их  в  перегруппировке,  да  и  сократить
расстояние, на которое они перебрасывались. Тем самым свелись бы к  минимуму
возможности противника в раскрытии наших замыслов.
   В действительности, как мы видели, все происходило иначе. План операции
предусматривал перегруппировку огромных войсковых  масс.  Это  уже  само  по
себе, особенно в  сложившихся  тогда  условиях,  таило  опасность  раскрытия
противником готовящегося удара. При переброске крупных сил  и  средств  нами
недостаточно соблюдались маскировочные мероприятия, что объяснялось  отчасти
массовым характером передислокации войск  \390\  на  большое  расстояние,  а
также упущениями командования и штабов армий, корпусов, дивизий. Наконец, на
ряде участков,  в  первую  очередь  в  полосе  38-й  армии,  прорыв  обороны
противника осуществлялся без необходимых в таких случаях подробных данных об
обороне врага, его силах и средствах.
   В результате в ходе операции  пришлось  привлечь  дополнительные  силы,
прорыв  обороны  противника  затянулся.  А   это   дало   ему   определенные
преимущества, несомненно наложившие отпечаток на общие итоги  операции.  Но,
несмотря на вое это, благодаря энергии и  полководческому  искусству  И.  С.
Конева,  умело  осуществившего  маневр  танковыми  армиями,  войска   фронта
достигли большого успеха.
   Наступление  четырех  фронтов  в  Белоруссии,  подобно  девятому  валу,
захлестывало немецкие гарнизоны. Вот уже были очищены  от  врага  Вильнюс  и
Пинск, и советские воины достигли окраин Каунаса и Гродно.
   Именно этот момент, когда войска в Белоруссии вышли на один меридиан  с
нами, и был выбран для начала  наступления  1-го  Украинского  фронта  между
Припятью и Карпатами.
   Войска 1-го Украинского фронта к тому времени занимали  полосу  шириной
440 км на рубеже, проходившем западнее Луцка, Брод, Езерны, Бучача, Коломыи,
Краснопольска. В его состав входили 7 общевойсковых (1, 3 и 5-я гвардейские,
13, 18, 38 и 60-я), 3 танковые (1-я, 3-я гвардейские, 4-я) и  2-я  воздушная
(ас 16 июля и 8-я воздушная) армии, 3 отдельных танковых  (4-й  гвардейский,
25-й и 31-й) и 2 кавалерийских (1-й и 6-й гвардейские) корпуса.
   Вновь  прибывшими  3-й,  5-й  гвардейскими  и  8-й  воздушной   армиями
соответственно    командовали    генерал-полковник     В.     Н.     Гордов,
генерал-лейтенанты  А.  С.  Жадов  и  В.  Н.  Жданов.  60-й  армией   вместо
генерал-полковника  И.   Д.   Черняховского,   возглавившего   войска   3-го
Белорусского фронта, командовал генерал-полковник П. А. Курочкин.
   Наша 38-я армия была готова вместе с другими войсками  фронта  обрушить
всю свою боевую мощь на головы гитлеровцев. Подготовка к наступлению  прошла
с исключительным \391\ подъемом. Все были охвачены огромным воодушевлением -
и Военный совет, и штаб, и войска армии.  Мы  с  А.  А.  Епишевым  и  Ф.  И.
Олейником  тогда  особенно  часто  встречались  с  нашими  политработниками,
развернувшими  большую   работу   по   политической   подготовке   операции.
Запомнились воспаленные от бессонных ночей, но радостно  возбужденные  глаза
начальника политотдела армии генерал-майора Д. И. Ортенберга. Вероятно,  все
мы выглядели так в те дни, наполненные замечательными  известиями  с  других
фронтов и  счастливым  сознанием  того,  что  и  мы  готовим  удар,  который
окончательно выбросит врага с родной земли  и  перенесет  войну  за  пределы
нашей Родины.
   Мое положение командующего армией, конечно, позволяло мне видеть многие
предстоящие трудности. Так уж случилось, что даже  в  оборонительный  период
войны я с вверенными мне войсками не раз выполнял наступательные  задачи.  А
последние полтора года, начиная с января 1943 г., мы почти непрерывно  гнали
врага на запад. Но при этом не было еще случая, чтобы перед началом операции
оборона  противника,  его  силы  и  средства,  а  также  система  огня  были
недостаточно изучены. Теперь же я столкнулся именно с такой  обстановкой,  и
она не могла не тревожить.
