огромное строение из темного  камня  с  высокими  окнами,  флигелями
разной высоты, так что создавалось впечатление,  будто  начиналось  оно  как
внушительная центральная башня, к которой  последующие  поколения  добавляли
разные пристройки. Цвет камня и размеры окон повсюду были разные,  но  общее
впечатление угрюмости от того не менялось: витражные  стекла,  узкие  двери,
тяжелые стены,  на  которых  темнели  пятнами  тени  голых  деревьев.  Хэрод
подумал, что этот дом больше подходит Вилли, чем вилла в  Бел-Эйр  родом  из
какой-то банановой республики.
   - А что теперь? - шепотом спросила Мария Чен.
   - Заткнись, - приказал Хэрод  и  снова  поднял  бинокль,  чтобы  еще  раз
взглянуть на трупы. Они лежали близко друг от друга. Голова  одного  из  них
была повернута в сторону и почти зарылась в глубокий снег, так что Хэрод мог
видеть только пятно темных, коротко  стриженых  волос,  шевелившихся,  когда
налетал ветерок; но другой, тот, что лежал на спине, был больше  на  виду  -
можно было различить бледную щеку и открытый  глаз,  неподвижно  глядящий  в
сторону их укрытия за хвоей, будто ожидая прихода Хэрода.  Он  подумал,  что
эти тела лежат в снегу не так уж долго: не похоже, чтобы  их  трогали  птицы
или животные.
   - Давай пройдем туда, Тони.
   - Заткнись, кому сказано. - Хэрод опустил бинокль и немного  поразмыслил.
Отсюда другой стороны особняка не видно. Разумнее всего было  бы  обойти  на
лыжах по большому кругу, чтобы осмотреть дом со всех сторон,  оставаясь  под
прикрытием леса. Хэрод, прищурившись, еще раз глянул на большую поляну. И  в
ту, и в другую сторону шли полосы леса; им понадобится  больше  часа,  чтобы
вернуться в лес и подобраться к дому со всеми предосторожностями. Солнце уже
затянули тучи; поднялся холодный ветер. Пошел снег. Джинсы Хэрода  промокли,
а  ноги  болели  от  непривычной  нагрузки.  Из-за  темных  туч  создавалось
впечатление, что уже наступили сумерки, хотя еще не было и двенадцати.
   - Давай подойдем, Тони, - Мария Чен не упрашивала его, испуга в ее голосе
не было, она просто спокойно настаивала.
   - Дай мне пистолет, - потребовал он. Она вытащила браунинг из-за пояса  и
протянула Хэроду; тот взял его и ткнул  стволом  в  сторону  серого  дома  и
темных распростертых тел. - Двигай туда. На лыжах. Я  прикрою  тебя  отсюда.
Похоже, этот сучий дом пуст.
   Мария Чен повернулась, грациозным движением палки  раздвинула  скрывавшие
их хвойные ветви и заскользила к дому. Хэрод  пригнулся  и  отошел  от  того
места, где они стояли, потом  устроился  под  развесистой  елью,  окруженной
молодыми сосенками, и поднял бинокль. Мария уже добралась  до  лежащих  тел.
Вот она остановилась, воткнула в снег палки и  посмотрела  в  сторону  дома.
Затем обернулась в  сторону  Хэрода  и  поехала  дальше.  Притормозив  перед
широкими стеклянными дверями, она повернула направо и двинулась вдоль фасада
здания. Девушка исчезла за углом, тем, что  был  ближе  всего  к  подъездной
дороге; Хэрод сбросил лыжи и замер, согнувшись под деревом, где  было  более
или менее сухо.
   Прошло  невероятно  много  времени,  прежде  чем  она   появилась   из-за
противоположного угла дома. Мария Чен добралась на лыжах до главного входа и
помахала туда, где, как она думала, стоял Хэрод.
   Тони подождал  еще  минуты  две  и,  пригнувшись,  побежал  к  дому.  Ему
показалось, что без лыж он  будет  двигаться  свободнее,  но  это  оказалось
ошибкой. Снег доходил ему до колен и не давал возможности бежать, и  он  все
время спотыкался и проваливался на каждом шагу. Трижды он упал, один раз при
этом выронив браунинг в снег. Проверив, не забит ли ствол, он  стер  снег  с
рукоятки и двинулся дальше.
   Возле убитых мужчин он остановился.
