ласился Барент. - Если потребуется, я  лично  буду  руководить
клубом, но ни при каких обстоятельствах этот бывший нацист за  нашим  столом
не появится.
   - Тогда зачем... - Хэрод умолк и задумался. - Вы думаете,  что  Кеплер  и
Саттер готовы сделать самостоятельные шаги?
   Барент улыбнулся.
   - Я знаком с Джимми много лет. Впервые я  увидел  его  сорок  лет  назад,
когда он читал проповедь в палатке в Техасе. Он  обладал  несфокусированной,
но  непреодолимой  Способностью.  Он  мог  заставить  целую   толпу   потных
агностиков делать то, чего он от них хотел, и делать это с восторгом во  имя
Господа. Но Джимми стареет и все меньше и меньше  полагается  на  свою  силу
убеждения, вместо этого пользуясь аппаратом убеждения, который он создал.  Я
знаю, что на прошлой неделе  ты  посетил  его  маленькое  фундаменталистское
королевство... - резким движением руки Барент пресек  объяснения  Хэрода.  -
Ничего страшного. Джимми наверняка предупредил тебя, что мне станет об  этом
известно.., и что я пойму это. Не думаю, чтобы Джимми хотел опрокинуть  нашу
тележку  с  яблоками,  но  он  ощущает  возможную   перемену   во   властных
взаимоотношениях и хочет  оказаться  на  нужной  стороне,  когда  эта  смена
произойдет. Вмешательство Вилли нарушило это шаткое  равновесие,  как  может
показаться со стороны.
   - А в действительности - нет? - поинтересовался Хэрод.
   - Нет, - отрезал Барент, и один  этот  короткий  слог  прозвучал  так  же
непререкаемо, как выстрел из винтовки. - Они позабыли о существенных  вещах.
- Барент выдвинул ящик низкого  стола,  за  которым  они  сидели,  и  достал
полуавтоматический револьвер. - Возьми, Тони.
   - Зачем? - Хэрод почувствовал, как по коже у него поползли мурашки.
   -  Револьвер  настоящий  и  заряжен,  -  сказал  Барент.  -  Возьми  его,
пожалуйста.
   Хэрод двумя руками поднял оружие.
   - О'кей, что дальше?
   - Прицелься в меня, Тони.
   Хэрод вздрогнул. Что бы Барент ни  собирался  продемонстрировать,  он  не
хотел принимать в этом никакого участия. Он знал, что  поблизости  находится
Хейнс и еще дюжина крепких парней.
   - Я не хочу в вас целиться, - сказал Хэрод. - Не люблю эти чертовы игры.
   - Целься в меня, Тони.
   - Пошли вы знаете куда! - рявкнул  Хэрод  и  встал,  чтобы  уйти.  Сделав
прощальный жест рукой, он направился к красной световой полосе, обозначавшей
верхнюю ступеньку лестницы.
   - Тони, - послышался из тьмы голос Барента, - поди сюда.
   Хэроду показалось, что он наткнулся на одну из  пластиковых  стен.  Мышцы
его сжались,  превратившись  в  тугие  узлы,  он  вспотел.  Хэрод  попытался
кинуться вперед, прочь от Барента, но единственное, что ему удалось, так это
упасть на колени.
   Однажды, лет пять назад, у них с Вилли была беседа, когда  бывший  нацист
попытался  продемонстрировать  на  нем  свои  Способности.  Это  была  чисто
дружеская забава в ответ на  какой-то  вопрос  Хэрода  о  венских  Играх,  о
которых рассказывал Вилли. И тогда, вместо того чтобы ощутить  теплую  волну
овладения, которой пользовался сам  Хэрод  по  отношению  к  женщинам,  Тони
ощутил  необъяснимое,  но  жуткое  вторжение  в  собственный  мозг,  который
заполнился белым гулом и ощущением собственной  обреченности.  Однако  тогда
это не лишило  Хэрода  возможности  саморегуляции.  Он  тут  же  понял,  что
Способность Вилли гораздо мощнее его собственной - гораздо кровожаднее,  как
подумал он  тогда,  -  и  хотя  сам  Хэрод  вряд  ли  смог  бы  использовать
кого-нибудь во время вторжения Вилли, он был убежден, что и Вилли не  сможет
по-настоящему использовать его.
