знания,  полученные  им  в  свое
время  в  Военной  академии  механизации   и   моторизации   РККА.   Словом,
генерал-майор А. А. Епишев сразу окунулся в работу, и мы с ним с  первых  же
дней нашли общий язык в деле руководства войсками. С этого и  началась  наша
совместная деятельность, которой суждено было продолжаться до последних дней
войны и вырасти в настоящую дружбу.
   Вместе со всеми  членами  Военного  совета  он  внес  немалый  вклад  в
организацию воспитательной работы в армии. Направляемые К. В. Крайнюковым  и
А. А. Епишевым политорганы, партийные и комсомольские организации,  а  также
весь  командный  состав  развернули  широкую  деятельность   по   укреплению
политико-морального  состояния  войск,  воспитанию  стойкости  и   упорства,
мужества и отваги, готовности отдать  все  силы  для  разгрома  ненавистного
врага.
   В каждой дивизии работало до 500  агитаторов  из  числа  коммунистов  и
комсомольцев.  Они  проводили  беседы  в  подразделениях,  личным   примером
воодушевляли  всех  воинов.  Многое  в  этом  отношении  сделали   работники
политотдела армии во главе с полковником  П.  В.  Севастьяновым.  Их  всегда
можно было увидеть в соединениях и частях, где они  направляли  усилия  всех
коммунистов и комсомольцев на подготовку сначала упорной обороны, а затем  и
перехода в наступление.
   Большое  место  в  воспитательной  работе  в  частях  и  подразделениях
отводилось художественной самодеятельности, выступлениям армейского ансамбля
песни и пляски, а также других самодеятельных коллективов. К  нам  на  фронт
частенько приезжали и профессиональные артисты, спектакли и концерты которых
пользовались у солдат и офицеров, у всех нас, огромным успехом.
   Помню, приезжал к нам даже  фронтовой  филиал  Московского  театра  им.
Вахтангова с настоящей театральной  программой,  с  декорациями  и  обширным
реквизитом, В его составе были народные артистки республики Анна  Алексеевна
Орочко и Александра Исааковна Ремизова, заслуженные артисты А. К. Граве,  И.
К. Липский, В. А. Покровский и еще свыше 20 актеров. Они ежедневно давали по
нескольку спектаклей и концертов, аудиторию которых  каждый  раз  составляли
3-4 тыс. воинов нашей армии.
   Шла вторая половина июня. Момент был напряженный.  Весь  личный  состав
армии выполнял главную задачу тех дней - совершенствовал оборону,  готовился
к отражению предстоявшего крупного наступления врага. Работали днем и ночью,
с большим напряжением, с полной отдачей  сил.  И  лучшим  отдыхом  для  \32\
воинов были встречи с артистами. Их спектакли и концерты как  рукой  снимали
усталость. Но не только в этом состояло значение фронтовых бригад  артистов.
Своей большой и плодотворной деятельностью  в  войсках  они  демонстрировали
заботу  Родины  о  воинах,  сражавшихся  на  фронте,  тесные,  кровные  узы,
связывающие наш народ и его Красную Армию. Наконец, всем  содержанием  своих
концертов и спектаклей,  воем,  я  бы  сказал,  их  тоном,  настроением  они
укрепляли в зрителях великую любовь к  социалистической  Родине,  готовность
сражаться и побеждать во имя ее свободы и независимости.
   Культурное  обслуживание,  наряду  с  политической  работой,   занимало
большое  место  в  воспитании  воинов.  В  условиях  фронта,  в  напряженной
обстановке смертельной борьбы  с  врагом  политорганы  находили  возможность
организовывать  спектакли  и  концерты,  регулярно  снабжать  воинов   армии
газетами, журналами, книгами.
   До сих пор помню, какую радость доставили мне присланные в июне 1943 г.
Главным политическим управлением две посылки с книгами.
   Книга всегда была моим другом. Библиотека, которую я начал  собирать  с
детских лет, к началу войны стала довольно обширной. Наряду  со  специальной
военной литературой, в ней  были  сочинения  классиков  марксизма-ленинизма,
книги по философии, истории,  художественные  произведения  отечественных  и
иностранных писателей и поэтов. Увы, ее постигла  участь  многих  культурных
ценностей, погибших в огне войны, развязанной врагом.
