оценить  и  личные  качества  второго
члена Военного совета армии, и его неутомимую деятельность. Теперь ко  всему
этому мне довелось убедиться, что и он стремился к активным действиям  войск
нашей армии.
 Еще приятнее было видеть, что к активным действиям стремился  и  первый
член Военного совета, Константин Васильевич  Крайнюков.  Возможно,  что  это
вызывало во мне особое чувство удовлетворения по той причине,  что  тогда  я
еще мало знал этого прекрасного человека, настоящего боевого комиссара.  Он,
как и я, прошел суровый путь тяжелых боев лета и осени 1942 г. Сюда, в  40-ю
армию, К. В. Крайнюков прибыл из 9-й,  подвергшейся  тяжелым  испытаниям  во
время немецко-фашистского наступления на юге.
 Отойдя с боями от Изюма на  Северном  Донце  до  Моздока,  Малгобека  и
Орджоникидзе на Тереке, она обороняла важнейшее направление  на  Кавказе.  В
яростных,  кровопролитных  схватках  армия  сдержала   натиск   захватчиков,
стремившихся овладеть \359\  нефтяными  источниками  Грозного  и  Баку.  Вер
ухищрения врага разбились о непреодолимую оборону  9-й  армии.  После  всего
этого нелегко было Крайнюкову - и в этом также у нас с ним было много общего
- привыкать к пассивному участку 40-й армии.
 Так военная судьба свела  на  этом  участке  трех  человек,  во  многом
похожих друг на друга. И я имел  все  основания  радоваться  тому,  что  нам
привелось вместе руководить армией, готовить ее к  наступательной  операции,
которую предстояло начать, казалось, в самое ближайшее время.
 На деле же это произошло далеко не так скоро. Два важных обстоятельства
повлияли  на  определение   сроков   проведения   наступательной   операции,
получившей позднее название Острогожско-Россошанской.
 Первое из них  состояло  в  том,  что  эта  операция,  замысел  которой
значительно разросся по сравнению с первоначальным моим предложением,  вошла
в план зимней кампании советских войск в качестве его существенной составной
части. А так как этот план осуществлялся в строгой последовательности, то  и
Острогожско-Россошанской  операции  было  отведено  совершенно  определенное
место и время. Кстати, уже в этом сказалось влияние  решительного  изменения
стратегической  обстановки  в  районе  Сталинграда.  Вскоре  оно  привело  к
коренному  перелому  в  ходе  всей  войны,  к  переходу  инициативы  в  руки
Советского Союза, к тому, что борьба на  советско-германском  фронте  теперь
стала вестись целиком по планам командования Красной Армии.
 Второе обстоятельство тоже являлось знамением  времени.  Вспомним  наши
прежние   наступательные    операции,    предшествовавшие    Сталинградской.
Большинство из них осуществлялось  в  спешном  порядке  и  без  всесторонней
подготовки. Да и как могло быть иначе в то время,  когда  противник  обладал
превосходством  в  силах  и  средствах.  Он  бешено  рвался  вперед,  и  нам
приходилось наносить ему контрудары, имевшие  целью  хотя  бы  сдержать  его
натиск. В тех же случаях, когда у нас было достаточно времени для подготовки
наступления, часто не хватало сил или опыта, а то и того, и другого.
 Сталинградская наступательная операция знаменовала собой  перелом  и  в
этом  отношении.  Удары   советских   войск   теперь,   во-первых,   заранее
подготовлялись и, во-вторых, имели  решительные  цели.  Такой  была  и  сама
Сталинградская наступательная операция, и последовавшие за ней мощные  удары
войск Воронежского и Юго-Западного фронтов сначала на Среднем Дону, а  затем
и в районе Острогожска и Россоши.
 Но не будем  забегать  вперед.  Изложенные  выше  переговоры  по  ВЧ  с
Верховным Главнокомандующим происходили 23 ноября. А несколько  дней  спустя
по его поручению на командный пункт 40-й армии прибыл генерал  армии  Г.  К.
Жуков.  Для  меня  это  было  подтверждением  того,  что  Ставка  не  только
заинтересовалась \360\ возможностями проведения наступательной  операции  на
нашем участке фронта, но и придавала ей важное значение.
