с А. А. Епишевым поехали на правый фланг армии,  а
оттуда добрались и до полосы соседней 60-й армии  1-го  Украинского  фронта.
Там, у  нашего  правого  соседа,  мы  по  совету  полковника  И.  С.  Черных
взобрались на вершину высоты 249,0, чтобы осмотреть  местность.  Мы  увидели
как раз то, что нам хотелось:  почти  совершенно  ровную  местность,  слегка
подымающуюся к юго-западу.
   В полутора километрах к югу от высоты находился небольшой город  Зорау.
Он был невелик, но являлся узлом  семи  шоссейных  и  трех  железных  дорог,
лучами расходившихся во все стороны. Еще  ближе,  непосредственно  у  скатов
высоты, протекала небольшая речка. Ее долина до 500 м  шириной  представляла
собой заболоченную местность с множеством искусственных прудов и  прикрывала
Зорау с северо-востока. Мы подошли к городу еще ближе,  насколько  позволяла
линия фронта. Теперь от Зорау нас отделяло расстояние  до  1  км.  Отчетливо
были видны улицы, тихие, спокойные. По ним неторопливо  и  так  же  спокойно
расхаживали солдаты. Казалось, они не ожидали удара.
   Между  тем  нанести  его  следовало  именно  здесь.  Тем  более  что  к
северо-востоку от Зорау  виднелся  лесной  массив,  который  мог  обеспечить
скрытное сосредоточение войск и техники.
   Так возникла идея наступления в районе Зорау. Полагаю, что  она  пришла
бы в голову и любому другому нашему командарму, окажись он на моем месте.  А
поскольку наступательные возможности войск  армии  и  фронта  в  целом  были
далеко еще не исчерпаны, я изложил ее, а  также  результаты  рекогносцировки
генералу армии И. Е. Петрову. Имелось в  виду  нанести  удар  из  названного
района в направлении Лослау, Троппау с  целью  обхода  Моравской  Остравы  с
севера.
   Необычность  такого  выбора  заключалась  в  том,  что  удар  следовало
наносить через  город  с  каменными  строениями.  В  годы  войны  мы  всегда
стремились осуществлять прорыв на  \569\  равнинной  и  открытой  местности,
избегая населенных пунктов на переднем крае и в ближайшей глубине. Здесь  же
обстановка сулила нам успех в случае удара не в обход Зорау,  а  через  этот
город. Конечно, определенный риск тут был, но  внезапность  нанесения  удара
оправдывала его.
   План был встречен благожелательно. Командующий фронтом обещал  обдумать
его и сообщить свое решение. Я же, не теряя времени,  приказал  штабу  армии
приступить к разработке плана перегруппировок и сосредоточения сил и средств
на новое направление.
   Тем  временем  бои  на  прежнем  участке   все   продолжались,   однако
по-прежнему не давали результатов. Под утро 16 марта, примерно  около  3.00,
мне доложили: вызывает к аппарату  Москва.  Взяв  трубку,  я  услышал  голос
генерала армии А. И. Антонова, незадолго до этого  назначенного  начальником
Генерального штаба. В столь позднем или, если хотите, раннем вызове не  было
ничего удивительного, так как Ставка ВГК и Генеральный штаб в  период  войны
работали и ночью.
   Поздоровавшись, А. И. Антонов спросил о самочувствии  и  настроении.  Я
понял, что он стремится дать мне время, чтобы окончательно стряхнуть с  себя
сон, так как ему доложили, что я только что прилег отдохнуть. Но сон  у  нас
всех в войну был чуткий: стоило открыть глаза, и его уже  как  рукой  сняло.
Выслушав мой ответ, А. И. Антонов приступил к делу.
   - Верховный, - сказал он, - поручил мне переговорить с вами о  причинах
срыва наступательной операции фронта. Что  могли  бы  вы  сказать  по  этому
поводу?
   - Но я не располагаю данными в масштабе фронта, - ответил я. - Да и как
же через голову командующего фронтом?..
   -  Генерал-полковник  Мехлис  прислал  телеграмму  с  изложением  ваших
соображений, и товарищ Сталин хотел бы узнать о них подробнее.
   Мне ничего не оставалось, как проинформировать А. И. Антонова о  беседе
с командующим и членом Военного совета фронта. Что касается причин неуспеха,
то я повторил то, что высказал И. Е. Петрову и Л. З. Мехлису.  Доложил  и  о
том, что просил командующего  фронтом  о  перенесении  направления  главного
удара еще правее, в район Зорау.
