ь ленный рубеж. 28 октября армия
перешла к обороне, готовясь к новой наступательной операции.
   Победа,  достигнутая  в  ожесточенных  боях  на  карпатских  перевалах,
досталась нам дорогой ценой. В горах, лесах и ущельях пали смертью храбрых и
пролили свою кровь десятки тысяч советских воинов.
   Да, Карпатско-Дуклинская операция была тяжелой и кровопролитной. Но  не
напрасно сложили свои головы те, кому не довелось дожить до Победы.  В  этих
боях немецко-фашистским войскам было нанесено тяжелое поражение. Только с  8
сентября по 30 октября враг потерял убитыми и ранеными около 70 тыс.  солдат
и   офицеров,   185   танков   и   самоходно-артиллерийских    орудий,    73
бронетранспортера, а также сотни орудий, минометов, пулеметов, винтовок.
   Наглядное представление о том, что означали эти цифры,  дают  показания
пленных. Вот некоторые из них.
   Солдат 6-й роты 222-го пехотного полка  75-й  пехотной  дивизии:  "75-я
дивизия переброшена сюда из района Турка. Два дня мы шли пешком,  один  день
ехали на машинах. Прибыли в район Бубрка утром 9  сентября.  Нас  немедленно
бросили в атаку против русских. Из 65 человек нашей  роты  25  человек  было
ранено..."{273}
   Лейтенант, командир взвода запасной роты 309-го пехотного  полка  208-й
пехотной дивизии: "... 8 сентября начался  мощный  артналет  русских.  После
артналета русские на участке 337-го полка прорвались в двух местах. Больше я
ничего не видел. Я думаю, что полк перестал существовать.  Нашу  роту  в  10
часов утра спешно бросили на прикрытие дороги. Задачу  мы  не  выполнили.  К
вечеру мы были отброшены. Утром мы подсчитали наши остатки: от роты осталась
ровно половина, из 60 человек осталось 30. В моем взводе было 25 человек, из
них 10 человек погибло, 8 человек выбыло вследствие ранений. У меня осталось
7 солдат. Четверых я послал за срочной  помощью,  но  они  не  вернулись.  С
остальными солдатами я  сдался  в  плен,  когда  увидел,  что  сопротивление
бесполезно..."{274}
   Командир отделения 3-й роты 253-го саперного батальона  253-й  пехотной
дивизии: "Наша рота вступила в бой 4 октября в составе 60 активных штыков. С
самого начала мы находились  под  непрерывным  артиллерийским  и  минометным
огнем русских. К вечеру 8 октября  от  нашей  роты  остались  всего  лишь  8
человек, а в моем отделении, включая меня, - три  человека.  Утром  \485\  9
октября начался настоящий ураганный огонь, после которого от нашей  роты  не
осталось в живых никого, кроме меня. Вторая рота, действовавшая слева от нас
и вступившая в бой в таком же составе, как и наша, имела в живых к вечеру  8
октября одного лейтенанта, одного унтер-офицера и 7 солдат"{275}.
   Солдат 3-й роты 946-го пехотного полка 357-й  пехотной  дивизии:  "Наша
рота прибыла на этот участок фронта числа 7-  8  октября,  но  на  передовой
линии рота не была, а находилась во втором эшелоне в районе  Вышн.  Свидник,
где занималась строительством мостов и  сооружением  второй  линии  обороны.
Несмотря на это, за две с половиной недели мы имели очень большие потери  от
действия русской авиации и артиллерийского огня. Из  90  человек,  прибывших
сюда, в роте осталось ко дню моего пленения всего 25-30 человек. Человек  45
было ранено, человек 20 убито.  В  моем  первом  взводе  осталось  всего  10
человек из 25. Большие потери были также  в  офицерском  и  унтер-офицерском
составе. Командир роты был убит 12  октября  вместе  с  командиром  третьего
взвода во время налета русских самолетов. Так как офицеров в роте больше  не
осталось,  командование  ротой  принял  обер-фельдфебель,  командир   нашего
взвода, но и он через несколько дней  был  смертельно  ранен.  О  потерях  в
других ротах я точно сказать не могу,  но  слышал  от  раненых,  что  в  них
осталось не более 15-20 человек"{276}.
