то одно. С этим можно  спорить,  но  нельзя  в  конце
концов не согласиться. Но если ты решил отнять у себя счастье  отцовства
из-за ненависти к другому человеку... мертвому... то, прости меня, иначе
как трусом назвать  тебя  нельзя.  -  Она  почувствовала,  как  он  весь
напрягся, была готова к тому, что он сейчас взорвется и выплеснет на нее
все раздражение и гнев, но продолжала говорить тихим, ровным голосом:
   - Ты должен...  обязан  жить  своей  собственной  жизнью,  оставив  в
прошлом покойного отца  и  связанные  с  ним  воспоминания.  Иначе  жить
невозможно. Тот период давно закончился. Наступил новый... Пойми это.
   Саймон покачал головой. Она испугалась, увидев его  глаза,  -  в  них
было отчаяние, безысходность.
   - Тебе не понять... - с трудом выговорил он. - Мной чуть не с детства
управляет это чувство... я сроднился с ним...  Отмщение...  ненависть...
Благодаря ему я превозмог свой дефект... если превозмог... Благодаря ему
стал учиться... достиг каких-то успехов... Благодаря...
   - Нет! - прервала его Дафна. - Нет, Саймон!  Только  благодаря  себе.
Самому  себе!  Поверь  мне...  Я  уже  неплохо  знаю  тебя...  твой  ум,
благородство, смелость... И уверена: даже если  бы  отец  любил  тебя  и
относился по-другому, ты все равно был бы  точно  таким,  какой  есть...
каким сам себя сделал...
   Он опять покачал головой и собрался возразить, но она сжала ему руку,
умоляя ничего не говорить.
   После продолжительного молчания, когда ей  уже  показалось,  что  она
окончательно потеряла его, раздался его шепот, прозвучавший для нее, как
громкий крик:
   - Я так хочу быть счастливым.
   - Ты будешь! - воскликнула она, обнимая его обеими руками. -  Клянусь
тебе, будешь!

Глава 21

   ...а герцог Гастингс, между прочим, вернулся в Лондон!..
   "Светская хроника леди Уислдаун", 6 августа 1813 года

   Саймон молчал на протяжении почти всего  обратного  пути,  когда  они
медленно ехали через Гайд-парк и потом по улицам,  сидя  вдвоем  на  его
коне. Несмотря на уверения Дафны, что она вполне оправилась от  падения,
он настоял, чтобы она села к нему в седло, а  сам  вскочил  позади  нее.
Лошадь Дафны, испугавшуюся не меньше хозяйки,  они  нашли  в  нескольких
десятках ярдов от них, и Саймон привязал ее к своему коню.
   По дороге к центру Лондона Саймон много думал о словах Дафны, о  том,
что не может без нее жить (даже без ее ребенка, если тот был бы сейчас у
нее в чреве); не может не видеть ее каждый день, не слышать ее голоса...
Словом, понял, что любит ее по-настоящему  -  если  ощущение  того,  что
присутствие человека тебе необходимо, свидетельствует о настоящей любви.
   Как только они спешились у дверей дома и вошли в холл, то,  к  своему
удивлению, оказались лицом к лицу с тремя братьями Бриджертон.
   - Какого дьявола вы пожаловали ко мне в дом  без  приглашения?  -  не
слишком приветливо спросил Саймон, которому сейчас больше всего на свете
хотелось остаться наедине с Дафной, а  не  тратить  время  на  беседу  с
тремя, судя по их виду, воинственно настроенными молодыми людьми.
   - Мы слышали, что ты вернулся, - сказал Энтони.
   - Как видишь, это в самом деле так, - подтвердил Саймон. -  А  теперь
можете убираться!
   - Не так быстро, - сказал Бенедикт. Саймон повернулся к Дафне:
   - Кого из них, как ты полагаешь, мне следует выкинуть первым?
   - У меня нет особых предпочтений, - с улыбкой ответила она.
   - Зато у нас есть к Саймону несколько вопросов,  -  сказал  Колин,  -
которые следует решить, прежде чем мы позволим ему оставить Дафну в  его
доме.
   - Что? - крикнула Дафна. - Что ты мелешь?
   - Она моя жена! - прорычал Саймон.
   - Она наша сестра! - в тон ему ответил Энтони. - И  она  несчастна  с
тобой!
   - Это не ваше дело! - снова закричала Дафна. - Придержите языки!
   - Все, что касается тебя, - наше дело! - возразил Бенедикт.
   - Все, что касается ее, -  только  мое  дело!  -  завопил  Саймон.  -
Убирайтесь из моего дома!
   Некоторое время стоял сплошной крик, никто никого не слушал.
