вала небольшой участок фронта своему  левому
соседу - 60-й армии, которой было приказано рокировать  туда  семь  дивизий.
Часть полосы, ранее занятой ими, отводилась нашей 38-й армии, а остальную ее
часть и всю прежнюю полосу 38-й армии вместе с 18-м  гвардейским  стрелковым
корпусом в составе четырех  дивизий  должна  была  принять  1-я  гвардейская
армия. Таким  образом,  ей,  как  и  13-й  армии,  полосы  увеличивались,  а
остальным трем армиям - уменьшались. \371\
   Перегруппировывались  также   танковые   войска   и   артиллерия.   1-я
гвардейская танковая армия в составе танкового и механизированного  корпусов
из района Городенки перебрасывалась  по  железной  дороге  на  правое  крыло
фронта, в район стыка 3-й гвардейской и  13-й  армий.  Танковый  корпус  4-й
танковой армии, находившийся у Коломыи, должен был также по железной  дороге
прибыть в район к северу от Тернополя.
   Наконец,  на  участки  прорыва  перемещались  с   юга   на   север   39
артиллерийских полков и 7 артиллерийских бригад.
   Такая крупная перегруппировка сил и средств фронта сразу же  показалась
мне не вполне оправданной.  Особенную  озабоченность  вызывала  предстоявшая
рокировка 38-й армии на новый, незнакомый участок фронта перед самым началом
наступательной  операции.  Не  проще  ли  было  осуществить  менее   сложную
передислокацию отдельных стрелковых соединений и  средств  усиления,  с  тем
чтобы наступать смежными флангами 60-й и 1-й гвардейской армий?  Тем  более,
что эти  армии  весьма  успешно  осуществили  прорыв  обороны  противника  в
предыдущей Проскурово-Черновицкой операции и хорошо знали  условия  участка,
на котором наносился новый удар...
   Не буду скрывать, это были всего лишь сомнения, так и не оформившиеся в
какой-то определенный вывод. В конце концов во мне взяло верх  стремление  к
тому, чтобы наша 38-я армия действовала на направлении главного удара  войск
фронта, и опасения, связанные с  трудностями  предстоявшей  перегруппировки,
уже не казались обоснованными.
   Но к этому вопросу мы еще вернемся.
   Наступательные операции Красной Армии летом 1944 г. начались  так,  как
было предусмотрено планом Ставки. 10 июня войска Ленинградского  фронта  под
командованием генерала  армии  Л.  А.  Говорова  перешли  в  наступление  на
Карельском перешейке и уже через 10 дней освободили г. Выборг.
   Все мы были этому несказанно  рады.  Ведь  фронт  отдалился  от  города
Ленина далеко на север, и измученные  страшной  блокадой  герои-ленинградцы,
наконец, вздохнули свободно.
   Тем временем пришло новое приятное известие: 21 июня войска Карельского
фронта под командованием генерала армии К. А. Мерецкова также  нанесли  удар
по врагу и спустя неделю очистили  от  вражеских  войск  столицу  Карельской
республики - Петрозаводск.
   Но врага ждали еще более мощные  удары.  23  и  24  июня  в  Белоруссии
перешли  в  наступление  одновременно  войска   четырех   фронтов   -   1-го
Прибалтийского (командующий генерал армии  И.  X.  Баграмян,  член  Военного
совета генерал-лейтенант Д. С. Леонов, начальник штаба генерал-лейтенант  В.
В.  Курасов),  3-го  Бе  лорусского  (командующий  генерал-полковник  И.  Д.
Черняховский,  член  Военного  совета  генерал-лейтенант  В.  Е.   Макаров,,
начальник штаба генерал-лейтенант А. П. Покровский), 2-го \374 - карта; 375\
Белорусского (командующий генерал-полковник Г.  Ф.  Захаров,  член  Военного
совета генерал-лейтенант Л. 3. Мехлис, начальник штаба генерал-лейтенант  А.
Н. Боголюбов) и правого крыла 1-го Белорусского (командующий  генерал  армии
К. К. Рокоссовский, член Военного совета генерал-лейтенант Н.  А.  Булганин,
начальник штаба генерал-полковник М. С. Малинин).
