ерг, 18 декабря 1980 г.

   Арнольд Барент попрощался с только что избранным  президентом,  вышел  из
отеля "Мэйфлауэр" и, заехав в ФБР, отправился в Национальный аэропорт. Перед
его  лимузином  двигался  серый  "Мерседес",  позади  -  синий;  обе  машины
принадлежали одной из его компаний; люди, сидевшие в них, были вышколены  не
хуже, чем агенты секретной службы, которыми был набит отель "Мэйфлауэр".
   - Мне показалось, что разговор сложился удачно, -  сказал  Чарлз  Колбен,
второй пассажир лимузина; кроме шофера больше там никого не было.
   Барент кивнул.
   - Президент с  пониманием  отнесся  к  вашим  предложениям,  -  продолжил
Колбен. - Возможно, он даже посетит собрание Клуба Островитян  в  июне.  Это
будет очень интересно. К нам никогда еще не приезжал правящий президент.
   - Избранный президент, - поправил Барент и добавил:
   - Вы сказали, что президент с пониманием отнесся к моим предложениям.  Вы
имели в виду - избранный президент. До января нашим президентом еще является
мистер Картер.
   Колбен презрительно фыркнул.
   - Что говорят ваши разведчики насчет заложников? - тихо спросил Барент.
   - О чем вы?
   - Когда их отпустят? В последние часы пребывания Картера у власти? Или  в
правление следующей администрации ?
   Колбен пожал плечами.
   - Мы же ФБР, мы не Си-ай-эй. Нам положено работать внутри страны, а не за
рубежом. Барент кивнул и слегка улыбнулся.
   - И одна из ваших задач внутри страны - это шпионить за Си-ай-эй. Так что
я повторяю свой вопрос: когда заложники вернутся домой?
   Колбен нахмурился и,  посмотрев  в  окно,  на  голые  деревья  у  аркады,
протянул:
   - За сутки до или в течение суток  после  церемонии  инаугурации.  Точнее
узнать не удалось. Но аятолла целых полтора  года  имел  Джимми  в  задницу;
непонятно, с какой стати он кинет ему эту кость.
   - Я с ним однажды встречался, - заметил Барент. - Интересная личность.
   - Что? Кто интересная личность? - Колбен слегка смешался. Картер с  женой
несколько раз за последние четыре года гостил у Барента  в  его  поместье  в
Палм-Спрингс и в замке Тысячи Островов.
   - Аятолла Хомейни, - терпеливо объяснил Барент. - Когда  он  находился  в
ссылке во Франции, я ездил к нему из Парижа. Один друг  подсказал  мне,  что
имам может показаться мне забавным.
   - Забавным? Этот фанатичный мудак - забавный?
   Барент слегка нахмурился - Колбен выразился слишком грубо.  Он  не  любил
сквернословия. Во время встречи с Тони Хэродом  он  употребил  слово  "сука"
лишь потому, что считал это слово  вульгарным:  так  проще  втолковать  суть
вульгарному человеку.
   - Да, это было забавно. - Барент уже сожалел, что затеял этот разговор. -
Мы пообщались с ним минут пятнадцать, через переводчика, хотя мне  сообщили,
что аятолла понимает по-французски; вам  никогда  не  догадаться,  что  этот
фанатик попытался сделать во время беседы.
   - Попросил вас субсидировать  его  революцию?  -  произнес  Колбен  таким
тоном, что было ясно: ему это совершенно неинтересно.
   -  Он  попытался  использовать  меня.  -  Барент  снова  улыбнулся;   ему
действительно было забавно вспоминать этот эпизод. - Я  чувствовал,  как  он
слепо, инстинктивно пытался пролезть в мой  мозг.  У  меня  создалось  такое
впечатление, что он уверен, будто  он  -  единственный  человек,  обладающий
Способностью. И еще мне показалось, что он считает себя  Богом,  Аллахом  во
плоти.