   Первым, кто несколько снизил тон, был, как ни странно, Энтони.
   - Извини, Дафф, - сказал он, - но  мы  не  можем  терпеть  того,  что
происходит между тобой и Саймоном.
   - Вы повредились умом, дорогие братья, - сердито произнесла Дафна.  -
Откуда вы знаете, что именно происходит между  нами?  Читаете  "Хронику"
леди Уислдаун? Я вам ничего об  этом  не  говорила,  по-моему.  Еще  раз
повторяю: это не ваше дело!
   Колин снова выступил вперед.
   - Мы не уйдем отсюда, пока не получим подтверждения, что Саймон любит
тебя!
   Дафна даже побледнела от наглого требования этого  мальчишки,  но,  с
другой стороны,  ей  пришло  в  голову,  что  и  сама  она  после  всего
происшедшего не возражала бы против такого подтверждения. Но не при всех
же!
   - Вы с ума сошли! - вновь крикнула она братьям. - Заведите свои семьи
и распоряжайтесь там сколько угодно. Если вам позволят.
   Саймон внезапно поднял руку, призывая всех к вниманию.
   - Если мне позволит высокое собрание, - сказал он  с  усмешкой,  -  я
хотел бы, с вашего позволения, сказать несколько слов своей супруге.
   С этими словами он отвел Дафну в другой конец холла.
   - Ради Бога, Саймон, - первой заговорила она, - извини  этих  идиотов
за назойливость, за то, что вторглись в твой дом.
   - Эти идиоты, - серьезно ответил он, - очень любят тебя, и  всеми  их
действиями руководит любовь. А что касается дома, куда они вторглись, то
он такой же твой, как и мой. - Саймон помолчал, на его  лице  показалась
улыбка, смысл которой был ей непонятен. - Я тоже  люблю  тебя,  Дафф,  -
тихо сказал он, - и ничего не могу  с  этим  поделать.  Так  что  вполне
понимаю твоих настырных братьев.
   Дафна слегка скривила губы.
   - Не очень-то романтично звучит твое признание в любви, Саймон.  Если
ты его сейчас сделал.
   - Зато оно - чистая правда, Дафф.
   Она уже давно не видела этой его шаловливо-серьезной усмешки, которую
так любила и с которой он сейчас наклонился к ней.
   - Да, я люблю тебя, - сказал он, обнимая и целуя ее.
   - О Саймон, - успела она вздохнуть и сразу же забыла обо всем, в  том
числе и о трех случайных свидетелях этого долгого поцелуя.
   Прервав его наконец, они обернулись к незваным гостям... Как? Те  еще
не ушли?
   Энтони продолжал с интересом рассматривать потолокв  холле.  Бенедикт
увлекся созерцанием своих ногтей. И лишь Колин с  открытым  любопытством
взирал на целующуюся пару.
   - Вы еще здесь?  -  с  нескрываемым  удивлением  спросил  Саймон,  не
выпуская Дафну из объятий. - Что вам нужно в нашем доме?
   На этот раз никто не нашелся что ответить.
   - Проваливайте! - миролюбиво предложил Саймон. - Приглашение получите
в другое время.
   - Правда, уходите, - умоляюще сказала Дафна.
   - Они правы! - заключил Энтони и хлопнул Колина  по  плечу.  -  Пошли
отсюда, парни"!
   Саймон уже повлек Дафну вверх по лестнице.
   - Надеюсь, вы сами найдете выход,  -  сказал  он,  обернувшись  через
плечо.
   Однако прежде чем Саймон с Дафной дошли до второго пролета лестницы и
раньше чем братья открыли входную дверь,  эту  самую  дверь  толкнули  с
противоположной стороны, и в проеме возникла фигура, явно  принадлежащая
женщине. Не слишком молодой, но еще сохранившей изящество и гибкость.
   - Мама! - воскликнула Дафна.
   Но леди Вайолет Бриджертон смотрела только на сыновей.
   - Я знала, что застану вас тут! - крикнула она. -  Из  всех  упрямых,
меднолобых, назойливых молодых людей вы...
   Окончания  фразы  Дафне  не  суждено  было  услышать  -  так   громко
рассмеялся Саймон прямо у нее над ухом.
   - Но он делает ее несчастной... - попытался оправдаться  Бенедикт  за
всех остальных братьев. - И наш долг...
   - Ваш долг, - решительно заявила мать, -  уважать  ум  и  способности
вашей сестры и дать ей возможность самой  решать  свои  проблемы...  Тем
более, - добавила она, глядя в сторону  лестницы,  -  мне  кажется,  она
именно так и поступает.
