудия, два  дзота  и  несколько  пулеметов.  Врагу  удалось
подбить боевую машину Пешкова. К тому же заклинило люк  башни.  Танкисты  во
главе с лейтенантом Пешковым до последнего продолжали вести огонь. Они  пали
смертью героев.
 Эти скупые строки  взяты  из  сохранившихся  в  архиве  пожелтевших  от
времени  наградных  листов,  подписанных  мной  в  дни  наступления.  Только
представленных к высоким правительственным  наградам  за  выдающиеся  боевые
подвиги в сентябрьских наступательных боях 1-й гвардейской армии было 433. А
сколько еще славных боевых дел было совершено тогда!  Их  не  счесть.  Скажу
одно: геройски сражались и пехотинцы, и артиллеристы, и танкисты,  отвагу  и
мужество проявили красноармейцы и командиры всех родов войск,  с  одинаковым
пылом бились с фашистами воины и старшего и  младшего  поколений,  в  едином
порыве шли на врага служившие в 1-й  гвардейской  армии  представители  всех
национальностей страны.
 Нас   цементировала   и   направляла   на   великие   подвиги   славная
Коммунистическая партия. Выдающаяся  роль  во  всех  сражениях  принадлежала
коммунистам и комсомольцам, которые в любых условиях находились в  авангарде
борьбы,  призывали,  воодушевляли  на  подвиги  и  сами  являлись   примером
самоотверженности и бесстрашия.
 Коммунисты, комсомольцы шли в первых рядах  атакующих.  Они  показывали
пример в бою, по ним равнялись все воины  армии.  За  время  наступления  во
второй половине сентября, как всегда в такие дни, усилился приток  заявлений
в партию и в комсомол. В 258-й стрелковой дивизии,  например,  за  несколько
дней было подано свыше 400 таких заявлений, а  в  260-й  стрелковой  дивизии
только в одном 1026-м стрелковом полку - 180.
 Тогда же, во  второй  половине  сентября,  свыше  тысячи  человек  было
принято в ряды комсомольских организаций соединений и  \346\  частей  армии.
Подвиги  комсомольцев  составили  одну  из  лучших  страниц  истории   этого
наступления 1-й гвардейской. Тысячи убитых гитлеровских солдат  и  офицеров,
67 танков, 40 противотанковых орудий, 50 автомашин, 12 минометных батарей и,
кроме того, свыше 30 минометов, в том числе  девять  шестиствольных,-  таков
далеко  не  полный  перечень  нанесенного  в  те  дни  урона  врагу   только
комсомольцами армии.
 С окончанием сентябрьских наступательных боев севернее Сталинграда  1-я
гвардейская армия была расформирована. С первых дней  своего  пребывания  на
сталинградском направлении ее войска почти непрерывно атаковали  противника,
сначала на Задонском плацдарме, потом в междуречье.  Именно  в  этих  местах
должно было в недалеком будущем начаться несравнимо более мощное наступление
советских войск.
 Случилось так, что со всеми этими переменами совпало еще одно  событие:
Юго-Западный  фронт,  преобразованный  летом  в  Сталинградский,  создавался
вновь, и это было еще одним добрым предзнаменованием. Управление фронта было
приказано сформировать на базе штаба 1-й  гвардейской  армии,  а  ее  войска
передать в состав 24-й армии. Так, в начале октября  1-я  гвардейская  армия
прекратила свое существование подобно тому, как  это  произошло  два  месяца
назад с 1-й танковой армией.
 В действиях этих двух армий было  много  общего.  Характерная  для  них
особенность состояла в том, что они участвовали  в  Сталинградской  битве  в
оборонительный период, а действия вели наступательные. Заслуга 1-й  танковой
армии в том, что этими действиями она вместе с 62-й и 4-й  танковой  армиями
задержала на  несколько  недель  наступление  6-й  немецкой  армии.  1-я  же
гвардейская  армия  совместно  с  другими  войсками  Сталинградского  фронта
отвлекла на себя  значительную  часть  сил  противника,  без  чего  было  бы
невозможно удержать город. Таким образом обе армии внесли  весомый  вклад  в
оборону твердыни на Волге, в создание условий для перехода советских войск в
контрнаступление, в разгром немецко-фашистской группировки под Сталинградом.
