амые драгоценные ее воспоминания. Теперь,  стоило  ей  вспомнить
Илару, перед  глазами,  непрошеное,  вставало  лицо  Заласты;  и  притворная
нежность, которой оно светилось, была жесточайшей ложью. Теперь  она  видела
его лицо таким, каким оно было на самом деле - маска обмана, похоти, злобной
ненависти к Богине-Дитя, которая была смыслом всего существования Сефрении.
   Ее память хранила Илару; разоблачение предательства  и  двуличия  Заласты
уничтожило ее вновь - и на сей раз уже навеки.
   Сефрения уронила лицо в ладони и зарыдала.

***

   Принцесса Даная, погруженная в мрачные размышления, свернулась  калачиком
в большом кресле. Там, в темной комнате, и отыскали ее Спархок и Вэнион.
   - Нет, - коротко ответила она на их  страстные  уговоры.  -  Я  не  стану
вмешиваться.
   - Афраэль, - молил Вэнион со слезами на глазах, - это убивает ее.
   - Значит, ей придется умереть. Я ничем не  могу  помочь  ей.  Она  должна
перенести это сама. Если я вмешаюсь, для нее все это пройдет бесследно, а  я
слишком люблю ее, чтобы баловать и лишать значения ее страдания.
   - Но ведь ты, надеюсь, не станешь возражать, если мы попробуем ей помочь?
- язвительно осведомился Спархок.
   - Пробуйте, если хотите, - только без Беллиома.
   - Знаешь, ты очень жестокая девочка. Я и не подозревал, что в моей  семье
растет чудовище.
   - Можешь придумывать мне любые  прозвища,  Спархок,  -  я  все  равно  не
передумаю. И кстати, не пытайтесь что-либо устраивать за моей спиной. Можете
держать ее за руку, дарить цветы или зацеловать ее до бесчувствия, только не
вмешивайте в это дело Беллиом. А теперь уходите и оставьте меня в покое. Мне
и так тяжело.
   И она теснее свернулась в кресле, крепко сжимая в  объятиях  потрепанного
Ролло. Древняя боль стояла в ее темных блестящих глазах.

***

   - Так значит, Заласта уже давно пытался встать у нас на пути?  -  спросил
Бевьер, когда на следующее утро они собрались, как всегда, в синей гостиной.
Теперь все были одеты по-домашнему, и на длинном столе у дальней  стены  был
накрыт завтрак - каждый накладывал себе на тарелку, сколько хотел.  Королева
Элана давно уже обнаружила, что принятие пищи отнюдь  не  помеха  обсуждению
важных дел. Бевьер, расстегнув синий камзол,  полулежал  в  кресле,  вытянув
ноги. - Если именно  он  скрывался  за  этой  тенью  и  облаком,  это  почти
неизбежно означает, что он имел отношение  и  к  Земохской  войне.  Ксанетия
кивнула.
   - Замыслы Заласты, сэр рыцарь, охватывают многие столетия. Его страсть  к
Сефрении уходит истоками в  детские  годы,  равно  как  и  ненависть  его  к
Богине-Дитя, чье рождение разрушило все его надежды. Ведал  он,  что,  ежели
посмеет открыто противостоять Богине-Дитя, одною мыслью  уничтожит  она  его
раз и навсегда. Понимал он также, что страсть его в  основе  своей  темна  и
нечиста и что ни один бог не станет помогать ему в борьбе с Афраэлью.  Долго
размышлял он о сем и заключил наконец, что  надобна  ему  для  успеха  некая
мощь, не имеющая ни сознания, ни нравственности, ни собственной воли.
   - То есть Беллиом, - сказал Спархок. - Во всяком случае, именно таким его
все считали. Мы-то теперь знаем, что это не так.
