Командир  445  пп  принял
временное командование дивизией и приказал тремя батальонами 446  пн  начать
на узком фронте атаку, чтобы прорвать кольцо хотя бы в одном месте.
 При первых проблесках зари советские пулеметы открыли огонь по немецким
батальонам, предназначенным для прорыва. Моральное впечатление  от  разрывов
мин нового оружия, "катюши" - реактивные  минометы,  которые  также  открыли
огонь по голодным, замерзшим и переутомленным немецким частям,-  было  очень
велико в результате шума, воя и сплошных попаданий...
 Обрывистая, глубоко прорезанная долина р.  Любовша  стала  роковой  для
многочисленных автомашин и повозок дивизии.  Голодные  и  истощенные  лошади
просто не могли больше вытянуть орудия и  остальную  технику,  которые  были
оставлены. Материальные потери были очень тяжелые:  дивизия  потеряла  почти
все машины, противотанковые орудия и аппаратуру связи..."{45}
 Кольцо   вокруг    группировки    противника    неумолимо    сжималось.
Немецко-фашистское  командование  разбрасывало  с  самолетов   над   районом
окружения листовки  с  призывом  держаться  до  последнего  и  с  обещаниями
"помощи"{46}. Но действия они не возымели, так как  безнадежность  положения
окруженных была очевидна и для них самих. \121\
 Тот же Кунце писал: "...Положение с  подвозом  ежедневно  ухудшалось...
Сбрасываемое с отдельных самолетов количество продуктов  питания  и  бензина
было незначительно. Вследствие этого 445 ни  при  отступлении  из  Измалково
вынужден был бросить 10  моторизованных  противотанковых  орудий  и  большое
количество грузовых машин. С каждым днем  ухудшалась  связь  и  затруднялось
руководство войсками... 13 декабря моторизованная часть  Советов  напала  на
штаб 134 пд в Шатилово и  разгромила  продовольственную  и  почтовую  службы
дивизии"{47}.
 Вдобавок ко всему командир 35-го армейского корпуса генерал Метц бросил
свои войска на произвол судьбы и вылетел из района  окружения  на  самолете.
Паника охватила ряды "непобедимых" гитлеровских вояк.  Они  бросали  машины,
оружие, боеприпасы. Каждый стремился спасти свою шкуру.
 Но тщетно.
 В четырехдневных боях в районе Россошное, Верхняя Любовша, Зыбино  были
разгромлены основные силы 45-й и  134-й  пехотных  дивизий.  Лишь  небольшим
группам, в общей сложности до  полка,  удалось  прорваться  в  районе  Верх.
Любовша. В результате Елецкой операции противник потерял только убитыми 8700
солдат и офицеров. Было захвачено в плен 557 человек и освобождено более 500
населенных пунктов. В качестве трофеев нам досталось свыше 100 орудий, около
200 пулеметов, 700 автомашин, 500 лошадей, 325 повозок и  много  вооружения,
боеприпасов и различного имущества, в том числе и награбленного фашистами  у
населения.
 Только частями 55-й кавалерийской дивизии и 57-й  бригады  войск  НКВД,
как отмечалось в оперативной сводке штаба армии от  16  декабря,  "во  время
боев в районе Россошное - Мартыновка уничтожено до 1000 фашистов.  Захвачено
20 орудий и большое количество автомашин и обозы"{48}.
 Всего же соединениями нашей подвижной группы за время наступления  с  4
по 14 декабря было "убито до 2500 солдат и офицеров. Захвачено 36 орудий, 40
пулеметов, до 30 минометов, 180 автомашин, 270 повозок и другое имущество...
Освобождено 170 населенных пунктов"{49}.
 В целом в результате наступления на правом крыле  Юго-Западного  фронта
было нанесено серьезное поражение 2-й немецкой армии в  районе  Ельца.  Наши
войска с 6  по  16  декабря  продвинулись  здесь  на  запад  на  80-100  км,
освободили  от  немецко-фашистских  захватчиков  большое  число   населенных
пунктов, сорвали планы противника прорваться к р. Дон  и  отвлекли  на  себя
часть сил 2-й танковой армии, чем  способствовали  выполнению  общего  плана
контрнаступления под  Москвой.  Именно  это  имел  в  виду  \122\  начальник
генерального штаба немецких  сухопутных  войск  Гальдер,  когда  он  уже  12
декабря 1941 г. записал: "Командование войсками (немецко-фашистскими.- К.М.)
