Я улыбнулась, и мы начали первый урок.

Глава 2

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ

Суббота, 20 декабря 1980 г.

   Сол Ласки простоял без движения минут двадцать,  глядя  на  девочку.  Она
тоже смотрела на него не мигая, так же неподвижно, словно время застыло.  На
ней была соломенная шляпка, слегка сдвинутая  на  затылок,  и  серый  фартук
поверх простого белого платья без пояса. Волосы у нее  были  светлые,  глаза
голубые. Руки она сложила перед собой, слегка вытянув их с неловкой  детской
грацией.
   Кто-то  прошел  между  ним  и  картиной,  и  Сол  отступил  назад,  потом
подвинулся вбок, чтобы лучше видеть. Девочка в соломенной шляпке  продолжала
смотреть на пустое место, где он только  что  стоял.  Сол  не  мог  сказать,
почему  эта  картина  так  трогала  его;  работы  Мэри  Кассат  с  размытыми
пастельными контурами казались ему, в общем,  слишком  сентиментальными,  но
вот эта картина взволновала его до слез еще лет  двадцать  назад,  когда  он
впервые пришел в Национальную галерею, и теперь он почти никогда  не  уезжал
из Вашингтона, не совершив паломничества к "Девочке  в  соломенной  шляпке".
Иногда он думал, что пухлое лицо и задумчивый взгляд чем-то  напоминали  ему
сестру Стефу, умершую от тифа во время  войны,  хотя  волосы  у  Стефы  были
гораздо темнее, а глаза - вовсе не голубыми.
   Сол отвернулся от картины. Когда он приходил в музей, он обещал себе, что
походит  по  другим  новым  отделам,  проведет  больше  времени  среди   еще
невиденных работ, но  всякий  раз  слишком  долго  задерживался  возле  этой
"Девочки". "Ну, в следующий раз", - подумал он.
   Был уже второй час, и к тому времени,  когда  Сол  добрался  до  входа  в
ресторан галереи и остановился у двери, оглядывая зал, народ почти  схлынул.
Он сразу увидел Арона за небольшим столиком в углу, рядом с каким-то высоким
растением в кадке. Сол помахал ему рукой и прошел через зал.
   - Здравствуй, дядя Сол.
   - Здравствуй, Арон.
   Племянник встал, и они  обнялись.  Широко  улыбаясь,  Сол  взял  молодого
человека за плечи и оглядел его. Да, это был уже не мальчик. В  марте  Арону
исполнится двадцать шесть. Но он оставался все таким же  худым,  и  еще  Сол
отметил, что улыбается  он,  как  и  Давид,  -  утолки  губ  так  же  слегка
загибались вверх. Темные же вьющиеся волосы  и  большие  глаза  за  стеклами
очков - это от Ребекки. Но было в нем что-то и от самого Арона  -  возможно,
более темная кожа и высокие скулы, доставшиеся ему в наследство из-за  того,
что он - сабра, человек, родившийся в Израиле. Арону и его братишке-близнецу
было тринадцать, а на вид и того меньше, когда началась Шестидневная  война.
Сол тогда прилетел в Тель-Авив, но опоздал на пять часов - уже незачем  было
идти на фронт, даже в качестве санитара, но он вдоволь наслушался от  ребят,
Арона и Исаака, историй о подвигах их старшего брата Авнера, капитана ВВС. И
еще они в подробностях рассказывали о храбрости их двоюродного брата  Хаима,
который командовал батальоном на Голанских высотах. Два  года  спустя  Авнер
погиб, сбитый египетской ракетой во время войны на истощение, а потом, через
год, в августе, погиб и Хаим -  подорвался  на  израильской  мине  во  время
йом-киппурской войны. Арону было уже восемнадцать в  то  лето,  но  он  имел
слабое здоровье, мучился астмой с раннего детства. Его отец  Давид  одну  за
другой разрушал те хитрости, к  которым  Арон  прибегал,  чтобы  попасть  на
войну.
   Арон решил, что любыми путями станет коммандос или десантником,  как  его
братишка Исаак, но во все виды войск его забраковали из-за астмы  и  плохого
зрения. Тогда он закончил колледж и поставил все на свою последнюю карту. Он
пошел к отцу и попросил его  использовать  свои  старые  связи  с  секретной
службой и найти ему в ней применение. В июне семьдесят  четвертого  он  стал
работником Моссада.
