сь по унылым улицам и запечатлевая их на пленку. Это место,  как  ни
удивительно, обладало странной  притягательностью.  К  северу  и  западу  от
Челтон-стрит высились большие старые дома,  хотя  и  заселенные  несколькими
семьями, но все же  сохранявшие  намек  на  зажиточность  их  обитателей,  к
востоку же от Брингхерст-стрит тянулись  ряды  полусгоревших  двухквартирных
домов, заброшенных машин. Повсюду царила атмосфера безнадежности.
   Солнца не  было,  однако  за  Натали  следовала  целая  толпа  хихикающих
ребятишек, канючивших, чтобы она их сфотографировала. Натали  не  возражала.
Над головой прогремел поезд,  из  раскрытой  двери  за  полквартала  от  них
раздался женский крик, и ребятишки рассеялись, как листья, унесенные ветром.
   Посланий от Роба не было ни в десять, ни в двенадцать, ни в  два.  Натали
решила, что надо дождаться одиннадцати вечера.
   В три часа дня она постучала в дверь большого дома в  стиле  1920  годов,
высившегося  среди  груд  булыжника,  закопченных  многоквартирных  домов  и
фабричных складов. Перила на крыльце были выломаны, окна  на  третьем  этаже
забиты досками, но кто-то потрудился недавно покрасить  дом  дешевой  желтой
краской, отчего он выглядел так, будто болен желтухой.
   Преподобный Билл Вудз, неуклюжий белый  человек,  усадил  ее  на  стул  в
захламленном кабинете на  первом  этаже  и  стал  жаловаться  на  недостаток
финансирования, бюрократические препоны для  осуществления  такого  проекта,
как создание общинного дома, и слабую помощь со стороны молодежи и общины  в
целом. Слово "банда" он не употреблял. Краем глаза  Натали  видела,  как  по
коридорам ходят молодые негры, со второго  этажа  и  из  подвала  доносились
выкрики и раскаты смеха.
   - Могу я побеседовать с  кем-нибудь  из  Братства  Кирпичного  завода?  -
поинтересовалась она.
   - О нет! - воскликнул Вудз. - Ребята ни с кем не  хотят  говорить,  кроме
телевизионщиков. Им нравится сниматься.
   - Они живут здесь? - спросила Натали.
   - О Господи, конечно, нет. Они просто часто собираются тут для  отдыха  и
дружеских бесед.
   - Мне надо переговорить с ними, - решительно сказала девушка и встала.
   - Боюсь, это.., эй, постойте, подождите! Натали вышла в коридор,  открыла
дверь и поднялась по узкой лестнице. На втором  этаже  около  дюжины  негров
толпились вокруг бильярдного стола или валялись на матрацах, раскиданных  на
полу, покрытом линолеумом. Окна  были  закрыты  стальными  ставнями,  Натали
насчитала четыре пневматические винтовки,  которые  стояли  у  подоконников.
Когда она вошла, все замерли.
   - Чего тебе надо, сука? - выпалил высокий, невероятно  худой  парень  лет
двадцати с небольшим, опиравшийся на бильярдный кий.
   - Я хочу поговорить с тобой.
   - Бля-я-я, - протянул бородатый юнец, лежавший на одном из матрацев. - Ты
только послушай! "Я хочу поговорить с тобой", - передразнил он. - Ты  откуда
свалилась, стерва? Из какого-нибудь долбаного южного штата ?
   - Я хочу взять интервью. - Натали сама удивлялась  тому,  что  у  нее  не
подгибаются колени и не дрожит голос. - 06 убийствах.
   Повисло молчание, с каждой секундой оно становилось все более угрожающим.
Высокий парень, первым  обратившийся  к  Натали,  поднял  свой  кий  и  стал
медленно приближаться к ней. В четырех футах от нее он остановился,  вытянул
руку и провел белым от мела концом кия сверху  вниз  -  между  расстегнутыми
полами ее пуховки по блузке до застежки ремня на джинсах.