на участке фронта между Тулой и Курском потерпело банкротство"{50}.
 16 декабря  была  полностью  завершена  операция  по  разгрому  елецкой
группировки противника. Наша подвижная  группа  совместно  с  левофланговыми
дивизиями 13-й армии и войсками  генерала  Костенко  выполнила  поставленную
задачу и потому на следующий день была расформирована. Ее соединения влились
в состав 13-й армии, которая готовилась к  новой  операции  -  на  орловском
направлении.
 VII
 Говоря об особенностях контрнаступления против  2-й  немецкой  армии  в
районе Ельца, нужно прежде всего отметить, что оно началось с  тех  рубежей,
на которые отошли наши войска только накануне вечером в ходе  оборонительных
боев. Иначе говоря, началось без предварительной подготовки и сосредоточения
сил, прямо с  ходу:  вчера  оборонялись,  отступали,  а  сегодня  перешли  в
наступление.
 Трудности при этом были  не  только  организационные,  но  и,  пожалуй,
психологические. Мы все были твердо убеждены в том,  что  в  конечном  итоге
разгромим фашистов, но каждый боец, командир, политработник представлял себе
это не так, как получилось на самом  деле.  Думали  так:  сначала  остановим
противника, затем подтянем необходимые силы, подготовимся и,  наконец,  всей
силой оружия и  накопленной  нами  жгучей  ненависти  обрушимся  на  врагов.
Действительность оказалась иной, более суровой и  требовательной:  нам  было
некогда  ждать  прибытия  свежих  сил  и  у  нас  не  нашлось  времени   для
предварительной подготовки. Обстановка  сложилась  так,  что  потребовалось,
фигурально  выражаясь,  лишь  повернуться  через  левое   плечо   и   разить
противника, под натиском которого мы еще вчера отступали.
 Уже по одному  этому  можно  судить  о  величии  подвига,  совершенного
воинами в те дни. А ведь боевые действия, о которых я рассказываю, были лишь
частичкой  грандиозного  сражения,  развернувшегося  тогда  под  Москвой   и
закончившегося сокрушительным разгромом отборных немецко-фашистских армий.
 Пример подвижной группы, которой мне довелось  в  те  дни  командовать,
убеждает в том, что исключительно важную роль в моральной подготовке к этому
контрнаступлению сыграли политработники и партийные организации  войск.  Как
же им \123\ удалось буквально в считанные  часы  произвести  такой  глубокий
перелом в сознании личного состава частей?
 До сих пор отчетливо помню тот день. Я только что  принял  командование
подвижной группой. Читатель, должно быть, помнит, что  в  ее  составе  тогда
были три соединения - 307-я стрелковая, 55-я кавалерийская дивизии  и  150-я
танковая бригада. Все они перед тем длительное время вели оборонительные бои
и прошли долгий и тяжелый путь  отступлений.  Сколько  сел  и  городов  были
вынужденно оставлены врагу! А сколько раз казалось, что вот этот  покидаемый
нами населенный пункт - последний,  и  больше  не  придется  отступать,  что
отсюда повернем обратно, на запад, и вышвырнем захватчиков с  родной  земли.
Но проходили дни и недели, и в ходе новых боев приходилось опять отступать.
 Постепенно угрюмая тень ложилась на наши лица, а в  душу  закрадывалось
какое-то неясное чувство. В нем переплелись и тягостное недовольство  собой,
и нетерпеливое ожидание прихода других сил, которые смогут лучше сражаться и
сделать то, чего не сумели сделать мы.
 Обо всем  этом  я  крепко  задумался  в  тот  день.  Наутро  предстояло
наступать, и нужно было во что бы то ни стало рассеять неверие в свои  силы,
распространившееся среди некоторых бойцов,  особенно  тех,  кто  сражался  с
первых дней войны. К такому выводу мы и пришли. Но вывод выводом, думал я, а
на деле не легко будет превратить  одно  лишь  чувство  ненависти  к  врагу,
владевшее каждым бойцом и командиром, в могучий наступательный порыв. Не так
просто - это я знал по себе - тому, кто сам побывал во вражеском кольце,  по
первому приказу пойти в наступление с целью окружения и разгрома противника.
