ись из Ровно (140 км от государственной границы)  в
район Ковеля и могли прибыть туда лишь к исходу следующего дня. Относительно
третьей споен дивизии-41-и танковой Кондрусев знал лишь  то,  что  утром  22
июня  она  находилась  в  месте  расквартирования  -  на  западной   окраине
Владимир-Волынского. Теперь мы продолжали путь вместе. Я сел с Кондрусевым в
танк.
 До Владимир-Волынского было уже  недалеко,  когда  мы  услышали  частые
орудийные выстрелы. Они раздавались где-то впереди.  Мы  вышли  из  тапка  и
взобрались на небольшую высотку возле  шоссе,  откуда  и  увидели,  что  нам
навстречу, справа и слева от шоссе, двигалось в боевых и предбоевых порядках
много танков и мотопехоты. Авангард бригады, находившийся несколько  впереди
нас, вел по ним огонь.
 - Прошу вас немедленно прекратить стрельбу,- встревоженно обратился  ко
мне  генерал-майор  Кондрусев.-  Быть  может,  это  отходит   под   натиском
противника наша 41-я танковая...
 Расстояние между нами и идущими навстречу танками  составляло  примерно
полтора километра, и в бинокль мне были хорошо видны кресты на их бортах.  Я
молча передал бинокль Кондрусеву.
 Нет,  не  отступающая  41-я  танковая  дивизия  была  перед  нами.  Как
выяснилось  впоследствии,   здесь   мы   впервые   встретились   с   частями
немецко-фашистской 6-й армии, в дальнейшем разгромленной под Сталинградом. В
то время, о котором я пишу, ею командовал генерал-фельдмаршал фон  Рейхенау.
Эта армия считалась одной из лучших в вермахте. Ее называли  победительницей
столиц. Она первой вошла в Брюссель, ее солдаты  и  офицеры  маршировали  по
бульварам Парижа в июне 1940 г. Ныне  они  вторглись  в  пределы  Советского
Союза, не сомневаясь, что и здесь их  ожидают  легкие  победы  и  еще  более
громкая слава.
 Вместе с 6-й армией против нас действовали  также  части  1-й  танковой
группы генерал-полковника фон Клейста. Он  был  известен  по  прорыву  линии
Мажино у Седана в мае 1940 г. и выходу немецких танковых дивизий к побережью
Ла-Манша. Это сыграло тогда решающую роль в  разгроме  французской  армии  и
английского  экспедиционного  корпуса.  Весной  1941  г.  Клейст  командовал
армией, участвовавшей в нападении на Югославию.
 Теперь 6-я армия и 1-я танковая группа составляли основные силы  группы
армий "Юг" (в нее входила также 17-я немецкая армия), развернутые от Влодавы
до Крыстынополя, т. е. против 5-й армии и правого фланга  нашей  6-й  армии.
Группировка немцев состояла  из  пяти  танковых,  четырех  моторизованных  и
двенадцати \30\ пехотных  дивизий{4}.  В  первый  день  в  наступление  было
брошено 13-14 дивизий в направлении Владимир-Волынский,  Луцк,  Ровно,  Киев
против четырех стрелковых и  одной  танковой  дивизии  первого  эшелона  5-й
армии. Наступление  поддерживала  авиация  4-го  воздушного  флота,  которым
командовал генерал Лер.
 Таким образом, противник создал здесь более чем  трехкратное  численное
превосходство, а на направлении главного удара и того больше.  Но,  несмотря
на абсолютное  превосходство  в  силах,  ему  с  трудом  удалось  преодолеть
приграничные укрепления на левом фланге и в центре 5-й армии. К  исходу  дня
он продвинулся на 15- 25 км в глубь советской территории.
 Обо всем этом, а также о том, что непосредственно перед нами были части
13-й, 14-й танковых и 298-й пехотной дивизий, я узнал после  боя,  когда  на
наш КП доставили первых пленных. В минуту же, о которой идет речь, было ясно
одно: мы стояли лицом к лицу с противником, и впереди уже  горело  несколько
вражеских танков, подожженных артиллеристами из нашего авангарда.  Не  медля
ни  секунды,  я  приказал  главным  силам  бригады  развернуться  на  рубеже
Владимировича - Подгайцы - Микуличи  и  встретить  противника  огнем  прямой
наводки.
 Условия вступления в бой были для нас весьма и  весьма  неблагоприятны.
Прежде всего, это был встречный бой артиллерийских частей,  находившихся  на
марше, против превосходящих и к тому же комбинированных сил противника.