   - Я дам тебе интервью, сука. Я с тобой пообщаюсь на полную катушку  -  ты
меня поняла.
   Натали заставила себя стоять не двигаясь. Затем сдвинула  "Никон"  набок,
засунула руку в карман и достала цветную  фотографию,  сделанную  со  слайда
мистера Ходжеса.
   - Кто-нибудь из вас видел эту женщину? Парень с кием взглянул на снимок и
подозвал мальчика, которому было  не  больше  четырнадцати.  Тот  посмотрел,
кивнул и вернулся на свое место у окна.
   - Позовите сюда Марвина! - рявкнул тот, что был с кием.  -  Пошевеливайте
своими задницами.
   Марвин Гейл  -  девятнадцатилетний  темнокожий  парень,  голубоглазый,  с
длинными ресницами, поражал своей красотой.  Он  был  прирожденным  лидером.
Натали поняла это сразу, как только  он  вошел  в  помещение.  Все  каким-то
неуловимым  образом  переменилось,  и  Марвин  сделался   всеобщим   центром
внимания. В течение десяти минут он требовал, чтобы  Натали  объяснила,  кто
эта женщина с фотографии. Еще  десять  минут  Натали  убеждала  его  сначала
рассказать ей об убийствах, после чего пообещала ответить на все вопросы.
   Наконец Марвин расплылся в широкой улыбке, обнажив восхитительные зубы.
   - Ты уверена, что хочешь знать это, малышка?
   - Да, -  откликнулась  Натали.  "Малышкой"  ее  называл  Фредерик.  И  ей
резануло слух, когда она услышала это слово здесь.
   Марвин хлопнул в ладоши.
   - Лерой, Кельвин, Монк, Луис, Джордж, - произнес он. - Остальные остаются
здесь. Послышался хор недовольных голосов.
   - Цыц! - рявкнул Марвин. - Мы находимся в состоянии войны, вам  ясно?  За
нами продолжают охотиться. Если мы выясним, кто эта старая сука и какое  она
имеет к этому отношение, мы будем знать, кто нам нужен. Усекли? Так  уясните
себе это. И заткнитесь.
   Все  разошлись  обратно  по  своим  матрацам,   некоторые   вернулись   к
бильярдному столу.
   Было уже четыре часа, на улице начинало темнеть. Натали застегнула молнию
на куртке, пытаясь приписать свои внезапные приступы  дрожи  порывам  ветра.
Они шли на север по Брингхерст-стрит, затем свернули  на  запад  в  узенькую
аллею. Фонари еще не горели. Время от  времени  пролетали  редкие  снежинки.
Вечерний воздух был наполнен миазмами помоек и запахом прогоревшей сажи.
   Остановились у поворота, и Марвин указал пальцем  на  четырнадцатилетнего
парнишку.
   - Монк, старик, расскажи, что тогда произошло.
   Мальчик заложил руки в карманы и сплюнул на заиндевевшую траву.
   - Мухаммед и остальные трое.., они пришли сюда, понимаешь? Я шел за ними,
но еще не подошел, понимаешь? Темно было как в преисподней. Мухаммед и  Тоби
пошли без меня трахаться к брату Зигу, а я так накачался,  что  не  заметил,
как они ушли, и побежал их догонять, понимаешь ?
   - Расскажи о белом ублюдке.
   - Сраный ублюдок, он вышел из этой аллеи и показал Мухаммеду,  чтобы  тот
шел на х... Вот прямо здесь. Я  был  в  полквартале  отсюда  и  слышал,  как
Мухаммед сказал: "Бля, ты не шутишь?" И белый ублюдок тут же  набросился  на
Мухаммеда и трех братишек.
   - Как он выглядел? - спросила Натали.
   - Заткнись! - рявкнул Марвин. - Вопросы  задаю  я  Расскажи  ей,  как  он
выглядел.