   И сразу  же  начали  приходить  непрерывным  потоком  радостные  вести,
будоража  и  воодушевляя  всех  воинов  нашего  фронта,  пока   еще   только
готовившихся к наступлению. Под ударами Красной Армии  на  огромном  участке
советско-германского фронта от  Полоцка  на  Западной  Двине  до  Мозыря  на
Припяти была  разгромлена  группа  армий  "Центр",  и  ее  остатки  поспешно
отступали на запад. Войска Прибалтийского  и  Белорусских  фронтов  26  июня
освободили Витебск, 27-го - Оршу, 28-го - Могилев, 29-го - Бобруйск. Большие
группировки вражеских войск в районе Витебска, Бобруйска и восточнее  Минска
были  окружены,  уничтожены  или  пленены.  25  немецко-фашистских   дивизий
прекратили существование.
   3 июля увидел своих избавителей Минск - столица Советской Белоруссии.
   Белорусская наступательная операция была блестящим образцом  советского
военного искусства. Это вынуждены были признать даже  наши  враги.  Вот  что
писал о ней впоследствии Меллентин: "Эта битва явилась одним  из  крупнейших
событии войны, а как военная  операция  значительно  превосходила  по  своим
масштабам вторжение союзников в Нормандию"{237}.
   Такой грандиозный размах наступления  с  одновременным  участием  войск
четырех фронтов был делом еще невиданным. И за его  блестящим  развитием  мы
следили с радостным волнением,, вносившим  особую  приподнятость  в  трудные
будни нашей подготовки к наступлению.
   Подготовка  к  бою  неизменно  накладывала  на  жизнь  войск  отпечаток
деловитой сосредоточенности и озабоченности. И все же этот настрой не всегда
был одинаков. Сколько раз в начале войны, в невыносимо тяжкие дни и  месяцы,
приходилось видеть в глазах наших воинов, готовившихся к бою, щемящую боль и
немой вопрос: доколе же будет враг топтать нашу  родимую  землю?  Но  пришла
пора, когда мы начали гнать захватчиков на запад. И хотя оставались суровыми
наши будни, а война продолжала уносить жизни боевых товарищей, новое чувство
жило  в  душе.  То  было  радостное  чувство  торжествующей  справедливости,
ощущение близящейся победы. Было оно столь могучим и всеобъемлющим,  что  на
любое трудное дело, на любую опасность шли наши воины  с  песней  и  веселой
шуткой. И с каждым новым успехом в борьбе с  врагом  росло  и  ширилось  это
чувство,   словно   \376\   неиссякаемый   родник,   питавший    неудержимый
наступательный порыв войск.
   В обстановке огромного подъема готовились мы  к  наступлению.  24  июня
была  получена  директива  Ставки   на   проведение   операции,   получившей
впоследствии   наименование   Львовско-Сандомирской.   Командующий   фронтом
приступил к  перемещению  сил  и  средств  в  соответствии  с  новым  планом
перегруппировки, утвержденным им после возвращения из Москвы{238}.
   38-я армия уходила  в  новую  полосу  с  управлениями  67-го  и  101-го
стрелковых корпусов, 70-й гвардейской, 121, 211,  241  и  305-й  стрелковыми
дивизиями, а также частями усиления и тыловыми подразделениями.
   Марш в район Тернополя мы начали 28 июня. Стрелковые войска  шли  пешим
порядком по заранее  подготовленным  маршрутам  и  только  в  ночное  время.
Артиллерия усиления двигалась по другим  дорогам  также  скрытно.  Перевозка
боеприпасов,  продовольствия  и   других   материально-технических   средств
осуществлялась автомобильным и гужевым  транспортом.  Чтобы  представить  ее
объем,  отмечу,  что  только  для  переброски  грузов  армейской  базы  было
произведено около 4 тыс. рейсов автомашин.
   Наибольшие трудности представлял путь через Днестр, так  как  переправы
имелись лишь в Устечко и Залещиках.
   Проделав тяжелый, почти 200-километровый марш,  38-я  армия  к  7  июля
сосредоточилась в указанных нам предпозиционных районах.
   В тот день завершилась и рокировка войск всего  фронта,  начавшаяся  26
июня. Таким образом, в течение более десяти дней почти  на  всем  протяжении
фронта сменялись и передвигались войска, одни армии растягивали свои силы по
увеличившейся полосе, другие целиком покидали  прежние  позиции  и  занимали
новые.
