ом  плохом  освещении.  Я
заставила его выкатить "Бьюик" на дорожку перед гаражом, а потом  вернуться.
Мотор такси по-прежнему работал. Водитель закрыл дверь гаража.
   - Покажи мне дом, - тихо попросила я. В  доме  было  все  так,  как  я  и
предполагала, и оттого еще тоскливее. В раковине лежали грязные тарелки,  по
полу в спальне разбросаны носки и белье, везде валялись газеты, а со стен на
это безобразие смотрели дешевые фотографии детей с глазами лани.
   - Где твой пистолет? - спросила я. Мне  не  было  нужды  прощупывать  его
мозг, чтобы выяснить, есть ли у него оружие. В конце концов, это юг. Таксист
повел меня вниз  по  лестнице,  в  плохо  освещенную  мастерскую.  На  голых
шлакоблочных  стенах  висели  старые  календари  с  фотографиями  обнаженных
женщин. Мужчина мотнул головой в сторону дешевого  металлического  шкафчика,
где у него хранились дробовик, охотничий карабин и два пистолета.  Пистолеты
были завернуты в промасленные тряпки. Один из них  оказался  длинноствольным
тренировочным  пистолетом  небольшого  калибра  и  притом  неавтоматическим.
Другой - более знакомое мне оружие: револьвер тридцать восьмого  калибра  со
стволом сантиметров восемнадцать  длиной,  немного  похожий  на  антикварный
револьвер Чарлза, Я уложила в кошелку револьвер, три пачки  патронов,  и  мы
вернулись на кухню.
   Он принес ключи от "Бьюика", и мы присели вдвоем за стол, пока я сочиняла
записку, которую  он  должен  был  оставить.  Записка  получилась  не  очень
оригинальная. Одиночество. Угрызения совести. Невозможность жить дальше так.
Власти могли заметить исчезновение  револьвера,  и  уж  конечно,  они  будут
искать машину, но  убедительность  записки  и  выбор  способа  должны  снять
подозрения, что здесь что-то не так. Во всяком случае, я на это надеялась.
   Водитель вернулся в свое такси. Дверь из кухни в гараж осталась  открытой
всего на несколько секунд, но и этого хватило, чтобы глаза  мои  заслезились
от выхлопных газов. Когда я в последний раз мельком глянула на таксиста,  он
сидел в машине, выпрямившись, руки его крепко держали руль, а глаза смотрели
прямо перед собой, за горизонт невидимого шоссе. Я закрыла дверь.
   Надо было сразу уходить, но мне пришлось на секунду  присесть.  Руки  мои
дрожали, в правой ноге что-то пульсировало, уколы артритной  боли  доставали
до бедра. Я судорожно схватилась  за  пластиковую  крышку  стола  и  закрыла
глаза. "Мелани? Дорогая, это Нина..." Спутать этот голос  с  чьим-то  другим
было невозможно. Одно из двух: либо Нина все еще  преследует  меня,  либо  я
лишилась рассудка.
   Дырочка у нее во лбу была величиной  с  десятицентовую  монету,  идеально
круглая. И не было никакой крови.
   Я порылась в кухонных шкафчиках - нет  ли  там  вина  или  бренди.  Нашла
только полбутылки виски - "Джек  Дэниэлс".  Взяла  чистый  стакан  и  выпила
немного. Виски обожгло горло и желудок, но руки мои почти не дрожали,  когда
я аккуратно вымыла стакан и поставила его на место.
   Секунду я размышляла -  не  вернуться  ли  мне  в  аэропорт,  но  тут  же
отбросила эту идею. Мой багаж уже летел в Париж. Я могла его  догнать,  если
бы села на более поздний рейс "Пан Америкэн",  но  сама  мысль  о  том,  что
придется лететь в самолете, заставила меня содрогнуться. Я живо  представила
себе все  это:  Вилли  спокойно  сидит,  разговаривает  с  кем-то  из  своих
спутников. И вдруг - взрыв, вопли и долгое падение сквозь тьму  в  забвение.
