. Есть вещи, которые не забываются.
   И потом, так было приятно заняться чем-то, чем она не  занималась  со
времени своей предыдущей жизни, когда являлась подопечной графа. Тогда у
нее была красивая одежда, вкусная еда, интересные уроки...
   Софи вздохнула. Нельзя, конечно, было  назвать  ту  жизнь  безмятежно
счастливой, но по крайней мере она была намного лучше, чем  та,  которая
наступила потом, после смерти графа.
   - Что случилось? - внезапно спросил Бенедикт.
   - Ничего. А с чего вы взяли, что что-то случилось?
   - Вы вздохнули.
   - И вы услышали? - недоверчиво спросила  Софи.  -  Когда  дует  такой
ветер?
   - Я за вами внимательно слежу. Я и  так  болен...  -  Бенедикт  снова
закашлялся, - и не хочу, чтобы мы в  довершение  ко  всему  оказались  в
канаве.
   Софи решила даже не удостаивать его ответом.
   - Поверните направо, - скомандовал Бенедикт. - Эта дорога ведет прямо
к моему коттеджу.
   Софи сделала, как ей было сказано.
   - А как называется ваш коттедж?
   - "Мой коттедж".
   -  Так  я  и  думала,  -  пробормотала  Софи.  Бенедикт  самодовольно
ухмыльнулся.
   - Я не шучу, - сказал он.
   И в самом  деле,  через  минуту  они  остановились  перед  элегантным
загородным домом, у двери которого висела  маленькая  скромная  вывеска:
"Мой коттедж".
   - Предыдущий хозяин выбил на вывеске свое имя, но мне показалось, что
без него гораздо лучше, - заметил Бенедикт, направляя Софи в ту сторону,
где находилась конюшня.
   Софи бросила взгляд на дом: небольшой, однако далеко не лачуга.
   - И это вы называете коттеджем?
   - Не я, а прежний хозяин, - ответил Бенедикт.  -  Видели  бы  вы  его
другой дом.
   Несколько секунд спустя они оказались на конюшне,  где,  слава  Богу,
дождь им был уже не страшен. Бенедикт выбрался  из  фаэтона  и  принялся
распрягать лошадей. Он был в перчатках,  которые  промокли  насквозь,  и
теперь руки никак не хотели слушаться. С трудом  освободившись  от  них,
Бенедикт сердито отшвырнул перчатки в сторону и взялся за уздечку.  Софи
взглянула на его пальцы, покрасневшие, сморщенные, дрожащие от холода.
   - Давайте я вам помогу, - предложила она, подходя к нему.
   - Я сам справлюсь!
   - Конечно, справитесь, - успокаивающе проговорила Софи, - но  с  моей
помощью будет быстрее.
   Он повернулся к ней лицом - видимо, затем, чтобы возразить,  и  снова
закашлялся. Подскочив к нему, Софи подвела его к ближайшей скамье.
   - Сядьте, пожалуйста, - попросила она. - Я сама распрягу лошадей.
   Она думала, что он не согласится, но на этот раз он сдался.
   - Простите, - едва выдохнул он. - Я...
   - Вам не за что извиняться, - возразила Софи, быстро снимая с лошадей
уздечку - вернее, так быстро, как смогли занемевшие и даже  в  некоторых
местах побелевшие пальцы.
   - Не слишком... - он снова закашлялся, на этот раз сильнее  прежнего,
- вежливо с моей стороны.
   - На сей раз я вас прощаю в благодарность за то, что вы  спасли  меня
сегодня вечером. - Софи попыталась весело улыбнуться, однако,  к  своему
удивлению, чуть не расплакалась и поспешно отвернулась,  чтобы  Бенедикт
не увидел ее лица.
   Но он, похоже, либо что-то  увидел,  либо  почувствовал,  потому  что
вдруг встревоженно спросил:
   - С вами все в порядке?