   Поэтому я был вдвойне обрадован скромным, но  таким  дорогим  для  меня
подарком. И тогда же  послал  секретарю  ЦК  партии  и  начальнику  Главного
политического  управления  А.  С.  Щербакову  письмо,  в  котором  от   души
благодарил за внимание. Это письмо, оказывается, сохранилось в  архиве.  Вот
оно:
   "Начальнику   Главного   политического   управления    Красной    Армии
генерал-лейтенанту тов. А. С. Щербакову.
   Мною получены из Отдела агитации и пропаганды ГлавПУ РККА две посылки с
книгами: "Краткая советская энциклопедия", "Мемуары"  Армана  де  Коленкура,
"Хождение по мукам" А.  Толстого,  "Дипломатические  комментарии"  Кикудзиро
Исии,  "Генерал  Багратион"  С.  Голубова   и   "Брусиловский   прорыв"   С.
Сергеева-Ценского.
   Я очень тронут вашим вниманием и заботой о нас, фронтовиках.
   Прошу передать мою искреннюю благодарность работникам Отдела агитации и
пропаганды. При всей занятости и напряженности в работе  все  же  выкраиваем
свободные минуты для чтения литературы, повышения своих знаний и  обогащения
своего культурного уровня.
   Для меня этот подарок особенно ценен, так как я своих книг не имею. Моя
богатая библиотека, с любовью и старанием собранная мною до войны, вместе  с
вещами досталась фашистам.
   Постараюсь ваше внимание и заботу оправдать практическими делами.
   Командующий войсками 40 армии генерал-лейтенант К. Москаленко  27  июня
1943 г."{14}
   Для чтения книг, действительно, выкраивалось не много  времени.  Но  те
краткие минуты, в которые удавалось прочитать страницу-другую, озаряли ярким
светом все, чем жили мы тогда. Думалось  о  бесчисленных  войнах,  пережитых
человечеством, и о том, что ни одна из них ни по масштабам, ни  по  сущности
своей не могла сравниться с Великой Отечественной войной  советского  народа
за  свободу  и  независимость  первого  социалистического  государства,   за
освобождение народов Европы от тирании германского фашизма. И с новой  силой
вспыхивало чувство гордости Родиной, нашей великой  ленинской  партией,  под
водительством  которой  советский  народ  и  его  Вооруженные  Силы  успешно
готовили окончательный разгром врага.
   V
   Повседневная партийно-политическая работа укрепляла духовные силы наших
воинов. Мы были уверены, что на сей раз не только не отступим  с  занимаемых
рубежей, но и в конечном счете разгромим врага.
   Об  этом  красноречиво  свидетельствовали  итоги   двух   лет   Великой
Отечественной войны. В ходе двухлетних боев  на  советско-германском  фронте
полностью  провалились  авантюристические  планы  германских  империалистов,
рассчитанные  на  порабощение  народов  Советского  Союза.  Красная   Армия,
мобилизовав свои основные силы  и  приобретя  необходимый  опыт  современной
войны, взяла инициативу в свои руки  и  нанесла  врагу  жестокие  поражения.
Немцы  потеряли  большую  часть  своих  кадровых   дивизий   и   испытанного
командно-офицерского состава, а также военной техники.  Наступательная  мощь
фашистской Германии развеяна и находилась под могильными холмиками солдат  и
офицеров, а  техника  ржавела  на  обширных  полях  прошедших  сражений.  Ни
фашистские руководители,  ни  воинствующий  генералитет,  ни  геббельсовская
пропаганда не вспоминают больше о "непобедимости" немецкой армии, развеянной
еще в 1941  г.  в  открытом  бою.  Наоборот,  они  вынуждены  \34\  публично
опровергать свою собственную догму о  Молниеносной  войне,  признать  полную
несостоятельность  основных  своих  военно-политических  целей   и   открыто
заявлять о том, что война приняла  затяжной,  длительный  характер  и  якобы
победа будет ими завоевана в "позиционной" войне.