   Колбен снова пожал плечами.
   - Если бы у Картера хватило соплей послать несколько В-52 сразу же  после
того, как они захватили наших людей, от Хомейни осталось бы мало божеского.
   Барент переменил тему и поинтересовался:
   - А где сегодня наш друг мистер Хэрод? Колбен вытащил ингалятор, приложил
его поочередно к обеим ноздрям и поморщился.
   - Он со своей секретаршей, или кем она там ему приходится, прошлой  ночью
вылетел в Западную Германию.
   - Я полагаю,  для  того  чтобы  проверить  информацию  о  своем  друге  -
возможно, Вилли жив-здоров и вернулся в своей фатерлянд, - сказал Барент.
   - Ну да?
   - А вы послали кого-нибудь с ними? Колбен мотнул головой.
   - Незачем. Траск наблюдает за замком через своих людей  во  Франкфурте  и
Мюнхене. Он знает их еще с тех времен, когда работал на  Си-ай-эй.  Хэрод  в
любом случае направится туда. Мы просто будем  следить  за  переговорами  по
каналам Си-ай-эй.
   - И как вы думаете, найдет он что-нибудь? Чарлз Колбен пожал плечами.
   - Вы не верите, что наш мистер Борден жив, не так ли?
   - Да, мне как-то он не кажется таким  уж  чертовски  умным  и  ловким,  -
сказал Колбен. - Это ведь была наша идея: поговорить с  той  женщиной,  мисс
Дрейтон, насчет того, чтобы убрать его... Мы все единодушно решили, что  его
действия становятся слишком заметными, ведь так?
   - Да, - кивнул Барент. - А  потом  вдруг  мы  узнаем,  что  Нина  Дрейтон
позволила себе кое-какие неосмотрительные шаги. Жаль, конечно.
   - Чего жаль?
   Барент взглянул на лысого чиновника.
   - Жаль, что они не являлись членами Клуба Островитян, - сказал он. -  Они
были очень крупными личностями.
   - Херня все это, - выругался Колбен. - фанатики они были  сраные,  вот  и
все.
   Лимузин остановился. Замки на дверце рядом с  Колбеном  щелкнули.  Барент
глянул в окно на уродливый боковой вход нового здания ФБР.
   - Вам выходить, - сказал он, а потом, когда Колбен уже стоял на  тротуаре
и шофер готовился захлопнуть дверцу, добавил:
   - Чарлз, что-то надо делать с вашей манерой выражаться. -  Колбен  так  и
остался  стоять  с  удивленно  раскрытым  ртом  на  тротуаре,  глядя   вслед
удаляющемуся лимузину.
   Поездка  к  Национальному  аэропорту  заняла   всего   несколько   минут.
Специально отделанный "Боинг-747" ждал Барента  у  его  собственною  ангара.
Двигатели гудели, кондиционеры работали, а рядом с любимым  креслом  Барента
стоял стакан охлажденной минеральной  воды.  Дон  Митчелл,  пилот,  вошел  в
пассажирский салон и козырнул.
   -  Все  готово,  мистер  Барент,  -  доложил  он.  -  Мне  надо  передать
диспетчеру, какой маршрут мы выбрали. Куда мы направляемся, сэр?
   - Я бы хотел полететь на свой остров. - Барент отхлебнул из стакана.
   Митчелл слегка улыбнулся. То была старая шутка. К. Арнольд Барент  владел
более чем четырьмястами островов по всему свету, и на двадцати из них у него
были особняки и дворцы.
   - Да, сэр, - козырнул пилот, продолжая ждать.
   - Передайте диспетчеру, что мы выбираем план полета "Е". - Барент  встал,
держа в руке стакан, и направился к двери своей  спальни.  -  Я  дам  знать,
когда буду готов.
   - Да, сэр. - Митчелл снова козырнул. - У нас разрешение взлетать в  любое
время в течение ближайших пятнадцати минут.