   - Все нормально, - сдавленным голосом  ответила  Софи  и,  не  успела
оглянуться, как он бросился к ней и заключил ее в объятия.
   - Все хорошо, - успокаивающе произнес он. - Вы сейчас в безопасности.
   И в этот момент из глаз Софи хлынули слезы. Она плакала от жалости  к
себе,  оттого,  что  судьба  распорядилась   с   ней   так   жестоко   и
несправедливо. Плакала от того, что на том  давнем  балу-маскараде,  два
года назад, Бенедикт держал ее в своих объятиях, и  оттого,  что  сейчас
делает то же самое.
   Она плакала, потому что он так добр к ней и, хотя явно чувствует себя
прескверно и принимает ее за самую  обыкновенную  горничную,  все  равно
заботится о ней и пытается защитить ее.
   Она плакала, потому что не плакала очень давно, с самого  детства,  и
плакала, потому что чувствовала себя такой одинокой.
   И она плакала, потому что думала о нем все  эти  годы,  а  он  ее  не
узнал. Наверное, это хорошо, что он ее не узнал,  но  сердце  все  равно
болело.
   Наконец слезы иссякли, и Бенедикт, отступив на шаг, коснулся ее  щеки
и спросил:
   - Теперь вам легче?
   Софи кивнула, с удивлением отметив про себя, что это и в  самом  деле
так.
   - Хорошо. Вы просто перенервничали и... - И  он  отвернулся  от  нее,
снова согнувшись в три погибели от кашля.
   - Вам нужно поскорее идти  в  дом,  -  заволновалась  Софи,  поспешно
вытирая слезы. Он кивнул.
   - Давайте наперегонки, - улыбнулся он.
   Софи изумленно взглянула на него. Она и представить  себе  не  могла,
что можно шутить, когда так плохо себя чувствуешь. И тем не  менее  она,
обмотав ремешок сумки вокруг запястья, подхватила юбки и припустилась  к
двери коттеджа. К тому времени, когда Софи добежала до нее, она хохотала
во все горло: как это нелепо - стремглав мчаться под дождем,  когда  уже
все равно вся вымокла насквозь.
   Бенедикт прибежал первым, что было вовсе не удивительно.  Хоть  он  и
болен, но ноги у него определенно длиннее. Когда она подбежала  к  нему,
он уже барабанил в дверь.
   - У вас что, нет ключа? - крикнула Софи, стараясь перекричать ветер.
   Бенедикт покачал головой:
   - Я не собирался здесь останавливаться.
   - Вы думаете, те, кто присматривает за домом, вас услышат?
   - Очень на это  надеюсь,  -  пробормотал  Бенедикт.  Вытерев  залитое
дождем лицо, Софи заглянула в ближайшее окно.
   - Там темно, - сообщила она Бенедикту. - Может, их нет дома?
   - Не знаю. Где им еще быть?
   - А там нет горничной или лакея?
   - Я редко сюда заезжаю и решил, что глупо нанимать для этого коттеджа
полный штат прислуги.  Горничная  приходит  периодически,  но  не  живет
здесь.
   Софи поморщилась.
   - Может, посмотрим, не открыто ли какое-нибудь окно? Впрочем, в такой
ливень все они наверняка закрыты.
   - Это вовсе не обязательно, - мрачно изрек Бенедикт. -  Я  знаю,  где
лежит запасной ключ.
   Софи изумленно взглянула на него.
   - А  почему  вы  говорите  об  этом  таким  мрачным  тоном?  Кашлянув
несколько раз, Бенедикт ответил:
   - Потому что это означает, что мне  придется  снова  лезть  под  этот
чертов ливень.
   Софи поняла: терпение его истощилось. Он  уже  дважды  ругался  в  ее
присутствии, а она видела, что он не из тех, кто ругается в  присутствии
женщины, даже если эта женщина - простая горничная.
   - Подождите здесь, - приказал он и, прежде чем она  успела  ответить,
сбежал с крыльца и скрылся из вида.