   Тони Хэрод являлся продюсером двадцати восьми фильмов, из них только  три
он сделал без Вилли. Во всех двадцати восьми было  полно  секса  и  насилия,
чаше в крутой смеси. Пять фильмов  из  серии  "Вальпургиева  ночь"  -  самые
удачные из тех, что он сделал, - были не  более  чем  демонстрацией  длинной
цепи убийств: как правило, привлекательные  молодые  люди  погибали  до,  во
время или после половых сношений. Убийства в основном представлялись методом
субъективной камеры, то есть глазами  убийцы.  Хэрод  частенько  заходил  на
съемки и видел,  как  людей  режут,  пристреливают,  сажают  на  кол,  жгут,
потрошат и обезглавливают. Он имел достаточно дела со  спецэффектами,  чтобы
узнать все секреты - мешков с кровью, с газом, выбитых глаз и гидравлики. Он
лично написал сцену в  "Вальпургиевой  ночи  V:  Кошмар  продолжается",  где
голова девушки-няни взрывается, разлетается на тысячу  осколков,  когда  она
проглатывает взрывную капсулу, подложенную тайным убийцей Голоном.
   Несмотря на все это, Тони Хэрод никогда еще  не  видел  воочию  настоящую
жертву  убийства.  Единственные  трупы,  рядом  с  которыми  ему  когда-либо
доводилось находиться, были тела матери  и  тетушки  Мирры,  в  косметически
обработанных гробах, при том, что его окружало аморализирующее  пространство
похоронного бюро, а также другие скорбящие. Он потерял свою мать, когда  ему
было девять лет, а тетю Мирру - в тринадцать. Никто никогда не говорил ему о
смерти отца.
   И вот теперь Хэрод застыл как вкопанный возле этих незнакомых  убитых.  В
одного из лежащих перед фамильным гнездом Вилли стреляли раз пять или шесть;
у другого было вырвано горло. Из обоих вылилась масса  крови.  Хэроду  такое
количество крови показалось нелепым, словно чересчур усердный режиссер залил
всю съемочную площадку ведрами красной краски. Глядя на окровавленные тела и
на отпечатки в снегу, Хэрод попытался представить, что же тут  случилось.  В
тридцати метрах от дома приземлился вертолет. Эти  двое  вышли  из  него,  в
своих черных, до блеска начищенных туфлях, пригодных разве что для  прогулок
по асфальту, и подошли к дверям. Там, на  плитах  перед  домом,  они  начали
драться. Наверное, тот что поменьше ростом, лежавший теперь уткнувшись лицом
в снег, вдруг повернулся и кинулся на своего партнера, пустив в ход  зубы  и
ногти. Второй отступил - Хэрод видел следы каблуков на снегу, - затем поднял
свой "люгер"  и  несколько  раз  выстрелил.  Коротышка  продолжал  наседать,
возможно, даже после того, как получил пулю в лицо:
   -  на  правой  щеке  видны  были  две  рваные  опаленные  дыры,  а  между
оскаленными зубами застряли куски человеческого мяса.  Тот  что  повыше  еще
отступил, шатаясь, на несколько шагов, когда первый уже лежал; потом, словно
до него только дошло, что у него вырвана половина горла, перегрызена артерия
и из нее на холодный снег брызжет кровь, он рухнул; перекатился на  спину  и
умер, неподвижно глядя на полоску хвойного перелеска,  в  котором  несколько
часов  спустя  появятся  Хэрод  и  Мария  Чен.  Рука  человека   без   горла
приподнялась, да так и застыла в трупном окоченении. Хэрод знал,  что  Ригор
Мортис начинается и заканчивается через определенное количество часов  после
смерти, но он не мог вспомнить, через сколько именно. Но это было и неважно.
Он представил себе картину, в которой эти двое, бывшие  сообщниками,  вместе
вышли из вертолета и вместе погибли. Следы на снегу не могли доказать  этого
абсолютно точно, но Хэроду было все равно. Еще один ряд следов указывал, что
из дома вышли несколько человек и  улетели  на  вертолете.  Откуда  прилетел
вертолет, кто им управлял, кто вышел из особняка  и  куда  они  отправились,
было неясно...
   - Тони... - тихо проговорила Мария Чен.
   - Секунду. - Хэрод повернулся, шатаясь,  отошел  от  забрызганной  кровью
площадки, и его стошнило на снег. Во рту снова возник вкус  кофе  и  толстой
немецкой колбасы,  съеденной  за  завтраком.  Он  зачерпнул  чистого  снега,
прополоскал им рот, выпрямился и, далеко обходя трупы, подошел к Марии  Чен,
стоявшей на ступенях террасы.
   - Дверь не заперта, - прошептала она. Сквозь  стекло  видны  были  только
портьеры. Снег валил уже валом, хлопья даже скрыли деревья,  стоявшие  всего
метрах в шестидесяти. Хэрод кивнул и глубоко вдохнул.