 После короткой артиллерийско-авиационной подготовки гитлеровцы  бросили
в атаку около  200  танков,  подходивших  к  рубежу  встречи  эшелонами,  за
которыми двигались мотопехота  и  артиллерия.  Одновременно  над  полем  боя
появились бомбардировщики и истребители противника. Танки, ведя  интенсивный
огонь, на большой скорости атаковали огневые  позиции  нашей  артиллерии,  в
упор расстреливали расчеты,  давили  орудия.  Но  и  сами  то  тут,  то  там
вспыхивали от нашего огня, замирали на месте.
 Враг повторил атаку, потом снова и снова, каждый раз вводя свежие силы.
Все поле боя, длившегося почти непрерывно в  течение  второй  половины  дня,
было в дыму и огне от взрывов бомб и снарядов. К вечеру бой  утих.  Догорали
фашистские танки.
 В этом первом бою артиллеристы бригады подбили и сожгли около 70 танков
и бронемашин, много мотоциклов  и  другой  техники  14-й  танковой  дивизии.
Немалый урон  был  нанесен  и  298-й  пехотной  дивизии.  Наши  потери  тоже
оказались чувствительными. Бригада потеряла четыре батареи с личным составом
и материальной частью. Осколком снаряда был смертельно  ранен  генерал-майор
С. М. Кондрусев. Недолго довелось нам воевать вместе... \31\
 Такая  разновидность  наступательного  боя,  как  встречный  бой,   для
артиллерийского соединения, имеющего на вооружении  76  мм  пушки  и  85  мм
зенитные  пушки,  являлась  редким  исключением.  До  войны  считалось,  что
артиллерия на огневых позициях без пехотного и танкового прикрытия не  может
успешно вести бой с  танками  и  моторизованной  пехотой,  не  говоря  уж  о
встречном бое. 1-я  артиллерийская  противотанковая  бригада  встретилась  с
вражескими танками и пехотой внезапно, на марше. Наши расчеты вынуждены были
развертывать орудия, находясь в походной колонне, занимать случайные огневые
позиции и немедленно отражать атаки танков и пехоты. Казалось, бригада  была
обречена  на  гибель.  Только  выучка  орудийных  расчетов,  доведенная   до
автоматизма, спасла бригаду от разгрома и остановила вражеские танки.
 Почему же они не прошли, случайно ли  мы  не  пропустили  их?  Нет,  не
случайно. Уже в этом бою,  в  первый  день  войны,  у  самой  границы,  враг
натолкнулся на такую стойкость и мужество, какой ему не доводилось встречать
ни в одной другой  стране.  Советские  бойцы,  командиры  и  политработники,
охваченные  единым  порывом,  единым  стремлением  дать   отпор   фашистским
захватчикам, не дрогнули перед превосходящими силами противника.
 Первыми вступили в бой дивизионы капитанов  С.  3.  Глущенко  и  Ф.  Д.
Шитикова из 712-го артиллерийского полка. Это они начали дуэль с фашистскими
танками и остановили их движение вдоль шоссе на Луцк. Броня отступила  перед
мощью наших  снарядов,  перед  стойкостью,  отвагой  и  мужеством  советских
бойцов. \32\
 V
 С наблюдательного пункта, откуда мы руководили боем,  было  видно,  как
крупные  силы  танков  и  мотопехоты  противника   выдвигались   из   района
Владимир-Волынский и с юга обходили позиции бригады. Прибывший к  вечеру  от
командарма офицер связи доложил, что туда же движется много танков, пехоты и
артиллерии из района Сокаля, Горохова.
 Кроме того, он информировал о положении войск 5-й армии.  В  частности,
15-й стрелковый корпус, которым  командовал  полковник  И.  И.  Федюнинский,
вынужден был под ударами превосходящих сил мотопехоты  и  танков  противника
отходить по бездорожью в глубь Полесья, а 27-й стрелковый корпус  в  составе
87-й и 124-й стрелковых дивизий вел бои в окружении.  Таким  образом,  левый
фланг армии оказался в тяжелом положении, не имел сплошной линии фронта.
 Противник же, наращивая усилия, вводил в бой танковые  соединения.  Его
14-я танковая и 298-я пехотная дивизии, с частями которых мы вели бой в  тот
день, а также 13-я  танковая  дивизия  стремительно  продвигались  на  Луцк.
Встретив отпор на участке шоссе,  противник  прорвался  немного  южнее  и  к
моменту прибытия офицера связи глубоко обошел наш левый фланг. Поэтому  мною
было решено с наступлением темноты отвести части бригады на восток и  занять
огневые позиции на западной окраине Затурцы.