Ему нужно было прежде  умом  и  сердцем  поверить  в  то,  что  он  способен
выполнить такой приказ и что враг безусловно будет уничтожен именно им, а не
кем-то иным, обладающим большими силами.
 И в том, что он  поверил  в  это,  великая  заслуга  наших  командиров,
политработников, всех коммунистов-воинов.
 В тот день комиссары и  политруки  частей  собрали  коммунистов.  Долго
совещаться не было возможности, так как  до  начала  наступления  оставалось
несколько часов. Поэтому разговор был краткий: дальше  отступать  некуда,  и
партия приказывает во что бы то  ни  стало  разбить  и  отбросить  врага  от
Москвы.
 О том же толковали  затем  коммунисты  и  комсомольцы  со  всем  личным
составом частей группы. И происходило это  тоже  не  в  порядке  официальных
бесед или собраний, а как-то между делом. Словом, чем бы ни  были  заняты  в
канун наступления бойцы и командиры, они при первой  возможности  собирались
ненадолго,  чтобы  услышать  необыкновенную  новость:   конец   отступлению,
начинаем наступать.
 А наутро впереди атакующих  частей  и  подразделений  стали  командиры,
комиссары, политруки. Они повели  войска  в  бой.  На  \124\  самых  опасных
участках фронта заняли места коммунисты и комсомольцы. За ними  и  вместе  с
ними пошли в наступление все.
 Ничего "магического" во всем этом, конечно, не было. Произошло то,  что
возможно лишь в армии социалистического государства, где все - и солдаты,  и
офицеры - объединены единой целью, воодушевлены одними и  теми  же  великими
идеями Коммунистической партии. Сказались безграничная вера в родную партию,
высокое  доверие  к  армейским  коммунистам,  сила  примера  коммунистов   и
комсомольцев.  Сказалась  огромная  и  повседневная  воспитательная  работа,
которую партия вела в народе и в армии.
 Об огромной и многогранной деятельности партии на идеологическом фронте
Великой Отечественной войны написано со знанием дела  немало  книг.  Мне  же
хотелось  бы  здесь  отметить  лишь  некоторые  особенности  воспитательной,
политической работы партии в тот период,  способствовавшие  тому,  что  и  в
самые тяжелые  дни  войны  моральное  состояние  войск  Красной  Армии  было
исключительно высоким.
 Это прежде  всего  правдивость  нашей  пропаганды.  Партия  никогда  не
обманывала  народ  и  армию,  со  всей  откровенностью  говорила  о  грозной
опасности, нависшей над страной. Но вместе с тем  она  спокойно  и  уверенно
указывала путь к избавлению от смертельной  угрозы,  к  победе  над  врагом.
Таким образом, наряду с правдивостью отличительной чертой  нашей  пропаганды
была ясность в отношении целей борьбы и средств для ее успешного завершения.
К этому нужно добавить, что твердость и решительность, проявленные партией с
первых дней войны в  организации  и  руководстве  отпором  врагу,  придавали
особую силу каждому ее слову, обращенному к воинам Красной  Армии,  ко  всем
советским людям.
 Наконец,  еще  одна  важная  особенность:  благодаря   Коммунистической
партии, вооруженной марксистско-ленинской наукой, весь советский народ  ясно
видел перспективу войны с самого ее  начала.  Чтобы  представить  себе  это,
приведу несколько сообщений Совинформбюро, относящихся к 1941 г.
 Из этих сообщений все узнавали, что ход военных действий был далеко  не
таким, каким он планировался гитлеровским командованием в  момент  нападения
на СССР. Тогда Гитлер уверял, что через три недели он овладеет Москвой.  Три
недели войны исполнилось 12 июля, а бои шли на  рубеже  Псков  -  Витебск  -
Жлобин - Новоград-Волынский.  Совинформбюро  сообщало:  "Закончилась  третья
неделя упорных и ожесточенных боев Красной  Армии  с  фашистскими  войсками.
Итоги трех недель войны свидетельствуют о несомненном провале  гитлеровского
плана молниеносной войны".