 К  моему  удивлению,  Георгий  Константинович  был  настроен  несколько
скептически. Не возражая против самой идеи проектируемого  наступления,  он,
однако, считал, что при его  осуществлении  встретятся  чрезвычайно  большие
трудности.
 - Далась тебе эта наступательная операция,- говорил он, хмуро глядя  на
карту, разложенную перед ним.- Не знаешь разве, что перед тобой крупные силы
противника, глубоко эшелонированная оборона с развитой  системой  инженерных
сооружений и заграждений?
 -Трудности, конечно, встретятся немалые,-отвечал я,-но все же вражескую
оборону прорвем, противника разобьем.
 Моя уверенность основывалась прежде всего на том, что, как  я  полагал,
для проведения наступательной операции будут выделены необходимые  силы.  Но
имелись и другие немаловажные  факторы.  Мы  досконально  изучили  вражескую
оборону на всю глубину ее главной полосы и, следовательно, были в  состоянии
подавить огневые точки первой линии уже в период артподготовки. Кроме  того,
в случае успеха  наступления,  подготовляемого  в  полосе  левого  соседа  -
советской  6-й   армии,   должно   было   резко   ухудшиться   и   положение
противостоявших нам войск. Наконец, большую часть последних  составляла  2-я
венгерская армия, а в ее рядах было много солдат  и  офицеров,  не  желавших
воевать за интересы гитлеровской Германии, и это в известной мере  облегчало
решение задачи.
 Здесь нужно напомнить, что к  тому  времени  Венгрия,  втянутая  своими
фашистскими правителями  в  войну  на  стороне  гитлеровской  Германии,  уже
понесла тяжелые потери на советско-германском фронте. Работая над  настоящей
книгой, я узнал из архивных документов, что только в период с  октября  1941
г. по сентябрь 1942 г. были почти полностью уничтожены 102,  108-я  и  109-я
венгерские пехотные дивизии, а четыре другие - 6, 7,  9-я  и  20-я  потеряли
около половины личного состава{145}.
 В сентябре хортистские войска,  противостоявшие  40-й  армии,  получили
крупное пополнение. Но, несмотря на затишье, продолжавшееся здесь всю  осень
и часть зимы, они продолжали нести большие потери, в  особенности  от  наших
снайперов.  Это  усиливало  деморализацию  венгерских  солдат,  их  гнетущее
настроение. В дневнике, найденном на  Сторожевском  плацдарме  у  одного  из
убитых в бою венгерских солдат, были такие записи:  "Не  дождемся  улучшения
положения. Хорошо бьют русские снайперы. Стоит только  показаться,  как  они
тебя продырявят. Обычно смертельно... Подсчитываем потери роты:  20  убитых,
94 раненых... Вижу нашу \361\ судьбу:  мало  шансов  на  возвращение  домой.
Поскорее  бы  окончилась  война,  иначе  мы  псе  погибнем.   Половина   уже
погибла..."{146}.
 Венгерские солдаты начинали искать выхода из того гибельного положения,
в котором они оказались по вине  гитлеровцев  и  их  хортистских  подручных.
"Каждый наш венгерский солдат,-  рассказывал  сдавшийся  в  плен  командир,-
ненавидит проклятых немецких фашистов. Никто не хочет воевать. На войну  нас
гонят... Позади нас стоят немецкие войска,  которые  расстреливают  каждого,
кто осмелится отступить"{147}.
 Действительно, как мы знали, противостоявшие нам  войска  располагались
так: в первом эшелоне - венгерские, во втором - немецкие,  причем  последние
находились  там  не  столько  для  совместных  действий  и  оказания  помощи
союзнику, сколько для устрашения  венгерских  солдат,  не  желавших  воевать
против Советского Союза.
 Но и это не помогало. Дезертирство в  венгерской  армии  принимало  все
большие размеры. Нередки были  случаи,  когда  в  плен  сдавались  отдельные
группы солдат и даже целые подразделения. И делали они  это  не  столько  из
страха - храбрость венгерских солдат известна!  -  сколько  потому,  что  не
видели причин продолжать войну. "Зачем  нам  стрелять  в  русских?  Они  нам
ничего не сделали",- так  заявил  ефрейтор  одного  из  отделений,  придя  в
расположение наших войск во главе своих солдат, единодушно решивших  сдаться
в плен{148}.