 Поздно вечером ко мне приехали генерал-майор В. С.  Тамручи,  принявший
командование 22-м механизированным корпусом, и  командир  27-го  стрелкового
корпуса генерал-майор П. Д. Артеменко.  Еще  днем  все  мы  получили  приказ
совместно нанести противнику 23 июня контрудар в районе Владимир-Волынский -
Устилуг. Но к исходу дня командование армии изменило  решение.  Стало  ясно,
что 19-я танковая и 215-я  мотострелковая  дивизии  22-го  механизированного
корпуса, совершавшие марш из района Ровно, не  успеют  в  назначенное  время
сосредоточиться на исходных позициях и  потому  время  нанесения  контрудара
было перенесено на сутки позднее, т. е. на утро 24 июня.
 В оставшееся до этого время некоторые части 22-го  механизированного  и
27-го стрелкового корпусов должны были  отойти  к  утру  23  июня  на  рубеж
Затурцы и не допустить продвижения противника на Луцк. Поэтому договорились,
что в 4 часа утра встретимся снова, по уже на опушке леса восточнее Затурцы,
чтобы увязать взаимодействие.
 Но ни Тамручи, ни Артеменко в назначенное время не явились. Видимо, они
были там же, где их дивизии,-19-я танковая,  205-я  мотострелковая  и  135-я
стрелковая, которые в это время продолжали двигаться к линии фронта.
 Бригада  же,  отойдя  на  восток,  заняла  оборону  в  районе  Затурцы,
окопалась и замаскировалась. Три рубежа, последовательно \33\  расположенные
один за другим, прикрывали огнем прямой наводки шоссе на Луцк и  подступы  к
нему на 4-5 км в  обе  стороны.  В  резерве  было  оставлено  два  дивизиона
бригады, а также отдельные дивизионы и батареи других артиллерийских частей,
потерявших связь со своими частями и примкнувших к бригаде.
 Так и не встретившись с Тамручи  и  Артеменко,  я  понял,  что  бригаде
предстоит самостоятельно вести бой с противником. В то  же  время  тревожила
мысль: верно ли выбран рубеж,  не  пойдет  ли  враг  в  обход?  По  условиям
местности, как мне казалось, этого не  могло  быть.  Но  странно:  разведка,
высланная  мною  на  рассвете  и  прошедшая  по  шоссе  10  км  в   западном
направлении, противника не встретила. Что бы это значило?
 В 5 часов утра я с адъютантом поехал в ту же сторону. Километрах в пяти
от рубежа машина выскочила на  один  из  холмов,  и  мы  неожиданно  увидели
двигающиеся навстречу нам немецкие танки с закрытыми люками. Нас отделяли от
них метров 200. Водитель В. А. Кекелия мгновенно дал задний ход и уже внизу,
за гребнем высотки, развернул машину. На предельной скорости мы помчались на
огневые позиции батарей.
 Все это произошло так быстро, что танки противника  не  успели  открыть
огонь по нашей машине. Быть может, фашисты ее вообще не  заметили,  так  как
яркое солнце с востока ослепляло их приборы.
 Через  несколько  минут  я  был   на   своем   наблюдательном   пункте,
находившемся на крыше  дома,  невдалеке  от  дороги.  По  телефону  и  радио
приказал командирам частей приготовиться к бою и \34\ бить только наверняка,
для чего подпускать танки противника на 300-400 м. Кое-чему мы уже научились
вчера. Да и бой теперь предстоит не  встречный.  Орудия  закопаны  в  землю,
орудийные расчеты в укрытиях,  боеприпасы  аккуратно  расположены  в  нишах,
командиры батарей и взводов наблюдают за приближающимся противником.
 А он недалеко. Тишину раннего солнечного утра уже нарушил  грозный  гул
танков. Они идут по шоссе и  по  обе  его  стороны,  по  полям,  безжалостно
подминая под себя колосящуюся  рожь.  Я  слежу  за  ними,  не  отрываясь  от
бинокля.
 Вот он, знаменитый танковый клин, идущий на рассечение фронта  обороны.
Отмечаю про себя: впереди танки T-IV, за ними и на флангах, уступом назад  -
T-III и T-II, далее - мотоциклисты и, наконец,  мотопехота  с  минометами  и
артиллерией.