   - Но это как раз потому, - вмешался Энтони, - что мы вовремя...
   - Если кто-то  из  моих  сыновей  скажет  еще  слово,  -  патетически
воскликнула леди Бриджертон, - я прилюдно отрекусь от них!
   Что еще оставалось беднягам, кроме как подчиниться и  замкнуть  уста.
Саймон же  продолжал  с  наслаждением  наблюдать,  словно  из  бельэтажа
зрительного зала, эту сцену и довольно посмеиваться.
   - А теперь, - продолжала неугомонная леди, -  самое  время  нам  всем
покинуть этот дом. Не правда ли, мои милые?
   С этими  словами  она  направилась  к  стоявшему  неподвижно  Колину,
который уже понял ее намерения и поднял обе руки,  защищая  уши.  Однако
леди Бриджертон ухватила одно из них и повела его к двери,  а  остальные
сыновья покорно пошли следом.
   Теперь уж и Дафна так залилась смехом, что Саймон  опасался,  как  бы
она не свалилась с лестницы, и еще крепче обхватил ее.
   Уже с  порога  Вайолет  Бриджертон  повернулась  к  Саймону  и  самым
светским тоном произнесла:
   - Была рада увидеть вас в Лондоне, Гастингс. Еще неделя отсутствия, и
я привела  бы  вас  сюда  таким  же  способом.  Всего  наилучшего,  ваша
светлость!
   Она  величественно  выплыла  в  дверь,  и  та  закрылась   за   всеми
Бриджертонами.
   Продолжая смеяться, Саймон посмотрел на улыбающуюся Дафну.
   - Неужели эта великолепная актриса - твоя мать?
   - У нее много скрытых талантов, - с гордостью ответила дочь.
   - Воистину так.
   Дафна сделалась серьезной.
   - Ты должен извинить моих братьев, Саймон. Они...
   - Чепуха! - прервал он ее. - Они  просто  очень  любят  тебя.  Но  не
больше, чем я. И, если бы я  не  чувствовал  на  самом  деле  того,  что
говорю, им не удалось бы и под дулом трех пистолетов  вытянуть  из  меня
признание... Но что слова, - чуть охрипшим голосом  произнес  он,  когда
они снова начали подниматься по лестнице. - Позволь мне  подтвердить  их
по-другому...
   Судя по взгляду, которым она ответила ему, позволение было  получено.
После чего он подхватил ее на руки и донес до площадки второго этажа.
   - В какую комнату? - спросил он, будучи уже  не  в  состоянии  дольше
ждать - все его тело, сверху донизу, пребывало в огромном напряжении.
   - В твою, - прошептала она.
   - В нашу, - поправил он. - Я люблю тебя.
   Насколько трудно ему было раньше произносить эти простые слова любви,
так как он не знал, не чувствовал до конца, не мог себе  объяснить,  что
именно они означают, настолько легко и естественно вырывались они сейчас
из его души, и ему хотелось повторять их вновь и вновь.
   - Я знаю, - доверчиво и радостно ответила она. - Я тоже люблю тебя.
   Его руки уже расстегивали крючки и пуговицы ее одежды.
   - Если я когда-нибудь еще причиню тебе боль,  -  лихорадочно  говорил
он, - то хочу, чтобы ты убила меня.  Совершила  то,  что  не  так  давно
помешала сделать своему брату.
   - Я никогда этого не сделаю, Саймон!
   За  клятвенным  обещанием  последовал  длительный   поцелуй.   Однако
воспаленное воображение Саймона продолжало работать в том же ключе.
   - Хорошо, не убивай, - бормотал он, - но хотя бы прострели мне  руку.
Или ногу. Отрежь ухо... Еще что-нибудь...
   - Не говори глупости, они не подходят  тебе.  И  потом,  я  знаю,  ты
никогда не сделаешь мне ничего плохого.
   - Я так люблю тебя, Дафф, что готов, как  в  сказках,  подарить  тебе
весь мир. Сейчас, как никогда раньше,  я  понимаю  всех  этих  сказочных
героев.
   Однако Дафна была настроена более реалистично.
   - Мне не нужен весь мир, - сказала она с улыбкой. - Мне нужен  только
ты... И еще я хотела бы, чтобы ты снял наконец свои сапоги.
   - О, ваша светлость! Ваше желание для меня закон.
   Один за другим сапоги полетели на пол.
   - Что-нибудь еще, миледи?
   - Да, конечно. Вашу сорочку, пожалуйста.
   Сорочка, пролетев  по  воздуху,  опустилась  на  низкую  прикроватную
скамейку.
   - Теперь уже все? - поинтересовался Саймон.