   Из него не стали готовить полевого агента, в  распоряжении  Моссада  было
слишком много бывших коммандос и других  героев  для  этой  трудной  работы,
чтобы взваливать ее на плечи хлипкого интеллектуала, который мог заболеть  в
любую минуту. Правда,  Арон  получил  обычную  подготовку  по  самозащите  и
обращению с оружием и даже научился неплохо стрелять из  "беретты"  двадцать
второго калибра, популярной в то время в Моссаде, но по-настоящему он  нашел
себя в криптографии. Он проработал три года в Тель-Авиве  в  спецсвязи,  еще
год - в полевых условиях где-то на Синае, а затем его послали в Вашингтон, в
группу,  прикомандированную  к  израильскому  посольству.  Назначение   было
шикарное, и то, что он являлся сыном Давида Эшколя, наверное,  сыграло  свою
роль.
   - Ну как ты, дядя Сол? - спросил Арон на иврите.
   - Неплохо, - ответил Сол и попросил:
   - Говори по-английски, пожалуйста.
   - Ладно. - В его английском не было и намека на акцент.
   - Как твой отец? Брат?
   - Лучше, чем в последнюю нашу встречу, - сказал Арон.  -  Врачи  считают,
что этим летом отцу удастся провести какое-то время на ферме. А  Исаака  уже
произвели в полковники.
   - Прекрасно, прекрасно. - Сол глянул на три досье, которые его  племянник
положил на стол. Он все пытался найти способ вернуть события назад,  сделать
так, чтобы мальчик не оказался вовлеченным во все  это,  и  в  то  же  время
получить информацию, которую удалось собрать Арону.
   Словно прочитав его мысли, Арон наклонился вперед и прошептал:
   - Дядя Сол, во что ты тут впутался? Сол удивленно  заморгал.  Шесть  дней
назад он позвонил Арону и попросил его  раздобыть  какую-либо  информацию  о
Уильяме Бордене или разузнать, где находится Френсис Харрингтон. Конечно, он
сделал  глупость.  Уже  много  лет  Сол  избегал  обращаться  за  помощью  к
родственникам  либо  к  их  связям,  но  на  этот  раз  исчезновение   юного
Харрингтона просто повергло его в смятение, он был просто в  отчаянии:  если
он поедет  в  Чарлстон,  он  может  пропустить  что-то  существенно  важное,
какую-то новую информацию о Бордене. Арон позвонил ему  тогда  по  телефону,
который не могли прослушивать, и  спросил:  "Дядя  Сол,  это  насчет  твоего
немецкого полковника, да?"
   Ласки не стал отрицать этого. Все  родственники  знали  о  том,  что  Сол
помешан на таинственном нацистском оберете, с которым сталкивался в  лагерях
во время войны. "Ты же знаешь, что Моссад ни за что не станет действовать  в
Соединенных Штатах, ведь так?" - добавил тогда Арон. Сол ничего  не  сказал,
но его молчание было красноречивее слов. Он работал вместе  с  отцом  Арона,
когда "Иргун Звай Луми" и "Хаганах" были вне закона и очень активно  скупали
американское вооружение и целые оружейные заводы,  по  частям  перевозили  в
Палестину, там собирали и пускали в действие, готовясь к тому моменту, когда
арабские армии неизбежно перейдут границу нового  сионистского  государства.
"Ладно, - вздохнул тогда Арон. - Я сделаю, что смогу".
   - О чем ты? - спросил он. - Просто я хотел  разузнать  побольше  об  этом
Бордене. Френсис - мой бывший студент.  Он  полетел  в  Лос-Анджелес,  чтобы
выяснить кое-что о нем. Возможно, он собирал материал для развода,  кто  его
знает? Френсис вовремя не вернулся, а мистер Борден,  по-видимому,  погиб  в
авиакатастрофе; и вот один мой знакомый спросил, не  могу  ли  я  помочь.  Я
вспомнил о тебе, Арон.
   - Ну да. - Арон некоторое время молча смотрел  на  своего  дядю,  наконец
кивнул, вздыхая печально. Оглянувшись, нет ли кого-либо поблизости, кто  мог
бы их подслушать, он открыл первую  папку.  -  В  понедельник  я  полетел  в
Лос-Анджелес, - сообщил он тихо.
   - Куда? - Сол был потрясен. Он всего  лишь  хотел,  чтобы  его  племянник
позвонил  кое-кому  в   Вашингтоне,   воспользовался   весьма   совершенными
компьютерами в израильском посольстве, особенно банками данных в офисе,  где
работали шесть агентов Моссада. Ну, может, смог  бы  заглянуть  в  секретное
досье израильтян или  американцев.  Но  он  вовсе  не  думал,  что  Арон  на
следующий же день полетит на западное побережье.
   Арон улыбнулся.