   Барент кивнул, отпуская его, и подождал, пока пилот уйдет.
   Спецагент Ричард Хейнс сидел на огромной, королевских размеров,  кровати.
Когда Барент вошел в спальню, он поднялся, но  Барент  махнул  рукой,  и  он
снова сел. Допив  воду,  Барент  снял  пиджак,  галстук  и  рубашку,  бросил
скомканную  рубашку  в  корзину  для  белья  и  вытащил  свежую  из   ящика,
встроенного в кормовую переборку.
   - Ну, что нового, Ричард? - спросил он, застегивая рубашку.
   Хейнс моргнул и заговорил:
   - Куратор Колбен и мистер Траск опять встречались  сегодня  утром,  перед
вашей беседой с избранным президентом. Траск - член переходной команды...
   - Да, да, - кивнул Барент. - А что там насчет ситуации в Чарлстоне?
   - ФБР контролирует работу по этому делу,  -  сообщил  Хейнс.  -  Бригада,
расследующая авиакатастрофу, пришла к определенному заключению, что  самолет
был уничтожен миной замедленного действия. Один из пассажиров - в списке  он
фигурирует  как  Джордж  Хам-мел  -  воспользовался   кредитной   карточкой,
украденной, как показала проверка, в Бар-Харборе, штат Мэн.
   - Мэн, - повторил Барент. Ниман Траск был "помощником" сенатора от  штата
Мэн. - Неряшливая работа.
   - Да, сэр, - согласился Хейнс. - Во  всяком  случае,  мистер  Колбен  был
очень обеспокоен вашей директивой не мешать шерифу Джентри и  расследованию.
Вчера  он  встречался  с  мистером  Траском  и  мистером  Кеплером  в  отеле
"Мэйфлауэр"; я уверен, что тем же вечером они послали людей в Чарлстон.
   - Кого-нибудь из "чистильщиков" Траска?
   - Да, сэр.
   - Ладно. Продолжайте, Ричард.
   - Сегодня, примерно в девять двадцать утра по восточному  времени,  шериф
Джентри перехватил человека, который следил за ним из "Плимута"  76-го  года
выпуска.  Джентри  попытался  арестовать  его.  Водитель  "Плимута"  сначала
сопротивлялся, затем перерезал себе горло ножом с  выбрасывающимся  лезвием,
изготовленным  во  Франции.  В   городской   больнице   Чарлстона   он   был
зарегистрирован  -  "мертв  по  прибытии".  Анализ  отпечатков   пальцев   и
регистрационных данных автомобиля ничего не  дал.  Сейчас  делаются  попытки
идентифицировать труп по состоянию зубов, но на  это  потребуется  несколько
дней.
   - Если это один  из  "чистильщиков"  Траска,  они  ничего  не  найдут,  -
задумчиво проговорил Барент. - Шериф не пострадал?
   - Нет, сэр, судя по сообщению нашего наружного наблюдения, не пострадал.
   Барент кивнул, снял с вешалки шелковый галстук и принялся его завязывать.
Щупальца его мозга потянулись  к  сознанию  спецагента  Ричарда  Хейнса.  Он
наткнулся на щит, делавший Хейнса нейтралом,  -  щит  из  крепкой  скорлупы,
окружавшей волнующееся море мыслей, амбиций и темных желаний, -  всего,  что
составляло  личность  агента  Хейнса.  Как  и  многие   другие,   обладавшие
Способностью, как сам Барент,  Колбен  выбрал  себе  в  ближайшие  помощники
нейтрала. Хейнса нельзя было запрограммировать, но, с другой стороны, его не
мог перевербовать кто-либо с  более  мощной  Способностью.  Так,  во  всяком
случае, полагал Колбен.
   Барент скользил по  поверхности  щита  сознания,  пока  не  нашел  в  нем
трещину, - а трещину всегда можно найти; он  проник  глубже,  сломил  жалкую
защиту Хейнса и внедрил свою волю в саму основу сознания агента. Он коснулся
центра удовольствия Хейнса, и тот закрыл глаза, словно его пронизывали  токи
наслаждения.