   - Он выглядел, как сука, - сказал Монк и еще раз сплюнул. Не вынимая  рук
из карманов, он повернул голову и утер подбородок о собственное плечо - Этот
долбаный ублюдок выглядел так, словно его окунули в дерьмо, понимаешь?  Так,
как будто он целый год питался одними отбросами,  понимаешь?  Волосы  такими
сосульками. Хиппи грязный... А лицо как  будто  завешено  травой...  И  весь
грязный - в глине или в кропи, я не понял. - Монка передернуло.
   - Ты уверен, что тот парень - белый? - спросила Натали.
   Марвин бросил на нее негодующий взгляд, но Монк разорился:
   - О да, он был  белый.  Он  был  белый!  Ублюдочный,  долбаный  гад!  Это
истинная правда.
   - Расскажи ей про косу.
   - Ага. - Глаза у  Монка  расширились  так,  что,  казалось,  они  вот-вот
вылезут из орбит. - Я услышал шум и подошел,  чтобы  посмотреть.  Не  бежал,
ничего такого не делал, понимаешь? Я не думал, бля, со всеми этими делами об
убийстве, понимаешь? Я просто решил посмотреть, что у них там происходит. Но
этот белый ублюдок, он достал такую косу.., ну как в мультиках, знаешь?
   - Каких мультиках? - спросила Натали.
   - Черт, ну ты знаешь. Старуха с черепом и с косой. Смерть, в  общем.  Ну,
там еще песочные часы, знаешь? Приходит, чтобы забирать мертвецов. Черт?..
   - С косой ? - удивленно переспросила Натали. - Которой косят траву?
   - Да, черт, - откликнулся Монк и повернулся к ней. -  Только  этот  белый
ублюдок скосил Мухаммеда и братишек. И быстро. О  черт,  как  быстро.  Но  я
видел, я прятался там... - Он указал пальцем на большую мусорную кучу.  -  Я
дождался, пока он ушел, а потом еще очень долго там сидел, мне такое  дерьмо
ни к чему... А потом, когда рассвело, я пошел рассказать Марвину, понимаешь?
   Марвин сложил на груди руки и посмотрел на Натали.
   - Ну что, с тебя достаточно, малышка?  Уже  совсем  стемнело.  Далеко,  в
самом конце, аллеи виднелись огни Джермантаун-стрит.
   - Почти, - откликнулась Натали. - И он.., этот  белый  ублюдок,  он  убил
всех?
   Монк обхватил себя за плечи, его снова передернуло.
   - Ты же сама знаешь... И не спешил к тому же. Ему, знаешь, это нравилось.
   - Они были обезглавлены?
   - Чего?
   - Она спрашивает: он отрезал им головы? - пояснил Марвин. - Расскажи  ей,
Монк.
   - Да, они были обезглавлены. Он.., скосил им головы своей косой  и  потом
добил лопатой. А потом насадил их на стояночные счетчики, знаешь?
   - О Господи, - выдохнула Натали. Снежинки падали ей на лицо  и  замерзали
на щеках и ресницах.
   - Это еще не все, -  продолжал  Монк.  Смех  его  стал  таким  хриплым  и
прерывистым, что больше походил на сдерживаемые с трудом рыдания. -  Он  еще
вырезал им сердца. По-моему, он съел их.
   Натали начала пятиться в ужасе, повернулась, чтобы  бежать,  но,  увидев,
что вокруг ничего нет, кроме кромешной тьмы и горы кирпичей, замерла.
   Марвин взял ее за руку.
   - Пошли, малышка. Ты пойдешь с нами. Теперь  твоя  очередь  рассказывать.
Настало время поговорить серьезно...

Глава 9

БЕВЕРЛИ-ХИАЛЗ

Суббота, 27 декабря 1980 г.

   Тони Хэрод "занимался любовью" со стареющей "старлеткой", когда  раздался
звонок из Вашингтона.