   - Истинны твои слова, - согласилась  она.  -  Заласта  разделял  всеобщее
заблуждение, полагая Сапфирную Розу лишь  источником  силы.  Верил  он,  что
Беллиом, не отягченный нравственными устоями, подчинится ему  беспрекословно
и уничтожит его смертельного врага, а он таким образом получит ту,  кем  так
жаждет обладать - ибо, не заблуждайтесь, Заласта искал не любви Сефрении, но
обладания ею.
   - Это омерзительно, - содрогнувшись, проговорила баронесса Мелидира.
   Ксанетия согласно кивнула.
   - Знал Заласта, что  нужны  ему  кольца,  дабы  повелевать  Беллиомом,  -
продолжала она, - однако всему Стирикуму ведомо  было,  что  сама  проворная
Богиня-Дитя похитила кольца у Гверига, тролля-карлика,  дабы  не  могло  сие
уродливое создание обернуть силу Беллиома против стириков. Оттого-то Заласта
по-прежнему сохранял притворную дружбу с Сефренией  и  ее  сестрой,  надеясь
выведать у них, где запрятаны кольца, и так обрести ключи к  Беллиому.  Боги
же знали, и знали немногие смертные, что однажды родится творение  Беллиома,
Анакха, и по различным знакам и прорицаниям определено было, что появится он
на свет в доме Спархоков.
   Афраэль встревожилась, ибо знала она, что дом Спархоков -  эленийский,  а
эленийцы без особой любви относятся к Стирикуму. Понимала она, однако, что в
назначенный день Анакха придет и поднимет Беллиом из места, где он сокрыт, и
завладеет им ради собственных  целей  -  и  целей  самого  Беллиома.  Сие  и
тревожило ее,  ибо  ежели  Анакха  разделит  обычную  нелюбовь  эленийцев  к
стирикам, может он обратить камень против ее почитателей. Стремясь уменьшить
сию опасность, решила она разделить кольца,  одно  отдав  предку  Анакхи,  а
другое в руки иного смертного, дабы, когда Анакха унаследует  кольцо,  могла
она познать его душу и решить, безопасно ли будет передать в его владение  и
второе кольцо.
   - Истории куда интересней, когда знаешь лично их героев, верно? - заметил
Телэн, в третий раз наполняя свою  тарелку.  Телэн  снова  рос  и  ел  почти
постоянно. Впрочем, он не забывал и о хороших манерах и, прежде  чем  самому
приступить к пиршеству, принес Ксанетии стакан молока и  блюдо  с  ломтиками
фруктов.
   Спархок тщательно продумал свой вопрос.
   -  Помнится,  как-то  ты  говорила  мне,  анара,  что  мысли  богов  тебе
недоступны. Как же ты узнала тогда, о чем думала Афраэль?
   - Воистину, Анакха, мысли богов сокрыты от меня,  однако  Афраэль  весьма
многим делится со своей сестрой, и это из памяти Сефрении узнала я то, о чем
говорю вам. Итак, - продолжала она рассказ,  -  предок  Анакхи  был  рыцарем
ордена Пандиона,  жившим  со  своими  братьями  в  замке  ордена  своего,  в
эленийском городе Дэмос; и примкнул он к  войне,  что  опрометчивый  молодой
король Энтор повел против мятежных баронов. И случилось так,  что  рыцарь  и
король, отбившись от спутников своих, лежали, израненные, на  кровавом  поле
битвы. Когда пала на поле тьма, Сефрения из Илары, повинуясь  велению  своей
сестры, хотя и с большой неохотой, пришла перевязать им  раны  и  отдать  им
кольца -  одно  рыцарю,  а  другое  королю.  Сокрыла  она  от  них  истинное
предназначение колец, сказав, что сие лишь символы  их  дружбы,  и  искусным
стирикским заклятием окрасила она  кровью  раненых  камни  в  кольцах,  дабы
скрыть тем их истинную природу. Так связала она воедино два  дома,  и  связь
эта проложила путь брачному союзу Анакхи и его королевы.
   -  Я  же  говорила  тебе!  -  заметила   Элана   мужу,   так   и   лучась
самодовольством.