   - Ja-ja, - сказал тогда Вилли, - так бывает всегда. Мы  можем  вторгаться
друг в друга, но те, кто умеет  использовать  других,  сами  не  могут  быть
использованы, не так ли? Мы испытываем свои силы на  третьих  лицах,  да?  А
жаль. Но король не может брать короля, Тони, запомни это.
   Хэрод помнил об этом вплоть до настоящего момента.
   - Поди сюда, - повторил  Барент.  Голос  его  по-прежнему  был  тихим,  с
изысканными модуляциями, но, казалось, теперь он был  подхвачен  бесконечной
реверберацией, пока ее гул не заполнил череп Хэрода, гостиную, а потом и всю
Вселенную, так что сам недвижный небосвод вроде бы  дрогнул.  -  Поди  сюда,
Тони.
   Как Хэрод ни напрягался, что-то швырнуло его, и он упал  на  спину,  как,
ковбой,  сброшенный  с  лошади  невидимой  натянутой  проволокой.  Тело  его
охватили судороги, и ноги в  ботинках  задергались  на  ковре.  Челюсти  его
сжались до боли, глаза чуть не вылезли из  орбит.  Хэрод  почувствовал,  как
внутри него нарастает крик, но понял, что никогда не сможет его издать,  что
крик будет расти и шириться внутри его, пока не взорвется  и  не  расшвыряет
ошметки его плоти по всей гостиной. Лежа на спине с вытянутыми ногами, Хэрод
чувствовал, как сжимаются и разжимаются мышцы ею рук, как вгрызаются в ковер
локти, а пальцы искривляются, превращаясь в хищные птичьи лапы.
   - Поди сюда, Тони, -  прозвучало  в  третий  раз.  И  как  десятимесячный
младенец, Тони Хэрод послушно пополз вспять. Когда голова его  стукнулась  о
ножку низкого кофейного столика, Хэрод почувствовал, как тиски разжались. По
телу его  прокатилась  завершающая  судорога,  и  все  его  члены  мгновенно
настолько обмякли, что он едва  не  обмочился.  Он  перевернулся,  встал  на
колени и облокотился на черное стекло столешницы.
   - Прицелься же в меня, Тони, - повторил Барент в  той  же  непринужденной
манере, что и прежде.
   Хэрод почувствовал, как  его  затопила  волна  слепой  ярости.  Дрожащими
руками он нащупал рукоятку и сжал ее...
   Он еще не успел поднять револьвер, когда на него накатила волна  тошноты.
Много лет назад, в свой первый год жизни в Голливуде, у Хэрода  был  приступ
почечно-каменной  болезни.  Боль  была  невыносимой,  невероятной.   Позднее
приятель Хэрода рассказывал, будто  Тони  убеждал  всех,  что  ему  в  спину
воткнули нож. Но это было гораздо больнее, потому что когда в  детстве  Тони
был членом чикагской банды, ему действительно втыкали нож в спину. Тогда же,
во время приступа, ему казалось, что  его  проткнули  изнутри,  протаскивают
лезвия бритв сквозь внутренности и кровеносные сосуды,  и  эта  невероятная,
чудовищная боль сопровождалась тошнотой, рвотой, судорогами и лихорадкой. Но
то, что происходило сейчас, было гораздо хуже. Не успев  поднять  револьвер,
Хэрод свалился на пол, обрызгав блевотиной свою шелковую рубашку и  стараясь
сжаться в тугой клубок, но параллельно с болью, тошнотой и чувством унижения
возникала всепоглощающая мысль о том, что он пытался причинить ущерб мистеру
Баренту. Мысль об этом была непереносима. Она вызывала у Тони неведомое  ему
ранее отвращение. Он исторгал из себя рвотные массы, выл от боли  и  плакал.