 ...Вероятно, мне не удалось рассеять  сомнения  генерала  армии  Г.  К.
Жукова. Выслушав, он поднялся.
 - Поедем в войска, на передний край. А там посмотрим...
 Георгий Константинович Жуков, видный  советский  военачальник,  в  годы
Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.  одним  из  первых  среди  военных
руководителей в Советской стране применил на практике  наиболее  действенные
методы  подготовки,  организации  и  ведения  боевых  действий.   Одним   из
принципов, которых он, а также А. М.  Василевский  неизменно  придерживались
перед постановкой задачи на наступление, было личное ознакомление с обороной
противника.
 Этим я вовсе не хочу сказать, что так поступали только генералы Жуков и
Василевский. Все дело в том, что такой  подход  к  делу  со  стороны  многих
других генералов не выходил за рамки армии или даже  дивизии,  которыми  они
командовали, между тем как Г. К.  Жуков  и  А.  М.  Василевский  в  качестве
представителей Ставки обычно координировали и направляли действия нескольких
фронтов. Поэтому и командующие этими  фронтами,  а  также  входившими  в  их
состав армиями, командиры корпусов, дивизий и \362\ т. д. сначала ползали по
переднему краю вместе с  представителями  Ставки,  а  затем,  обнаружив  все
преимущества  такой  системы  изучения  обороны   противника,   сделали   ее
неотъемлемой составной частью своей деятельности по руководству войсками.
 И, как правило, она давала хорошие результаты. Впрочем, могут  сказать,
что доказывать, насколько важно для командира лично знать сильные  и  слабые
стороны обороны противника - значит ломиться  в  открытую  дверь.  Возможно.
Однако понимать - это одно дело, а действовать соответственно  -  другое.  К
сожалению, не всегда все это сочеталось. И не только потому, что на переднем
крае было небезопасно. Часто  сведения,  доставляемые  разведкой,  пленными,
считались достаточными, а посему командиру и в голову  не  приходило  самому
присмотреться к вражеской обороне.
 Вот почему пример старшего начальника играл в этом такую  важную  роль.
Что же касается примера представителей Ставки, то его значение было особенно
велико в силу того, что этот  метод  руководства  боевыми  действиями  войск
быстро распространился во всех звеньях действующей армии.
 Итак, Георгий Константинович и на этот раз был  верен  себе:  вы,  мол,
изучили, ну, что ж, очень хорошо, а  теперь  и  я  посмотрю.  Начали  мы  со
Сторожевского плацдарма, откуда, но моему предположению,  следовало  нанести
главный удар. Здесь к  нам  присоединился  генерал-майор  П.  М.  Шафаренко,
командир занимавшей часть плацдарма 25-й гвардейской стрелковой дивизии.  По
ходу сообщения вышли на передний край.
 Было тихо. Лишь изредка застрочит пулемет или прогремит  артиллерийский
выстрел...
 Прошли по траншеям по всему переднему  краю  на  плацдарме.  Отсюда  до
укреплений противника было 150-200 м. Кое-где мы подползали и поближе.  Лежа
за бугорком или кустиком в  80-  100  м  от  неприятеля,  присматривались  к
заграждениям, изучали подходы к переднему краю и систему огня.
 Пояснения давал генерал Шафаренко, хорошо  знавший  не  только  секторы
обстрела огневых точек, но и пункты отдыха личного состава, места  ночных  и
круглосуточных постов, расположение складов противника. На обратном пути  Г.
К. Жуков обстоятельно беседовал с  солдатами  и  офицерами.  Расспрашивал  о
мельчайших  подробностях  в  поведении  неприятельских  войск  режиме  огня,
времени приема пищи, смены часовых...
 Такое же обследование произвел Георгий Константинович и несколько левее
- в полосе соседней 107-й стрелковой дивизии полковника П. М.  Бежко.  Затем
переправились обратно на левый берег Дона и побывали в правофланговой  141-й
стрелковой дивизии, которой командовал полковник П. И. Шпилев.
 Противостоявшие нам войска вышли на западный берег Дона в начале июля и
с тех пор, в течение более пяти месяцев, \363\ создавали и  совершенствовали
оборону. Ее передний край проходил по правому берегу Дона, который почти  на
сотню метров возвышается над левым. Это позволяло  противнику  просматривать
расположение наших войск на большую глубину и создать систему  фланкирующего
огня вдоль русла реки и на скатах крутого берега.