   - Отнюдь нет. -  Дафна,  чтобы  не  произносить  вслух  этого  слова,
считавшегося в высшем свете весьма неприличным, молча указала пальцем на
его брюки. - Вот и их туда же.
   - Как это совпадает с моим желанием, миледи!
   Ему доставил некоторые трудности этот процесс, так  как  брюки  стали
чересчур тесными при его  теперешнем  состоянии,  но  он  преодолел  все
препятствия.
   Последнее приказание Дафна отдавала,  уже  сидя  на  постели,  откуда
взирала на его действия.
   - Что еще, ваша светлость? - спросил Саймон.
   - Боже, но вы и так совсем голый! - воскликнула она.
   -  Как  любезно  с  вашей  стороны,  что  вы  это   заметили,   -   с
признательностью ответил он.
   Вообще-то ему было совсем не до шуток, и Дафна  не  могла  не  видеть
этого воочию, однако не была еще расположена закончить игру, так легко и
естественно возникшую на фоне недавних обоюдных терзаний.
   - А я - нет, - сказала она.
   - Что нет, ваша светлость?
   - На мне еще осталась кое-какая одежда, милорд.
   - В самом деле? Какая жалость! Но это поправимо, миледи.
   И он исправил недоделанное.
   Совершенно обнаженные, они стояли на коленях друг напротив  друга  на
огромной кровати под пологом.
   - Я хочу тебя, - проговорил он.
   - Я знаю. Я тоже.
   - Нет! - выкрикнул он со стоном. - Я хочу поселиться в твоей душе!  В
твоем сердце!
   - Ты уже живешь там, Саймон, - со вздохом сказала она.
   И затем речи  иссякли,  попросту  стали  не  нужны.  Он  заполнил  ее
целиком: и душу, и сердце, и... все остальное.
   Она извивалась, стонала; чувствовала, что  растворяется,  исчезает  в
волнах страсти, вернее, любви. Да, любви... Его любви.
   Он понимал, что не может больше управлять собой - это выше  его  сил.
Но делал над собой усилие, и не ради себя, а для нее,  чтобы  дождаться,
когда и она... чтобы этот яростный миг  они  разделили  друг  с  другом.
Внезапно он ощутил, как все ее тело  пронизала  дрожь,  она  изогнулась,
запрокинула голову, он увидел ее лицо... Никогда раньше в эти  мгновения
он  не  видел  ее  лица,  поглощенный  мыслью  о  том,  чтобы  семя   не
оплодотворило  ее,  и  был  сейчас  поражен,  даже   напуган   застывшим
выражением безмерного счастья, полной отрешенности.
   - О Господи, как же я люблю тебя! - вырвалось у него, и он  продолжил
свои движения.
   Она открыла глаза, в них была тревога.
   - Саймон, - прошептала она, - ты не забыл?.. То, что всегда...
   Он понял, о чем она пытается сказать, и кивнул. Она продолжала тем же
задыхающимся шепотом:
   - Я не хочу... не нужно... чтобы ты делал это только ради меня...  Не
надо, если ты сам не...
   Он почувствовал комок в горле, но это было не  то  ощущение,  которое
предвещало невозможность произнести хотя бы  одно  слово,  а  совершенно
новое для него. Это было предвестием облегчающих слез,  наполнивших  его
глаза, еще один признак его безмерной любви.
   Он сделал несколько движений, и затем произошло то,  чего  он  сейчас
хотел, на что решился сам, по своей воле.
   Какое же облегчение он испытал, как хорошо и покойно стало на душе  и
во всем теле!
   Дафна легким движением отвела волосы, упавшие ему на лицо,  и,  целуя
его в лоб, шепнула:
   - Я буду всегда, всегда любить тебя.
   Он молча уткнул лицо в ложбинку возле ее шеи, растворяясь в ее любви,
тепле. Она лежала неподвижно, не ощущая тяжести его тела.

***

   Много часов спустя, когда Дафна проснулась и приподнялась на постели,
она не увидела рядом с собой Саймона. Где же он?
   В комнате было полутемно - портьеры задернуты. Она почти  никогда  не
спала  в  середине  дня.  Но  сегодня  особенный  день,  вспомнила  она.
Совершенно особенный...
   Где же все-таки Саймон?
   Она обнаружила его в одной из комнат,  соединенных  со  спальней.  Он
задумчиво стоял у  окна.  От  его  неподвижной  фигуры  на  нее  повеяло
холодом.
   - Добрый день, - негромко произнесла она,  подходя  ближе,  опасаясь,
что, когда он повернется и  она  увидит  его  лицо,  для  нее  окончится
очарование последних часов, угаснут возродившиеся надежды.