   - Пойди возьми пистолет того парня, - сказал он. - И проверь,  нет  ли  у
них документов.
   Мария Чен глянула на Хэрода и  двинулась  к  трупам.  Ей  пришлось  силой
высвободить пистолет  из  руки,  буквально  мертвой  хваткой  вцепившейся  в
рукоятку. Водительские права одного валялись в бумажнике; паспорт и  кошелек
второго  убитого  оказались  в  кармане  его  пальто.  Марии  Чен   пришлось
перевернуть оба трупа, прежде чем она нашла  то,  что  интересовало  Хэрода.
Когда она вернулась на террасу, ее голубой свитер и  пуховик  были  порядком
перепачканы чужой кровью, которую она стала оттирать снегом.
   Хэрод быстро просмотрел бумажники и документы. Имя того,  что  покрупнее,
было Фрэнк Ли; его международные водительские права  были  выданы  три  года
назад в Майами. Второго звали Эллис Роберт Слоун, возраст тридцать два года,
житель Нью-Йорка, визы и штемпеля в паспорте были действительны для Западной
Германии, Бельгии и Австрии. Кроме документов, при них  оказалось  восемьсот
американских долларов и шестьсот немецких марок.  Хэрод  покачал  головой  и
отшвырнул бумажники. Он не узнал ничего  существенного  -  но  понимал,  что
всего лишь тянет время, откладывает момент, когда придется войти в дом.
   - Иди за мной, - позвал он Марию и открыл дверь.

***

   Особняк был огромный, холодный, темный и пустой - во всяком случае, Хэрод
горячо на это надеялся. Ему больше не хотелось  разговаривать  с  Вилли.  Он
знал, что если  ему  доведется  встретиться  со  своим  старым  голливудским
наставником, то первым его желанием будет разрядить всю обойму  браунинга  в
голову Бордена. Если, конечно, Вилли  ему  позволит.  Тони  Хэрод  не  питал
никаких иллюзий на этот счет. Он мог рассказывать Баренту  и  остальным  про
то, как иссякает Способность Вилли, он мог даже сам частично верить  в  это,
но глубоко в душе он знал, что Вилли Борден, если понадобится, сломит его за
десять секунд. Этот старый подонок был просто монстром. Хэрод  пожалел,  что
приехал в Германию; не надо было рыпаться сюда, не надо было идти на  поводу
у членов Клуба, заставивших его связываться с Вилли.
   - Приготовься, - прошептал он, почему-то  волнуясь  как  идиот,  и  пошел
впереди Марии Чен дальше, в глубь этого огромного дома.
   Они двигались из комнаты в комнату, и везде мебель была аккуратно  укрыта
белыми чехлами. Хэрод уже видел все это, как и те трупы у дома, бессчетно во
всяких фильмам, но в действительности это порядком действовало на нервы.  Он
скоро заметил, что тычет пистолетом в каждое зачехленное  кресло  и  торшер,
ожидая, что они вот-вот поднимутся и зашагают к нему наподобие той фигуры  в
простынях из первого фильма Карпентера.
   Холл с выложенным черно-белыми плитами полом был огромен и пуст. Хэрод  и
Мария Чен шли тихо, и все  равно  их  шаги  отдавались  легким  эхом.  Хэрод
чувствовал  себя  полным  болваном  в  этих  дурацких  лыжных   ботинках   с
квадратными  носками.  Мария  Чен   спокойно   следовала   за   ним,   держа
окровавленный "люгер" у бедра. На ее лице не  было  и  намека  на  волнение,
словно она бродила по голливудскому дому Хэрода в поисках  запропастившегося
куда-то журнала.
   Им понадобилось минут пятнадцать, дабы убедиться, что на первом этаже и в
огромном  гулком  подвале  никого  нет.  Чувствовалось,  что  громадный  дом
покинут; если бы не трупы снаружи, Хэрод мог бы поклясться,  что  здесь  уже
много лет никого не было.
   - Наверх. - Он все еще держал пистолет на уровне груди; костяшки  пальцев
у него побелели.
   В западном крыле было темно и  холодно,  здесь  вообще  не  было  никакой
мебели, но когда они  вошли  в  коридор,  ведущий  в  восточное  крыло,  оба
замерли. Поначалу им показалось, что коридор прегражден  огромной  пластиной
волнистого льда; Хэрод вспомнил сцену возвращения доктора Живаго и  Лары  на
дачу, искореженную зимой; но потом он осторожно двинулся вперед и понял, что
слабый свет проникал сквозь завесу из тонкого, полупрозрачного  полиэтилена,
свисающую с потолка и прикрепленную с одной стороны к стене. Метра через два
они натолкнулись еще на один, такой же барьер и догадались,  что  полиэтилен
просто служил для теплоизоляции восточного крыла. В коридоре было темно,  но
из нескольких распахнутых дверей по  его  сторонам  проникал  бледный  свет.