   -  Да,  чепуха,  нет  проблем!  У  меня   накопилось   несколько   недель
неиспользованного отпуска. Ты же никогда ничего не просил у нас, дядя Сол. С
самого моего детства ты всегда нам что-то давал, ничего не прося  взамен.  Я
учился в университете Хайфы на твои деньги, хотя мы вполне  могли  заплатить
за обучение сами. И вот ты просишь о таком пустячке - и что же, разве  я  не
могу сделать этого для тебя?
   Сол потер лоб.
   - Но ты же не Джеймс Бонд, Модди, - сказал он, назвав Арона  его  детской
кличкой. - И потом, Моссад не проводит операций в Штатах.
   Арон никак не отреагировал на это замечание.
   - Я просто был в краткосрочном отпуске, дядя Сол, - повторил он. - Так ты
хочешь послушать, что я делал в свободное время?
   Сол кивнул.
   - Твой мистер Харрингтон остановился вот здесь. - Арон  подвинул  к  нему
черно-белую фотографию отеля "Беверли-Хиллз". Сол не стал брать ее  в  руки,
посмотрел и отодвинул назад.
   -  Я  узнал  очень  немногое,  -  продолжал  Арон.  -  Мистер  Харрингтон
зарегистрировался  в  отеле  восьмого  декабря.  Официантка  вспомнила,  что
молодой  рыжеволосый  мужчина,  описание  которого  совпадает  с  внешностью
Харрингтона,  позавтракал  в  кафе  отеля  утром  девятого  числа.  Один  из
швейцаров видел, как какой-то молодой человек уехал со стоянки  отеля  около
трех часов  во  вторник  -  на  желтом  "Датсане",  точно  таком,  что  твой
Харрингтон взял напрокат. Но он не уверен. - Арон  подвинул  Солу  еще  пару
листков. - А вот фотокопии  заметки  в  газете  -  всего  один  абзац  -  из
полицейского рапорта. Желтый "Датсан" найден на стоянке возле офиса "Хертца"
в аэропорту в среду, десятого числа. Люди из офиса в  конце  концов  послали
счет за прокат  машины  матери  Харрингтона.  Анонимныи  перевод  на  триста
двадцать девять долларов сорок восемь центов  в  уплату  за  номер  в  отеле
пришел по почте в  понедельник  пятнадцатого.  В  тот  день,  когда  я  туда
прилетел. На конверте стоял штемпель Нью-Йорка. Ты разве ничего не  знал  об
этом, дядя Сол? Сол тупо смотрел на него.
   - Я так и думал. - Арон закрыл досье. -  Тут  есть  один  очень  странный
момент. Два временных помощника мистера  Харрингтона  по  его  любительскому
детективному агентству, Денис Леланд и Селби Уайт, в ту же неделю погибли  в
автомобильной катастрофе. В пятницу,  двенадцатого  декабря,  они  ехали  из
Нью-Йорка в Бостон на автомобиле после того, как им кто-то позвонил... В чем
дело, дядя Сол? - забеспокоился Арон.
   - Да нет, ничего... - Ласки снял очки и стал машинально протирать их.
   - Мне показалось, что вам плохо. Вы знали этих двух парней?  Уайт  учился
вместе с Харрингтоном в Принстоне... Он из команды Хайнис Порт Уайте.
   - Я их видел всего один раз, - сказал Сол. - Продолжай.
   Арон глядел на него, слегка прищурившись. Сол вспомнил, что у  племянника
бывало такое же выражение лица в детстве, когда  он  начинал  сомневаться  в
правдивости фантастических историй, которые дядя рассказывал им на ночь.
   - Итак... Если там  действительно  что-то  произошло,  сделано  это  было
весьма профессионально, - жестко проговорил Арон. - Примерно так действовали
бы уголовные "семьи" в Америке, их новая мафия. Три убийства, и  все  чисто.
Двое погибают в автомобильной катастрофе; грузовик, который налетел на  них,
до сих пор не найден. А третий вообще исчез. Но вопрос вот в чем: что  такое
делал Френсис Харрингтон в Калифорнии, если он так расстроил профессионалов,
что они занялись этим делом в своем  старом  стиле?  И  почему  убрали  всех
троих? У Леланда и Уайта была  настоящая  работа,  они  выполняли  отдельные
поручения этого детективного агентства лишь по субботам и воскресеньям,  для
забавы. За весь прошлый год у Харрингтона было всего три дела, и два из  них
- услуги друзьям, которые хотели получить развод. В третьем случае он просто
тратил  время,  пытаясь  найти  биологических  родителей  какого-то  бедного
старого придурка - через сорок восемь лет после того, как они его бросили.
   - Откуда ты все это узнал? - тихо спросил Сол.