 В особенности мне хочется отметить успешные действия танковых  корпусов
Е. Г. Пушкина, А. Г. Кравченко, П. А.  Ротмистрова,  Г.  С.  Родина,  А.  М.
Хасина, стрелковых дивизий А. А. Онуфриева, С. С. Гурьева, А. И. Пастревича,
Н. П. Иванова, М. Л.  Песочина,  В.  Д.  Хохлова,  Л.  Н.  Гуртьева,  Н.  Е.
Зубарева. Названные  командиры,  как  и  многие  командиры  бригад,  полков,
батальонов, дивизионов, рот, батарей и взводов, показали образцы руководства
боевыми действиями, примеры личного героизма.
 Важную роль в координации  действий  фронтов  и  армий,  в  организации
частных наступательных операций, о которых шла  речь,  играли  представители
Ставки, в первую очередь заместитель Верховного  Главнокомандующего  генерал
армии Г. К. Жуков и начальник Генерального  штаба  генерал-полковник  А.  М.
Василевский. \347\ Они часто бывали не только на командных и  наблюдательных
пунктах,  но  и  в  войсках,  на  передовых  позициях,  под   минометным   и
ружейно-пулеметным огнем противника, помогали словом и делом.
 * * *
 После окончания наступательных действий войск 1-й гвардейской  армии  я
получил неожиданное приказание выехать в Москву, в Ставку.
 Не  раз  пришлось  мне  на  Сталинградском  фронте  испытывать   горечь
расставанья с боевыми друзьями. Так было  в  июле,  когда  прощался  с  38-й
армией, в августе - с 1-й танковой. Дважды обновлялся  состав  войск  в  1-й
гвардейской,  и  каждый  раз  прощание  было   нелегким.   Как-то   особенно
сближаешься, роднишься с людьми, с которыми делишь все  превратности  войны,
как говориться, ешь из одного котелка. Но еще труднее оказалось прощанье  со
Сталинградом, вернее, с той пядью земли вблизи города, на  которой  довелось
за него сражаться.
 Уезжая, я думал о тех, кто в жестоких схватках  с  врагом  в  опаленных
зноем  задонских  и  приволжских  степях  сложил   головы   за   свободу   и
независимость Родины. Нет, недаром  пролилась  их  кровь,  врагу  так  и  не
удалось  осуществить  свои  замыслы,  несмотря  на  непрерывное   увеличение
численности действовавших здесь войск противника. Если к 23 июля  германское
командование сосредоточило на сталинградском направлении 18 дивизий, то к 30
июля их было уже 23, к 15 августа - 39, а к 13 сентября - 47.
 Но ведь и Красная Армия день ото  дня  становилась  сильнее:  прибывали
направляемые  Ставкой  под  Сталинград  новые  дивизии,  да  и  ненависть  к
фашистским  захватчикам   удесятеряла   силы.   Войска   Сталинградского   и
Юго-Восточного фронтов, в том  числе  и  1-я  гвардейская  армия,  поклялись
отстоять город на Волге и свято выполняли свою  клятву.  Они  сражались,  не
зная ни сна, ни отдыха, не щадя своей крови и самой жизни. И  все  очевиднее
становилось,  что  вражеский  стратегический  план  на  1942  г.  сорван,  а
отборные, самые боеспособные дивизии  противника  перемалывались  советскими
войсками под Сталинградом.
 В конечном счете  это  неизбежно  должно  было  подготовить  почву  для
изменения в пользу Советского Союза стратегической обстановки на юге страны,
а значит и на  всем  советско-германском  фронте.  Предстояла  еще  упорная,
жестокая борьба: враг продолжал наступать на позиции защитников Сталинграда.
Но силы его явно слабели,  и  в  этом  уже  заметно  сказывались  непрерывно
нараставшее сопротивление и ответные удары Красной Армии...