Хэрод кивнул Марии Чен и, крадучись, двинулся вперед, широко расставляя ноги
и держа пистолет в обеих  руках.  Он  круто  сворачивал  в  дверные  проемы,
готовый немедленно выстрелить, настороженный как  кошка.  В  голове  у  него
проносились  образы  знаменитых   кинодетективов.   Мария   Чен   стояла   у
пластикового занавеса и наблюдала.
   -  З-зараза,  -  выругался  Хэрод  после  этого   почти   десятиминутного
представления. Он сделал вид, что разочарован, а  может  вследствие  притока
адреналина был действительно разочарован.
   Если только в доме  не  было  потайных  помещений,  он  стоял  совершенно
пустой. В четырех комнатах вдоль этого коридора имелись  признаки  недавнего
пребывания здесь людей -  неубранные  постели,  забитые  едой  холодильники,
электрические печки, столы, на которых еще лежали разбросанные бумаги. Хэрод
обратил особое внимание  на  большой  кабинет  с  книжными  шкафами,  старым
кожаным диваном  и  камином  с  еще  теплой  золой.  Тут-то  он  понял,  что
разминулся с Вилли  всего  на  несколько  часов.  Возможно,  тот  исчез  так
внезапно из-за нежданных гостей, прибывших на вертолете. Однако не  осталось
ни одежды, ни каких-либо личных вещей - кто бы тут  ни  жил,  он  готов  был
сорваться в любую минуту.  Возле  узкого  проема  окна  кабинета  размещался
тяжелый стол с огромными резными шахматными фигурами, явно из очень дорогого
набора, они стояли в позиции из миттельшпиля. Хэрод  подошел  к  письменному
столу и потыкал стволом пистолета, в  кипу  лежавших  там  бумаг.  Повышение
адреналина в крови прекратилось, оставив за собой лишь одышку, усиливающуюся
дрожь и острое желание убраться отсюда в другое место.
   Все бумаги были на немецком. И хотя Хэрод и  не  говорил  по-немецки,  он
уловил, что они касались  вещей  тривиальных  -  налогов  на  собственность,
отчетов об использовании земель, дебета-кредита. Он смахнул листы со  стола,
заглянул в пустые ящики и решил, что пора убираться.
   - Тони!
   В голосе Марии Чен было нечто такое, что заставило его резко обернуться и
вскинуть браунинг.
   Она стояла у шахматного стола. Хэрод  подошел  ближе,  думая,  что  Мария
увидела что-то за высоким  узким  окном,  но  она  уставилась  на  шахматные
фигуры. Поглядев на них, он опустил дуло, встал на колени и прошептал: "Твою
Господа Бога мать...".
   Хэрод мало что понимал в  шахматах,  просто  сыграл  несколько  партий  в
детстве, но он сообразил, что игра на этой  доске  только  начинается.  Были
съедены всего две фигуры - одна черная, другая белая;  они  лежали  рядом  с
доской. Хэрод, все еще на коленях, подвинулся поближе, теперь глаза его были
всего в нескольких сантиметрах от края поля.
   Фигуры  шахматного  набора,  выточенные  вручную  из  слоновой  кости   и
эбенового дерева, были высотой в  пятнадцать  сантиметров  и,  должно  быть,
стоили Вилли целого состояния. Как  ни  мало  Хэрод  соображал  в  шахматах,
что-то подсказывало ему, что это - весьма  неординарная,  необычная  партия.
Мальчишка, который лет тридцать назад побил Тони, когда тот играл во  второй
- ив последний - раз в своей жизни, рассмеялся,  видя,  как  Тони  выдвигает
свою королеву в начале игры. С  издевкой  пацан  сказал  тогда,  что  только
любители торопятся использовать  ферзя.  Но  здесь  обе  королевы  уже  явно
вступили в игру. Белая королева стояла в центре  доски,  прямо  перед  белой
пешкой. Черная  же,  выведенная  из  игры,  лежала  рядом  с  доской.  Хэрод
наклонился поближе. Лицо королевы, вырезанной из черного  дерева,  выглядело
элегантно  и  аристократично  и  казалось  все  еще  красивым,  несмотря  на
старательно воспроизведенные признаки старости. Хэрод видел  это  лицо  пять
дней назад, в  Вашингтоне,  когда  Арнольд  Барент  показал  ему  фотографию
престарелой леди, застреленной в Чарлстоне. Она была настолько  неосторожна,
что оставила свой  жуткий  альбомчик  в  номере  гостиницы.  Ее  звали  Нина
Дрейтон.