   Полностью передислоцировались из Станиславского  выступа  три  армии  -
наша  38-я,   4-я   танковая   и   1-я   гвардейская   танковая.   Последняя
перегруппировывалась на правое крыло фронта для совместных  действий  с  3-й
гвардейской и 13-й армиями. Наконец, прибывала по железной дороге из резерва
Ставки 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова - второй эшелон фронта.
   Командование фронта, несомненно, отдавало себе отчет в том,  что  столь
крупная перегруппировка могла быть раскрыта противником. Это видно из  того,
что одновременно осуществлялись  маскировочные  мероприятия  в  полосах  1-й
гвардейской  и  18-й  армий.  Здесь  имитировалось  сосредоточение   ударной
группировки в составе двух общевойсковых, двух танковых  армий  и  танкового
\377\ корпуса. Для этого были изготовлены и применены макеты 453 танков, 612
орудий, 200 автомашин.
   Однако, как мы увидим далее, принятые  меры  оказались  недостаточными.
Противник,  давно  ожидавший  нашего  наступления  на  юге,   систематически
забрасывал парашютистов с рациями. Активизировалась и агентура гитлеровцев -
националистическое подполье в западных областях Украины. И хотя  действия  и
тех и других решительно пресекались, все же, очевидно,  некоторые  данные  о
подготовке наступления поступали к вражескому командованию, и  оно  усиленно
готовилось к отражению удара 1-го Украинского фронта.
   Здесь необходимо указать  еще  на  одно  важное  обстоятельство.  Планы
немецко-фашистского  командования  на  лето   и   осень   1944   г.   носили
оборонительный характер.  Перед  лицом  неминуемо  надвигавшейся  катастрофы
гитлеровская клика стремилась выиграть время в  надежде  на  то,  что  среди
стран антигитлеровской коалиции начнется  раскол.  Именно  это  подразумевал
Кейтель, когда он впоследствии, в июне 1945  г.,  сказал  допрашивавшим  его
советским офицерам: "С лета 1944 г. я понял, что военные  уже  сказали  свое
слово и  не  могут  оказать  решающего  воздействия  -  дело  оставалось  за
политикой..."{239} \378\
   В соответствии с  этими  надеждами  был  избран  и  метод  действий  на
советско-германском  фронте  -  стратегическая  оборона.   Были   определены
вероятные направления наступления советских войск, после  чего  там  заранее
подготовили оборонительные рубежи и сосредоточили крупные группировки войск.
   При этом враг допустил огромный  просчет,  вытекавший  из  неправильной
оценки  возможностей  и   намерений   советского   командования.   Противник
предполагал, что главный удар в летне-осенней кампании 1944 г. Красная Армия
нанесет на юго-западном направлении, между Припятью и Черным морем.  Поэтому
там, на львовском и бухарестском направлениях, гитлеровское  командование  и
сосредоточило свои главные  силы  -  45  %  -  лехотных  и  73%  танковых  и
моторизованных дивизий{240}.
   Начальник  штаба  верховного  главнокомандования  фашистской   Германии
генерал-фельдмаршал Кейтель, оценивая стратегическую обстановку,  говорил  в
мае  1944  г.  на  совещании  командующих  армиями  Восточного  фронта:  "На
Восточном фронте положение стабилизировалось. Можно быть спокойным, так  как
русские не скоро могут начать наступление. Исходя из данных  перегруппировки
сил противника и общего военного и политического  положения,  надо  считать,
что русские, вероятно,  свои  главные  \379  силы  сконцентрируют  на  южном
участке фронта.  Они  теперь  не  в  состоянии  одновременно  вести  бои  на
нескольких главных направлениях..."{241}
   Эту оценку подтвердил позднее на  Нюрнбергском  процессе  возглавлявший
штаб оперативного руководства Иодль: "Мы предполагали, что удар  со  стороны
русских последует на южном участке, а именно в направлении румынской  нефти,
поэтому основное количество танковых дивизий и  было  сосредоточено  нами  в
районе южных групп армий..."{242}
   Что касается белорусского направления, где в действительности готовился
главный удар Красной  Армии,  то  здесь  обстановка  не  внушала  противнику
опасений. В трофейном "Бюллетене оценок положения  противника  на  Восточном
фронте" от 13  июня  1944  г.  заявлялось,  что  готовящиеся  наступательные
действия советских войск  "...против  группы  армий...  "Центр"  имеют  цель
ввести  в  заблуждение  германское  командование  относительно   направления
главного  удара  и  оттянуть   резервы   из   района   между   Карпатами   и
Ковелем..."{243} Вот почему 21 из имевшихся на 1 июня на советско-германском
фронте 30 танковых и моторизованных дивизий противника была сосредоточена  в
группах армий "Северная Украина" и "Южная Украина". Южнее Припяти находились
три из четырех  танковых  и  моторизованных  дивизий,  имевшихся  в  резерве
главного командования сухопутных войск (ОКХ).