   - Я поговорил с секретаршей Френсиса - она тоже работает у него время  от
времени. Потом как-то вечером я навестил его офис.
   - Беру свои слова назад,  Модди.  В  тебе  действительно  есть  нечто  от
Джеймса Бонда.
   - Ага, - согласился Арон. Обеденное время  в  ресторане  закончилось,  за
столами почти никого не осталось, кроме нескольких человек, не  торопившихся
с едой. Сол и Арон не сильно бросались в глаза, но метрах в пяти от них  уже
никого не было. Где-то в подвальном помещении за дверью  ресторана  заплакал
ребенок - голос у него был, как у автомобильного клаксона. -  Но  эт-то  еще
далеко не все, дядя Сол, - протянул Арон, совсем как киношный ковбой.
   - Ну, продолжай.
   - Секретарша сказала,  что  Харрингтону  часто  звонил  человек,  который
никогда не называл своей фамилии, - сообщил Арон. - Полиция  интересовалась,
кто бы это мог быть, но она сказала, что не знает... Харрингтон  же  не  вел
никаких записей по этому делу, кроме заметок насчет  расходов  на  дорогу  и
прочего. Как бы там ни было, этот новый клиент настолько  загрузил  Френсиса
работой, что тот попросил своих старых товарищей по колледжу помочь ему.
   - Понятно, - кивнул Сол. Арон глотнул кофе из чашки.
   - Ты сказал, что Харрингтон был твоим студентом, дядя Сол. Но в  Колумбии
на этот счет нет никаких записей.
   - Он прослушал у меня два курса, - пояснил Сол. - "Война  и  человеческое
поведение" и "Психология агрессии". Френсис ушел из Принстона не потому, что
плохо учился. Наоборот, он был блестящим  студентом,  но  ему  было  скучно.
Правда, на моих лекциях ему скучать не приходилось... Продолжай, Модди.
   Арон сжал губы, и это немного напомнило  Солу,  какое  упрямое  выражение
лица было у Давида Эшколя, когда они на ферме неподалеку  от  Тель-Авива  до
рассвета спорили о моральной стороне партизанской войны.
   - Секретарша  сказала  полицейским,  что  клиент  Харрингтона  говорил  с
еврейским акцентом. Она заверила меня, что всегда может  отличить  еврея  по
манере говорить. У этого был  иностранный  акцент.  Возможно,  немецкий  или
венгерский.
   - Ну и?..
   - Так ты наконец скажешь, в чем тут дело, дядя Сол?
   - Не сейчас, Модди. Я сам толком ничего не знаю. Рот Арона был все так же
упрямо сжат. Он постучал  пальцем  по  двум  другим  папкам.  Они  выглядели
потолще, чем первая.
   - У меня тут еще кое-что есть. Кое-что похлеще, чем тупик с Харрингтоном.
Мне кажется, обмен может получиться равноценным.
   Сол слегка поднял брови.
   - Значит, речь идет уже об обмене, а не о доброй услуге?
   Арон вздохнул и открыл вторую папку.
   - Борден, Уильям Д.  Предположительно  родился  восьмого  августа  тысяча
девятьсот шестого года в Хаббарде, штат Огайо,  но  в  деле  нет  совершенно
никаких документов между свидетельством о рождении в девятьсот шестом году и
внезапным  изобилием  разных  бумаг:   карточек   программ   соцобеспечения,
водительских прав и так далее  -  в  сорок  шестом.  Обычно  компьютеры  ФБР
обращают внимание на такие вещи, но  в  данном  случае,  похоже,  всем  было
наплевать. Я так думаю, что если поискать на кладбищах вокруг Хаббарда, штат
Огайо, или как там эта дыра называется,  мы  найдем  ма-аленький  надгробный
камень над могилой малютки Билла Бордена, упокой Господи его невинную  душу.
А вот взрослый мистер Борден, похоже, выскочил на свет Божий в Ньюарке, штат
Нью-Джерси, где-то в начале сорок шестого года.  В  следующем  году  он  уже
переехал в Нью-Йорк. Кем бы он ни  был,  деньги  у  него  имелись.  В  сорок
восьмом и сорок девятом он был среди невидимых спонсоров пьес на Бродвее. Он
купил свою долю у заправил шоу-бизнеса, но, похоже, не  очень-то  общался  с
ними. Во всяком случае, я не могу найти каких-либо следов в светской хронике
тех лет, и никто из стариков, работавших  тогда  на  продюсеров  и  агентов,
ничего о нем не помнит. Как бы там ни было, в пятидесятом Борден  перебрался
в Лос-Анджелес, в том же году вложил деньги в какой-то фильм  и  с  тех  пор
стал там крупной и заметной фигурой, особенно в шестидесятых. Те, кто  знают
всю подноготную жизни в Голливуде, звали его Фриц, или Большой Билл  Борден.