Нет, после этого я больше решительно не собираюсь летать.
   Сквозь дверь  из  гаража  доносился  звук  работающего  мотора  -  глухое
безостановочное биение. Я здесь не более получаса; пора уходить.
   Убедившись, что вокруг никого нет, я  закрыла  за  собой  входную  дверь.
Замок щелкнул, и в этом  звуке  было  нечто  законченное.  Я  села  за  руль
"Бьюика"; отсюда работающего мотора такси было почти не слышно.  Я  пережила
несколько панических секунд, когда мне показалось, что ни один из ключей  не
подходит, но потом я попробовала снова, на этот  раз  без  спешки,  и  мотор
сразу завелся.  Еще  с  минуту  повозившись,  я  подвинула  сиденье  вперед,
поправила зеркальце заднего вида, нашла выключатель освещения. Мне уже много
лет не приходилось самой  водить  машину.  Сдав  чуть  назад  по  подъездной
дорожке, я медленно поехала  по  извилистым  улицам  жилого  района.  Только
сейчас мне пришло в голову, что у меня нет пункта  назначения,  нет  никаких
альтернативных планов. Я была нацелена лишь на виллу близ Тулона и  на  свое
новое воплощение, ожидавшее меня там. Личность Беатрис Строн являлась  вещью
временной, так, инкогнито на время путешествия. Я вздрогнула, вспомнив,  что
двенадцать тысяч долларов  наличными  остались  в  той  сумке,  брошенной  в
аэропорту у телефона. У меня все  еще  было  больше  девяти  тысяч  долларов
туристскими чеками в ридикюле и соломенной кошелке,  вместе  с  паспортом  и
разными карточками, но синий костюм, что на мне, - это все, что  осталось  у
меня из одежды. Горло  мое  сжалось  при  воспоминании  о  чудных  покупках,
сделанных утром. Все это улетело с багажом...  Глаза  мои  чуть  не  обожгло
слезами, но я встряхнула головой и поехала - загорелся зеленый,  и  какой-то
кретин позади нетерпеливо загудел.
   Мне как-то удалось разыскать кольцо,  которое  делала  здесь  федеральная
дорога, и я поехала по  ней  на  север.  Увидев  зеленый  знак  поворота  на
аэропорт, я немного притормозила. Моя сумка, вполне вероятно, все еще  стоит
там, рядом с телефоном. Я легко могла улететь другим рейсом. Но  я  проехала
знак, не останавливаясь. Ничто на свете не смогло бы теперь  заставить  меня
ступить в тот хорошо освещенный мавзолей, где меня  ждал  голос  Нины.  Меня
пробрала дрожь, когда перед глазами  возникло  непрошеное  видение:  картина
зала ожидания для отлетающих пассажиров, где я была всего два часа  назад  -
или вечность? Там в чопорной позе сидела Нина, все еще  в  своем  элегантном
розовом платье, в котором я видела ее  в  последний  раз;  руки  сложены  на
сумочке, лежавшей на коленях, во лбу - дырочка с десятицентовую монету и все
увеличивающийся синяк; она широко улыбалась, показывая белые зубы, сточенные
до игольной остроты. Нина собиралась сесть в самолет. Она ждала меня.
   Я все время поглядывала в  зеркальце,  переходила  с  полосы  на  полосу,
дважды съезжала с шоссе и тут  же  возвращалась  обратно  с  противоположной
стороны. Невозможно было сказать с уверенностью, преследует меня  кто-нибудь
или нет, но я решила: скорее всего, нет, фары встречных машин слепили глаза.
Руки снова стали  дрожать.  Я  слегка  приоткрыла  окно,  и  холодный  ветер
царапнул меня по щеке. Я пожалела, что не взяла ту бутылку виски.