   Несколько минут спустя Софи услышала, как в  замке  повернулся  ключ,
потом входная дверь распахнулась, и на пороге возник Бенедикт со  свечой
в руке. Вода потоками стекала с его одежды.
   - Не знаю, куда подевались мистер и миссис Крэбтри, - осипшим голосом
провозгласил он. - Ни их определенно здесь нет.
   - Мы одни? - ахнула Софи.
   - Абсолютно, - кивнул Бенедикт. Софи устремилась к лестнице.
   - Пойду поищу комнату для прислуги.
   - Нет, не пойдете! - рявкнул Бенедикт, хватая ее за руку.
   - Не пойду?
   Он покачал головой:
   - Вы, моя дорогая девочка, не пойдете никуда.

Глава 8

   "Похоже, сейчас ни на одном лондонском балу и  шагу  ступить  нельзя,
чтобы не наткнуться на какую-нибудь почтенную матрону, жалующуюся на то,
как трудно в наши дни  найти  приличную  прислугу.  За  примером  далеко
ходить не надо. Не далее как на прошлой неделе на музыкальном  вечере  у
Смайт-Смитов автор этих строк испугалась, что миссис Фезерингтон и  леди
Пенвуд вцепятся друг другу в волосы. Похоже,  месяц  назад  леди  Пенвуд
переманила к себе личную горничную миссис  Фезерингтон,  пообещав  более
высокое жалованье и в придачу бесплатную старую одежду.  (Справедливости
ради нельзя не отметить, что миссис  Фезерингтон  тоже  давала  бедняжке
ненужную одежду, однако стоит только взглянуть, во что одеваются  сестры
Фезерингтон,   чтобы   понять,   почему   горничная   не   считала   это
благодеянием.)
   Но самое интересное, что вышеупомянутая  горничная  пришла  к  миссис
Фезерингтон и попросилась обратно.  Похоже,  леди  Пенвуд  считала,  что
личная горничная, помимо своих прямых обязанностей, должна  выполнять  и
обязанности простой горничной, и кухарки.
   Хорошо, если бы кто-нибудь объяснил этой особе, что одна девушка не в
состоянии выполнять работу за троих".
   "Светские новости от леди Уислдаун", 2 мая 1817 года

   - Сейчас мы растопим камин, - сказал Бенедикт, - и, прежде  чем  лечь
спать, как следует согреемся. Я не для того спас вас от Кавендера, чтобы
вы умерли от воспаления легких.
   В этот момент его снова охватил жестокий приступ кашля, и он согнулся
пополам, пытаясь его превозмочь.
   - Простите, мистер Бриджертон, - заметила Софи, с состраданием  глядя
на него, - но мне кажется, из  нас  двоих  вам  грозит  гораздо  большая
опасность подхватить воспаление легких, чем мне.
   - Совершенно верно, - едва выдохнул Бенедикт, -  и  уверяю  вас,  мне
вовсе не хочется, чтобы эта болезнь меня поразила. И поэтому... -  И  он
снова зашелся кашлем.
   - Мистер Бриджертон?  -  обеспокоенно  спросила  Софи.  Он  судорожно
сглотнул и с трудом выговорил:
   - Помогите мне разжечь огонь, пока этот чертов кашель до смерти  меня
не замучил.
   Софи нахмурилась. Промежутки между приступами становились все короче,
и сам кашель с каждым разом был все продолжительнее и сильнее.
   Она быстро и ловко разожгла  в  камине  огонь  -  опыта  у  нее  было
достаточно, - и вскоре оба они уже протягивали руки как  можно  ближе  к
благодатному теплу.
   - Полагаю, ваша смена одежды вымокла до нитки,  -  заметил  Бенедикт,
кивнув на промокшую сумку Софи.
   - Думаю, вы правы, - безмятежно отозвалась она, -  но  это  не  имеет
никакого значения. Если я постою у камина подольше, я наверняка высохну.