   - Что ты имеешь в виду? - спросил Спархок.
   - Я же говорила, что нам суждено быть мужем и женой. Почему ты  вечно  со
мной об этом спорил?
   - Потому что считал, что так надо. Я был уверен,  что  ты  сумеешь  найти
себе куда более подходящего супруга. -  Этот  легкомысленный  ответ  скрывал
испытанное Спархоком потрясение. Афраэль была поистине безжалостна  в  своих
махинациях с жизнью и судьбой смертных. Анакха  был  творением  Беллиома,  и
Богиня-Дитя, не уверенная, что ему можно доверять, нарочно в очередном своем
воплощении родилась его дочерью, чтобы по мере сил влиять на него.
   - Заласта же, постигший намерение  Афраэли,  встревожился,  -  продолжала
Ксанетия. - Надеялся он отнять Беллиом у Анакхи, прежде чем Анакха в  полной
мере осознает все значение своего союза с камнем,  -  однако  Афраэль  вновь
помешала его замыслам. Обладая кольцами и  властвуя  над  Беллиомом,  Анакха
становился непобедим.
   - Отлично, - проворчал Улаф. - Заласта оказался в тупике.  И  что  же  он
делал потом?
   - Есть в Стирикуме -  да  и  были  всегда  -  такие,  что  обращают  силу
заклятий, ведомых сему народу, на то, чтобы насытить нечистые свои  желания.
Младшие боги как дети, и непостижимы для  них  глубины,  в  кои  добровольно
готовы погрузиться подобные люди. Однако  сия  грубая  сторона  человеческой
натуры противна им, и, буде какой стирик проявит ее, становится он изгнанным
и проклятым.  Несчастные  сии  влачат  одинокое  существование  в  пустынных
землях, вдали от народа своего, или же, не ведая  раскаяния,  ищут  нечистых
удовольствий в гнойных клоаках больших городов. К таким-то людям и обратился
в отчаянии Заласта, и в Вереле, гнуснейшем из городов Южной Даконии, отыскал
он того, кто был ему надобен.
   - Мне доводилось жить в Вереле, - заметила Миртаи. - Это и  впрямь  самое
подходящее место для выродков и отщепенцев.
   Ксанетия кивнула.
   - Именно там, погружаясь в пучины  порока,  столкнулся  Заласта  с  неким
Огераджином,  давним  развратником  и  сластолюбцем.  Пресытясь  уже  веками
излишеств, сей Огераджин грешил не столько ради удовольствия,  сколько  ради
того, чтобы оскорбить младших богов. Воистину сей  Огераджин  был  мерзостен
вдвойне, ибо посредством неких запрещенных чар и заклятий проник он во  тьму
- в ту запредельную извращенную тьму, что наполняет души  старших  богов.  И
вот Огераджин, чувствуя, что похоть Заласты сродни его собственной, а  стало
быть, они схожи  в  помыслах  своих,  посоветовал  ему  обратиться  к  Отту,
императору Земоха.
   Бевьер ахнул.
   - Истинно так, - кивнула Ксанетия. - И тогда отправился Заласта  в  город
Земох, дабы заключить союз с Оттом.
   - Погоди-ка! - воскликнул Келтэн. - Разве ты не говорила нам, что Заласта
изо всех сил старался удержать нас подальше от Отта и Азеша?
   Она кивнула.
   -  Заласта  заключал  союзы,  заботясь  о  собственной  выгоде  -  не   о
благополучии своих союзников.  С  помощью  Отта  отыскал  он  в  Эозии  иных
стириков-изгоев, дабы помогали они ему следить за родом Спархоков,  и  велел
им всячески изыскивать в роде сем какие-либо слабости,  кои  после  рождения
Анакхи пригодятся ему, Заласте.
   Как могли вы догадаться, также и Афраэль  желала  надзирать  за  предками
Анакхи, а посему Богиня-Дитя отправила Сефрению в Дэмос - обучать пандионцев
тайнам Стирикума.