Револьвер выпал из его обмякших пальцев.
   - О, так ты не очень хорошо себя чувствуешь, - тихо промолвил  Барент,  -
может, тогда в меня прицелится мисс Чен?
   - Нет, - еле выдохнул Хэрод, сворачиваясь в еще более плотный клубок.
   - Да, - возразил Барент. - Я так хочу. Скажи ей, чтобы она прицелилась  в
меня, Тони.
   - Целься,  -  попросил  Хэрод.  -  Целься  в  него!  Мария  Чен  медленно
шевельнулась, словно двигалась под водой. Она подняла  револьвер,  поудобнее
взяла его своими маленькими ручками и навела дуло на голову Тони Хэрода.
   - Нет! В него! - и Хэрода снова скрючило от накативших на него судорог. -
В него! Барент садистски улыбнулся.
   -  Ей  совершенно  не  обязательно  слышать   мои   распоряжения,   чтобы
подчиняться им. Тони.
   Большим пальцем Мария Чен отвела курок.  Черное  смертоносное  дуло  было
направлено прямо в лицо Хэрода. Хэрод видел, как ее карие глаза  наполняются
горем и ужасом. Еще никто никогда не использовал Марию Чен.
   - Невероятно, - прошептал Хэрод, чувствуя, как отступают боль и  тошнота,
и понимая, что, возможно, ему осталось жить всего несколько  секунд.  Дрожа,
он  поднялся  на  колени  и  бессмысленно  вытянул  вперед   руку,   пытаясь
заслониться от пули. - Это невероятно.;. Она же нейтралка!  -  последнее  он
почти выкрикнул.
   - Что такое нейтралы? - спокойно осведомился К. Арнольд Барент. - Никогда
не встречался с такими, Тони. - Он повернул голову. - Нажми, пожалуйста,  на
спусковой крючок, Мария.
   Раздался сухой щелчок, Мария Чен еще раз отвела курок, и снова последовал
звук холостого выстрела.
   - Как непредусмотрительно, - заметил Барент. - Мы  забыли  его  зарядить.
Мария, помоги, пожалуйста, Тони сесть на место.
   Не переставая дрожать, Хэрод сел, опустив руки на колени и свесив  голову
на рубашку, выпачканную блевотиной, пропитавшуюся потом.
   - Дебора проводит тебя вниз и поможет тебе привести себя в порядок, Тони,
- заметил Барент, - а Ричард и Гордон приберут здесь.  Если  потом  захочешь
подняться  и  выпить  что-нибудь  до  того,  как  мы  приземлимся,  -  добро
пожаловать.  Это  уникальное  место,  Тони.  Но,  пожалуйста,  не  забудь  о
появляющемся  у  некоторых  искушении..,  э-э..,  пересмотреть  естественное
положение  вещей.  В  какой-то  степени  в  этом  есть  и  моя  вина,  Тони.
Большинство  из  них  уже  много  лет  не  подвергались  подобной..,  э-э..,
демонстрации. Воспоминания меркнут  даже  в  тех  случаях,  когда  жизненные
интересы человека требуют помнить о них. - Барент наклонился вперед. - Когда
Джозеф Кеплер обратится к тебе с  предложением,  ты  примешь  его.  Понятно,
Тони?
   Хэрод кивнул. Пот лил ручьем с его лица.
   - Скажи "да", Тони.
   - Да.
   - И ты тут же свяжешься со мной.
   - Да.
   - Хороший мальчик, - промолвил К. Арнольд Барент  и  похлопал  Хэрода  по
спине. Затем он развернулся в своем высоком кресле, так что спинка полностью
скрыла его из виду, образовав на его месте черный обелиск  на  фоне  черного
неба. Когда кресло крутанулось снова, Барента в нем уже не было.