   - Не говорите  чепухи,  -  заметил  Бенедикт,  поворачиваясь  к  огню
спиной. - Думаю, в этом доме найдется какая-нибудь одежда.
   - У вас здесь есть женская одежда? - недоверчиво спросила Софи.
   - Неужели  вы  настолько  привередливы,  что  не  можете  один  вечер
поносить брюки и рубашку?
   До сего момента Софи была именно настолько  привередлива,  однако  не
станешь же в этом признаваться?
   - Думаю, нет, - ответила она. Сухая одежда казалась ей сейчас  верхом
блаженства.
   - Вот и отлично, - быстро проговорил Бенедикт. - Может быть, затопите
камины в двух спальнях, а я пока поищу нам с вами одежду?
   - Я могу остаться в комнате  для  прислуги,  -  поспешно  проговорила
Софи.
   - Это вовсе не обязательно, - возразил Бенедикт, направляясь к  двери
и делая Софи знак следовать за собой. - Комнат в этом доме достаточно, и
вы здесь не служанка.
   - Но ведь на самом  деле  я  служанка,  -  заметила  Софи,  спеша  за
Бенедиктом.
   - Поступайте, как вам будет угодно. - Бенедикт начал  подниматься  по
лестнице, но  на  полпути  остановился  и  закашлялся,  а  откашлявшись,
прибавил:
   - Можете спать на жесткой койке в крошечной комнатке для прислуги,  а
можете - в любой из комнат для гостей, где, уж поверьте мне на слово, на
всех кроватях перины и пуховые одеяла.
   Софи знала, что должна всегда помнить  свое  место  в  этом  мире,  и
направилась вверх по лестнице, ведущей на чердак, но видит Бог,  как  же
ей хотелось поспать на пуховом матрасе под пуховым одеялом! Она уже  сто
лет не ночевала в таких райских условиях.
   - Я найду себе маленькую комнату для гостей,  -  согласилась  она,  -
самую крошечную из всех, какие у вас есть.
   Бенедикт понимающе усмехнулся:
   - Выберите себе любую, какую пожелаете. Только не эту. - И  он  ткнул
пальцем во вторую дверь слева. - Это моя.
   - Я немедленно затоплю в ней камин, - проговорила Софи.
   Она понимала, что Бенедикт нуждается в тепле гораздо больше ее; кроме
того, ей не терпелось взглянуть на его спальню. Многое можно  сказать  о
человеке по убранству его комнаты. Если, конечно, у этого человека  есть
средства  обустроить  свою  комнату  по  своему   вкусу.   Софи   сильно
сомневалась, что по ее комнатке,  расположенной  на  чердаке,  с  узким,
словно бойница, окном, которую она занимала у Кавендеров,  можно  что-то
узнать о ней. Разве что у нее нет ни гроша за душой.
   Оставив свою сумку в холле, Софи помчалась в спальню  Бенедикта.  Это
оказалась очаровательная комната, теплая,  уютная,  пронизанная  мужским
духом. Несмотря на то что Бенедикт, по его словам, редко  бывал  в  этом
доме, на столиках стояло множество личных вещей: миниатюры молодых людей
- должно быть, братьев и сестер,  книги  в  кожаных  переплетах  и  даже
маленькая стеклянная вазочка, наполненная... неужели камнями?
   - Странно, - пробормотала Софи и, понимая, что ведет себя  невежливо,
тем не менее направилась к столу, чтобы получше ее рассмотреть.
   - Каждый из камней мне по-своему дорог, - послышался у нее за  спиной
тихий голос. - Я их собирал с самого детства.
   Софи вспыхнула от смущения, словно он застал ее за каким-то постыдным
занятием, однако, не в силах сдержать любопытства, взяла один камень. Он
оказался бледно-розового цвета с серыми прожилками внутри,  которые  шли
из самой середины.
   - Где вы нашли вот этот?