   - Наша милая  малышка  Афраэль  довольно-таки  бессердечное  создание,  -
заметил Стрейджен. - Если  вспомнить,  что  эленийские  крестьяне  в  Астеле
сотворили с родителями Сефрении, посылать ее в Дэмос было в  некотором  роде
жестоко.
   - Кто может познать мысли богов? -  вздохнула  Ксанетия,  устало  проводя
ладонью по глазам.
   -  Тебе  нехорошо?  -  спросил  Келтэн.  В  его  голосе   звучала   явная
озабоченность.
   - Я слегка утомилась, сэр рыцарь, - призналась она. - Разум Сефрении  был
смятен, когда погружалась я в глубины ее памяти, и с немалым трудом  удалось
мне извлечь оттуда нечто последовательное.
   - Стало быть, анара, так и действует твой дар? - с  любопытством  спросил
Сарабиан. - Ты берешь чей-то разум и глотаешь его целиком?
   - Сравнение сие неточно, Сарабиан Тамульский, - с легким упреком заметила
она.
   - Извини, анара. Я взял его с потолка. Собственно, я хотел  спросить  вот
что: поглощаешь ли ты единым прикосновением все содержимое мыслей  и  памяти
того, к кому прикоснулась?
   - Приблизительно так.
   - И сколько же чужих разумов ты вот так поглотила? - осведомился Телэн.
   - Почти тысячу, юный господин, - пожала плечами дэльфийка.
   -  Где  же  ты  нашла  для  них  столько  места?  -  Телэн  в   некотором
замешательстве огляделся. - Я, кажется,  не  правильно  выразился?  Я  хотел
спросить, не слишком ли тесно у тебя в голове.
   - Разум не имеет пределов, юный господин.
   - Твой, анара - возможно, - усмехнулся Келтэн. - У моего разума  пределов
полным-полно - я в этом давно уже убедился.
   - Что сейчас творится  с  Сефренией?  -  обеспокоенно  спросил  Вэнион  у
Ксанетии.
   - Она тяжко страдает, -  вздохнула  дэльфийка.  -  Предательство  Заласты
поразило ее в самое сердце, а к тому же ошибочно верит  она,  будто  все  вы
оставили ее, и сие сломило ее дух.
   - Я пойду к ней! - Вэнион стремительно встал.
   - Нет, мой лорд, - сказал Келтэн. - Это не  самая  удачная  идея.  Ты  ей
слишком близок, и твое появление только ухудшит  дело.  Почему  бы  тебе  не
пропустить вперед меня?
   - Идти должен я, Келтэн.
   - Нет, если только не для того, чтобы заставить ее страдать еще  сильнее.
Именно сейчас Сефрении нужно знать, что мы по-прежнему любим ее, а значит, к
ней должен пойти человек пылкий и не слишком умный. Это я - если вы  еще  не
заметили.
   - Прекрати! - вспыхнула Алиэн. -  Я  не  позволю  тебе  говорить  о  себе
такое!.. - Тут она осознала, что они не одни, и  опустила  глаза,  залившись
румянцем смущения.
   - А ведь он, пожалуй, прав, Вэнион, - серьезно сказала Элана.  -  У  сэра
Келтэна есть свои недостатки,  однако  он  прямолинеен  и  честен.  Сефрения
знает, что ему неведома хитрость. Он для этого слишком...
   - Туп? - подсказал Келтэн.
   - Я бы предпочла не использовать этого слова.
   - Но оно меня вовсе не задевает, моя королева. Моя служба не в том, чтобы
думать, а в том, чтобы выполнять приказы. Стоит мне начать размышлять,  и  я
попадаю в передрягу, а потому  я  научился  обходиться  без  размышлений.  Я
просто полагаюсь на свои чувства. Они  не  так  уж  часто  заводят  меня  на
неверный путь. Сефрения знает меня и знает, что я не сумел бы  ее  обмануть,
даже если бы попытался.
   - Это называется искренность, друг мой, - улыбнулся Спархок.