   Ефрейтор-связист 1-го батальона 945-го пехотного полка  357-й  пехотной
дивизии: "До последнего времени я  находился  в  третьей  роте.  Когда  рота
прибыла на фронт, в ней было 90 человек. За три дня  боев  осталось  25.  Но
рота получила пополнение в  35  человек.  Через  несколько  дней  рота  была
уничтожена, осталось  всего  12  человек...  Наш  полк  был  сведен  в  один
батальон, насчитывавший 130 человек. 25 октября этот батальон был разгромлен
русской артиллерией. Во всем батальоне уцелело не более 45 человек. За  этот
короткий промежуток времени, две недели, у нас  сменилось  четыре  командира
батальона. Все они, один за другим, были ранены"{277}.
   Солдат 3-го  взвода  4-го  тяжелого  противотанкового  дивизиона  357-й
пехотной дивизии: "Начиная с 21 октября наш дивизион понес  большие  потери.
Мой третий взвод потерял три  орудия  из  четырех  и  до  40%  людей...  Мой
командир орудия был  убит.  В  последние  дни  пехота,  вследствие  огромных
потерь, почти уже не прикрывала нас..."{278}
   Ефрейтор 4-й роты 945-го пехотного полка: "15 октября в роте было около
100 человек. К 23 октября в ней осталось всего 35 человек. Учитывая, что  за
это время мы получили около \486\ 30 человек пополнения, можно сказать,  что
рота потеряла за 9 дней более 30 человек, из  них  около  40%  убитыми.  Наш
минометный взвод 23 октября был переведен в окопы передовой линии в качестве
стрелков.  Из  шести  минометов  у  нас  оставалось  только  два.  Станковых
пулеметов в роте осталось только два из шести..."{279}
   Даже в последние ноябрьские дни наступления картина  потерь  противника
была не краше. Об этом также поведали нам пленные.
   Солдат 3-й роты 442-го пехотного  полка  168-й  пехотной  дивизии:  "12
ноября меня, как и многих других тыловиков, перевели в  пехоту.  Я  попал  в
дивизию  из  673-го  полевого  госпиталя,  расположенного  в  гор.   Прешов.
Последнее время в  госпиталях  Прешова  находилось  не  менее  600  раненых,
доставляемых туда из района Дуклинского перевала. Из них не менее 10 человек
умирало ежедневно только в нашем госпитале"{280}.
   Обер-ефрейтор 6-й роты 172-го пехотного полка  75-й  пехотной  дивизии:
"18 ноября русские атаковали позиции пятой  роты  и  отбили  высоту.  От  45
человек этой роты осталось лишь шесть. Остальные,  убиты  или  ранены.  Наша
шестая рота, находившаяся до этого в  резерве,  получила  приказ  немедленно
выбить русских. Нас было 41 человек. Несмотря на все наши  попытки,  русские
огнем минометов не допустили нас до высоты. К ночи мы потеряли  19  человек.
Утром 19 ноября русские под  прикрытием  танков  атаковали  наши  позиции  и
заставили нас отойти к лесу. Мы пытались обойти русских слева,  но  увидели,
что не только не сможем этого сделать, но и вообще  никуда  не  уйдем  сами.
Всюду были русские. Мы были отрезаны. Нам оставалось только поднять  руки  и
сдаться в плен"{281}.
   Значение Карпатско-Дуклинской  операции  вышло  далеко  за  рамки  1-го
Украинского фронта. Ведь, как мы знаем по  данным  германского  генерального
штаба,  например,  против  войск  2-го  и  3-го  Украинских  фронтов   после
уничтожения ясско-кишиневской группировки  действовало  на  800-километровом
фронте 30- 35 немецко-фашистских дивизий. А в Карпатах, на фронте в 170  км,
38-я армия в течение двух с половиной месяцев сковывала около 60%  вражеских
войск,  противостоявших  1-му  Украинскому   фронту.   Более   того,   вновь
прибывавшие дивизии - 96, 168, 253-ю - и ряд  отдельных  частей  враг  также
перебросил в полосу наступления 38-й армии. Таким образом, в общей сложности
в сентябре-ноябре против 38-й армии  действовало  до  15  дивизий,  до  пяти
отдельных полков и девять отдельных батальонов.  Сковывание  этих  вражеских
сил в Восточных Бескидах \487\ оказывало влияние и на ход боевых действий  в
Румынии и Восточной Венгрии.