   Хэрод впился глазами в лица на доске, переводя взгляд с одного на другое.
Большинства из них он не знал, но некоторые узнавал  мгновенно.  Эффект  был
столь же потрясающий, как от приема  резкого  наведения  на  фокус,  который
Хэрод иногда применял в своих фильмах.
   Белым королем был Вилли, в этом не было  сомнения,  хотя  лицо  выглядело
моложе, черты его - отчетливее, шевелюра  погуще,  а  форма  эсэсовца  давно
объявлена в мире вне закона. Черного короля представлял Арнольд Барент  -  в
деловом костюме, при всем параде. Хэрод узнал и черного слона - то был Чарлз
Колбен. Относительно белого слона  сомнений  быть  не  могло  -  преподобный
Джимми Уэйн Саттер. У Кеплера была безопасная позиция в первом  ряду  черных
пешек, но черный конь перескочил через ряд  статичных  пешек  и  ввязался  в
битву. Хэрод слегка повернул фигуру и узнал  худое,  ханжеское  лицо  Нимана
Траска.
   Хэрод не узнал унылого старушечьего лица белой королевы, но нетрудно было
догадаться, кто она. "Мы ее найдем, - заявил Барент. -  А  от  вас  мы  ждем
одного - чтобы вы убили эту настырную суку".  Белая  королева  и  две  белые
пешки пробились далеко на черную сторону доски. Хэрод не узнал первую пешку,
окруженную грозящими ей черными  фигурами,  похоже,  то  был  мужчина  около
шестидесяти, а возможно, и старше, с бородкой и в очках. Что-то в  его  лице
заставило  Хэрода  подумать:  "Еврей".  Но  другая  белая  пешка,   скромная
маленькая пешка через четыре клетки от коня Вилли, явно испытывавшая  угрозу
со стороны сразу нескольких черных фигур, была определенно знакома ему. Тони
Хэрод медленно повернул пешку и уставился,  как  в  зеркало,  в  собственное
лицо.
   - Блядь! - Крик его, казалось, отдался эхом по всему огромному  дому.  Он
пронзительно крикнул еще раз, потом взмахнул  браунингом,  сметая  со  стола
фигуры, раз, второй, третий; фигурки из  слоновой  кости  и  черного  дерева
полетели на пол.
   Мария Чен шагнула назад и повернулась к окну. Там, снаружи, гаснущий свет
дня, казалось, отлетел совсем, тучи опустились ниже, темная  линия  деревьев
растворилась в сером тумане, а густой снег уже накрыл белым покровом  трупы,
лежавшие на лужайке перед особняком, как поваленные чьей-то  властной  рукой
шахматные фигуры.

Глава 12

ЧАРАСТОН

Четверг, 18 декабря 1980 г.

   - Вообще-то, по идее, должен идти снег, а не дождь, - сказал Сол Ласки.
   Они сидели втроем в машине шерифа: Сол и Джентри  впереди,  Натали  -  на
заднем сиденье. Дождь тихо стучал по  крыше,  было  градусов  десять  тепла.
Натали и Джентри были в куртках, Сол натянул толстый синий свитер, а  сверху
старое короткое пальто из твида. Он поправил очки и, прищурившись, посмотрел
через залитое дождем ветровое стекло.
   - Шесть дней до Рождества, - усмехнулся он, - а снега все нет.  Не  знаю,
как вы, южане, можете к этому привыкнуть.
   - Мне было семь лет, когда я впервые увидел снег,  -  сказал  Джентри.  -
Уроки в школе отменили.
   Снега нападало не больше двух сантиметров,  но  мы  все  побежали  домой,
будто наступил конец света. Я швырнул снежок  -  первый  снежок,  который  я
слепил в своей жизни... И разбил окно в гостиной старой миз Макгилври. Тут и
вправду пришел конец света, для меня по крайней мере. Я  прождал  почти  три
часа, пока отец вернется домой, пропустил ужин и даже был  рад,  когда  меня
отлупили и все на том кончилось. - Шериф нажал  кнопку,  дворники  метнулись
раз-другой, потом со щелчком встали на место. Ветровое стекло сразу же стало
покрываться свежими каплями дождя. - Да, сэр,  -  протянул  Джентри  густым,
пр