 Наступление  немецко-фашистских  войск  продолжалось  с  неослабевающей
энергией. Но и сопротивление Красной  Армии  возрастало.  Германские  войска
понесли колоссальные потери людьми и вооружением,  а  темпы  их  продвижения
резко снизились. "...Стремясь объяснить тяжелые потери немцев  на  фронте  и
причины \125\  длительного  топтания  немецко-фашистских  полчищ,-  отмечало
Совинформбюро, сообщая шестинедельные итоги  войны,-  германская  пропаганда
пытается создать легенду о существовании "мощной укрепленной линии Сталина".
При атом "линия  Сталина"  незамедлительно  появляется  на  всем  фронте  от
Финского залива до Черного моря  -  везде,  где  немецкие  войска,  встречая
упорное сопротивление частей Красной Армии, несут  особо  тяжелые  потери...
Эта линия придумана немцами для оправдания своих  огромных  потерь,  которые
объясняются не наличием "особой линии" в обороне СССР, а  тем,  что  Красная
Армия и советский народ,  защищая  свою  Родину  с  величайшим  мужеством  и
храбростью, превращают каждый вершок родной земли в укрепленный пункт".
 Двухмесячные  итоги  войны  с   гитлеровской   Германией,   объявленные
Совинформбюро,  тоже  давали  исчерпывающий  ответ  на  вопрос  о  характере
происходивших сражений.
 "Два месяца боевых действий  Красной  Армии  против  гитлеровских  орд,
вероломно вторгшихся в пределы нашей Родины,- говорилось в этом  сообщении,-
свидетельствуют о крахе хвастливых  планов  командования  германской  армии.
...Не достигнув стратегических целей войны, провалившись со  своими  планами
захвата  в  "месячный  срок"  Москвы,  Ленинграда  и   Киева,   командование
германской армии сменило граммофонную пластинку и стало заявлять, что  целью
германской армии является не захват городов,  а  уничтожение  живой  силы  и
материальных средств Красной Армии. Однако два месяца войны свидетельствуют,
что Красная Армия не только не уничтожена, но что с  каждым  днем  войны  ее
силы и сопротивление растут".
 В том же сообщении отмечалось:  "Еще  в  первые  дни  войны  германская
пропаганда объявила уничтоженной всю советскую авиацию. Однако наши  летчики
рассеяли и эту  легенду,  ежедневно  сбивая  десятки  фашистских  самолетов,
уничтожая   тысячи   гитлеровских   солдат   и   систематически    подвергая
бомбардировке Берлин и ряд других германских городов.
 Еще четыре недели назад берлинское радио объявило,  что  Красная  Армия
бросила в бой свои последние  резервы.  Однако  огромные  потери  германской
армии убитыми и ранеными, заполнившими все госпитали и учреждения не  только
Германии, но  и  Чехословакии,  Польши,  Румынии,  Болгарии,  вскрывают  всю
смехотворности этой хвастливой  болтовни.  Спрашивается:  какими  же  силами
Красная  Армия  продолжает  наносить  столь  огромные  потери   гитлеровским
полчищам?"
 И в заключение: "...Таким образом, два месяца  военных  действии  между
фашистской Германией и Советским Союзом показали:
 1) что гитлеровский план  покончить  с  Красной  Армией  в  5-6  недель
провалился. Теперь уже очевидно,  что  преступная  война,  начатая  кровавым
фашизмом, будет длительной, а огромные потери  германской  армии  приближают
гибель гитлеризма \126\
 2) что потеря нами ряда областей и городов является  серьезной,  но  не
имеющей решающего значения для дальнейшей борьбы с  противником  до  полного
его разгрома
 3) что  в  то  время,  когда  людские  резервы  Германии  иссякают,  ее
международное положение изо  дня  в  день  ухудшается,  силы  Красной  Армии
неуклонно возрастают, а  Советский  Союз  приобретает  новых  могущественных
союзников и друзей.
 История войн свидетельствует, что побеждали всегда государства и армии,
силы которых в ходе войны возрастали, а терпели поражение те  государства  и
армии, силы которых в ходе войны иссякали и уменьшались".
 Хочу особенно подчеркнуть, что дальнейший ход событий давал все новые и
новые подтверждения этому.
 Немецко-фашистские ударные  группировки  несли  потери,  наступательные
возможности их постепенно сокращались, а  темп  наступления  уменьшался.  По
мере проникновения в глубь  Советской  страны  увеличивались  разрывы  между
ударными группировками, которые  прикрывались  за  счет  ослабления  сил  на
важнейших направлениях. В то же время непрерывно увеличивалась мощь  Красной
Армии,  возрастало  ее  сопротивление.   В   результате   осенью   1941   г.