 Выгодность  такого  построения  бесспорна.  Танки  T-IV  своей   броней
прикрывают весь  боевой  порядок  и,  двигаясь  медленно,  прощупывают  силу
противотанковой  обороны.  При  встрече  с  малокалиберной   противотанковой
артиллерией или при обстреле осколочными снарядами, которые не могут нанести
вреда броне, танки T-IV, а за ними и все  остальные,  атакуют  обороняющиеся
войска на предельной скорости, стремясь прорвать оборону.
 Так пытались они действовать вчера, но их остановила  наша  артиллерия,
обрушившая на них 76 мм и 85 мм бронебойные снаряды и этим заставившая здесь
изменить боевой порядок и тактику танкового клина.
 Думая об этом, я продолжал внимательно следить за противником. С  моего
наблюдательного пункта он был виден как на ладони, Танков и мотопехоты  было
гораздо больше, чем вчера. Их было так много, что, казалось, вся  фашистская
Германия  движется  на  нас.  Признаюсь,  смутная  тревога  овладела   мной:
"Выдержим ли на этот раз? Всему ли мы научили наших бойцов?"
 Главные силы противника шли в предбоевых  порядках  и  в  колоннах,  не
подозревая, что перед ними мощный противотанковый рубеж.  Расстояние  быстро
сокращалось. Вот остается не более тысячи метров... Восемьсот...  Пятьсот...
Наконец, 300-400. И тут на врага  обрушился  шквал  огня.  Выполняя  приказ,
расчеты, расположенные на первом рубеже, подпустили противника на кратчайшее
расстояние,  и  это  позволило  им   вести   исключительно   меткий   огонь,
расстреливать фашистские танки в упор.
 Немцы,  не  ждавшие  такого  сильного  и   меткого   огня,   пришли   п
замешательство. Они открыли беспорядочную, неприцельную стрельбу из  танков,
артиллерии и минометов. Но так как им,  вероятно,  казалось,  что  мы  ведем
огонь с дальних дистанций, то их снаряды и мины рвались примерно в 1000-1500
м позади наших огневых позиций.
 Продолжавшие двигаться вперед  танки  противника  стали  менять  боевой
порядок и при этом пытались выйти из зоны огня  \35\  передовых  орудий.  Но
если даже это и удавалось им,  они  все  равно  попадали  в  секторы  других
орудий. Те открывали огонь,  и  вспыхивали  новые  фашистские  танки.  Тогда
немецко-фашистское  командование,  видимо,  ошеломленное  таким  отпором   и
значительными потерями, начало отводить танки на фланги, подальше  от  наших
огневых позиций, а на их место выдвигать  мотоциклистов  и  пехоту,  которые
открыли интенсивный минометный и пулеметный  огонь.  Кроме  того,  несколько
легких танков маневрировали  перед  фронтом  и  создавали  впечатление,  что
готовятся предпринять лобовую атаку. Впрочем,  держались  они  на  приличном
расстоянии.
 Мы отвечали огнем артиллерии и крупнокалиберных пулеметов (ДШК).
 Спустя полтора-два часа массированный удар  по  нашим  боевым  порядкам
нанесла немецкая авиация. После этого снова пошли в атаку танки,  но  теперь
уже с пехотой. Основную тяжесть удара приняли  на  себя  части,  оборонявшие
первый  рубеж.  Особенно  успешно  действовал  дивизион   капитана   А.   Н.
Феоктистова.  Он  вел  меткий  огонь  бронебойными  снарядами  по  танкам  и
осколочными - по атакующим мотоциклистам и пехоте. И хотя  танки  противника
шли на больших скоростях, однако это не спасло их  от  огня  прямой  наводки
нашей артиллерии. Понеся большие потери, враг был вынужден прекратить и  эту
атаку.
 На поле боя осталось около 50 сожженных и подбитых танков и бронемашин,
а также много трупов гитлеровских солдат и офицеров.
 Но и на этот раз передышка была недолгой. Противник  вскоре  открыл  по
нашему правому флангу огонь артиллерии, минометов и поставил дымовую завесу.
Все  это  было  похоже  на  артиллерийскую  подготовку   атаки   на   данном
направлении. Так мне и доложили. Однако оценка оказалась ошибочной.
 С наблюдательного пункта я заметил в  нескольких  километрах  слева  от
шоссе большие клубы  пыли,  за  которыми  временами  вырисовывались  силуэты
движущихся  машин.  Танки?  Немедленно  посланная  в  ту  сторону   разведка
подтвердила мое предположение: немцы  пытались  обойти  наш  левый  фланг  и
прорваться в тыл. Что же касается огневого  налета  артиллерии  и  минометов
справа, демонстрации атаки танков с фронта, то они,  вероятно,  имели  целью
отвлечь наше внимание от действий второго эшелона  неприятельских  танков  и
мотопехоты на левом фланге.