   На дорожном знаке  мелькнула  надпись:  1-85,  Север,  Шарлотт,  Северная
Каролина. Я терпеть не могла север, отрывистую речь  янки,  блеклые  города,
резкий холод и дни без солнца. Человек, хорошо знавший  меня,  знает  также,
что я ненавижу северные штаты, особенно зимой, и постараюсь игнорировать их,
если только это будет возможно.
   Вместе с потоком автомобилей я въехала на "клеверный лист" на  выезде  из
города. На знаке поперек дороги виднелась люминесцентная  надпись:  ШАРЛОТТ,
Северная Каролина, 240 миль; ДАРЕМ, Северная Каролина,  337  миль;  РИЧМОНД,
Виргиния, 540 миль;
   ВАШИНГТОН, Округ Колумбия, 650 миль.
   Изо всех сил вцепившись в руль, пытаясь не отставать от остальных  машин,
летящих с сумасшедшей скоростью, я помчалась в ночь, на север.

***

   - Эй, миссис!
   Мгновенно проснувшись, я непонимающе уставилась в некое видение  всего  в
нескольких дюймах от своего лица. Яркий  солнечный  свет  падал  на  длинные
жидкие  волосы,  наполовину  закрывавшие  лицо,  больше  похожее  на   морду
какого-то грызуна. У видения были крохотные бегающие  глазки,  длинный  нос,
грязная кожа и  тонкие  обветренные  губы.  Оно  выдавило  улыбку,  и  я  на
мгновение  увидела  острые  желтые  зубы.  Один  передний  зуб  был  сломан.
Мальчишке лет семнадцать, не больше.
   - Эй, миссис, вы не в мою сторону  едете?  Я  выпрямилась  на  сиденье  и
тряхнула головой. От солнечного света позднего утра в машине было  тепло.  Я
оглянулась вокруг, поначалу не понимая, почему это я сплю  в  машине,  а  не
дома, в своей кровати. Потом вспомнила эту бесконечную ночь, проведенную  за
рулем, и жуткий груз  усталости,  которая  в  конце  концов  заставила  меня
свернуть на площадку для отдыха. Сколько я проехала? Смутно вспомнилось, что
незадолго до того, как остановиться, я проехала знак поворота на  Гринсборо,
штат Северная Каролина.
   - Миссис? - Это существо постучало в окно  машины  костяшками  пальцев  с
грязными ногтями.
   Я нажала на кнопку, чтобы опустить  окно,  но  ничего  не  произошло.  На
секунду меня охватило острое чувство  клаустрофобии,  но  тут  я  догадалась
включить зажигание, Все в этом нелепом автомобиле, оказывается, работало  на
электричестве. Судя по индикатору, бак был почти  полон.  Я  вспомнила,  что
несколько раз за ночь останавливалась, потом ехала дальше, прежде чем  нашла
заправочную станцию, где не  было  сплошного  самообслуживания.  Что  бы  ни
случилось, я не собиралась опускаться до того, чтобы  самой  качать  бензин.
Окно с тихим гудением опустилось.
   - Подвезете меня, миссис? - Голос мальчишки, эдакое гнусавое  нытье,  был
таким же отвратительным, как и весь его вид. На  нем  была  грязная  военная
куртка, а из багажа - небольшой рюкзачок и скатка одеял. За  его  спиной  по
федеральному шоссе  катили  автомобили,  на  ветровых  стеклах  поблескивали
солнечные лучи. Я вдруг снова почувствовала себя свободной, словно удрала из
школы с уроков. Парень шмыгнул носом и утерся рукавом.
   - Далеко вы направляетесь? - спросила я.
   - На север... - Мальчишка пожал плечами. Я  не  в  первый  раз  изумилась
тому, как можно было вырастить целое поколение людей,  неспособных  ответить
на самый простой вопрос.
   - Ваши родители знают, что вы путешествуете по дорогам?