 На переднем крае вражеское командование  сосредоточило  основную  массу
автоматического  оружия.  Для  пулеметов  была  построена  система   дзотов,
соединенных между собой траншеями со  стрелковыми  ячейками.  От  траншей  в
глубину обороны ответвлялись ходы сообщения. Интервалы между дзотами, как  и
расстояние от них до находившихся позади блиндажей пулеметных  расчетов,  не
превышали 75-100 м. Все это дополнялось  устроенными  перед  передним  краем
проволочными заграждениями в три ряда, а на отдельных участках  -  спиралями
Бруно и ежами.
 Все это мы смогли показать  Г.  К.  Жукову  в  течение  дня.  Когда  же
стемнело, он увидел, как к проволочным заграждениям были  выставлены  группы
охранения из 5-6 человек  с  ручным  или  станковым  пулеметом.  Между  ними
передвигались патрули в составе 2-4 человек. И те, и  другие  были  довольно
хорошо  видны,  так  как  вражеские  наблюдатели,   снабженные   сигнальными
пистолетами и  ракетами,  каждые  1-2  минуты  освещали  подступы  к  своему
переднему краю.
 Замечу,  что.  хотя  построенные  здесь  укрепления  могли  быть  легко
разрушены нашей артиллерией - и это вскоре полностью  \364\  подтвердилось,-
вражеское командование считало их несокрушимыми. В соответствии с  этим  оно
самонадеянно сосредоточило основную массу огневых средств в первой траншее.
 Генерала Жукова интересовала также вторая линия обороны противника.  По
данным нашей разведки,  она  представляла  собой  систему  опорных  пунктов,
расположенных на высотах, в населенных пунктах и отдельных рощах.  В  каждом
из них, в зависимости  от  его  размера  и  тактической  значимости,  имелся
гарнизон в составе взвода, роты или батальона. Местность в  глубине  обороны
врага была  пересечена  оврагами,  руслами  малых  рек  и  перелесками.  Эти
естественные препятствия были использованы для укрепления обороны.
 Наиболее прочные опорные пункты были оборудованы в селениях  Сторожевое
1-е и Урыво-Покровское, а также в так называемой Ореховой роще.  На  них,  в
особенности на последний, я и обратил внимание Георгия Константиновича.
 Ореховая роща была расположена на высоте  185  недалеко  от  вражеского
переднего края. Созданный там  опорный  пункт  был  узловым,  и  его  захват
подорвал бы всю оборону противостоявших нам на Сторожевском плацдарме войск.
Существенным  являлось  и  то  обстоятельство,  что  в  Ореховой  роще  и  в
Урыво-Покровском оборонялись части одного армейского корпуса, а  в  соседнем
Сторожевом 1-м - другого. Именно Ореховая роща, таким образом, находилась на
стыке двух корпусов, что до некоторой степени облегчало прорыв их обороны.
 Понаблюдав за высотой 185, генерал армии Г. К.  Жуков  согласился,  что
расположенный на ней опорный пункт является ключевой позицией.
 - Да, конечно, им надо овладеть в первую очередь,- заметил он, выслушав
наши предложения,- иначе возрастут трудности прорыва обороны в целом.
 В штаб армии мы вернулись поздно ночью. Здесь уже собрались вызванные к
этому  времени  командиры  дивизий,  начальники   родов   войск   и   служб.
Представитель Ставки прежде всего выслушал доклад начальника разведки  армии
полковника С. И. Черных о состоянии обороны  противника,  его  намерениях  и
силах. Данные разведки  существенно  дополнили  впечатление,  сложившееся  у
Георгия Константиновича после поездки в войска.
 Вслед за этим генерал армии Г. К. Жуков  предложил  командирам  дивизий
изложить  свое  мнение  о  намечаемой  наступательной  операции.   Все   они
решительно высказались за ее проведение.
 Тут же разгорелся спор между генералом Шафаренко и  полковником  Бежко.
Каждый из них считал, что именно в полосе его дивизии целесообразно  нанести
главный удар. П. М. Бежко был особенно настойчив. Он заявлял, что ему  легче
прорвать вражескую оборону, так как от  него  до  противника  ближе,  чем  в
полосе  25-й  гвардейской  стрелковой  дивизии,  местность  удобнее,   \365\
вражеские укрепления слабее.  Шафаренко,  напротив,  отстаивал  преимущества
своего участка.