   - На прогулке, - тихо ответил Бенедикт. - Это случилось в  тот  день,
когда умер мой отец.
   - Ой! - Софи выронила камень, словно тот обжег ей руку. -  Мне  очень
жаль.
   - С тех пор прошло уже много лет.
   - Все равно мне ужасно жаль.
   Бенедикт печально улыбнулся:
   - Мне тоже. -  И  снова  закашлялся  так  сильно,  что  вынужден  был
прислониться к стене.
   - Вам необходимо согреться, - поспешно проговорила Софи. - Давайте  я
разожгу камин.
   Бенедикт бросил на кровать ворох одежды.
   - Это для вас, - просто сказал он.
   - Спасибо, -  поблагодарила  Софи,  не  сводя  взгляда  с  маленького
камина.
   Ей было страшно оставаться с ним в одной комнате. И  не  потому,  что
она боялась, что он станет  с  ней  заигрывать:  такой  джентльмен,  как
Бенедикт,  не  будет  приставать  к  женщине,  с  которой  едва  знаком.
Опасность крылась в ней самой. Она боялась, что, пробыв в  его  обществе
слишком много времени, она влюбится в него без памяти и сердце ее  будет
разбито.
   В  течение  нескольких  минут  Софи  хлопотала  у  камина,  пока   не
убедилась, что огонь хорошо разгорелся.
   - Ну вот, - удовлетворенно произнесла она, потом встала, потянулась и
обернулась.  -  Нужно  только...  О   Господи!   Лицо   Бенедикта   было
пепельно-серым.
   - Что с вами? - спросила она, бросаясь к нему.
   - Что-то неважно себя чувствую, - невнятно проговорил он, всем  телом
опершись о прикроватный столбик. Он был похож на  пьяного,  однако  Софи
провела в его обществе уже по меньшей мере два  часа  и  знала,  что  он
совершенно трезв.
   - Вам нужно лечь в постель, - сказала она  и  пошатнулась,  когда  он
вместо прикроватного столбика облокотился о нее.
   - С вами? - усмехнулся Бенедикт.
   - По-моему, у вас жар, - заявила Софи, отшатнувшись от него.
   Бенедикт протянул руку ко лбу, но  промахнулся  и  стукнул  рукой  по
носу.
   - Ой! - вскрикнул он.
   Софи поморщилась, словно он стукнул не себя, а ее.
   Наконец рука Бенедикта добралась до лба.
   - Гм-м... Может быть, и в самом деле немного поднялась температура.
   Протянув руку, Софи коснулась его лба, отдавая себе отчет в том,  что
поступает слишком фамильярно, однако сейчас, когда речь шла  о  здоровье
человека, ей было не до таких мелочей. Лоб оказался не слишком  горячим,
но и холодным тоже не был.
   - Вы  должны  снять  с  себя  мокрую  одежду,  -  сказала  она.  -  И
немедленно.
   Бенедикт с удивлением оглядел себя. Похоже, он уже забыл, что  совсем
недавно побывал под дождем.
   - Да, - задумчиво пробормотал он. - Вы правы.
   Он  принялся  расстегивать  пуговицы  на  рубашке,  однако  руки   не
слушались.  Наконец,  отчаявшись,  он   пожал   плечами   и   беспомощно
пробормотал:
   - Не могу.
   - О Господи! Подождите, сейчас я вам помогу.
   Софи протянула было руки, чтобы расстегнуть пуговицы, и отдернула их.
Выждав несколько секунд, она стиснула зубы и, стараясь  не  смотреть  на
видневшуюся голую грудь, принялась ловко раздевать Бенедикта.
   - Сейчас, сейчас, - бормотала она. - Уже скоро.  Бенедикт  ничего  не
ответил, и Софи повернулась к нему лицом. Глаза его были закрыты,  и  он
стоял, слегка покачиваясь. Такое впечатление, будто он спал стоя.