   - Где эта женщина - Мелани Фуллер? - спросил Барент.
   Хейнс открыл глаза.
   - После заварухи  в  аэропорту  Атланты  в  понедельник  вечером  никаких
известий.
   - Удалось засечь, откуда был телефонный звонок?
   - Нет, сэр. Оператор в аэропорту считает, что это был местный звонок.
   - Как вы думаете, есть ли у Колбена, Кеплера или Траска какая-либо другая
информация о том, где находится Фуллер? Или Вилли?
   Хейнс секунду помедлил и покачал головой.
   - Нет, сэр. Когда найдут его либо ее, информация поступит  через  ФБР,  я
полагаю, по обычным каналам. Я буду знать об этом  одновременно  с  мистером
Колбеном.
   - Лучше, если раньше, - улыбнулся Барент. - Благодарю  вас,  Ричард.  Как
всегда, ваше общество меня приободрило. Вы  сможете  найти  Лестера  на  его
обычном месте, если захотите связаться со  мной.  Как  только  у  вас  будет
какая-то информация о местонахождении Мелани Фуллер  либо  нашего  друга  из
Германии, немедленно передайте ее мне.
   - Да, сэр. - Хейнс повернулся к выходу.
   - Ричард. - Барент натягивал синий кашемировый  блейзер.  -  Вы  все  еще
считаете, что шериф Джентри и этот психиатр...
   - Ласки, - подсказал Хейнс.
   - Да. - Барент улыбнулся. - Вы  все  еще  считаете,  что  контракты  этих
джентльменов следует официально порвать?
   - Считаю. - Хейнс нахмурился и продолжил, осторожно выбирая слова:
   - Джентри очень сообразительный малый. Слишком сообразительный. Сначала я
решил: он расстроен из-за убийств в "Мансарде" потому, что они подорвали его
репутацию в графстве, но потом убедился,  что  он  воспринял  их  как  нечто
задевающее его лично. Тупой, толстый деревенский полисмен, вот и все.
   - Но сообразительный.
   - Да. - Хейнс снова нахмурился. - Я не уверен насчет Ласки, но, по-моему,
он слишком.., слишком глубоко в это вовлечен. Он знал мисс Дрейтон и...
   - Хорошо, - кивнул Барент. - Насчет Ласки  у  нас  могут  быть  и  другие
планы. - Он посмотрел на агента долгим взглядом. - Ричард...
   - Да, сэр?
   Барент соединил кончики пальцев.
   - Я давно хочу вас спросить, Ричард. До того, как мистер Колбен вступил в
Клуб, вы уже несколько лет работали на него. Ведь так?
   - Да, сэр.
   Барент коснулся нижней губы сложенными домиком пальцами.
   - Вопрос, который я хочу задать, Ричард... Почему? Агент  нахмурился:  он
не понял, о чем идет речь.
   - Я имею в виду, - продолжал Барент, -  зачем  делать  все  эти  вещи,  о
которых Чарлз вас просил?.. И теперь еще просит... Ведь у вас есть выбор.
   Лицо Хейнса прояснилось. Он улыбнулся, демонстрируя идеальные зубы.
   - Ну, наверно, мне нравится моя работа...  Это  все  на  сегодня,  мистер
Барент?
   Барент с секунду внимательно смотрел на него, потом кивнул.
   Через пять минут после того как Хейнс ушел он вызвал пилота по внутренней
связи:
   - Дональд, взлетайте. Я бы хотел полететь к себе на остров.

Глава 10

ЧАРЛСТОН

Среда, 17 декабря 1980 г.