   Впервые мне пришлось осуществлять операцию, в  которой  наступала  лишь
одна наша армия, а остальные  войска  фронта  оборонялись.  Сложность  здесь
состояла в том, что  особенно  остро  сразу  же  встала  задача  обеспечения
флангов - сначала обоих, а с 20 сентября (когда начали наступать  части  1-й
гвардейской армии 4-го Украинского фронта) -  правого.  Между  тем  сочетать
наступление с мерами по предотвращению его срыва ударом противника с  фланга
- дело нелегкое. Обстановка же была именно такой.
   Уже на третий  день  операции  вражеское  командование  бросило  против
нашего растянутого правого фланга столько войск, что возникла угроза  потери
коммуникаций ударной группировки. Чтобы не допустить этого, я вынужден был в
ходе всего наступления направлять много сил  и  средств  на  обеспечение  ее
справа.
   Сначала попытку противника нанести удар под основание прорыва  отражали
три дивизии 52-го стрелкового  корпуса.  Затем  туда,  по  мере  продвижения
ударной группировки армии к  югу,  к  главному  хребту,  и  растяжки  фронта
наступления, были брошены и две  дивизии  101-го  стрелкового  корпуса.  Тем
самым мы  отвлекли  их  от  выполнения  главной  задачи  армии.  Вскоре  там
действовало уже шесть дивизий в составе двух стрелковых  корпусов  (один  из
них - 76-й, управление которого было придано нам).
   Таким образом, половина всех имевшихся в армии  стрелковых  дивизий  не
принимала участия  в  наступлении.  И  это  была  самая  большая  трудность,
мешавшая нам совершить быстрый и решительный прорыв в Словакию.
   Может возникнуть вопрос, почему же командующий фронтом не усилил  армию
большим количеством резервов? И разве не следовало поставить активную задачу
соседней 60-й армии? Нет, ни то, ни другое нельзя было  сделать.  Суть  дела
как раз и заключалась в том, чтобы, не  расширяя  полосу  наступления  и  не
привлекая крупных резервов,  обеспечить  главным  силам  фронта  возможность
изготовиться  к  нанесению  мощного  удара   на   важнейшем   стратегическом
направлении. От разгрома вражеских  войск  севернее  Карпат,  на  берлинском
направлении, зависело быстрейшее окончание войны в  целом,  в  том  числе  и
освобождение Чехословакии. Решению этой основной  задачи  была  подчинена  и
Карпатско-Дуклинская наступательная операция 38-й армии. И надо сказать, что
этот стратегический замысел был осуществлен  вполне.  Естественно,  что  его
реализация была сопряжена с трудностями для нашей армии.
   Другая  сложность,  как  уже   показано,   состояла   в   специфических
особенностях горной войны, в которой каждая высота была вражеской крепостью.
Поэтому  наступление  вылилось  в   \488\   последовательное   "прогрызание"
оборонительных рубежей противника, резко снижавшее темп продвижения вперед.
   И   в   заключение   -   о   беспримерном   мужестве    и    величайшем
самопожертвовании, проявленных воинами 38-й армии в этой операции. Я приведу
лишь два примера безграничной самоотверженности и верности воинскому  долгу,
которые одновременно показывают, с каким жестоким и злобным зверем  вели  мы
ту войну.
   Бессмертный подвиг совершил советский солдат Станислав Полулях. В одном
бою  он  вырвался  вперед  и,  заняв  удобную  позицию,   уничтожил   немало
гитлеровцев. Однако был обойден ими, ранен  и  в  бессознательном  состоянии
захвачен в плен. Придя в себя, он даже под  пытками  отказался  отвечать  на
вопросы  \489\  о  положении  и  силах  своей  части.  И  тогда   потерявшие
человеческий облик фашисты облили его керосином и заживо сожгли. Палачей тут
же настигла кара: их уничтожили подоспевшие товарищи Станислава Полуляха. Он
был похоронен с почестями.
   В тот день командование и политотдел части писали отцу  павшего  воина:
"У обгорелого трупа мы все поклялись, что этого мы немецким палачам  никогда
не простим и жестоко отомстим за мученическую смерть  Станислава.  Мы  будем
мстить  гитлеровским  палачам  с   еще   большей   силой   до   их   полного
уничтожения..."{282}
   В лесу, каких много в Карпатах, наши  бойцы  подобрали  и  доставили  в
медсанбат советского солдата,  находившегося  в  бессознательном  состоянии.
Раны на нем были необычные, страшные:  отрезаны  нос,  уши,  язык.  Усилиями
наших врачей он через несколько дней пришел в сознание  и  знаками  попросил
карандаш и бумагу. Так нам стало известно, что это Алексей Миронович  Бетюк,
рядовой  1-й  роты  838-го  стрелкового  полка  237-й  стрелковой   дивизии,
незадолго до того вышедшей из состава нашей армии.