   Однако, как я уже говорил, в тот момент это были лишь смутные опасения,
и  они  оказались  не  в  состоянии  заглушить  радостное  ощущение  величия
свершившихся и ждавших нас впереди событий. И, конечно, я, как  и  вся  наша
армия, чувствовал себя счастливым от сознания того, что нам отведена  важная
роль в осуществлении всей фронтовой операции.
   Приближались дни, когда мы полной мерой испытали и  трудности,  которых
опасались, и радость новой победы. \392\

ГЛАВА XII. ЛЬВОВСКО-CАНДОМИРСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

I
   К началу операции в  составе  нашей  38-й  армии  было  три  стрелковых
корпуса - 101-й, 67-й и вновь  переданный  нам  52-й,  насчитывавшие  десять
стрелковых  дивизий.  Мы  получили  задачу   прорвать   оборону   противника
северо-западнее Тернополя на 6-километровом участке Бзовица,  Богдановка  и,
развивая главный удар семью дивизиями в направлении Перемышляны, Городок, во
взаимодействии  с  4-й  танковой  и  60-й   армиями   разгромить   львовскую
группировку противника. Нам было приказано одновременно,  свертывая  оборону
противника на юго-запад, силами  трех  дивизий  обеспечить  на  второй  день
операции  ввод  ударной  группировки  1-й  гвардейской  армии  для  развития
наступления на Галич.
   К исходу первого дня операции войска армии должны были выйти  на  рубеж
Плугув, Козова (глубина до 20 км), к исходу второго дня - на  линию  Зашкув,
Павлув  (40  км).  В  дальнейшем  нам  ставилась  такая   задача:   развивая
стремительное наступление и отрезая пути  отхода  противника  из  Львова  на
юго-запад,  ударом  двух  стрелковых  дивизий  с   юга   и   юго-запада   во
взаимодействии с 60-й армией овладеть Львовом. На рубеж Городок, Николаев мы
должны были выйти к исходу пятого дня операции.
   Ознакомившись  с  директивой  фронта,  я  не  мог   не   увидеть,   что
устанавливаемые  ею  темпы  наступления  для  пехоты  значительно  превышали
возможности войск. Городок находился в 160 км, а Николаев в 140 км по прямой
от исходного рубежа для наступления. Достичь  его  на  пятый  день  операции
могли лишь небольшие подвижные группы  на  механической  тяге,  имевшиеся  в
составе армии.
   Это подтвердилось, когда  мы  10  июля  на  картах  и  ящике  с  песком
отрабатывали все детали предстоящей операции. В тот день я собрал  у  нас  в
штабе руководящий состав  38-й  армии,  ее  корпусов,  дивизий  и  приданных
частей, а также 4-й танковой армии, которая должна была вводиться в прорыв в
нашей полосе.
   На занятиях присутствовал  командующий  фронтом.  Выслушав  \393\  наши
доклады и решения, он отметил, что удовлетворен  ими.  Маршал  И.  С.  Конев
также подчеркнул в своем выступлении, что они соответствуют  его  указаниям,
данным при разборе зимне-весенних операций войск фронта. Командующий фронтом
дал ряд указаний по проведению этой операции. После тщательного  анализа  он
согласился уменьшить темпы наступления.
   Впоследствии, много лет спустя, из  воспоминаний  К.  В.  Крайнюкова  я
узнал, что этот вопрос возникал и в Москве при рассмотрении  представленного
И. С. Коневым плана Львовско-Сандомирской операции. Тогда "Ставка и  Генштаб
обратили внимание Военного совета фронта на то,  что  запланированные  темпы
наступательной  операции  (30-35  км  в  сутки)  для   пехоты   завышены   и
нереальны"{247}. Далее К. В. Крайнюков отмечает: "Впоследствии мы убедились,
что это замечание было вполне справедливо"{248}.
   Итак, подготовка операции подходила к концу. 11 июля войскам армии  был
отдан боевой приказ на наступление. Срок готовности - к 21 часу 13 июля.