   Сола разбудили голоса детей, игравших на улице, и несколько секунд он  не
мог сообразить, где он находится. Не в своей квартире, это точно.  Он  лежал
на складной кровати под окном с желтыми занавесками. На секунду  эти  желтые
занавески напомнили ему их дом в Лодзи, крики детей вызвали в памяти  образы
Стефы и Йозефа...
   Нет, дети кричали слишком громко по-английски. Чарлстон. Натали  Престон.
Он вспомнил, как рассказывал ей вчера свою историю, и почувствовал смущение,
словно эта молодая черная женщина  видела  его  нагим.  И  зачем  только  он
рассказал ей обо всем этом? После стольких лет... Почему?
   - Доброе утро. - Натали заглянула в дверь с кухни.  На  ней  был  красный
шерстяной балахон и узкие джинсы.
   Сол сел  в  постели  и  потер  глаза.  Его  рубашка  и  брюки,  аккуратно
сложенные, висели на боковой спинке дивана.
   - Доброе утро.
   - На завтрак яичница с ветчиной и тосты.  Сойдет?  -  В  комнате  запахло
свежемолотыми кофейными зернами.
   - Великолепно, - сказал Сол, - только ветчина - это не мое.
   Натали сжала руку в кулак и сделала вид, что лупит себя по лбу.
   - Ну конечно, - воскликнула она. - По религиозным мотивам?
   - Нет, из-за холестерина.
   За завтраком они говорили о пустяках - о жизни в Нью-Йорке,  об  учебе  в
Сент-Луисе, о том, что это значило - вырасти на юге.
   - Это трудно объяснить, - сказала  Натали,  -  но  почему-то  жить  здесь
проще, чем на севере. Расизм тут еще жив, но...  Я  не  уверена,  что  смогу
правильно выразиться... Он меняется. Возможно, люди на юге так давно  играют
каждый свою роль, и в то же время им теперь  приходится  меняться...  Может,
поэтому они ведут себя более честно. На севере все принимает  гораздо  более
грубые и подлые формы.
   - Я не думал, что Сент-Луис - северный город, - улыбнулся  Сол.  Он  доел
тосты и теперь попивал кофе. Натали рассмеялась.
   - Нет, конечно, но он  и  не  южный  город.  Наверно,  это  просто  нечто
среднее. Я больше имела в виду Чикаго.
   - Вы жили в Чикаго?
   - Я провела там часть лета.  Папа  устроил  меня  туда  на  работу  через
старого друга из "Чикаго Трибьюн".  -  Она  замолчала,  неподвижно  глядя  в
чашку.
   - Я понимаю, вам трудно, - тихо сказал Сол. - На время забываешься, потом
случайно упоминаешь имя, и все наплывает снова...
   Натали кивнула.
   Сол посмотрел в окно на длинные  листья  низкорослой  пальмы.  Окно  было
приоткрыто, и сквозь сетку дул теплый ветерок.  Трудно  даже  поверить,  что
сейчас середина декабря.
   - Вы собираетесь  стать  учителем,  но  ваша  первая  любовь,  похоже,  -
фотография.
   Натали кивнула, встала и еще раз наполнила кофейные чашки.
   - Мы заключили с папой нечто вроде соглашения, - сказала она, на сей  раз
заставив себя улыбнуться. - Он обещал помочь мне научиться  фотографировать,
если я соглашусь получить образование по какой-нибудь "настоящей профессии",
как он это называл.
   - Вы собираетесь преподавать?
   - Возможно.
   Она вновь улыбнулась, уже через силу, и Сол отметил про себя, что  у  нее
прекрасные зубы, а улыбка делает лицо славным и застенчивым.
   Сол помог ей вымыть и вытереть посуду, а потом они налили себе еще кофе и
вышли на небольшое  крыльцо.  Машин  на  улице  было  мало,  детские  голоса
смолкли. Сол вспомнил, что сегодня среда; детишки, наверное, ушли  в  школу.