   Неумолимо шло время. Миновала вторая годовщина  нападения  гитлеровской
Германии. Каждый  день  мы  ожидали  наступления  немецко-фашистских  войск,
придирчиво проверяли каждый окоп и каждую огневую  позицию.  Мы  знали,  что
враг еще силен и коварен, для наступления стянул крупные силы и  его  угрозы
не простое бахвальство. Однако и мы не сидели сложа руки, а  за  три  месяца
создали еще невиданную  оборону.  Мы  верили,  были  убеждены,  что  отразим
вражеский удар, что осуществятся наши большие ожидания и продолжится начатое
под Сталинградом массовое изгнание оккупантов из Советской страны. Не я один
верил в это. Все генералы и офицеры, младшие командиры и бойцы  на  переднем
крае, во втором эшелоне или в  штабе  были  непреклонны  в  своей  решимости
продолжить борьбу до победного конца. У каждого был свой счет с фашистами.
   У нас было все для отражения наступления противника. Непреклонная  воля
к победе и прекрасное вооружение. Если в чем-либо возникала потребность,  то
бойцы говорили: "Нам подбросит Урал, который как при коммунизме распределяет
по потребности".
   Противник тем временем непрерывно  сосредоточивал  крупные  силы  перед
Курским выступом. Ни к одной операции в прошлые годы враг так  тщательно  не
готовился, как к своей "Цитадели", и нигде раньше  не  сосредоточивал  такой
ударной силы на сравнительно узком участке  фронта.  Еще  ранней  весной  он
начал создавать важнейшую  предпосылку  будущих  успехов  наземных  войск  -
завоевание господства  в  воздухе.  Напряженные  воздушные  бои  начались  в
середине апреля на Кубани, где противник  удерживал  плацдарм,  но  в  итоге
менее чем за два месяца он потерял свыше 1,1 тыс. самолетов.
   В районе Курского выступа ожесточенная борьба за господство  в  воздухе
началась  в  начале  мая.  Первый   внезапный   массированный   удар   наших
бомбардировщиков и штурмовиков в сопровождении истребителей по 17 аэродромам
противника  был  нанесен  утром  6  мая.  Потери  врага  исчислялись  в  215
самолетов. Советская авиация  недосчиталась  21  машины.  За  три  дня  наша
авиация совершила около 1,4  тыс.  самолето-вылетов,  уничтожила  свыше  500
немецких   самолетов,   потеряв   122.   Во   второй   воздушной   операции,
осуществленной по 28 вражеским аэродромам, было уничтожено 223 самолета.
   В течение июня советская авиация вывела из строя 789 самолетов,  в  том
числе в центре советско-германского фронта 580, а сама потеряла  415  боевых
машин. \35\
   Немецкая авиация не оставалась пассивной. Ее командование в мае и  июне
осуществило своей авиацией около 380  налетов  по  советским  аэродромам,  в
которых  участвовало  1230  самолетов.  Но  большинство  из  них   не   были
массированными и успеха  не  имели.  Наши  зенитчики  и  истребители  сумели
отразить удары, сбив 184 самолета противника.
   Наиболее крупный и массированный удар вражеской авиации был осуществлен
на железнодорожный узел Курск 2 июня. В нем участвовало 420 бомбардировщиков
и 120 истребителей.  Наши  истребители  не  смогли  перехватить  все  группы
вражеских бомбардировщиков, налетавших со всех сторон, и около сотни из  них
сбросили груз бомб на железнодорожный узел. Все же им не удалось вывести  из
строя узел на продолжительное время. Через 12 часов он возобновил работу,  а
145 вражеских самолетов и их экипажи были внесены немецким  командованием  в
списки безвозвратных потерь. Фашисты отказались от массированных ударов днем
и ограничивались ночными  налетами.  Свою  авиацию  они  оттянули  на  более
глубокие тыловые аэродромы.
   Упорный характер борьбы за господство в воздухе еще накануне битвы  под
Курском имел своими последствиями то,  что  фашистская  авиация  понесла  не
меньший урон, чем в ходе Сталинградской битвы. Советские летчики и зенитчики
внесли  свой  вклад   в   ослабление   ударной   мощи   фашистской   авиации
непосредственно перед решающим сражением на земле.
   Все мы внимательно следили за  действиями  врага  и  располагали  всеми
необходимыми данными о подготовке гитлеровцев к наступлению. В любой  момент
можно было ожидать перехода противника в наступление.