   Он снова пожал плечами, точнее, одним плечом, словно на большее у него не
хватило энергии. Я сразу поняла, что мальчишка определенно убежал  из  дому,
он, скорее всего, воришка и, очень возможно, опасен для любого, кто  сделает
глупость и возьмет его к себе в машину.
   - Садитесь. - Я нажала кнопку, отпирающую дверь справа от водителя.

***

   В Дареме мы остановились, чтобы позавтракать. Мальчишка  некоторое  время
хмуро рассматривал картинки в меню, напечатанном на пластике,  потом  искоса
глянул на меня.
   - Я не могу... То есть у меня нет денег, чтобы заплатить. У  дяди  много,
он мне даст, а пока вот...
   - Ничего, - усмехнулась я. - Я угощаю. Он ехал к своему дяде в Вашингтон;
так, по крайней мере, мы оба предположительно считали. Я еще раз  попыталась
уточнить, куда же он направляется, он бросил на меня свой косой взгляд,  так
похожий на взгляд грызуна, и спросил:
   - А вы куда едете?
   Я ответила, что мой пункт назначения - Вашингтон, и тогда он подарил  мне
еще одну свою мимолетную улыбку, точнее, коротко показал желтые от  никотина
зубы:
   - Вот-вот, там мой дядька живет. Туда я  и  еду.  К  дяде.  В  Вашингтон.
Вот...
   Теперь этот молодой человек пробурчал свой заказ официантке и,  поигрывая
вилкой, сгорбился над столом. Как и в случае  со  многими  другими  молодыми
людьми в эти дни, мне трудно было предположить  -  то  ли  он  действительно
умственно отсталый, то ли просто до жалости плохо воспитан и образован.  Мне
кажется, люди моложе тридцати сейчас неизбежно попадают либо в одну, либо  в
другую из этих категорий.
   Я сделала глоток кофе и спросила:
   - Вы говорите, вас зовут Винсент?
   - Ага.
   Мальчишка опустил физиономию к чашке, как лошадь  на  водопое.  При  этом
издаваемый им звук напоминал то же самое.
   - Приятное имя Винсент. А дальше как?
   - А?
   - Как ваша фамилия, Винсент?
   Мальчишка снова нагнулся над чашкой, чтобы  выиграть  время  и  подумать.
Быстро, как зверек, он глянул на меня.
   - М-м... Винсент Пирс.
   Я кивнула. Он чуть было не сказал Винсент Прайс. В конце  шестидесятых  я
как-то познакомилась с Прайсом на аукционе предметов искусства в Мадриде. Он
был очень мягким  и  по-настоящему  интеллигентным  человеком;  его  большие
ухоженные руки постоянно находились в движении. Мы  говорили  об  искусстве,
кулинарии,  испанской  культуре.  В  то   время   Прайс   покупал   предметы
оригинального искусства для какой-то чудовищной американской  компании.  Мне
он показался восхитительным. И только много лет спустя я узнала о его  ролях
в этих мерзких фильмах ужасов. Возможно, они с Вилли какое-то время работали
вместе.
   - И вы предполагаете добраться к своему дяде в Вашингтон автостопом?
   - Ну...
   - У вас сейчас, конечно, рождественские каникулы. Занятий в школе нет.
   - Ну...
   - В каком же районе Вашингтона живет  ваш  дядя?  Винсент  сгорбился  над
чашкой. Его волосы свисали, как засаленная гирлянда. Каждые несколько секунд
он лениво поднимал руку и отбрасывал прядь волос  с  лица.  Жест  повторялся
бесконечно, как тик, и просто бесил меня. Я наблюдала этого  бродягу  меньше
часа, а его манеры уже выводили меня из себя.
   - Возможно, в пригороде? - подсказала я - Ага.
   - В каком именно, Винсент? Вокруг Вашингтона довольно  много  пригородов.
Возможно, мы будем проезжать то место, где живет дядя, и  я  подвезу  вас  к
дому. Он, наверно, живет в дорогом районе?