   Напомню, что в войну и до войны имели место просчеты и с нашей стороны.
Так,  мы   предполагали,   что   в   случае   нападения   на   нашу   страну
немецко-фашистские войска нанесут главный удар на киевском направлении.  Там
и создавалась нами основная группировка войск. Между тем враг нанес  главный
удар на московском стратегическом направлении.
   Но просчет просчету рознь. Во-первых, ошибка в оценке  намерений  тогда
еще потенциального противника была допущена до начала войны.  Во-вторых,  мы
располагали временем и возможностями для исправления просчета. Вражеское  же
командование допустило большой просчет на исходе  третьего  года  войны,  не
имея ни времени, ни возможностей для исправления ошибки. В  результате  были
сорваны гитлеровские планы затяжки войны.
   Советское командование, со своей  стороны,  немало  сделало  для  того,
чтобы ввести противника в заблуждение. После весенних операций 1944  г.  все
шесть танковых армий, т. е.  наиболее  мощные  подвижные  объединения,  были
оставлены в районе южнее р. Припять. Лишь 5-я гвардейская танковая  армия  в
последних числах мая была переброшена в район западнее Смоленска. \380\
   Причем  противник  не  заметил  ее   передислокации,   осуществлявшейся
одновременно с ложным сосредоточением войск северо-восточнее Кишинева.
   В Красной Армии имелись  не  только  танковые  армии,  но  и  отдельные
танковые и механизированные корпуса. Часть из  них  была  в  первую  очередь
доукомплектована личным  составом  и  боевой  техникой  и  сосредоточена  на
белорусском направлении.
   Последнее относится также к общевойсковым  армиям,  которые  тогда  или
впоследствии вошли в состав Белорусских фронтов. Так было, например, с  28-й
армией. В конце марта 1944 г., после освобождения  г.  Николаева,  она  была
выведена  из  состава  3-го  Украинского  фронта  в  резерв  Ставки  ВГК,  в
кратчайший срок доукомплектована и к началу Белорусской операции  находилась
уже в районе Бобруйска в составе 1-го Белорусского фронта. В район Смоленска
были переброшены  после  уничтожения  крымской  группировки  противника  2-я
гвардейская и 51-я армии, также предварительно доукомплектованные.
   Таким образом, упустив подготовку Белорусских  фронтов  к  наступлению,
противник пристально следил за советскими войсками  южнее  Припяти.  В  этом
заключалась основная причина того, что последовавшее в июле наступление 1-го
Украинского фронта не явилось неожиданностью для врага.
   Как нам стало известно уже в ходе  наступления,  16  июля,  Гитлер,  за
несколько  дней  до  того  издал  специальный  приказ  противостоявшим  1-му
Украинскому фронту войскам группы  армий  "Северная  Украина",  заявив,  что
"противник в настоящее время готов к наступлению, в связи  с  чем  предстоят
тяжелые  боевые  дни".  "Фюрер"  требовал  любой  ценой  удержать   позиции.
Любопытно, что при этом он писал в  том  же  приказе:  "Дивизия,  которая  в
случае  прорыва  русских  не  предпримет  немедленных  контратак   с   целью
ликвидации  брешей  и  удержания  своих  позиций  до   последнего   солдата,
подвергает опасности многие другие части..."{244}
   Как видим,  даже  в  ходе  разгрома  войск  группы  армий  "Центр"{245}
противник  придавал  особенно  важное  значение  мероприятиям  по  отражению
предстоящего удара наших войск южнее Припяти. И усиленно к этому готовился.