   Тари Истен исполнилось сорок два, она была по меньшей  мере  на  двадцать
лет старше той роли, которую хотела получить  в  "Торговце  рабынями",  зато
грудь у нее была в порядке... Хэрод  поглядывал  на  нее  снизу,  пока  Тари
трудилась над ним, и ему казалось, что он различает  бледно-розоватые  линии
на   ее   накачанных   силиконом    грудях.    Они    выглядели    настолько
противоестественно упругими, что почти не колыхались, пока Тари подпрыгивала
вверх и вниз, откинув плечи назад и  открыв  рот,  восхитительно  разыгрывая
страсть. Хэрод не использовал ее, он просто пользовался ею.
   - Давай,  малыш,  давай.  Давай.  Дай  мне,  дай,  -  задыхаясь,  шептала
стареющая инженю, которую "Калейдоскоп" в 1963 году называл "новой  Элизабет
Тейлор". Но она стала всего лишь новой Стеллой Стивене.
   - Дай мне, дай, - повторяла она с каждым выдохом. - Дай мне  все,  малыш.
Давай, давай.
   Тони  Хэрод  старался.  За  последние   пятнадцать   минут   их   страсть
окончательно превратилась в тяжелый труд. Тари знала все нужные  движения  и
выполняла их не хуже любой другой порнозвезды, с которой когда-либо  работал
Хэрод. Ее переполняла фантазия, она предвосхищала любое его желание, пытаясь
доставить  ему  удовольствие  каждым   своим   прикосновением   и   стараясь
сосредоточить весь акт на самоотверженном поклонении  пенису,  которое,  как
она знала, нравилось любому  мужчине.  Она  была  самим  совершенством.  Но,
несмотря на все ее старания, Хэроду казалось, что с равным успехом он мог бы
трахаться с дуплом в дереве.
   - Давай, малыш. Сейчас, дай мне все сейчас, - задыхалась Тари,  продолжая
оставаться в образе  и  подпрыгивая  на  нем,  как  ковбойская  красотка  на
механическом быке.
   - Заткнись, - сказал Хэрод и  попытался  сосредоточиться  на  том,  чтобы
достичь оргазма. Он закрыл глаза и вспомнил стюардессу, летевшую  с  ним  из
Вашингтона две недели назад. Неужели она была  последней?  Ах  да,  еще  две
немки, развлекавшие друг друга в сауне... Но нет, о Германии  он  вспоминать
не хотел.
   Чем больше они старались, тем слабее становилась эрекция у Хэрода. Пот  с
сосков Тари падал на его грудь. Хэрод вспомнил бесчувственную Марию Чен  три
года назад, ее смуглое обнаженное тело,  покрытое  потом,  маленькую  грудь,
сжимающуюся от холодной воды, когда Хэрод обтирал ее губкой, и капли  влаги,
поблескивающие на черном треугольнике лона.
   - Давай, малыш, - шептала Тари, чувствуя приближение  победного  конца  и
энергично труся, как пони, завидевшая впереди долгожданную конюшню. -  Отдай
мне, малыш, отдай мне все.
   И Хэрод отдал. Тари застонала, дернулась и застыла в наигранном  экстазе,
который явно тянул на премию за лучшее достижение, если бы "Оскаров"  давали
за оргазмы.
   - О малыш, как ты хорош,  -  проворковала  она,  запуская  пальцы  в  его
волосы, приникая лицом к плечу Хэрода и елозя по нему своими грудями.
   Хэрод открыл глаза и увидел, что на телефоне мигает лампочка.
   - Проваливай, - буркнул он.  Пока  он  сообщал  Марии  Чен,  что  возьмет
трубку, Тари свернулась рядом клубочком.
   - Хэрод, это Чарлз Колбен! - проревел знакомый грубый голос.
   - Да?
   - Ты сегодня же вылетаешь в Филадельфию. Мы встретим тебя в аэропорту.
   Хэрод оттолкнул руку Тари, тянувшуюся к его промежности, и  посмотрел  на
потолок.
   - Хэрод, ты здесь?
   - Да. А зачем в Филадельфию?
   - Просто тебе надо быть там.
   - А что, если я не хочу?