   - У противника, - сказал  я,  -  силы  там  небольшие,  оборона  хорошо
просматривается, местность менее пересеченная, чем на  прежнем  направлении.
Наличие большого лесного массива гарантирует скрытное  сосредоточение  наших
войск. Позволю себе высказать уверенность, что успех наступления  из  района
Зорау будет обеспечен.
   Генерал Антонов поблагодарил за информацию, вежливо простился и положил
трубку.
   А несколько часов спустя мне позвонил генерал армии И.  Е.  Петров.  Он
сообщил, что решил одобрить предложение \570\ о нанесении  удара  из  района
Зорау в направлении Лослау,  Троппау.  Для  осуществления  этого  замысла  в
состав 38-й армии передавались из  резерва  фронта  95-й  стрелковый,  126-й
легкий горнострелковый корпуса и 15-я штурмовая инженерно-саперная  бригада.
В  нашей  же   полосе   предстояло   ввести   в   прорыв   5-й   гвардейский
механизированный  корпус,  который  по-прежнему  являлся  подвижной  группой
фронта.
   Мы сразу же начали подготовку к наступлению на новом  участке.  Правда,
на следующий день оказалось, что сил у нас будет меньше, чем я  предполагал.
Ибо командующий получил распоряжение Ставки  о  передаче  5-го  гвардейского
механизированного корпуса 1-му Украинскому фронту.
   Нетрудно  было  понять,  что  это  решение  не   являлось   результатом
оперативной необходимости,  ибо  такое  усиление  мощного  1-го  Украинского
фронта вряд ли требовалось. Скорее всего, подумал  я,  Ставка  усомнилась  в
способности командования нашего  фронта  умело,  целесообразно  использовать
ударную мощь и маневренные возможности механизированного корпуса.
   О недовольстве Ставки деятельностью командования фронта в те дни  можно
судить и по следующему документу:
   "Лично Петрову и Мехлису.
   Ставка Верховного Главнокомандования считает объяснения генерала  армии
Петрова от 17.3.1945 г. неубедительными и указывает:
   1.  Командующий  фронтом  генерал  армии  Петров,  установив   неполную
готовность войск фронта к наступлению, обязан был доложить об этом Ставке  и
просить дополнительное время на подготовку, в чем Ставка не отказала бы.  Но
генерал армии Петров не позаботился об этом или побоялся  доложить  прямо  о
неготовности войск. Член Военного  совета  фронта  генерал-полковник  Мехлис
сообщил в ЦК ВКП(б) о  недочетах  в  подготовке  и  организации  наступления
только после срыва операции, вместо того, чтобы, зная о неполной  готовности
войск, своевременно предупредить об этом Ставку.
   2.  Командование  фронта  и  армий  не  сумело  скрыть  от   противника
сосредоточение войск и подготовку к наступлению.
   3. Штаб фронта был разбросан, и большая часть его находилась в  130  км
от участка наступления.
   Проявленное в указанных недочетах неумение  подготавливать  операцию  и
определило ее неуспех. Ставка последний  раз  предупреждает  генерала  армии
Петрова и указывает ему на его недочеты в руководстве войсками.
   17.3.1945  г.  18.30  Ставка   Верховного   Главнокомандования   Сталин
Антонов"{333}. \571\
   Что  же  касается  конкретного  вопроса  о  передаче  мехкорпуса   1-му
Украинскому  фронту,  то  последний,  как   подтвердилось   впоследствии   в
результате моих бесед с И. С. Коневым, особой нужды  в  этом  соединении  не
испытывал. Ведь он имел тогда, кроме общевойсковых, две танковые  армии,  да
еще и три отдельных танковых корпуса.
   Мы же не раз пожалели в дальнейшем, что лишились  этого  корпуса  перед
самым началом второго этапа операции.
   Задачи 38-й армии теперь заключались  в  том,  чтобы,  прорвав  оборону
противника на узком участке, развить наступление в обход Моравской Остравы с
севера. При утверждении этого плана Ставка потребовала,  чтобы  одновременно
был нанесен и вспомогательный удар с прежнего участка прорыва  -  из  района
Ястшембе Гурне в северо-западном направлении, на  Мощеницу,  Скшышув.  Кроме
того, 67-й стрелковый корпус, оставаясь в своей прежней полосе,  должен  был
войти в состав 1-й гвардейской армии, которой оттуда предстояло нанести удар
на Фриштат.