Они уселись в белые плетеные кресла, друг напротив друга; Натали накинула на
плечи легкий свитер, а Сол был в  своей  удобной,  хотя  и  немного  помятой
вельветовой спортивной куртке.
   - Вы обещали рассказать вторую часть вашей истории, -  напомнила  Натали.
Сол кивнул.
   - А вам не показалось, что первая часть чересчур фантастична?  -  спросил
он. - Что это бред сумасшедшего?
   - Вы же психиатр. Вы не можете быть сумасшедшим.
   Сол громко рассмеялся.
   - О-о, я мог бы тут такого порассказать... Натали улыбнулась.
   - Ладно, но это потом. Сначала вторую часть. Он помолчал, долго глядя  на
черную поверхность кофе.
   - Итак, вам удалось убежать от  этого  негодяя  оберста...  -  подсказала
Натали.
   На минуту Сол закрыл глаза, затем вздохнул и слегка откашлялся. Когда  он
заговорил, в его голосе почти не слышалось никаких  эмоций,  -  лишь  слабый
намек на грусть.
   Через некоторое время Натали тоже закрыла глаза, чтобы лучше  представить
себе те картины, которые воспроизводил ее гость своим тихим,  проникновенным
и чуточку печальным голосом.

***

   - В ту зиму сорок  второго  еврею  в  Польше  действительно  некуда  было
податься. Я неделями бродил по лесам к северу и западу  от  Лодзи.  В  конце
концов кровь из ноги перестала идти,  но  заражение  казалось  неизбежным  Я
обернул ногу мхом, обмотал ее тряпками и продолжал брести, спотыкаясь. След,
оставленный пулей на боку и в правом бедре, пульсировал и  кровоточил  много
дней, но в конце  концов  затянулся.  Я  воровал  еду  на  фермах,  держался
подальше от дорог  и  старался  не  попадаться  на  глаза  группам  польских
партизан, действовавшим в этих лесах. Партизаны пристрелили бы еврея так  же
охотно, как и немцы.
   Не знаю, как я выжил той зимой. Помню две крестьянские семьи -  они  были
христиане, позволяли мне прятаться в кучах соломы у них в  сараях  и  давали
еду, хотя у самих ее почти не было.
   Весной я отправился на юг в надежде найти ферму дяди Моше возле  Кракова.
Документов у меня не  было,  но  мне  удалось  пристать  к  группе  рабочих,
возвращавшихся  со  строительства  немецких  оборонительных  сооружений   на
востоке. К весне сорок третьего уже  не  оставалось  сомнений,  что  Красная
Армия скоро будет на польской земле.
   До фермы дяди Моше оставалось восемь километров, когда  один  из  рабочих
выдал меня. Меня арестовала польская "синяя полиция", они  допрашивали  меня
три дня, хотя ответы мои их, по-моему, не интересовали, им  был  нужен  лишь
предлог для избиений. Затем они передали меня немцам.
   Гестапо тоже не проявило особого интереса ко мне, полагая, очевидно,  что
я - один из множества евреев,  покинувших  город  либо  сбежавших  во  время
перевозки по железной дороге. В немецкой сети для евреев было множество дыр.
Как и во многих других оккупированных  странах,  только  готовность  поляков
сотрудничать с  немцами  сделала  почти  невозможной  любую  попытку  евреев
избежать лагерей смерти.
   Неизвестно по какой причине меня отправили на восток. Меня не оставили ни
в Аушвице, ни в Челмно, ни в Бельзеце, ни в Треблинке - все они были  ближе,
- а провезли через всю Польшу. Мы провели четыре дня в запечатанном  вагоне;
за это время погибла треть находившихся там людей. Потом  двери  с  грохотом
распахнулись, и  мы,  шатаясь,  выбрались  наружу,  вытирая  слезившиеся  от
непривычного света глаза. Оказалось, что мы в Собибуре.
   И там-то я снова увидел оберега.
   Собибур был лагерем смерти. Там не  было  заводов,  как  в  Ауш