   - Ну. Мой дядя.., у него полно бабок. У нас вся семья такая. Ага...
   Я невольно взглянула на его вонючую армейскую куртку - под ней  виднелась
драная футболка. Перепачканные джинсы в нескольких местах протерлись до дыр.
Понимаю, конечно, что в наши дни одежда ничего  не  значит.  Винсент  с  его
гардеробом вполне мог оказаться внуком миллиардера вроде Дж. Пола  Гетти.  Я
вспомнила великолепно отутюженные шелковые костюмы, которые носил мой Чарлз.
Вспомнила,  как  тщательно  подбирал  подходящую  к  случаю  одежду   Роджер
Харрисон: плащ и дорожный костюм даже для самых коротких поездок, бриджи для
верховой езды, черный галстук и фрак вечером. В том,  что  касается  одежды,
Америка определенно достигла вершины равенства всех со всеми. Для всей нации
выбор в одежде ныне был сведен к наименьшему знаменателю  -  рваным  грязным
джинсам.
   - Чеви-Чейс? - спросила я.
   - А? - Винсент покосился на меня.
   - Я имею в виду пригород. Возможно, это Чеви-Чейс?
   Он мотнул головой.
   - Бетесда? Силвер-Спринг?  Такома-Парк?  Парень  усиленно  наморщил  лоб,
словно перебирая в уме все эти названия. Он уже хотел что-то сказать,  когда
я его перебила:
   - А-а, знаю. Если ваш дядя богат, он скорее всего живет в Бел-Эйр. Так?
   - Ага. Вот-вот. - Винсент облегченно  вздохнул.  -  В  этом..,  самом,  Я
кивнула. Мне принесли чай с тостами. Перед  Винсентом  поставили  яичницу  с
колбасой, рубленое мясо, ветчину и вафли. Ели мы молча; тишину нарушали лишь
чавканье и сопенье хиппи.

***

   За Даремом шоссе 1-85  снова  повернуло  прямо  на  север.  Через  час  с
небольшим мы пересекли границу Виргинии. Когда я была маленькой, наша  семья
часто  ездила  в  Виргинию  навестить  друзей  и  родственников.  Обычно  мы
путешествовали по железной дороге, но  больше  всего  я  любила  плавать  на
небольшом, но комфортабельном пакетботе,  который  шел  всю  ночь,  а  утром
причаливал в  Ньюпорт-Ньюс.  А  теперь  я  вела  "Бьюик",  огромный,  но  со
слабеньким мотором, и ехала на север по  шоссе  с  четырехрядным  движением,
слушая по радио классическую музыку и слегка опустив  стекло,  чтобы  как-то
выгнать запах пота и засохшей мочи, исходивший от моего спящего пассажира.
   Мы проехали Ричмонд; Винсент проснулся далеко за полдень. Я спросила,  не
хочет ли он немного повести машину. От напряжения у меня болели руки и ноги,
я пыталась  не  отставать  от  других  машин,  так  как  никто  не  соблюдал
ограничения скорости - пятьдесят пять миль в час. Глаза мои тоже устали.
   - Что, в самом деле? Я кивнула.
   - Надеюсь, вы будете ехать осторожно.
   - Ага. Ну да...
   Я остановилась на площадке для отдыха, где мы смогли поменяться  местами.
Винсент ехал  с  постоянной  скоростью  -  шестьдесят  восемь  миль  в  час,
придерживая руль одной рукой.  Глаза  его  были  полуприкрыты,  так  что  на
секунду я испугалась - не заснул ли  он.  Но  тут  же  напомнила  себе,  что
современные автомобили настолько просты в управлении, что  их  могут  водить
даже шимпанзе. Я откинула сиденье назад, насколько было возможно, и  закрыла
глаза.
   - Разбудите меня, когда мы приедем в Арлингтон, хорошо, Винсент?