   Принятое мною решение предусматривало прорыв обороны противника  силами
всех трех стрелковых корпусов. В  первом  эшелоне  должны  были  действовать
четыре стрелковые дивизии, во втором - пять. Свертывание обороны  противника
на юго-запад и юг возлагалось на 52-й стрелковый корпус. Одновременно с  его
ударом главные силы армии должны были продолжать безостановочное наступление
в направлении Зборов, Поморжаны, Перемышляны, Городок.
   Войскам  приказывалось  к  исходу   первого   дня   операции   прорвать
тактическую зону обороны противника на глубину до 20 км  и  выйти  на  рубеж
населенных пунктов Славна, Травотлоки, Конюхы,  Козова.  На  следующее  утро
наступающим корпусам предстояло обеспечить ввод в прорыв 4-й танковой  армии
с рубежа Славна,  Травотлоки.  Используя  ее  успех  в  преодолении  тыловых
рубежей по рекам Золотая Липа и Гнилая  Липа,  стрелковые  войска  к  исходу
третьего дня должны были прорвать оборону на глубину до 65 км  и,  выйдя  на
линию Подъяркув, Стоки, Новые Стрелища, Беньковка, обойти Львов с юга.
   Оперативное построение армии было определено  в  один  эшелон:  впереди
стрелковые корпуса в  одну  линию  и  в  резерве  одна  стрелковая  дивизия.
Имелась, конечно, возможность строить армию  и  по-другому:  два  корпуса  в
первом эшелоне и один - во втором. Но  нельзя  было  не  учитывать,  что  их
командирам требовалось времени на ввод в бой стрелковых дивизий  из  второго
эшелона меньше, чем армии, и это улучшало условия для  наращивания  удара  с
целью безостановочного движения в глубину. Кроме того, при таком оперативном
построении армии \394\ командирам корпусов предоставлялось больше творческой
инициативы, и их роль в бою резко повышалась.
   Что же касается боевого порядка соединений, то и он имел два эшелона. В
первом из них 101-й и 52-й стрелковые корпуса - по две  стрелковые  дивизии,
во втором - одну, а дивизия соответственно - по два и по одному полку.  Лишь
расположенный в центре 67-й стрелковый корпус был построен  в  три  эшелона.
Все его дивизии заняли исходное  положение  в  затылок  одна  другой.  Такой
боевой  порядок,  эшелонированный  в   глубину,   соответствовал   указаниям
командующего фронтом об обеспечении прорыва глубоко эшелонированной  обороны
и непрерывности атаки.
   Для прорыва обороны противника и стремительного наступления  силы  38-й
армии сосредоточились с  расчетом  создания  решительного  превосходства  на
участке прорыва, находившемся у нас на правом фланге. Его  протяженность  по
фронту составляла 8,6 км, или меньше четверти всей полосы наступления армии.
Но на нем было сосредоточено свыше  70%  стрелковых  дивизий,  артиллерии  и
минометов, все имевшиеся танки и самоходно-артиллерийские  установки.  Здесь
для участия в артиллерийской  подготовке  привлекались  также  артиллерия  и
минометы 4-й танковой армии и даже часть сил 1-й гвардейской армии,  которая
должна была перейти в наступление сутки спустя. Для сравнения отмечу, что  в
то же время на левофланговом 14-километровом участке мы оставили всего  лишь
один стрелковый полк.
   Как  уже  знает  читатель,  дивизии  первых  эшелонов  корпусов  заняли
исходные позиции для наступления в ночь на 13 июля.
   Той же ночью нам стало известно, что в полосе 3-й  гвардейской  и  13-й
армий, готовившихся нанести удар на рава-русском направлении, разведка  боем
установила начавшийся отход войск противника под  прикрытием  арьергардов  с
главной полосы обороны. Поэтому  там  уже  на  рассвете  начали  действовать
передовые батальоны, а затем в бой вступила также часть сил первых  эшелонов
стрелковых  дивизий  3-й  гвардейской  и  13-й  армий.  К  концу   дня   они
продвинулись на 8-15 км.
   Иначе сложилась обстановка в полосе наступления 60-й и 38-й армий.
   Мы также провели разведку  боем  силами  сменявшейся  140-й  стрелковой
дивизии. После этого и здесь по плану фронта должны  были  вступить  в  дело
передовые батальоны, усиленные танками и артиллерией. Однако  противник  вел
себя совсем не так, как на правом крыле фронта. Разведка боем показала, что,
проявляя  крайнюю  настороженность,   он   оказал   яростное   сопротивление
разведывательным отрядам и явно стремился удержать свои позиции.  Отменив  в
связи с этим ввод в бой передовых батальонов в полосах 60-й и 38-й армий, но
все еще не исключая  \395\  возможность  отхода  врага  и  на  этом  участке
прорыва, командование фронта перенесло их действия на сутки.