   Через несколько минут  в  гостиную  вошли  служащие,  чтобы  вычистить  и
продезинфицировать  ковер.  Минутой  позже  появилась  молодая   женщина   с
фонариком. Подойдя к Хэроду, она попыталась  взять  его  за  локоть,  но  он
отшвырнул ее руку. Повернувшись спиной к Марии Чен,  он  поковылял  вниз  по
лестнице.
   Через двадцать минут они совершили посадку в Лос-Анджелесе.  Их  встречал
лимузин с шофером. Не оглядываясь на отливавший  эбонитом  корпус  "Боинга",
Тони Хэрод почти без чувств повалился на сиденье машины.

Глава 5

ТИХУАНА. МЕКСИКА

Понедельник, 20 апреля 1981 г.

   Перед самым закатом Сол и Натали выехали из Тихуаны на  северо-восток  во
взятом напрокат "Фольксвагене". Стояла  нестерпимая  жара.  Как  только  они
свернули с шоссе 2, то сразу оказались в  лабиринте  грязных  дорог,  шедших
мимо  деревень  с  жалкими  лачужками,  разбросанными  там   и   сям   между
заброшенными фабриками и  маленькими  ранчо.  Сол  сидел  за  рулем,  Натали
держала на  коленях  нарисованную  рукой  Джека  Коуэна  карту.  Припарковав
"фольксваген" у  небольшой  таверны,  сквозь  тучи  пыли  и  кучу  маленьких
ребятишек они двинулись к северу. Когда начали угасать  последние  проблески
кроваво-красного заката, склоны холма озарились огнями. Натали сверилась  по
карте и указала на тропу вдоль склона, усеянную мусором, где  возле  костров
группами сидели мужчины и женщины. В полумиле к северу через долину, на фоне
черного склона холма, белел высокий забор.
   - Давай дождемся здесь наступления  темноты.  -  Сол  поставил  на  землю
чемодан и тяжелый рюкзак. - Говорят, сейчас с обеих сторон  границы  орудуют
бандиты. Глупо будет проделать такой путь и погибнуть от руки  приграничного
бандита.
   - С радостью передохну, - сказала Натали. Они прошли меньше мили,  но  ее
синяя хлопчатобумажная юбка  уже  прилипала  к  ногам,  а  кроссовки  словно
съежились от жары и пыли.  В  ушах  звенел  непрекращающийся  писк  комаров.
Единственный электрический  фонарь,  горевший  возле  бара  за  их  спинами,
привлек такое количество мотыльков,  что  казалось,  там  начался  настоящий
снегопад.
   Около  получаса  они  сидели  молча,   изможденные   тридцатишестичасовым
перелетом сначала через океан, а потом по  местной  авиалинии  и  постоянным
напряжением, - ведь у них были поддельные паспорта. Хуже всего  оказалось  в
Хитроу - там  рейс  задерживался  на  три  часа,  которые  они  провели  под
неусыпным оком местных полицейских.
   Несмотря на жару, на комаров и неудобное положение на  корточках,  Натали
задремала. Чуть позже Сол, нежно прикоснувшись к плечу, разбудил ее.
   - Они собираются, -  прошептал  он.  -  Пойдем.  По  меньшей  мере  сотня
нелегальных беженцев мелкими группами направлялась к отдаленному забору. Еще
большее  количество  костров  озарило  склон  за  их  спинами.   Вдали,   на
северо-западе,  мелькали  огни  американского  города.  Впереди  меж  холмов
расстилались темные каньоны. На востоке  мелькнула  и  исчезла  единственная
пара фар, преодолев невидимый пограничный пост и  скрывшись  уже  по  другую
сторону забора на американской территории.