   Так пришло время расстаться с одним из  трех  "старых"  корпусов  нашей
армии и с его командиром генерал-майором И. С. Шмыго. Прибыли же к  нам  два
других корпуса - 95-й стрелковый и 126-й легкий горнострелковый. Командовали
ими генералы И. И. Мельников и В. Н. Соловьев.
   Наступлению в районе Зорау способствовали внезапность  и  благоприятные
природные условия.
   В течение марта вражеское командование еще более усовершенствовало свой
рубеж обороны. Севернее Зорау он проходил по пологим скатам р. Руда, а южнее
- по насыпи железной дороги, которая возвышалась на 2-2,5 м над заболоченным
руслом реки. Насыпь являлась одновременно и противотанковым препятствием.
   Передний край противника у Зорау тянулся за заборами городской  окраины
и определялся с трудом.  Подступы  же  к  нему  преграждали  минные  поля  и
проволочные заграждения. Последними были перекрыты даже улицы.  Там  впереди
противотанковых минных  полей  были  проволочные  заграждения,  а  позади  -
пулеметные гнезда. Вдоль тротуаров и во дворах гитлеровцы  также  установили
противотанковые мины.
   Таков был этот городок, казавшийся издали  столь  мирным  и  спокойным.
Тишина на его улицах имела, оказывается, весьма простое объяснение: они были
так напичканы минами, что о каком-либо нормальном уличном движении не  могло
быть и речи.
   И все же в целом условия для прорыва обороны у Зорау  были  несравненно
лучше, чем на прежнем участке.
   Для  прорыва  были  сосредоточены  95-й  стрелковый  и   126-й   легкий
горнострелковый корпуса. Первый из  них  усиливался  чехословацкой  танковой
бригадой подполковника В. Янко, \572\ а другой -  5-й  гвардейской  танковой
бригадой. К участку прорыва была стянута также  большая  часть  приданной  и
поддерживающей артиллерии.
   Перегруппировка войск и занятие исходного положения для наступления  не
были замечены противником.
   Утро 24 марта началось 45-минутной артиллерийской подготовкой и  ударом
нашей  авиации.  На  этот  раз  они  дали  отличные   результаты,   которые,
разумеется, нельзя было даже сравнивать с неудачной артподготовкой 10 марта.
Об  этом  можно  судить,  например,  по  тому,  что  многие  огневые  точки,
предназначавшиеся для прикрытия подступов и столь тщательно  замаскированные
на окраинах Зорау, были разрушены огнем нашей  артиллерии,  поставленной  на
прямую наводку.
   После артподготовки через заболоченную долину пошли в  атаку  в  полный
рост стрелковые цепи, а также танки. Прорыв  фронта  и  взятие  города  было
осуществлено почти без потерь.
   В  тот  памятный  день  к  нам  вновь  приехал  в   качестве   военного
корреспондента мой старый знакомый - писатель К. М. Симонов. Везло  же  ему!
Он попадал к нам всегда в сложный, трудный момент, а это, полагаю, как раз и
нужно писателю. Рад был его приезду и я. Встреча с  ним  вновь  напомнила  и
Сталинград, где в трудный час состоялось наше первое знакомство, и  нелегкие
бои весны 1944 г. в районе Городенки, когда он пробыл несколько дней в нашей
38-й армии. Правда, беседы в тот раз у нас были краткие, но зато он  побывал
в боевых порядках наступавших войск, где испытал весь жар боев.
   Теперь он застал нас в самый разгар только что начавшегося наступления.
И хотя в течение всего этого дня не выдалось и  минутки,  чтобы  поговорить,
мне показалось, что у нас на командном пункте он и без того нашел  пищу  для
своего журналистского блокнота.
   Наши  атакующие  части  сравнительно   быстро   сломили   сопротивление
противника. К концу дня они очистили от врага 20 населенных пунктов,  в  том
числе г. Зорау. На  главном  направлении  95-й  стрелковый  и  126-й  легкий
горнострелковый корпуса в тот день продвинулись на глубину до 7 км, \573\  а
101-й стрелковый корпус на вспомогательном направлении - на 4  км.  Не  смог
продвинуться вперед лишь левофланговый 127-й легкий горнострелковый корпус.