   Наступило раннее утро 14 июля.  Мы  с  членом  Военного  совета  А.  А.
Епишевым еще до рассвета приехали на участок к востоку от г. Обыдра.
   И  вот  теперь  здесь   начали   наступление   на   вражеские   позиции
подразделения 896-го полка  211-й  стрелковой  дивизии  при  поддержке  двух
артиллерийских полков. Одновременно атаковали  противника  передовые  отряды
остальных  дивизий,  также  поддерживаемые  артиллерией.  Враг  встретил  их
артиллерийско-минометным огнем,  который  велся  преимущественно  с  дальних
позиций и отдельными орудиями и минометами с ближних. Тем не менее к 9 часам
передовые  отряды  овладели  траншеями  первой  и  второй  линий,   выполнив
поставленную  задачу.  Дальнейшее   их   продвижение   замедлилось   упорным
сопротивлением врага,  который  резко  усилил  артиллерийский  и  минометный
огонь{249}.
   Погода в первой половине дня была крайне неблагоприятной  для  действий
авиации. Между тем нам  было  приказано  наступать  силами  дивизий  первого
эшелона лишь после нанесения  удара  по  противнику  с  воздуха.  Во  второй
половине дня метеорологические условия, наконец, улучшились.
   В  16   часов,   после   полуторачасовой   артиллерийской   подготовки,
бомбардировочных и штурмовых действий авиации, войска 60-й и 38-й  армий  по
приказу  командующего  фронтом  перешли  в  наступление.  К  концу  дня   мы
вклинились в оборону противника на 3-7 км.
   Я был глубоко не удовлетворен результатами первого дня.
   Все мы, узнав, что противник начал отвод своих  войск  на  рава-русском
направлении на вторую полосу обороны,  в  свою  очередь  ожидали  такого  же
маневра  на  львовском  направлении.  И  поэтому   опасались   израсходовать
накопленные боеприпасы на оставленные им позиции. Это привело к потере темпа
и времени. Враг незамедлительно воспользовался нашим упущением. Стало  ясно,
что он не намеревался отходить.  Более  того,  оказалось,  что  командование
противника заблаговременно предприняло весьма  энергичные  меры,  для  срыва
нашего наступления и подтянуло,  как  выяснилось  в  ходе  боя,  тактические
резервы, а также 1-ю и 8-ю танковые дивизии и  использовало,  их  в  главной
полосе обороны, нанеся контрудар.
   Я до сих пор убежден, что итоги  первого  дня  наступления  могли  быть
более значительными, если бы мы не дожидались улучшения  погоды  и  удара  с
воздуха, а сразу же после вклинения передовых батальонов во  вторую  траншею
ввели  в  бой  дивизии  первого  эшелона  стрелковых  корпусов.  Обстановка,
действительно была не совсем ясной,  но  в  ходе  решительных  действий  она
должна была бы проясниться. \396\
   Что же помешало мне активно, энергично действовать?
   Мое положение осложнялось тем, что сам я не мог принять решение о вводе
первого эшелона в бой. Дело в том, что  прорыв  мы  осуществляли  на  правом
фланге, смежном с 60-й армией. взаимодействуя  с  ней  под  непосредственным
руководством командующего фронтом, который, естественно,  не  мог  допустить
изолированных  действий  одной  из  двух   армий,   наступавших   на   общем
направлении.
   Известная же скованность была, полагаю, вызвана все  тем  же  ожиданием
отвода войск противника, навеянным  обстановкой  в  полосе  наступления  3-й
гвардейской и 13-й армий.
   С другой стороны, восторжествовала хорошо известная истина о  том,  что
наступление  при  поддержке  бомбардировочной  и  штурмовой  авиации  всегда
оказывает более  мощное  воздействие  на  противника.  Между  тем  в  данном
конкретном случае, после \397\ того  как  противнику  стало  известно  место
давно ожидаемого им  удара,  отсрочка  была  неоправданна.  Это  лишний  раз
подтверждает, что нет правил без исключения, нет положений, которые были  бы
применимы в любых условиях.