немецко-фашистское командование могло начать наступление в широких масштабах
только на московском направлении, на флангах же, на ростовском и  тихвинском
направлениях, лишь на узких участках шириной  в  100  км.  При  этом  полоса
наступления группы армий "Центр" в октябре достигала  600  км,  а  в  ноябре
уменьшилась до 200 км. Но и в октябре, и в ноябре это наступление  разбилось
о стойкость и выдержку советских воинов.
 Теперь Красной Армии, стране предстояло найти в  себе  новые  силы  для
ответного сокрушительного удара по врагу. И то, что  такие  силы  имелись  у
нас, что они уже стояли наготове в ожидании  приказа  на  контрнаступление,-
это, как я уже отмечал, понимал каждый воин,  которому  довелось  в  те  дни
сражаться под Москвой.
 VIII
 Итак,  поистине  поразительный  поворот  в   сознании   наших   воинов,
происходивший в тот день, когда после многих месяцев  отступления  нам  было
приказано наступать, причем теми  сравнительно  небольшими  силами,  которые
оставались в этих соединениях после долгих кровопролитных боев,  в  сущности
был  закономерным.  Его  подготовили   все   предшествующие   события,   вся
воспитательная деятельность партии. Общая реакция бойцов и  командиров  была
примерно такой: сбылось-таки  то,  что  предсказывало  сердце,  что  говорил
разум.
 Такое чувство переживал и я. Должен сказать, что перелом в сознании,  о
котором говорилось выше, происходил и во мне. И я  не  вижу  в  этом  ничего
удивительного. Ведь позади у меня, как  и  у  \127\  тысяч  и  тысяч  воинов
Красной Армии, было пять  с  половиной  месяцев,  почти  170  дней  и  ночей
тяжелых, кровопролитных боев, и каждый раз  они  заканчивались  отходом  еще
дальше на восток. А бывало  и  окружением,  из  которого  немногие  выходили
живыми.
 Теперь пусть читатель представит себе, что должен  был  я  после  всего
этого почувствовать, вступив  в  командование  группой  войск  и  тотчас  же
обнаружив, что по своим боевым возможностям входящие в ее состав  соединения
не соответствуют поставленной им задаче. Затем выяснилось,  что  и  характер
начертания переднего края делал маловероятным успех  наступления.  На  обоих
флангах противник глубоко вклинился в нашу оборону и угрожал выходом на тылы
подвижной группы. Больше того, наступление  в  южном  направлении,  в  обход
Ельца с запада, прямо подсказывало противнику решение ударить по нашим тылам
и разгромить малочисленные войска группы.
 Откровенно говоря, то были горькие для меня минуты. Перед глазами вновь
встали сентябрьские бои в окружении восточнее Киева. И даже  подумалось:  не
придется ли вновь испытать такое? Нет, этому не  бывать!  Мысленно  перебрал
все, что мне было известно об обстановке: противник еще очень силен, но мощь
его уже надломлена, а силы Красной Армии, напротив, растут, и они  теперь  в
состоянии нанести ему поражение. Еще  раз  проследил  по  карте  направления
ударов нашей группы, всей 13-й армии и, наконец, группы генерала Костенко.
 И вдруг все представилось мне совсем в  другом  свете.  Концентрические
удары, которые предстояло нанести по врагу, во  многом  могли  изменить  для
нашей подвижной группы условия перехода в наступление. Но, разумеется,  лишь
в том  случае,  если  мы  сами  будем  действовать  решительно  и  смело.  А
следовательно,- прочь всякие сомнения, за дело!
 Необычайный подъем охватил тогда всех нас, готовившихся к  наступлению.
Мы понимали, что идем навстречу грозной опасности, но были  полны  решимости
выполнить - и, если понадобится, ценою жизни -  задачу  разгрома  противника
под Москвой, поставленную партией.
 Выше уже говорилось о силе примера. Она играла особенно важную  роль  в
самом начале  наступления.  Хорошо  запомнился  мне,  например,  заместитель
политрука одной из рот В. М. Овсянников. Еще 5 декабря, во врем