   Следующий день начался наступлением по всему фронту  после  20-минутной
артиллерийской подготовки.  Сразу  же  выяснилось,  что  за  ночь  вражеское
командование подбросило в полосу нашей армии 8-ю и 19-ю танковые дивизии.  В
связи с этим сопротивление усилилось. Одновременно  противник  активизировал
свои действия в полосах 1-й гвардейской и 18-й армий, что в  сущности  также
имело цель ослабить натиск нашей ударной группировки путем отвлечения  части
ее сил на этом направлении.
   Но  этот  замысел  был  разгадан  и,  естественно,  провалился.   Ломая
сопротивление врага, 38-я армия расширила прорыв до 20 км по фронту. Глубина
же нашего проникновения в оборону врага достигла в этот день 15 км.
   26 марта пал Лослау, а на левом фланге 60-я  армия  овладела  Рыбником.
Таким   образом,   первая    линия    обороны    противника,    прикрывавшая
Моравско-Остравский промышленный район с северо-востока, была прорвана.
   IV
   Идею  обхода  Моравско-Остравского  промышленного  комплекса  с  севера
отлично понял и сразу же поддержал прибывший в тот  день  новый  командующий
фронтом генерал армии А. И. Еременко. Несколько дней спустя и генерала Ф. К.
Корженевича сменил на посту начальника штаба фронта генерал-полковник Л.  М.
Сандалов.
   Я хорошо знал Андрея Ивановича Еременко по боевым  действиям  в  районе
Сталинграда, где он тогда одновременно командовал войсками Сталинградского и
Юго-Восточного фронтов. Помню, ходил он в то время, опираясь на  палку,  так
как незадолго до этого прибыл прямо  из  госпиталя  с  не  совсем  зажившими
ранами. Но работал много, самозабвенно.  Ведь  Сталинград  был  тогда  самым
ответственным и наиболее трудным  участком  советско-германского  фронта.  И
оборона города на Волге неразрывно связана с именем А. И. Еременко. Полагаю,
кроме представителей Ставки Г. К. Жукова и А. М.  Василевского,  именно  ему
принадлежали наибольшие заслуги в руководстве войсками  по  перемалыванию  и
истощению крупнейшей вражеской группировки в междуречье Волги и Дона.
   Вступление  Андрея  Ивановича  в  должность  командующего   нашим   4-м
Украинским фронтом заметно оживило деятельность  фронтового  управления.  Мы
почувствовали это сразу. Ознакомление с фронтом новый  командующий  начал  с
нашей 38-й армии. Это было естественно, так как мы выполняли главную  задачу
фронтовой операции. Вот как рассказывал впоследствии сам Андрей  Иванович  о
своей первой встрече с нами: \574\
   "С первого же дня я начал знакомство с делами на местах  и  вечером  26
марта был уже в 38-й армии. Меня встретил и тепло приветствовал  командующий
генерал-полковник К. С. Москаленко. С командующим 38-й  армией,  начальником
штаба  генерал-майором  Василием  Фроловичем  Воробьевым,  членами  Военного
совета генерал-майорами Алексеем Алексеевичем Епишевым и Федором  Ивановичем
Олейником мы обсудили  важнейшие  проблемы...  операции...  Выслушав  мнение
Военного совета армии, я пришел к выводу, что решение генерала И. Е. Петрова
о наступлении на Моравскую Остраву только силами 38-й армии не соответствует
сложившейся обстановке.
   В состав армии в тот момент входили 126-й (командир генерал-майор В. Н.
Соловьев)  и   127-й   (командир   генерал-майор   Г.   А.   Жуков)   легкие
горнострелковые корпуса (по три стрелковые бригады в каждом), 95-й (командир
генерал-майор  И.И.Мельников),  101-й  (командир  генерал-лейтенант  А.   Л.
Бондарев) и 52-й (командир генерал-майор С. М. Бушев) стрелковые корпуса (по
три дивизии в каждом). Всего, таким образом, имелось 15 стрелковых дивизий и
бригад,  но  они  были  сильно  ослаблены  в  предыдущих  боях.  И  хотя  из
общеармейской 140-километровой  полосы  фронта  каждому  корпусу  отводилось
около 20 км, в  тех  специфических  условиях  усилиями  одной  только  армии
многого достигнуть было нельзя.
   В этой обстановке необходимо было, чтобы 1-я гвардейская армия  нанесла
удар на Моравскую Остраву совместно с 38-й"{334}.