   Таким образом,  можно  констатировать,  что  начавшаяся  в  первые  дни
Белорусской наступательной операции перегруппировка войск  1-го  Украинского
фронта способствовала тому, что немецко-фашистское командование  утвердилось
еще на некоторое время в своей ошибочной оценке. И  это,  с  одной  стороны,
дало Красной Армии дополнительные преимущества  при  разгроме  \381\  группы
армий "Центр", но, с другой-в  известной  мере  осложнило  задачу  советских
войск на юго-западном направлении,  где  противник  продолжал  держать  свои
главные силы.
   III
   Здесь, на  юге,  враг  в  предшествовавший  нашему  наступлению  период
развернул и наиболее обширные оборонительные работы. Впоследствии, когда  мы
прорвали фашистскую оборону, знакомясь с ее характером, я невольно  вспомнил
Курскую битву. Создавалось впечатление, что нашу оборону,  о  которую  летом
1943 г. разбилось последнее крупное  наступление  немецко-фашистских  войск,
они попытались скопировать ныне, год спустя.
   О многом подумалось в связи с этим.
   Гитлер и его клика  вели  агрессивную,  захватническую  войну  с  целью
завоевания мирового господства. Орудием осуществления этих  планов  являлась
прежде  всего  немецко-фашистская  армия,  которая  должна   была   громить,
разрушать, покорять. Места для обороны в гитлеровских планах не  оставалось,
поэтому в вермахте  вопросами  ее  организации  ни  в  теоретическом,  ни  в
практическом плане никто не занимался.
   Когда же гитлеровская армия встретила отпор в битве  под  Москвой,  где
была разгромлена ее  ударная  группировка,  она  была  вынуждена  перейти  к
стратегической обороне. Но и тогда захватчики не  создали  прочной,  глубоко
эшелонированной обороны. Гитлер и его генералитет  считали,  что  переход  к
оборонительным  действиям  -  явление  для  них  случайное,   временное,   и
готовились с весны вновь начать наступление, надеясь на этот  раз  сокрушить
сопротивление Красной Армии и победоносно закончить войну.
   Даже после Сталинграда они все еще рассчитывали сначала  на  реванш,  а
затем на разгром советских войск под Курском. Однако уже тогда  им  пришлось
приступить к строительству оборонительных рубежей.
   И  лишь  стремительным  наступлением  Красной  Армии,  не   оставлявшим
противнику ни времени, ни сил для создания  действительно  прочной  обороны,
можно объяснить то, что у него не оказалось ее ни на  Левобережной  Украине,
ни даже на Днепре. Конечно, оборонительные работы врагом велись повсюду, где
это было возможно, но мощь этих сооружений, в частности оборонительного вала
на Днепре, была завышена  геббельсовской  пропагандой  с  целью  воодушевить
немецко-фашистские войска и устрашить Красную Армию.
   Но если создание оборонительных рубежей противником,  в  частности  на.
Днепре, в  какой-то  степени  было  осуществлено,  то  попытка  устрашить  и
остановить советские войска потерпела полный провал,  ибо  Вооруженные  Силы
СССР накопили \382\ огромный опыт прорыва вражеского фронта, подтверждавший,
что  неприступных  оборонительных  сооружений  не  бывает.  Детище   Великой
Октябрьской социалистической революции,  Красная  Армия  была  и  в  Великую
Отечественную войну достойной наследницей  славных  боевых  традиций  времен
взятия Перекопа.
   Авантюристические руководители фашистского рейха не понимали  этого.  И
потому пытались запугать нас действительными и  мнимыми  валами,  остановить
наше наступление массированными ударами танков и авиации.
   Но ни комбинация этих средств, ни маневр силами и средствами, ни  любые
иные их старания  не  давали  желаемых  результатов.  Красная  Армия,  ломая
сопротивление, неудержимо двигалась на запад. И вот теперь, когда гитлеровцы
потеряли захваченные ими на юге нашей  страны  территории,  когда  советские
войска готовились перешагнуть границы и идти дальше,  к  логову  фашистского
зверя,  вражеское  командование   искало   спасения   в   попытках   создать
действительно мощную оборону по образцу войск  Центрального  и  Воронежского
фронтов на Курской дуге.