   - Мистер Бриджертон, - тихонько позвала Софи. - Мистер Бриджертон!
   Он резко вскинул голову.
   - Что? Что?
   - Вы заснули.
   Он недоуменно захлопал глазами.
   - Ну и что с того?
   - Вы не должны спать в мокрой одежде.
   Бенедикт глянул вниз.
   - А почему у меня расстегнута рубашка?
   Не отвечая, Софи подтолкнула его к кровати.
   - Сядьте, - приказала она.
   Должно быть, голос ее прозвучал строго, потому что Бенедикт  послушно
сел.
   - У вас есть какая-нибудь сухая одежда, во  что  можно  было  бы  вас
переодеть? - спросила она.
   Бенедикт передернул плечами, и рубашка упала на кровать.
   - Никогда не сплю в одежде.
   Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
   - Думаю, сегодня вам  придется  это  сделать...  О  Господи,  что  вы
делаете?
   Он взглянул на нее так, словно она спросила невероятную глупость.
   - Снимаю брюки.
   - Может быть, вы по крайней мере дождетесь, пока я отвернусь?
   Он уставился на нее.
   Она тоже смотрела ему прямо в глаза.
   Прошло несколько томительных секунд.
   - Ну? - наконец подал голос Бенедикт.
   - Что "ну"?
   - Вы собираетесь отворачиваться или нет?
   Софи ойкнула и поспешно отвернулась.
   Устало покачав головой, Бенедикт принялся стаскивать чулки. И  откуда
в горничной такая стыдливость? Ведь даже если она девица - а судя по  ее
поведению, Бенедикт не сомневался, что так оно и есть,  -  ей  наверняка
доводилось видеть голого мужчину. Горничные вечно  врываются  в  комнату
без  стука  со  всякими  полотенцами,  простынями  и  прочими  домашними
принадлежностями. Так что быть такого  не  может,  чтобы  она  хоть  раз
случайно на него не наткнулась.
   Он принялся стаскивать с себя брюки, что оказалось нелегко: они  были
все еще мокрые и не желали сниматься. Когда Бенедикт наконец справился с
ними и остался совершенно голым, он взглянул на Софи. Она стояла к  нему
спиной, руки по швам.
   Неожиданно для самого себя Бенедикт улыбнулся.
   С каждой секундой он чувствовал себя все более вялым, так что лечь  в
постель ему удалось только со  второй  попытки.  С  трудом  наклонившись
вперед, он ухватился за край одеяла, натянул его на себя  и,  совершенно
измученный, откинулся на подушки и застонал.
   - Как вы себя чувствуете? - обеспокоенно спросила Софи.
   - Нормально, - невнятно произнес  Бенедикт.  Одно-единственное  слово
далось ему с невероятным трудом.
   Он услышал, как она идет к кровати, и, собрав все силы,  открыл  один
глаз. Софи направлялась  к  нему,  и  на  лице  ее  застыло  озабоченное
выражение.
   Бенедикт почувствовал, что ему это приятно. Уже давно ни одна женщина
- за исключением матери и сестер - не беспокоилась за него.
   - Со мной все в порядке, - прошептал он, пытаясь изобразить  на  лице
успокаивающую улыбку.
   Однако голос прозвучал глухо, как из трубы.  Должно  быть,  что-то  у
него со слухом, решил Бенедикт и протянул руку к уху.
   - Мистер Бриджертон! Мистер Бриджертон! - послышалось над ухом.
   Он снова приоткрыл один глаз и прохрипел:
   - Идите спать.
   - Вы уверены, что я вам больше не нужна?
   Бенедикт кивнул. Говорить он уже не мог.
   - Хорошо. Но я оставлю дверь в вашу  комнату  открытой.  Если  я  вам
ночью понадоблюсь, позовите меня.
   Он снова кивнул. По крайней мере попытался это сделать. И заснул.

***

   Уже через четверть часа Софи  была  готова  лечь  спа