   - Пограничный патруль, - тихо сказал Сол и двинулся вниз по узкой  тропе,
а затем снова вверх, на следующий холм. Уже через несколько  минут  у  обоих
появилась одышка. Они истекали потом под рюкзаками и с трудом волочили  свои
большие чемоданы, набитые документами. Несмотря  на  то  что  Сол  и  Натали
пытались держаться в стороне, им все же пришлось  присоединиться  к  длинной
веренице  людей,  одни  из  которых   тихо   переговаривались   и   ругались
по-испански, другие угрюмо ползли вперед в мрачной тишине. Впереди  них  шел
высокий худой мужчина, он нес на спине семилетнего мальчика, а рядом  с  ним
грузная женщина волочила огромный картонный чемодан.  Ярдах  в  двадцати  от
ручейка, вытекавшего из-под забора, люди остановились  у  пересохшего  русла
реки. Группами по трое и по четверо люди стали перебираться  через  русло  и
исчезать в черном отверстии  водопропускной  трубы,  откуда  вытекал  ручей.
Время от времени с другой стороны  забора  доносились  крики.  Откуда-то  со
стороны дороги Натали услышала истошный вопль. Сердце  подскочило  к  горлу,
казалось,  оно  вот-вот  выскочит.  Натали  вцепилась  в  ручку  чемодана  и
заставила себя успокоиться.
   Когда появилась патрульная машина, вся толпа, состоявшая к  тому  моменту
человек из шестидесяти, кинулась врассыпную за камни и  в  кусты.  Прожектор
скользнул по сухому  руслу  реки  на  расстоянии  десяти  футов  от  жалкого
терновника, за которым пытались  спрятаться  Натали  и  Сол.  Крики  и  звук
выстрела, раздавшиеся с северо-востока, заставили машину  двинуться  дальше.
Окрестности огласились  командами  по  радиосвязи  на  английском  языке,  и
беженцы снова стали скапливаться у отверстия водопропускной трубы.
   Уже через несколько минут Натали ползла на четвереньках вслед  за  Солом,
толкая  перед  собой  тяжелый  чемодан  и  чувствуя,  что  рюкзак   задевает
заржавленную обшивку тоннеля. Тьма стояла кромешная. Внутри  пахло  мочой  и
экскрементами,  руки  девушки  то  и  дело  погружались  во  влажную  грязь,
перемешанную с битым стеклом  и  обрезками  металла.  Где-то  за  ее  спиной
раздался не то женский, не то детский плач, а потом резкий мужской голос,  и
вновь наступила тишина. Натали казалось, что  это  движение  в  никуда,  что
труба становится все уже и уже,  пока  они  не  будут  вдавлены  в  грязь  и
экскременты и вода не затопит их.
   - Почти добрались, - прошептал Сол. - Я вижу лунный свет.
   У Натали заболело в  груди  от  безумно  колотящегося  сердца  и  попыток
сдерживать дыхание. Она выдохнула в тот самый момент,  когда  Сол  покатился
вниз на каменистую отмель и протянул руку,  чтобы  помочь  выбраться  ей  из
зловонной трубы.
   - Добро пожаловать в Америку, - прошептал Сол,  когда  они  собрали  свое
имущество и приготовились спрятаться в  укрытии  темных  берегов  пересохшей
реки, чтобы спастись от убийц и  грабителей,  которые  регулярно  дожидались
здесь ночных перебежчиков, преисполненных радужных надежд.
   - Спасибо, - так же шепотом ответила Натали. - В следующий раз,  чего  бы
это ни стоило, я полечу прямым рейсом.
   Джек Коуэн дожидался их на вершине третьего холма. Каждые две  минуты  он
мигал фарами своего старого синего фургона, указывая путь Натали и Солу.
   - Поехали, надо спешить, - заметил он,  когда  они  наконец  поднялись  и
обменялись рукопожатиями. - Это не лучшее место для стоянки. Я привез то,  о
чем вы просили в письме, и не имею ни малейшего желания объясняться по этому
поводу с пограничниками или полицией Сан-Диего. Поторапливайтесь.