   Конечно, прежде чем это решение  было  осуществлено,  прошло  некоторое
время. Пока же  сопротивление  противника  все  более  усиливалось.  В  нашу
полосу, кроме ранее указанных 8-й и 19-й  танковых,  вражеское  командование
перебросило еще три дивизии -  715-ю  пехотную  из  Италии  и  16-ю  и  17-ю
танковые с участка нашего правого  соседа  -  60-й  армии  1-го  Украинского
фронта. Для последней обстановка несколько улучшилась, и это  способствовало
ее продвижению вперед. Так, вслед за Рыбником, 60-я армия 31 марта  овладела
и Рацибужем.
   В нашей же  полосе  противник,  как  мы  видели,  непрерывно  продолжал
усиливаться. И это было понятно, так  как  38-я  армия  наступала  на  самом
опасном для него направлении.
   Тем не менее мы  по-прежнему  продвигались  вперед.  По  оценке  А.  И.
Еременко, "наибольшее продвижение, как и прежде, имела 38-я  армия,  главным
образом на своем правом фланге.  Эта  армия,  возобновив  с  утра  27  марта
наступление, в течение дня с боями  продвинулась  до  5  км  и  овладела  20
населенными пунктами. На следующий день, преодолевая  упорное  сопротивление
противника, соединения и части К. С. Москаленко вновь продвинулись и  заняли
еще ряд населенных пунктов. На некоторых участках они оказались в 2-3 км  от
рек \575\
   Одра (Одер) и Ольша, по которым здесь проходила граница с Германией.  В
последующие дни части 126-го горнострелкового и 95-го  стрелкового  корпусов
38-й армии овладели сильно укрепленными пунктами Сырин, Блющув и  Камень.  2
апреля они на этом участке форсировали Одру и  завязали  бой  за  расширение
плацдармов на левом берегу"{335}.
   Да, противник  был  отброшен  за  Одру,  и  мы  сперва  овладели  тремя
небольшими плацдармами, а вскоре соединили их в один, достигавший  6  км  по
фронту и 1,5 км в глубину.
   Форсирование Одры оказалось делом нелегким,  так  как  на  ее  западном
берегу  оборона  противника  была  основательно   насыщена   долговременными
сооружениями, о  которых  говорилось  выше.  Здесь  отличились  части  226-й
стрелковой  дивизии  генерал-майора   Н.   А.   Кропотина,   31-я   и   32-я
горнострелковые бригады полковников  П.  П.  Купцова  и  А.  В.  Мельникова.
Противник всячески препятствовал как форсированию  реки,  так  и  расширению
плацдарма. Более того, сконцентрировав на узком участке  четыре  танковые  и
две пехотные дивизии, он стремился ударом в северном направлении отрезать  и
окружить всю ударную группировку нашей армии.
   С целью отвлечения части вражеских сил с этого направления  командующий
фронтом приказал 1-й  гвардейской  и  18-й  армиям  перейти  в  наступление.
Выполняя поставленную задачу, первая из них на своем левом  фланге  овладела
г. Живец, а вторая - г. Ружомберок. Но даже это, судя по всему, не произвело
впечатления на противника. Не считаясь с потерями, он продолжал контратаки в
стык 38-й и 1-й гвардейской армий.
   Особенность  боевых  действий  тех  дней  в  том  и  заключалась,   что
правофланговые соединения нашей 38-й армии, ломая сопротивление  противника,
продвигались вперед, а левофланговые, действовавшие в  направлении  наиболее
мощного долговременного рубежа, не смогли его прорвать  с  ходу  и  были  по
существу остановлены перед ним. Такая же  ситуация  сложилась  и  на  правом
фланге 1-й гвардейской армии, где  ее  части  \576\  наступали  на  Фриштат,
Карвинну с целью обхода Моравской Остравы с юга.
   Таким образом, при несомненном  успехе,  достигнутом  на  втором  этапе
операции, особенно по сравнению с первым, мы  вынуждены  были  с  огорчением
констатировать, что поставленная задача не была полностью выполнена:  войска
армии не смогли овладеть Моравской Остравой.
   Нет, на этот раз не было ошибки в выборе  направления  главного  удара.
Наступать следовало именно с севера. Суть дела заключалась в ином  -  в  уже
отмеченной недостаточности  сил  38-й  армии  и  в  необходимости  нанесения
сильного,   по-настоящему   чу