   Теперь настала очередь Колбена промолчать.
   - Ребята, я же вам сказал еще на прошлой неделе, что выхожу из  этого,  -
продолжил Хэрод и посмотрел на Тари Истен. Она курила сигарету  с  ментолом.
Глаза у нее были синими и пустыми, - как вода в бассейне Хэрода.
   - Ниоткуда ты не выходишь, - заорал Колбен. - Ты знаешь, что случилось  с
Траском?
   - Да.
   - А это значит, что в Клубе Островитян открывается вакансия.
   - Не уверен, что это меня интересует... Колбен в трубке рассмеялся.
   - Хэрод, несчастный тупица, ты бы лучше продолжал уповать на то, чтобы мы
не потеряли интерес к тебе. Как только мы его потеряем,  твоим  недоношенным
друзьям из Голливуда придется отправиться  на  очередные  похороны.  Вылетай
немедленно, двухчасовым рейсом.
   Хэрод осторожно положил трубку,  выкатился  из  кровати  и  влез  в  свой
оранжевый халат с монограммами.
   Тари, потушив сигарету, смотрела  на  него  сквозь  длинные  ресницы.  Ее
распластанная поза напоминала Хэроду дешевый итальянский нудистский фильм, в
котором снялась Джейн Мэнсфилд незадолго до  того,  как  лишилась  головы  в
автомобильной катастрофе.
   -  Малыш,  -  выдохнула  Тари,  явно  преисполненная  удовлетворения,   -
поговорим об этом?
   - О чем?
   - Конечно же, о проекте, глупый, - захихикала она.
   - О'кей. - Хэрод подошел к бару и налил себе стакан апельсинового сока. -
Он называется "Торговец  рабынями"  и  основан  на  этой  книжонке,  которая
прошлой осенью валялась на каждом прилавке. Режиссером будет Шу Уильяме.  Мы
заложили в бюджет двенадцать миллионов, но Алан считает, что мы превысим его
еще на миллион до окончательного монтажа.
   Хэрод чувствовал, что теперь Тари уже приближается к настоящему оргазму.
   - Рони сказал, что я идеально подхожу на эту роль, - прошептала она.
   - Ты ему за это и платишь. - Хэрод жадно отпил ледяного сока.  Рони  Брюс
был у Тари агентом и мальчиком для постели.
   - Рони утверждал, что это твои слова. - Она слегка надулась.
   - Да мои, - сказал  Хэрод.  -  Ты  подходишь.  -  И  он  улыбнулся  своей
крокодильской улыбкой. - Но, естественно, не на главную роль. Во-первых,  ты
на двадцать пять лет старше, у тебя толстая жопа,  а  сиськи  выглядят  так,
словно это надутые воздушные шары, которые того и гляди лопнут.
   Тари издала такой звук, словно кто-то  внезапно  ударил  ее  в  солнечное
сплетение. Губы ее шевелились, но она не могла произнести ни слова.
   Хэрод допил сок и почувствовал, как у него тяжелеют веки.
   -  У  нас  имеется  эпизодическая  роль  для  тетушки  героини,   которая
отправляется на ее поиски. Диалогов не много, но у нее есть  хорошая  сцена,
когда арабы насилуют ее на базаре в Маракеше.
   Из Тари начали вылетать отдельные слова.
   - Какого же черта ты, паршивый кобель?.. Хэрод расцвел в улыбке.
   - Я говорю, может быть. Подумай об этом,  малышка.  Пусть  Рони  позвонит
мне, и я приглашу его на ленч. - Он поставил стакан и направился к джакузи.
   - Почему потребовалось лететь в разгар ночи? -  осведомилась  Мария  Чен,
когда они пролетали где-то над Канзасом.
   Хэрод выглянул в темный иллюминатор.
   - По-моему, они просто хотят поиграть у меня на нервах. - Он откинулся на
спинку кресла и посмотрел на Марию Чен. После Германии что-то  изменилось  в
их отношениях. Хэрод закрыл глаза, снова воочию  представил  себе  шахматную
фигурку, на которой было вырезано его собственное лицо, и вздрогнул.