   Задняя часть  фургона  была  наполовину  забита  ящиками.  Сол  и  Натали
побросали туда и свой багаж, и Джек Коуэн сел за руль. С полмили им пришлось
ехать по рытвинам и ухабам, затем они свернули на восток по гравиевой дороге
и наконец отыскали асфальтовое окружное шоссе, которое вело к северу.  Через
десять минут они уже спускались  по  пандусу  на  скоростную  автостраду,  и
Натали ощутила, что все здесь ей чуждо и незнакомо, будто за ее трехмесячное
отсутствие облик Соединенных  Штатов  неузнаваемо  изменился.  "Нет,  скорее
всего, я просто никогда здесь не жила", - подумала она, глядя на пригороды и
магазинчики, мелькавшие за окном машины. У нее не укладывалось в голове, что
тысячи людей ехали по своим делам как ни в чем не бывало. Будто  и  не  было
никогда ползущих по зловонной трубе детей, мужчин и женщин  всего  в  десяти
милях от этих комфортабельных буржуазных домов. Будто в это самое  мгновение
юные израильтяне не объезжали с оружием границы своих кибуцев,  а  бойцы  за
освобождение Палестины, сами еще мальчишки, не смазывали свои  "Калашниковы"
в ожидании темноты. Будто не был убит Роб Джентри, убит и  похоронен,  и  не
стал столь же недосягаемым, как и ее отец, который приходил по  вечерам  как
следует укутать ее одеялом и рассказывал  ей  истории  о  Максе,  любопытной
таксе, которая всегда...
   - Вы достали оружие в Мехико, где я вам сказал? - осведомился Коуэн.
   Натали вздрогнула и проснулась  -  оказывается,  она  спала  с  открытыми
глазами. У нее от усталости  кружилась  голова.  В  ушах  продолжал  звучать
приглушенный шум авиамоторов. Она сосредоточилась и  начала  вслушиваться  в
разговор своих спутников.
   - Да, - говорил Сол. - Никаких проблем,  хотя  я  очень  волновался:  что
будет, если власти обнаружат его при мне.
   Натали сфокусировала взгляд, чтобы получше  рассмотреть  агента  Моссада.
Джеку Коуэну было пятьдесят с небольшим, но выглядел он старше, даже  старше
Сола, особенно теперь, когда Сол сбрил бороду и отпустил длинные  волосы.  У
Коуэна было худое лицо, изъеденное оспинами, большие глаза и, видимо, не раз
переломанный нос. Тонкие седые волосы были подстрижены  неаккуратно,  словно
он это делал сам и, не доведя  дело  до  конца,  бросал.  Коуэн  свободно  и
абсолютно грамотно говорил на английском, но речь его портил сильный акцент,
источник которого Натали не  могла  определить.  Как  будто  западный  немец
выучил английский от уэльсца, а тот, в свою очередь, почерпнул свои знания у
бруклинского кабинетного  ученого.  Натали  нравилось  слушать  голос  Джека
Коуэна, да и сам он ей понравился.
   - Дайте мне посмотреть оружие, - попросил Коуэн.
   Сол достал из-за ремня небольшой револьвер. Натали и не знала, что у Сола
есть оружие. Выглядел он как модель дешевого образца.
   Они ехали через мост по  крайней  левой  полосе.  На  расстоянии  уже  по
меньшей мере мили позади не было видно ни одной машины. Коуэн  взял  в  руки
револьвер и зашвырнул его в открытое  окошко  в  темный  овраг,  видневшийся
внизу.
   - При первом же выстреле он бы взорвался у вас в руках, - заметил  он.  -
Прошу прощения за дурной совет, но телеграфировать вам было слишком  поздно.
А насчет властей вы не ошиблись - есть документы или нет, стоило бы им найти
это у вас, они бы засадили вас  за  решетку  и  через  каждые  два-три  года
удостоверялись