   Так, по докладу начальника штаба, на 10 апреля  в  полосе  Центрального
фронта противник имел в первой линии свыше 15 пехотных и 3 танковых дивизий,
причем продолжал подтягивать  туда  новые  соединения{15}.  Два  дня  спустя
Военный совет Воронежского фронта доносил в Генеральный штаб, что  противник
перед фронтом "сможет создать ударную группу силою до 10 танковых дивизий  и
не менее шести  пехотных  дивизий,  всего  до  1500  танков,  сосредоточение
которых  следует  ожидать  в  районе  Борисовка,  Белгород,  Муром,  Казачья
Лопань"{16}.
   В полосе 40-й армии мы уже в первой  декаде  мая  наблюдали  оживленное
движение   войск   противника.   У   нас   на   правом   фланге   участились
предпринимавшиеся врагом разведка боем  и  поиск.  Пленные  показывали,  что
среди офицеров идут разговоры о наступлении.
   Из  приведенного  видно,   что   немецкое   командование   неоднократно
предпринимало попытки начать наступление, но \36\ откладывало сроки, пока не
остановилось на дате 5 июля. Оно колебалось, сомневалось в  целесообразности
проведения наступательной операции. По свидетельству Гудериана, Гитлер в  то
время сказал ему следующее: "При мысли об этом наступлении у  меня  начинает
болеть живот"{17}.
   Пока фашистское командование готовилось к нанесению удара,  мы  создали
оборону на Курской дуге и накопили резервы для наступления. Так, уже  в  мае
1943 г. в резерве Ставки ВГК находилось восемь общевойсковых, три  танковые,
одна воздушная армии{18},  пять  артиллерийских  дивизий  прорыва  и  четыре
гвардейские минометные дивизии.
   В те дни к нам часто приезжал командующий фронтом генерал армии  Н.  Ф.
Ватутин. Мы с ним были знакомы еще с довоенного времени по совместной службе
на Украине, где он был  одно  время  начальником  штаба  Киевского  военного
округа. В войну встретились уже на Воронежском фронте, которым он командовал
в то время, когда я был назначен на должность командующего 40-й  армией.  Мы
оба обрадовались тогда встрече и оживленно расспрашивали друг  друга,  он  о
состоянии наших дел под Сталинградом, а я - об обстановке под Воронежем.
   Мое глубокое уважение к Николаю Федоровичу и  вера  в  его  способности
крупного  военачальника  еще  более  возросли  после  того,  как  нам  стало
известно, что руководимые им в то время войска Юго-Западного фронта  сыграли
важную роль в разгроме и окружении сталинградской группировки противника.
   В конце марта 1943 г. генерал  армии  Н.  Ф.  Ватутин  снова  возглавил
войска нашего фронта, и, надо сказать, с  его  прибытием  все  здесь  как-то
оживилось.
   Н. Ф. Ватутин обладал счастливой  способностью  воодушевлять  людей,  и
вокруг него все всегда находилось  в  движении.  Новый  командующий  фронтом
часто бывал в войсках, пристально следил за силами и состоянием  противника.
Быстро ознакомившись с обстановкой, он твердо взял в свои  руки  руководство
войсками  фронта.  Характерной  его  чертой  было  стремление   предоставить
подчиненным  большую  самостоятельность,  поддержать   хорошую   инициативу.
Поэтому мы, командармы, охотно обращались к нему за советом, делились своими
мыслями. И всегда встречали понимание, поддержку.
   Запомнился разговор с Николаем  Федоровичем,  состоявшийся  примерно  в
середине апреля, сразу же после принятия Ставкой предварительного решения  о
преднамеренной  обороне  на  Курской  дуге   с   последующим   переходом   в
контрнаступление. Надо сказать, что Н. Ф. Ватутин  сначала  был  сторонником
идеи упреждающего удара по изготовившемуся к наступлению противнику.  Однако
затем пришел к  выводу,  что  Ставка  \37\  приняла  единственно  правильное
решение. Об этом он и говорил со мной в упомянутой беседе.