   - Слово не хуже всякого другого, -  пожал  плечами  Келтэн.  -  Я  просто
ввалюсь в ее комнату и сокрушу ее своей искренностью. От этого ей  наверняка
полегчает.

***

   - Сефрения, это я, Келтэн. Отопри дверь.
   - Уходи. - Голос ее звучал глухо.
   - Это важно.
   - Оставь меня в покое.
   Келтэн вздохнул. Стало быть, сегодня один из тех дней.
   - Пожалуйста, матушка, - сделал он еще одну попытку.
   - Убирайся.
   - Если ты не откроешь дверь, я применю магию.
   - Магию? Ты? - она презрительно рассмеялась.
   Келтэн отступил, занес правую ногу и со всей силы ударил каблуком  сапога
по засову. Еще два удара - и дверь, треснув, распахнулась настежь.
   - Что ты делаешь?! - пронзительно вскрикнула Сефрения.
   - Разве ты не встречалась прежде с эленийской магией,  матушка?  -  мягко
осведомился он. - Мы применяем ее постоянно. Ты не против, если я войду? - С
этими словами он перешагнул усыпанный щепками порог. - Мы подумали, что тебе
скучновато одной и нужно на кого-нибудь накричать. Вэнион хотел прийти  сам,
но я ему не позволил.
   - Ты?! С каких это пор ты отдаешь приказы Вэниону?
   - Я выше его ростом - и моложе.
   - Убирайся из моей комнаты!
   - Прости, не могу. - Он выглянул из окна. - У тебя здесь такой прекрасный
вид. Вся дорога к гавани как на ладони. Может быть, начнем? Можешь визжать и
молотить меня кулаками, только, пожалуйста, не  превращай  меня  в  лягушку.
Алиэн это не понравится.
   - Кто тебя послал, Келтэн?
   - Я ведь уже сказал тебе - я сам вызвался. Я не  пустил  Вэниона,  потому
что ты сейчас слишком возбуждена. Ты наговорила бы ему всякого, о чем  потом
вы оба пожалели бы. Мне, Сефрения, можешь наговорить что угодно. Мои чувства
очень трудно задеть.
   - Убирайся!
   - Ни за что. Хочешь, я приготовлю тебе чашечку чаю?
   - Оставь меня в покое!
   - Я ведь уже сказал - ни за что. - И с этими словами Келтэн  взял  ее  за
плечи и заключил в свои медвежьи объятья. Она вырывалась изо всех сил, но он
даже не дрогнул.
   - Твои волосы приятно пахнут, - заметил он. Сефрения замолотила кулачками
по его спине.
   - Я тебя ненавижу!
   - Вовсе  нет,  -  хладнокровно  ответил  он.  -  Ты  не  смогла  бы  меня
ненавидеть, даже если бы захотела. - Он  все  так  же  крепко  сжимал  ее  в
объятьях. - Осень нынче выдалась теплая, правда?
   - Пожалуйста, Келтэн, оставь меня в покое.
   - Нет.
   Сефрения разрыдалась, судорожно цепляясь за его камзол и уткнувшись лицом
в его грудь.
   - Мне так стыдно! - прорыдала она.
   - Отчего это? Ты не сделала ничего плохого. Заласта обманул тебя,  вот  и
все. Он обманул и всех нас, так что твоей вины здесь не больше, чем нашей.
   - Я разбила сердце Вэниона!
   - Вот уж не думаю. Ты  же  знаешь  Вэниона.  Он  способен  вынести  очень
многое.
   Сефрения продолжала бурно рыдать - на что более или менее  и  рассчитывал
Келтэн. Он вытащил из рукава камзола носовой платок и подал его Сефрении, не
размыкая объятий.
   - Я никогда не посмею посмотреть им в глаза, - всхлипывала она.
   - Кому? Остальным? Посмеешь, конечно, и еще как. Ты сваляла дурака, вот и
все. Время от времени такое с каждым случается.