   Во время наступления западнее с. Чалока Бетюк  попал  в  засаду  и  был
вместе с двумя другими бойцами схвачен \490\ гитлеровцами. Началась  обычная
для них процедура. Сначала  -  вопросы  о  местонахождении  огневых  позиций
советской артиллерии, расположении, численном составе частей и  их  задачах.
Когда  же  воины   Красной   Армии   отказались   отвечать,   их   подвергли
нечеловеческим пыткам. Одного  в  конце  концов  застрелили,  видимо,  чтобы
устрашить остальных. Другому, бойцу 2-й роты того же полка Григорию Исаевичу
Киселеву, отрубили кисти рук. Потом принялись за Бетюка.
   Дикие пытки не сломили дух Киселева и Бетюка.  Они  не  выдали  военную
тайну, и тогда гитлеровцы решили их расстрелять. Но при этом и поиздеваться.
Обоим приказали  бежать,  а  когда  они  бросились  вниз  по  склону,  вслед
загремели выстрелы. Киселев был убит, а  Бетюку  удалось  скрыться  в  лесу.
Больше он ничего не помнил{283}.
   Правду сказала о гитлеровцах жительница одного  из  освобожденных  нами
карпатских сел, Стефания Франек: "Это звери, убийцы. Скорее  бы  наша  земля
была очищена от них. Мы знаем, что поможет нам избавиться от  немцев  только
Россия. Русские нам как родные..."{284}
   С  восторгом  встречало  население  Чехословакии  воинов  нашей  армии.
Повсюду бойцы ощущали дружеское отношение, горячую благодарность.  Как  и  в
польских районах, с которых началось наше наступление, местные жители  здесь
также оказывали помощь Красной Армии в ходе боев. Они  служили  проводниками
наших частей,  выводили  их  в  тылы  немецких  позиций,  нередко  подносили
боеприпасы,  ухаживали  за  ранеными,  доставляли  ценные   разведывательные
данные.
   И вот  окончилась  Карпатско-Дуклинская  наступательная  операция  38-й
армии. Много было пережито в эти два с половиной  месяца.  Были  и  радости,
случались и огорчения. Но трудный путь к словацкой земле остался позади.
   А что было впереди? Куда поведут наших воинов теперь дороги войны?
   Всю войну каждый советский воин лелеял  мечту  участвовать  в  разгроме
фашистского зверя в его собственном  логове.  Страстно  желал,  готовился  к
этому и я. Одно  время  казалось  несомненным,  что  наша  армия,  прошедшая
славный боевой путь от Днепра до Карпат, одна из  самых  больших  в  составе
1-го Украинского фронта  и  всегда  в  его  операциях  выполнявшая  одну  из
основных задач, вместе с остальными его войсками будет наступать на главном,
берлинском направлении. На это горячо надеялся каждый  наш  солдат,  офицер,
генерал. \491\
   Но потом, в ходе Карпатско-Дуклинской операции, мы  начали  все  глубже
втягиваться в горы, все дальше уходить от остальных войск  1-го  Украинского
фронта. В то время как они продолжали готовиться к наступлению на кратчайшем
направлении к Германии, мы оказались к юго-западу от  него  в  самом  сердце
Карпат. И ближайшими нашими соседями, действовавшими в том  же  направлении,
что и мы, стали армии  4-го  Украинского  фронта.  Вот  почему  нет-нет,  да
приходила и мне, и А. А. Епишеву, и Ф. И.  Олейнику  мысль:  не  видать  нам
берлинского направления.
   Так и получилось. 29 ноября 1944 г. директивой Ставки наша  38-я  армия
была передана в состав 4-го Украинского фронта. Жаль  было  расставаться  со
ставшим родным 1-м Украинским фронтом. Наш фронт всегда был одним  из  самых
сильных. И теперь он имел по сравнению с 4-м Украинским почти  втрое  больше
общевойсковых армий, да, кроме того, две танковые армии целый ряд  отдельных
танковых, кавалерийских и артиллерийских корпусов, а также  другие  средства
усиления. Ему предстояло играть важную роль именно в уничтожении  врага  его
логове.