 Обо всем это неотступно думалось в часы, когда самолет  уносил  меня  в
Москву. Думалось, конечно, и о причине вызова в Ставку. Быть  может,  я  как
командующий 1-й гвардейской армией не сделал все, что мог, и вот теперь  мне
укажут на это? Или речь идет о новом назначении? И  не  означает  ли  это  в
любом случае, что сюда, в Сталинград, я больше не вернусь? \148\

ГЛАВА XI. СОРОКОВАЯ БУДЕТ НАСТУПАТЬ!

I
 Самолет прибыл в Москву ночью. А утром в Архангельское, где мне  отвели
небольшую комнатку, позвонил А. М. Василевский.
 - Приезжай ко  мне,-  сказал  он.  -  Отсюда  отправимся  к  Верховному
Главнокомандующему.
 Я был наготове, и потому немедленно выехал. Александр  Михайлович  тоже
не заставил  себя  ждать,  и  вскоре  мы  уже  были  в  приемной  Верховного
Главнокомандующего.  Здесь  начальник  Генерального  штаба   предложил   мне
подождать, а сам ушел в кабинет И. В. Сталина.
 В приемной было тихо. Время от времени  приглушенно  звонили  телефоны.
Бесшумно открывались и  закрывались  двери,  пропуская  все  новых  и  новых
посетителей. Приемная заполнилась людьми. Многие беседовали  между  собой  в
ожидании вызова,  иные  просматривали  какие-то  бумаги,  видимо,  продолжая
готовиться к докладу.
 Готовился и я. Правда, безо всяких  бумаг.  Просто  мысленно  перебирал
события последних недель к северу от Сталинграда, полагая, что, быть  может,
нужно будет рассказать о них. В общем  готовился,  как  говорят,  на  всякий
случай: ведь я все еще не знал причины вызова.
 Через несколько  минут  после  ухода  А.  М.  Василевского  в  приемной
появился Г. К. Жуков. Увидев меня,  он  удивился.  Ответил  на  приветствие,
потом спросил:
 - Зачем вызван? - И узнав, что  мне  это  неизвестно,  сказал:-  Ладно,
сейчас выясним.
 После этого Георгий Константинович тоже ушел в кабинет И.  В.  Сталина.
Минут через 15 он возвратился и сообщил: \349\
 -  Вопрос  о  тебе,  оказывается,  решен.  Верховный  Главнокомандующий
назначил тебя командующим 40-й армией Воронежского  фронта.  Армия  осталась
без командующего. Генерал М. М. Попов находится в  Москве  и  получит  новое
назначение. Отправляйся немедленно. На аэродром уже подана команда.
 Так оправдалось мое предчувствие. Признаюсь, я был изрядно разочарован.
Ведь в Сталинградской битве мне  довелось  участвовать  с  первых  ее  дней.
Теперь же предстояло ехать за сотни километров от города на Волге. Мелькнула
утешительная мысль: возможно, 40-ю армию готовят к  активным  действиям?  Но
было бы неуместно задавать подобные вопросы...
 В тот же день я вылетел под Воронеж, так и  не  разглядев  как  следует
Москву осени 1942 г. и не встретившись с Верховным Главнокомандующим.
 Запомнилось лишь одно: Москва была совсем не такой, какой я увидел ее в
свой последний приезд перед войной - в мае  1941  г.  Тогда  она  была,  как
всегда, радостной, смеющейся. Залитая весенним солнцем, она купалась  в  его
лучах и сама словно излучала счастливое сияние. Теперь это  был  город-воин,
посуровевший  в  боях.  Москва  непреклонно  ощетинилась  стволами  зенитных
орудий, ее небо заполнил грозный гул патрульных истребителей.
 В то  же  время  она  осталась  городом-тружеником.  Только  еще  гуще,
энергичней   дымили   бесчисленные   трубы   заводов,   переключившихся   на
изготовление оружия для фронта. И еще: отчетливее, чем когда-либо, ощущалось
то главное, чем была тогда Москва для всех  нас,  советских  людей,-  боевым
командным   пунктом   громадного   фронта   борьбы   с   немецко-фашистскими
захватчиками. И в Генеральном штабе, и в Ставке, где мне довелось  побывать,
да и во всей столице царила атмосфера твердости и уверенности в  победе  над
врагом.