   - А почему в Филадельфию? - спросила  Мария  Чен.  Хэрод  начал  сочинять
какое-то умное высказывание о Филдсе, но потом решил, что слишком устал  для
легкомысленных ответов.
   - Не знаю, - сказал он. - Там или Вилли, или эта Фуллер.
   - А что ты будешь делать, если это Вилли?
   - Буду уносить ноги. Надеюсь, ты мне  поможешь.  -  Он  огляделся.  -  Ты
упаковала браунинг так, как я сказал?
   - Да. - Мария отложила в сторону  калькулятор,  на  котором  подсчитывала
расходы, необходимые на гардероб. - А что, если это Фуллер?
   За три ряда от них не было ни одного  человека.  Несколько  пассажиров  в
салоне первого класса спали.
   - Если это всего лишь она, то я ее убью, - сказал Хэрод.
   - Ты или мы? - поинтересовалась Мария Чен.
   - Я, - рявкнул Хрод.
   - Ты уверен, что сможешь?
   Хэрод свирепо посмотрел на  Марию  и  отчетливо  ощутил,  как  его  кулак
врезается в ее идеальные зубы. Ему даже показалось, что игра  стоит  свеч  -
арест, суд и все остальное - лишь бы пробиться через  ее  чертово  восточное
самообладание. Хотя бы раз. Избить ее и  оттрахать  прямо  здесь,  в  первом
классе самолета, летящего из О'Хары в Филадельфию.
   - Уверен, - проронил он. - Она всего лишь несчастная старуха.
   - Вилли ведь тоже был.., старик.
   - Ты видела, на что способен Вилли. Он спокойно перелетает из  Мюнхена  в
Вашингтон, только чтобы отправить Траска на тот свет. Он сумасшедший.
   - Ты еще ничего не знаешь о Фуллер. Хэрод покачал головой.
   - Она - женщина. А ни одна женщина на свете не может быть так опасна, как
Вилли Борден.

***

   Они приземлились в Филадельфии за час до рассвета. Хэрод так  и  не  смог
заснуть. Начиная от Чикаго салон первого класса так продувало сквозняком  от
вентиляторов, что теперь Хэроду казалось, будто под веки  ему  залили  смесь
клея с песком. Настроение у него еще больше испортилось,  когда  он  увидел,
что Мария Чен как ни в чем не бывало выглядит свежей и бодрой. Их  встретили
три омерзительно чистеньких фэбээровца.
   - Мистер  Хэрод?  -  осведомился  представительный  мужчина  с  поблекшим
синяком на подбородке, заклеенном пластырем. -  Мы  отвезем  вас  к  мистеру
Колбену.
   Хэрод протянул ему свою сумку.
   - Да, хорошо бы пошевеливаться. Я смертельно хочу спать.
   Красивый агент передал сумку одному из своих помощников и повел  их  вниз
по эскалаторам, через двери  с  табличками  "Вход  запрещен"  и  наружу,  на
бетонированную полосу между основным зданием аэропорта и комплексом  частных
ангаров. Грязная красно-желтая полоса на востоке намекала на восход  солнца,
но огни на взлетных полосах еще продолжали гореть.
   - О черт, - с чувством выругался Хэрод. Перед ним стоял готовый к  взлету
дорогой вертолет на шесть пассажиров, выкрашенный в оранжевые и белые цвета,
его бортовые огни посверкивали, а двигатели уже  слабо  вращались.  Один  из
агентов придержал дверцу, пока второй закидывал внутрь багаж Хэрода и  Марии
Чен. Сквозь стекла салона виднелась фигура Чарлза Колбена.
   - Черт, - повторил Хэрод, обращаясь к Марии Чен. Та кивнула. Хэрод вообще
терпеть не мог летать, но вертолеты он ненавидел больше всего.  В  то  время
как самый распоследний голливудский режиссер тратил  треть  своего  бюд