 Я тотчас же послал на угрожаемое направление свой резервный дивизион 76
мм пушек и два дивизиона 122 и  152  мм  гаубиц  из  состава  артиллерийских
полков  27-го  стрелкового  и  22-го  механизированного  корпусов,   которые
присоединились к нам в ходе боя. Вовремя подоспев на  левый  фланг  и  заняв
огневые позиции, они ценою тяжелых потерь отразили  атаку  врага,  уничтожив
несколько немецких танков. \36\
 Противнику так и не удалось преодолеть нашу оборону и прорваться в Луцк
вдоль шоссе. К 15 часам он прекратил  атаки.  Тапки  отошли  назад,  и  лишь
артиллерия и минометы продолжали обстреливать наши позиции.
 Это был тяжелый, неравный бой, но бригада выдержала его.
 VI
 Да, враг был остановлен. Самым важным результатом этого являлся выигрыш
времени для сосредоточения сил в районе Лупка  и  занятия  выгодных  рубежей
войсками 5-й армии.  Но  к  вечеру  выяснилось,  что  бригада  может  еще  и
увеличить этот выигрыш, если сумеет преградить путь врагу восточное Затурцы,
в районе м. Торчин.
 Еще днем я послал туда дивизион из своего резерва с целью  предупредить
обход слева. И вот теперь командир дивизиона сообщал по рации, что  атакован
пехотой с танками. Из донесения явствовало, что там завязался  тяжелый  бой.
Одновременно разведка установила, что противник перерезал  западнее  Торчина
шоссе на Луцк. Это означало, что  он  не  оставил  надежды  захватить  город
стремительным движением по шоссе.
 Так  предположения  о  возможности  активных  действий  врага  на  этом
направлении более чем подтвердились. Район Торчина становился самым уязвимым
местом. Оценив обстановку, я решил  соответственно  ей  отвести  бригаду  на
новые рубежи обороны. Прежде всего усилил дивизион,  занимавший  позиции  на
шоссе у западной окраины м. Торчин. Здесь теперь был первый рубеж. Второй  -
у населенного пункта Усичи - для главных сил бригады, третий -  на  западной
окраине Луцка, где я еще 22 июня оставил четыре батареи 76 и 85 мм пушек.
 Не раз пожалели  мы,  что  так  коротка  была  эта  летняя  ночь.  Ведь
дивизионам нужно было до рассвета скрытно отойти  на  новые  рубежи,  занять
огневые позиции и, конечно, как всегда, окопаться и замаскироваться. Но  все
это было сделано вовремя.
 А с первыми лучами солнца танки  противника  атаковали  Торчин.  Теперь
немцы были осторожнее, не лезли вслепую. Сначала пошли вперед четыре танка и
десятка полтора мотоциклистов. Это была разведка. Потеряв один танк и четыре
мотоцикла, она ретировалась. В воздухе появилось до 50  самолетов,  начавших
ожесточенную  бомбардировку  и  обстрел  местечка.   Открыли   огонь   также
артиллерия и минометы противника.
 Сочтя такую подготовку достаточной, враг бросил часть  своих  танков  и
мотопехоту в атаку с фронта и правого  фланга.  Главные  же  его  силы,  как
выяснилось вскоре, направились к Усичам.
 И вновь натиск фашистов разбился о стойкость нашей обороны.  Дивизионы,
занимавшие рубежи на окраине Торчина, встретили противника шквалом огня.  Не
выдержав, он отошел на  \37\  исходные  позиции,  оставив  на  поле  боя  18
разбитых и сожженных  танков.  Уцелевшие  ушли  вслед  за  главными  силами,
пытавшимися прорваться к Луцку через Усичи.
 Но и там намерения врага не осуществились. Завязав бой и  убедившись  в
прочности и этого рубежа обороны, гитлеровцы обошли его  с  юга  и  достигли
окраины Луцка, где атаковали наш третий эшелон и находившиеся по соседству с
ним подразделения 135-й стрелковой дивизии. Однако успеха не  имели.  Меткий
огонь прямой наводкой, которым встретили их  артиллеристы,  не  позволил  им
даже приблизиться к мосту через р. Стырь. Впрочем, они  ничего  не  выиграли
бы, даже добравшись до него, так как саперы нашей брига