   Тем более это относится к описываемому  здесь  случаю,  когда  и  после
улучшения погоды далеко не полностью осуществились возлагавшиеся надежды  на
удар с воздуха. Он был нанесен главным образом  по  целям,  расположенным  в
глубине. В то же время авиация недостаточно воздействовала на главную полосу
обороны противника ввиду смещения ее переднего края после успешных  действий
передовых батальонов.
   В ходе артиллерийской подготовки, длившейся  полтора  часа,  далеко  не
полностью были уничтожены живая сила и огневые средства врага на  занимаемом
рубеже.  Правда,  его  связь  и  управление  были  нарушены,  но  ненадолго.
Противнику  удалось  скрытно  произвести  перегруппировку  огневых  средств,
подтянуть часть их из глубины и усилить  оборону  после  действий  передовых
батальонов. Словом, эффективность этой артиллерийской подготовки не идет  ни
в какое сравнение с той, о которой я рассказывал при описании  Киевской  или
Житомирско-Бердичевской наступательных операций. \398\
   Иначе говоря, артиллерийская  и  авиационная  подготовка  не  выполнила
полностью своей роли. Маршал Г.  К.  Жуков  впоследствии  писал:  "Организуя
подготовку операции  на  львовском  направлении,  разведка...  полностью  не
смогла вскрыть всю систему обороны противника... В результате недостаточного
изучения расположения огневой системы противника с большими  дефектами  была
спланирована артиллерийская и авиационная подготовка"{250}.
   Наконец, о танках.
   1-й    Украинский    фронт    имел    свыше    2    тыс.    танков    и
самоходно-артиллерийских установок. Но основная масса танков  находилась  на
вооружении танковых армий  и  корпусов,  предназначавшихся  для  действий  в
оперативной глубине противника. Группам  непосредственной  поддержки  пехоты
(НПП) было выделено мизерное количество боевых машин.
   Так, в 38-й армии было только 29 танков и  45  самоходно-артиллерийских
установок  СУ-76.  Их  хватило  лишь  для  обеспечения  действий   передовых
батальонов. Когда же после артиллерийской подготовки в  наступление  перешли
стрелковые  дивизии  первого  эшелона,  то  это  была   атака   пехоты   без
достаточного обеспечения танками непосредственной поддержки пехоты.  А  если
учесть вышесказанное, то и без достаточно эффективной поддержки артиллерии и
авиации.
   При таких условиях в современном бою трудно ожидать большого успеха.  И
он действительно был в первый день операции незначительным.
   В то же время позади нас находилась танковая армия.  Согласно  приказу,
она ждала, когда стрелковые войска прорвут оборону противника и  очистят  ей
путь для действий в оперативной глубине.
   Надо признать, что мы с  Д.  Д.  Лелюшенко,  командующим  4-й  танковой
армией, допустили просчет в использовании его  танков.  Следовало  часть  их
выделить для действий совместно с пехотой до  преодоления  тактической  зоны
обороны противника. Для этой цели были выделены 63-я гвардейская танковая  и
17-я гвардейская механизированная бригады, но  в  бою  от  первой  принимало
участие 10 танков,  а  от  второй  -  передовой  отряд  в  составе  танковой
роты{251}. Не сомневаюсь,  что  большее  количество  танков  могло  ускорить
прорыв, а тем самым и выход 4-й танковой  армии  на  оперативный  простор  и
разгром оперативных резервов врага.
   Упомянутые недостатки позволили противнику организовать сильное огневое
сопротивление  на  заранее  подготовленной  и  оборудованной  второй  полосе
обороны. Результатом этого и явилось \399\ незначительное продвижение  наших
войск в первый день наступления.
   Примерно такая же обстановка сложилась тогда и в полосе 60-й армии.
   II
   В течение ночи на 15 июля войска 38-й армии разведывательными  отрядами
устанавливали группировку противника и его огневую  систему,  а  с  рассвета
артиллерия вела пристрелку целей, Затем мы  провели  часовую  артиллерийскую
подготовку в сочетании с авиационным ударом.
   В 8 часов 30 минут стрелковые  дивизии  под  прикрытием  огневого  вала
возобновили наступление. Атакующие части  встретили  огневое  сопротивление,
которое усилилось с окончанием сопровождения пехоты  артиллерийским  огнев