 Было радостно сознавать, что сердце Родины работает размеренно и четко,
наполняя живительной силой всю страну. И странно, за  одни  только  сутки  в
Москве  с  меня,  казалось,  как  рукой  сняло  свинцово-тяжелую  усталость,
копившуюся почти 500 дней и ночей, проведенных на фронте в непрерывных боях.
 Почти  500  дней...  Сначала  приграничное  сражение.   Отступление   и
ожесточенные бои на северо-западных подступах к Киеву, на Днепре,  в  районе
Чернигова, изнурительные бои в окружении. Потом наконец  наши  удары  то  на
левом фланге войск в битве под Москвой, то в районе Харькова. И опять  отход
с тяжелыми, изнурительными боями - от Северного Донца  к  Осколу,  оттуда  в
излучину Дона. А дальше контрудары 1-й танковой  и  1-й  гвардейской  армий.
Потом сентябрьское наступление в междуречье, к северу от Сталинграда. И  все
это непрерывной чередой, в веренице заполненных до краев дней и ночей.
 После Сталинграда Воронежский фронт показался мне тихим, спокойным.  И,
увы,  никаких  активных  действий  в  ближайшее   \350\   время   здесь   не
предвиделось. Зато вое определеннее вырисовывались перспективы готовившегося
наступления  в  районе  Сталинграда.  Оно  обещало  стать   грандиозным   по
масштабам.
 Хочу оговориться:  подготовка  Сталинградской  наступательной  операции
Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов велась настолько скрытно -
и это явилось одной из предпосылок ее успеха,- что знал о ней  только  узкий
круг людей,  непосредственно  участвовавший  в  ее  организации.  Да  и  они
получали лишь устные распоряжения,  так  как  Ставка  запретила  вести  даже
шифрованную переписку по вопросам, относившимся к предстоявшему наступлению.
 В то время о планах  и  масштабах  подготовляемых  операций  у  нас  на
Воронежском фронте не было никаких сведений. Однако я не мог не знать  тогда
о  необычайно  интенсивных  перевозках  в  ближайшем   тылу,   особенно   по
железнодорожной ветке Таловая  -  Калач  (Воронежской  области).  Начиная  с
октября  сюда  непрерывно  перебрасывались  большие  массы  войск  и  боевой
техники. Они выгружались на конечной станции и следовали дальше, к  Среднему
Дону,  на  вновь  созданный  Юго-Западный  фронт.  Это  были  многочисленные
стрелковые,   танковые   соединения    и    части    усиления,    несомненно
предназначавшиеся  для  создания  ударной  группировки.   Другим   признаком
являлось откомандирование из состава наших войск большого  числа  командного
состава, имеющего  опыт  боевых  действий,  для  доукомплектования  дивизий,
сформированных в глубоком тылу.
 Что  касается  меня,  то,  будучи  "сталинградцом",  я  особенно  чутко
воспринимал  все,  что  так  или  иначе  было   связано   с   мероприятиями,
направленными против  сталинградской  группировки  противника.  И  о  многом
догадывался, не представляя, впрочем, масштабов подготовляемого наступления.
 Так, мне было известно, что Юго-Западный фронт  развернулся  в  прежних
границах двух правофланговых армий Донского (бывшего Сталинградского) фронта
- 63-й и 21-й. Не зная, что помимо этих армий в его состав была передана 5-я
танковая армия из резерва  Ставки,  я,  однако,  не  сомневался,  что  вновь
прибывавшие соединения сосредоточивались тоже  где-то  там,  на  участке  от
Верхнего  Мамона  до  Клетской,  и  полагал,  что  создание  мощной  ударной
группировки в этом районе означало  подготовку  к  тому  самому  наступлению
вдоль Дона в тыл 6-й немецкой армии, о котором говорили мы с Г. К. Жуковым в
сентябре на моем наблюдательном пункте.
 Действительность   превзошла   все   ожидания.   Грандиозные   масштабы