Иногда  он  закатывал  вечеринки,  но  никогда  ничего  по-крупному,  всегда
обходилось без участия полиции. Этот парень был просто святой -  не  нарушал
правил дорожного движения, не болтался по улицам  пьяным,  в  общем,  ничего
такого... А если и случалось, то у него имелось достаточно денег  и  связей,
чтобы  от  его  прегрешений  и  правонарушений  в  официальных  бумагах   не
оставалось ни следа. Что ты на это скажешь, дядя Сол?
   - Что еще у тебя есть?
   - Ничего. Ничего, кроме кое-каких сплетен  с  киностудии,  фото  входа  в
поместье герра Бордена в Бел-Эйр - самого дома  не  видно  -  и  вырезок  из
"Лос-Анджелес Таимо и "Вэрайети" о его гибели  в  авиакатастрофе  в  прошлую
субботу.
   - Можно мне взглянуть на все это? Когда Сол кончил читать  заметки,  Арон
тихо спросил:
   - Это он, дядя Сол? Твой оберет?
   - Возможно, - кивнул Сол. - Я хотел выяснить.
   - И ты послал Френсиса Харрингтона выяснять это в ту самую неделю,  когда
Борден погиб в авиакатастрофе.
   - Да.
   - А твой бывший студент и оба его помощника погибли в  те  же  самые  три
дня.
   - Я не знал про Дениса и Селби, пока ты мне не сказал, - промолвил Сол. -
Мне и в голову не приходило, что им может угрожать реальная опасность.
   - Опасность со стороны кого? - настаивал Арон.
   - Честно, не знаю. Пока, - сказал Сол.
   - Расскажи мне все, что  знаешь,  дядя  Сол.  Возможно,  мы  сможем  тебе
помочь.
   - Мы?
   - Леви. Дэн. Джек Коуэн и мистер Бергман.
   - Они из посольства?
   - Джек - мой начальник, но он еще и друг, - заверил Арон. - Расскажи нам,
в чем тут дело, и мы поможем тебе.
   - Нет.
   - Что "нет"? Не можешь мне рассказать или не хочешь?
   Сол оглянулся через плечо.
   - Ресторан через несколько минут закроется. Пойдем куда-нибудь  в  другое
место.
   Мышцы в уголках рта Арона напряглись.
   - Трое из этих  людей  -  вон  та  пара  около  входа  и  молодой  парень
поблизости от тебя - это наши. Они будут сидеть, пока нам нужно  присутствие
других людей.
   - Значит, ты им уже все сказал?
   - Нет, только Леви. Да он в любом случае был нужен - делать снимки.
   - Какие снимки?
   Арон достал фото из последней, самой толстой папки. На нем был  изображен
небольшого роста человек с темными волосами, в рубашке с открытым воротом  и
кожаной куртке. Глаза чуть полуприкрыты набрякшими веками, жесткий  рот.  Он
пересекал узкую улицу; куртка расстегнута, полы разлетались.
   - Кто это? - спросил Сол.
   - Хэрод, - ответил Арон. - Тони Хэрод.
   - Компаньон Уильяма Бордена. Ею имя упоминается в заметке в "Вэрайети".
   Арон вытащил еще пару фотографий из папки. На снимке  Хэрод  стоял  перед
дверью гаража, держа в руке кредитную карточку, явно готовясь вставить ее  в
небольшое приспособление в кирпичной  стене.  Сол  уже  как-то  видел  такие
замки.
   - Где это было снято? - спросил он.
   - В Джорджтауне. Четыре дня назад.
   - Здесь, в Вашингтоне? - удивился Сол. - Что он тут делал? И зачем ты его
фотографировал?
   - Это не я, а Леви, - улыбнулся Арон. - В понедельник я присутствовал  на
панихиде по мистеру Бордену в Форест-Лоун. Тони Хэрод  держал  там  речь.  У
меня было мало времени, но я немного покопался и обнаружил, что мистер Хэрод
и мистер Борден  были  очень  близки.  Когда  Хэрод  во  вторник  вылетел  в
Вашингтон, я отправился следом. Мне все равно пора было возвращаться.
   Сол потряс головой.
   - А потом ты поехал за ним в Джорджтаун.
   - Да нет, в этом не было нужды, дядя Сол. Я позвонил Леви, и  тот  следил
за ним от самого аэропорта. А я присоединился к нему позже. Вот тогда  мы  и
сделали снимки. Я хотел поговорить с тобой - до того как показать