   Я, со своей стороны, также был глубоко убежден в дальновидности решения
Ставки.  И  в  связи  с  этим  напомнил  Николаю   Федоровичу   о   неудачно
закончившемся упреждающем ударе войск Юго-Западного фронта в мае 1942 г. под
Харьковом. Расспросив о подробностях,  которые  не  были  ему  известны,  он
сказал, как бы размышляя вслух:
   - Да, вывести войска из  укреплений  в  условиях,  когда  у  противника
танковый кулак, значит обречь их на поражение, В том и заключается  одна  из
причин  успехов  гитлеровских  войск  в  начале  войны,  что  им   удавалось
навязывать решающие бои не в укреплениях, а в открытом поле, где  они  могли
использовать свое тогдашнее превосходство в танках  и  авиации.  А  вот  под
Москвой и Сталинградом потерпели поражение потому, что в оборонительных боях
мы измотали, обескровили их, а затем нанесли  мощные  удары.  Следовательно,
оборона должна быть и впредь  одним  из  средств  подготовки  наступления  -
активной, подразумевающей готовность обороняющихся в нужный  момент  нанести
сокрушительный удар по выдохшемуся врагу.  В  этом  как  раз  и  заключается
сущность решения Ставки. И мы должны его выполнить до конца.
   Николай Федорович часто бывал у нас в армии. Он  лично  помогал  нам  в
организации как оборонительных работ, так и подготовки к контрнаступлению.
   Итак, мы знали, что вражеские войска будут наступать в  районе  Курской
дуги крупными силами. Но нам не было известно,  когда  и  на  каком  участке
фронта начнется это  наступление.  Был  момент,  когда  казалось,  что  враг
нанесет свой удар уже 10-12 мая. Соответствующее предупреждение мы  получили
от штаба фронта. Но дни шли, а удар не последовал.
   Для нас же не только каждый  лишний  день,  но  и  каждый  час  означал
возможность еще  лучше,  тщательнее  подготовиться  к  отражению  вражеского
наступления. А в том, что противник рано или поздно будет наступать,  мы  не
сомневались. Впрочем, что касается 40-й армии, то хотя  считалось,  что  она
находится на направлении предстоящего  удара  врага,  эта  уверенность  была
несколько поколеблена во второй половине июня.
   Так, 15 июня перебежчик из 3-го батальона 164-го пехотного  полка  57-й
пехотной дивизии показал, что дивизия, противостоявшая правому  флангу  40-й
армии, имела задачу лишь удерживать занимаемый ею рубеж обороны, наступление
же предполагалось осуществить "на более ответственном участке фронта". Он же
сообщил, что с начала июня в районе Харькова и Белгорода, т. е. левее полосы
40-й армии, велось сосредоточение немецко-фашистских войск{19}. \38\
   Четыре дня спустя пленный солдат 2-го батальона 676-го пехотного  полка
332-й пехотной дивизии заявил, что уже в  течение  двух-трех  недель  в  его
части ходят слухи о предстоящей передислокации дивизии к  востоку,  в  район
Головчино. А это было также за пределами  полосы  нашей  армии.  Вскоре  эти
сведения подтвердились: взятые в  конце  июня  пленные  из  состава  той  же
дивизии показали, что она снялась со своего прежнего рубежа обороны  с  тем,
чтобы сосредоточиться ко 2 июля против 6-й гвардейской армии.
   Наконец, тогда же  все  виды  разведки  и  наблюдения  армии  и  фронта
отметили сосредоточение войск  противника  в  районе  Белгорода,  в  полосах
обороны 6-й и 7-й гвардейских армий.
   Военный совет 40-й армии признал очевидным, что в нашей полосе  обороны
противник не намеревался наносить свой главный удар. В  связи  с  этим  было
решено на случай, если данный прогноз оправдается и враг перейдет к активным
действиям против соседних армий, просить у  командования  фронта  разрешения
нанести силами 40-й армии контрудар в направлении Черкасское во фланг и  тыл
наступающему противнику{20}.
   Полной ясности о времени и направлении ударов противника у нас не было.
В данных, которыми мы располагали, сомнение вызвал тот факт, что  фашистское
командование, всегда искавшее слабые места в  нашей  обороне  и  именно  там
пытавшееся добиться успеха, теперь действовало по-иному: оно сосредоточивало
свои основные силы против сильно  укрепленного  участка  обороны,  где,  как
несомненно знал враг, во втором эшелоне  Воронежского  фронта  располагались
танковая и общевойсковая армии.  Да  к  тому  же  и  фронтовые  резервы.  Не
хитрость ли это? И не в том  ли  она  заключалась,  чтобы  отвлечь  внимание
советского командования  от  действительного  на