   - Как ты смеешь?! - Сефрения вновь заколотила его кулачками по спине.
   Келтэну очень хотелось, чтобы эта часть их беседы поскорее закончилась.
   - Но ведь это правда, верно? - мягко спросил он. - Никто не  винит  тебя,
но все равно это правда. Тебе  казалось,  что  ты  поступаешь  правильно,  а
оказалось - наоборот. Знаешь, всем случается ошибаться. Совершенных людей  в
мире нет.
   - Мне так стыдно!
   - Это ты уже говорила. Ты уверена, что не хочешь выпить чашечку чаю?

***

   - Тебе нужно отдохнуть, анара, - заботливо проговорил Сарабиан. - Я и  не
представлял, насколько это утомительно для тебя.
   Ксанетия улыбнулась ему.
   - Ты добр, Сарабиан Тамульский, однако я не столь хрупка и слаба, как  ты
полагаешь. Итак, продолжим. Замышлял Заласта  различными  соблазнами  еще  в
юные годы совратить Анакху и тем  обрести  доступ  к  Беллиому  без  опасной
борьбы, однако Сефрения и Афраэль весьма бдительно надзирали за  детством  и
юностью Беллиомова творения, вновь разрушив замысел Заласты, хотя сами о том
не ведали.
   Тогда рассудил Заласта, что нет у него иного выхода, как стать врагом,  а
не искусителем Анакхи, и держал он совет с Огераджином и Оттом, и отправился
затем  в  Симмур,  дабы  отыскать  там  пособников  своему  делу.  Для  сего
притворился он одним из бесчисленных земохских стириков, коих Отт посылал  в
эленийские королевства, дабы сеять там раздор и смуту.
   - Да уж, их было более чем достаточно, - согласился Улаф. - Ходили слухи,
что земохский стирик может дать эленийцу  все,  что  он  пожелает,  -  если,
конечно, элениец не слишком дорожит своей душой.
   - Воистину щедры  были  льстивые  посулы  оных  стириков,  -  согласилась
Ксанетия, - однако Оттовы посланцы были людьми ограниченными.
   - Весьма ограниченными, - согласился Вэнион.
   - Заласта же действовал более тонко и куда как терпеливо. Отыскал он себе
подходящего ученика в молодом духовнике королевского дома Элении, священнике
по имени Энниас.
   - Энниас?! - воскликнула Элана. - Я и  не  знала,  что  он  когда-то  был
королевским духовником.
   - Это было еще до твоего рождения, - пояснил Спархок.
   - Теперь понятно, почему он имел  такое  большое  влияние  на  отца.  Так
значит, анара, за всем этим стоял Заласта?
   Ксанетия кивнула.
   - Не так-то легко совратить молодого священника, - возразил Бевьер. - Они
обычно ревностные идеалисты.
   - И Энниас не был исключением, -  отозвалась  Ксанетия.  -  Отличался  он
честолюбием, однако в молодые свои годы был твердо  предан  идеалам  Церкви.
Идеализм его был немалой помехой планам Заласты, однако  нашел  он  средство
обойти его. - Ксанетия замялась, слегка покраснев.  -  Ни  в  коей  мере  не
желала бы я оскорбить тебя,  королева  Элении,  однако  сестра  твоего  отца
всегда была распутна и похотлива...
   - Меня это нисколько не оскорбит, анара, - ответила Элана. - Об аппетитах
Ариссы в Симмуре ходили легенды, и потом, я  никогда  не  испытывала  к  ней
особой любви.
   - Это было связано с планами Заласты? - спросила Мелидира.
   - Истинно так, баронесса, - ответила Ксанетия. - Принцесса Арисса и  была
тем  средством,  коим  Заласта  привлек  Энниаса  на  свою  сторону.  Хорошо
вышколенный   развратным   Огераджином,   предложил    Заласта    похотливой
принцессе... - Ксанетия запнулась, заливаясь румянцем.
   - Можешь не вдаваться в под