   Он повернулся на ее голос, и она сразу почувствовала  теплоту  в  его
глазах, в словах, когда он ответил ей тем же:
   - Добрый день.
   Да, день должен быть добрым. Как и все последующие за ним.
   Глядя вместе с Саймоном в окно, выходящее на Гросве-нор-сквер, ощущая
его руки у себя на плечах, она тихо спросила:
   - Никаких сожалений?
   Она сейчас не могла видеть его лица, он  стоял  позади,  но  услышала
твердый голос:
   - Никаких... Только некоторые мысли...
   - О чем? - Он молчал, и она продолжила:
   - Если ты сейчас... если еще не готов стать отцом...  мы  можем...  я
могу... ждать сколько нужно.
   Он обхватил ее руками, погладил грудь под легким утренним пеньюаром.
   - Дафна... Не  пытайся  говорить  за  меня...  пожалуйста.  Просто  я
привыкаю к мысли о ребенке... о детях... Не буду уверять,  что  это  мне
легко. После всех лет, когда  я  вынашивал  свой  способ  мести.  Однако
именно сейчас я думал о другом...
   - О чем? - снова спросила она.
   - Я думал... - ответил он медленно, слегка  запинаясь.  -  Что,  если
он... она... будут, как я... Ты п-понимаешь, что я х-хочу сказать?
   - Если он будет заикаться с рождения, - сразу произнесла она твердо и
отчетливо, - мы будем любить его еще  сильнее...  И  я  попрошу  у  тебя
совета, как помочь ребенку. И ты дашь этот совет.  Разве  ты  отвергнешь
страдающее дитя?
   Он отстранил ее от себя - так, чтобы видеть ее лицо,  глаза.  На  его
собственном  лице  было  написано  несколько  забавное  удивление:  как,
оказывается, легко и просто можно ответить на самые сложные вопросы.
   А что же может сказать он?  Наверное,  только  то,  что  говорил  уже
бесчисленное число раз за последние часы:,
   - Я так люблю тебя, Дафф...

***

   К  вечеру  этого  долгого-долгого  дня  Дафна  вспомнила  о  письмах,
переданных ей старым герцогом, и решила заговорить о них с Саймоном.
   Письма  его  отца.  Что  в  них  может  быть?  Извинения?  Обвинения?
Раскаяние? Герцог  Мидлторп  советовал  ей  выбрать  нужный  момент  для
вручения их Саймону. Дафне хотелось думать, что  этот  момент  наступил:
Саймон отбросил навязчивую мысль о мщении, а значит,  начал  избавляться
от груза ненависти, от своей зависимости,  от  темных  сил,  заполнявших
душу.
   Не один раз Дафна испытывала желание вскрыть и прочесть хотя бы  одно
письмо, но так и не поддалась этому искушению. И вот теперь она принесла
их из потайного места у себя в спальне и положила перед Саймоном.
   - Что это? - спросил он.
   - Письма твоего отца. Мидлторп передал их мне для тебя. Ты помнишь? Я
уже говорила тебе. Он кивнул. Спокойно кивнул.
   - Да, помню, что просил их сжечь.
   Дафна слегка улыбнулась:
   - Видимо, старик осмелился не выполнить твоей просьбы.
   Саймон тоже изобразил улыбку.
   - И ты сделала то же самое, как я вижу, - сказал он.
   Она опустилась на софу рядом с ним.
   - Разве тебе не хочется прочитать их?
   Он ответил не сразу.
   - Н-не знаю, - сказал он потом.
   - Они могут  помочь  тебе  окончательно  избавиться  от  прошлого,  -
предположила она.
   - Или сделать настоящее еще тяжелее, - возразил он, и она не могла не
согласиться с ним.
   Саймон смотрел на пачку, перевязанную лентой, и ожидал, что сейчас на
него  нахлынет  былая  злость,  которая  превратится   в   ярость...   в
неистовство.
   Но он не чувствовал ни того ни другого. Ровно ничего.
   Это было странное, удивительное  ощущение.  Он  ожидал  всего,  кроме
этого. Никаких чувств. И никакого желания прочитать их.
   Он повернул голову к Дафне, смотревшей на него с тревогой.
   - Пожалуй, я подожду с чтением, - сказал он.
   - Ты не хочешь знать; что там написано?
   Он отрицательно мотнул головой.
   - Но ты не собираешься сжечь их?
   Он пожал плечами.
   - Наверное, нет.
   Она переводила взгляд с его лица на письма и обратно.
   - Что же ты хочешь делать с ними?
   - Ничего.
   - Совсем ничего?
   Он ул