   Он что-то буркнул. Я положила сумочку между  передними  сиденьями,  зная,
что Винсент на нее  посматривал.  Когда  я  вытащила  толстую  пачку  денег,
расплачиваясь за завтрак, ему не удалось достаточно  быстро  отвести  глаза.
Конечно, я рисковала, собираясь  подремать,  но  я  очень  устала.  Какая-то
вашингтонская радиостанция передавала концерт Баха. Ровный гул мотора, звуки
органа и мягкий шорох пролетающих мимо машин  усыпили  меня  меньше  чем  за
минуту.

***

   Проснулась я от тишины. Машина стояла. Мотор  не  работал.  Я  проснулась
мгновенно, словно вовсе не спала, готовая ко всему, - так просыпается хищник
при приближении жертвы.
   "Бьюик" остановился на недостроенной площадке для отдыха. Судя  по  косым
лучам зимнего солнца,  я  проспала  около  часа.  Движение  на  шоссе  стало
интенсивнее, вероятно, мы были недалеко от Вашингтона.  А  вот  нож  в  руке
Винсента  предвещал  несколько  более   мрачные   вещи.   Он   отвлекся   от
пересчитывания моих дорожных чеков и поднял глаза.  Я  безмятежно  встретила
его взгляд.
   - Ты сейчас подпишешь эти... - прошептал он.  Я  продолжала  смотреть  на
него.
   - Ты перепишешь эти сучьи бумажки  на  меня,  -  прошипел  мой  пассажир.
Волосы снова упали ему на  глаза,  и  он  резким  движением  откинул  их.  -
Подпишешь. Сейчас.
   - Нет.
   От удивления его глаза широко раскрылись. Пена выступила  на  его  тонких
губах. Я думаю, он убил бы меня прямо тут, средь бела дня, хотя  в  двадцати
метрах катил сплошной поток автомобилей, а спрятать тело  старой  дамы  было
совершенно негде, разве что в  Потомаке,  -  но  даже  милый  тупой  Винсент
соображал, что ему сначала нужна была моя подпись на чеках.
   - Послушай, ты, старая сука. - Он схватил меня за плечи и  потряс,  -  ты
сейчас подпишешь эти блядские чеки или я  отрежу  твой  свинячий  нос.  Тебе
ясно, ты, старуха? - Он поднес стальное лезвие прямо к моему лицу. Я глянула
на эту немощную руку  с  грязными  ногтями,  вцепившуюся  в  мое  платье,  и
вздохнула. На какую-то секунду  я  вспомнила,  как  когда-то  вошла  в  свой
гостиничный номер из нескольких комнат лет тридцать назад, в другой  стране,
в другом мире даже, и  застала  лысого,  но  статного  джентльмена  приятной
наружности, во фраке, копошившегося в моем ларце с драгоценностями. Тот  вор
всего лишь  иронично  улыбнулся  и  коротко  поклонился  мне,  когда  я  его
застукала.  Мне  всегда  будет  не   хватать   этого   изящества,   легкости
использования людей и неброской эффективности, которую  невозможно  заменить
никаким воспитанием.
   - Давай, - прошипел этот грязный мальчишка, все еще держа меня за плечи и
прижимая лезвие к моей щеке. - Ты, падла,  сама  просишь.  -  В  глазах  его
появился наркотический блеск, и блеск этот был вовсе не от алчности - Да,  -
сказала я. Рука его замерла на полпути Несколько секунд  он  что-то  пытался
сделать - у него аж вены вздулись на лбу. Но тут лицо  исказилось  гримасой,
глаза расширились, а рука с лезвием потянулась  теперь  к  его  собственному
горлу и лицу.
   - Пора начинать, - тихо приказала я. Острое, как  бритва,  лезвие  прошло
между его тонкими губами.
   - Время пришло, - прошептала я. Лезвие скользнуло дальше, разрезая  десны
и язык, затем коснулось мягкого неба и обагрилось кровью.
   - Пора учиться. -