 Полемика  между  двумя  командирами  дивизий  приняла  довольно  бурный
характер. При всем том она лучше всего показывала,  что  каждый  из  них  не
только хорошо знал условия, в которых предстояло действовать его соединению,
но и оспаривал право взять на себя наибольшую  тяжесть  в  выполнении  задач
будущего наступления.
 Жуков терпеливо и внимательно  слушал.  Он  явно  был  настроен  теперь
совсем не так, как в момент своего приезда. Видимо, огромный опыт помог  ему
на  месте  правильно  оценить  обстановку  и  отказаться  от   скептического
отношения  к   идее   наступательной   операции   в   полосе   40-й   армии.
Заинтересовавшись  спором  двух  командиров  дивизий,  он  как  бы  мысленно
взвешивал доводы каждого из них.
 Кто же из них был прав? Лично я все  больше  склонялся  к  тому,  чтобы
главный удар нанести силами обеих дивизий. Георгий Константинович  пришел  к
такому же заключению. Обратившись ко мне за некоторыми уточнениями по  этому
вопросу, он в конце совещания объявил, что направление главного удара  будет
немного смещено влево и захватит часть полосы 107-й стрелковой дивизии.
 -Так  что  готовьтесь,-сказал   Георгий   Константинович   обрадованным
командирам дивизий,- предусмотрите все до  мелочей.  Времени  на  подготовку
будет у вас достаточно. - И обращаясь ко всем  присутствующим  в  заключение
заявил: - Обо всем увиденном и услышанном во время пребывания в  40-й  армии
доложу   Верховному    Главнокомандующему.    Предложение    о    проведении
наступительной операции поддержу.  Желаю  вам  успеха  в  предстоящих  боях,
товарищи!
 IV
 Проводив представителя Ставки в  штаб  фронта,  откуда  он  намеревался
вылететь в Москву,  мы  с  жаром  принялись  за  подготовку  к  наступлению.
Впрочем, о спешке не могло быть и речи, так как из разговора с Г. К. Жуковым
перед его отъездом я понял, что в нашем распоряжении будет не меньше месяца.
Этот  срок   диктовался   как   в   целом   обстановкой   на   южном   крыле
советско-германского фронта, так и предстоящими  мероприятиями  по  усилению
40-й армии.
 Уже 23 ноября 1942  г.  советские  войска  под  Сталинградом  завершили
окружение  основной  группировки  противника.   22   вражеские   дивизии   с
многочисленными приданными частями были зажаты в кольце  на  простреливаемой
во всех направлениях местности. Немецко-фашистская армия окапалась на пороге
катастрофы. Стремясь предотвратить ее п в то же время удержать в своих \366\
руках район Сталинграда, гитлеровское командование пыталось  извне  прорвать
кольцо окружения. С этой целью  оно  создавало  од  повременно  дне  крупные
ударные  группировки.  Одну  в  районе  Котельниково,  другую  -  Тормосина.
Котельниковская  группировка  перешла  в  наступление  12  декабря  и   была
разгромлена войсками Юго-Восточного фронта в  конце  месяца.  Сосредоточение
тормосинской  группировки  задерживалось  и  разгромить  ее  было  приказано
войскам Юго-Западного  фронта.  Верховное  Главнокомандование  поставило  им
задачу: "боковско-морозовскую группу противника взять в клещи,  пройтись  по
ее  тылам  и  ликвидировать  одновременным  ударом"  5-й  танковой   и   3-й
гвардейской армий с востока, а также 1-й гвардейской,- с северо-запада{149}.
 Таким образом, войскам Юго-Западного  фронта  предстояло  наступать  на
юго-восток, а не на юго-запад, как намечалось ранее.  Разгром  деблокирующих
группировок противника отсрочил осуществление плана наступления 40-й  армии.
Его можно было начать только после очищения от врага большой излучины Дона и
поэтому после отъезда Г. К. Жукова долго еще не  было  и  речи  о  сроке  ее
начала. Его указала  Ставка  в  своей  директиве  от  21  декабря,  назначив
наступление на 12 января 1