   Не хотелось  расставаться  и  с  командованием  фронта,  всегда  хорошо
относившимся к армии и лично ко мне.  Иван  Степанович  Конев  высоко  ценил
успехи 38-й армии, заботился о ее  усилении,  пополнении  и  снабжении  всем
необходимым.  Не  могу  не  отметить,  что,  хотя  у  нас  с  ним  сложились
исключительно \492\ хорошие взаимоотношения, так относился он ко всем  своим
командармам. Маршал И.  С.  Конев  обладал  богатым  опытом  планирования  и
проведения  крупных,  глубоких  фронтовых  операций  с   участием   огромных
войсковых  масс,  оснащенных  первоклассным  вооружением  и  техникой,   был
полководцем большого размаха.  У  него  было  чему  поучиться  и  в  области
практики, и по части теории.
   Приходилось проститься и  с  боевыми  товарищами  по  1-му  Украинскому
фронту, с которыми не раз совместно завоевывали победы.
   Иван Степанович рассказывал  мне,  что,  будучи  в  Москве,  он  просил
Верховного  Главнокомандующего  не  выводить  38-ю  армию  из  состава  1-го
Украинского фронта. Но И.  В.  Сталин  ответил,  что  взамен  фронт  получит
другие,  полностью  укомплектованные  армии.  И  действительно,  вскоре  они
прибыли. То были 6-я армия генерал-лейтенанта В. А. Глуздовского, 21-я армия
генерал-полковника  Д.  Н.  Гусева,  52-я  армия  генерал-полковника  К.  А.
Коротеева и 59-я армия генерал-лейтенанта И. Т. Коровникова.
   Итак, прощай, берлинское направление, прощай, славный боевой  фронт,  с
которым я прошел длинный  победный  путь  от  Дона  до  Вислы.  А  мы  будем
сражаться там, где это предназначено нам для блага общего дела.  Тем  более,
что и в Карпатах, где воины армии уже овладели многими вершинами, и за  ними
еще предстоят жестокие бои, от которых во многом зависит наша общая  Победа.
\493\

ГЛАВА XV. ЯСЛО-ГОРЛИЦКАЯ ОПЕРАЦИЯ

I
   Итак, нам предстояло наступать  в  глубь  Чехословакии  через  покрытые
снегом Карпаты и освобождать братские народы этой  многострадальной  страны.
Но в один прекрасный день  оказалось,  что  следующий  удар  нам  предстояло
нанести правым флангом вдоль северных отрогов гор,  в  направлении  большого
старинного польского города Кракова.
   Этого потребовало  решение  Ставки  Верховного  Главнокомандования  при
передаче армии в состав 4-го Украинского фронта.
   Заканчивался 1944 год. Уже более 1200 дней и ночей Советская  страна  и
ее Красная Армия сражались против фашистской агрессии.  Эта  упорная  борьба
дала миру пример изумительного героизма и самоотверженности всего советского
народа и его Вооруженных Сил. Особое место в  эпопее  Великой  Отечественной
войны занял год  решающих  побед  Красной  Армии  -  1944-й,  когда  десятью
сокрушительными ударами  были  разгромлены  основные  группировки  вражеских
войск. Захватчики были изгнаны с родной земли, военные  действия  перенесены
за пределы нашей Родины.
   Гитлеровцы  были  изгнаны  нашими  войсками   из   Румынии,   Болгарии,
значительной части  территории  Венгрии,  Чехословакии,  Польши  и  Северной
Норвегии. Советские воины во взаимодействии с Народно-Освободительной Армией
Югославии освободили восточные районы и этой страны, в том числе ее  столицу
Белград.
   Наконец, действия Красной Армии способствовали народным армиям  Албании
и Греции в очищении этих государств от оккупантов.
   Выполняя  свой  интернациональный  долг,  неоценимую   помощь   народам
Центральной и Юго-Восточной Европы оказали  и  многие  партизанские  отряды,
развернувшие боевые действия  против  фашистских  захватчиков  за  пределами
нашей Родины. Тысячи советских людей, бежавших из плена и немецкой  каторги,
героически сражались в составе партизанских отрядов \494\ многих государств.
Партизаны зарубежных стран получали от Советской страны оружие, боеприпасы и
снаряжение.
   Под ударами Красной  Армии  развалился  блок  фашистских  государств  в
Европе. Финляндия, Румыния, Болгария и Венгрия не только  разорвали  союз  с
фашистской Германией, но и объявили ей войну. Фашистская Германия  оказалась
изолированной.
   1944 год ознаменовался тем, чт