ан. Они пропустили их утреннюю прогулку.

Глава 17

Они были приглашены на чай к Уилкисам: Люк и Анна, вдовствующая герцогиня, Дорис, Генриетта и Агнес. Это не был простой визит к соседям. Приглашения были официально разосланы заранее. У Уилкисов остановились кузены из Лондона. Мать Люка открыто выказывала свое недовольство, когда один из членов ее семьи еще не появился, хотя уже прошло десять минут после времени, назначенного для отъезда. Пунктуальность была одним из главных правил хорошего тона для герцогини-матери.
     - Я не люблю ждать, Лукас, - сказала она. - Твоя жена должна запомнить, что мы не можем позволить себе опаздывать - это не пристало людям высшего общества. Возможно, когда она придет...
     - Земля не перестанет вращаться, если мы опоздаем на несколько минут, - сказал Люк. - Я пойду и узнаю, что задерживает Анну.
     Сам он опоздал на пять минут. В Париже считалось бы дурным тоном прийти раньше или даже вовремя. Нельзя было проявлять свое нетерпение.
     Однако очень странно, что Анна опаздывает.
     Люк удивился, не найдя жену ни в гардеробной, ни в ее гостиной. Он постучал в дверь ее спальни. Анна стояла и смотрела в окно. Она была в шелковом утреннем платье, легко прихваченным на талии. Волосы у нее были распушены н ненапудрены.
     - Анна?
     Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
     - Неужели ты забыла, что мы приглашены на чай к Уилкисам?
     - Нет. - Ее голос был тихим и равнодушным. Она не повернула головы.
     Он пересек комнату и приблизился к ней.
     - Поезжайте без меня, - сказала она. - Я хочу побыть одна.
     Это было совсем не похоже на Анну. Ее голос был безжизненным, и вся она поникла.
     - Что с тобой? - спросил он, нахмурившись.
     - Ничего, - сказала она. - Я просто не хочу никуда ехать.
     - Ты нездорова? - спросил Люк. Взглянув на нее, он понял, что она не надела корсет. Ее фигура заметно утратила былую стройность.
     - Нет, - сказала она. Он продолжал хмуриться.
     - Ты хочешь не пойти в гости без особой на то причины после того, как мы приняли приглашение? Это не очень вежливо, мадам. И невежливо заставлять мою мать и сестру ждать, не сообщив им, что ты не придешь.
     - Уходи, - сказала она.
     Его глаза на миг вспыхнули опасным огнем. Но Люк был наслышан про различные недомогания, которые сопровождают беременность, - среди них была и перемена настроения. Но Анна так хорошо себя чувствовала, что он иногда забывал о том, что ее тело и разум должны свыкаться с непривычными изменениями и новыми функциями.
     Люк смирил свой гнев.
     - Иди и ложись, - сказал он, положив руки ей на плечи. - Ты должна отдохнуть, Анна. Я распоряжусь, чтобы приготовили горячее питье, и передам твои извинения миссис Уилкис. Я считаю, что сейчас важнее всего твое здоровье.
     Она передернула плечами, освободившись от его рук.
     - Уходи, - сказала она снова. И вдруг пронзительно закричала:
     - Оставь меня одну! Разве это не моя личная комната? Неужели я нигде не могу побыть одна?
     Люк никогда не видел Анну в гневе. Он смотрел на нее с удивлением, подняв брови. Он не терпел такого поведения в женщинах. Некоторые из них пытались показать свой характер, и тут же были им отвергнуты.
     Люк развернулся и направился к двери.
     - Люк! - Ее голос остановил его, когда он был уже на пороге комнаты. Это уже не был крик, это был голос панически испуганного человека. Он повернулся и взглянул на нее. Выражение его лица было холодным и надменным.
     - Не уходи, - прошептала Анна. Она стояла, крепко зажмурив глаза.
     Он медленно подошел к ней и она, открыв глаза, прямо посмотрела на него. Взгляд у нее был затравленный, и это не имело никакого отношения к ее здоровью.
     - Что с тобой? - спросил он. - Скажи мне, что случилось, Анна.
     Она медленно покачала головой и протянула к нему руки.
     - Ничего, - шептала она, оказавшись в его объятиях. Она дрожала. - Я просто неважно себя чувствую. Я очень устала.
     Нет, совсем не то. Она не хочет говорить ему, в чем дело.
     - Тебе лучше лечь и отдохнуть, - сказал Люк. - Я должен идти. Внизу заждались нас, и герцогиня будет очень недовольна. Позволь мне помочь тебе снять платье.
     Но Анна вцепилась в него.
     - Не оставляй меня. - Она прижалась к нему. - Не оставляй меня. Не оставляй...
     Она шептала это снова и снова, в то время как ее руки все сильнее обнимали его. Она закрыла глаза и искала его губы своими. Наконец их губы соединились, и он обвил ее тело руками. Он уже видел ее такой. Ему не пришлось долго вспоминать: это было в экипаже по пути из "Рэнела-Гарденс". Пылкая, бурная страсть, заставившая ее упасть в его объятия. Он тогда был невероятно неосторожным, когда поддался ее порыву, проезжая в экипаже по людным улицам Лондона. Но и после возвращения домой Анна оставалась такой же страстной и ненасытной. В ту ночь она сказала ему, что ждет ребенка, и умоляла увезти ее домой, в Баден.
     Люк целовал Анну, глубоко проникая в нее языком, а ее руки рвали ленту, стягивающую его волосы. Он распустил волосы, они рассыпались по его плечам и опустились ей на лицо. Он подумал о своей матери, ждавшей их внизу, когда почувствовал, что в нем растет неумолимое напряжение.
     - Возьми меня. - Ее губы покраснели и припухли, а глаза горели желанием. - Люби меня, Люк. Пожалуйста. Пожалуйста, люби меня.
     Тело ее готово было разорваться, желание сжигало изнутри, и она не могла сопротивляться этому.
     - Пойдем. - Он потянул ее к кровати, развязывая пояс платья и обнажая ее плечи. Анна подняла руки, чтобы помочь Люку снять с нее нижнюю рубашку. Сдернув покрывало с кровати, он уложил ее на постель, но не сразу лег рядом с ней. Вначале он прошел через комнату и закрыл обе двери - в коридор и гардеробную. Затем скинул камзол и туфли, но не стал задерживаться, чтобы снять остальную одежду. Он расстегнул бриджи и оказался в ее объятиях.
     В постели Люк прекрасно угадывал все желания Анны. Ему помогал опыт прошлых лет. Он хорошо изучил тело жены после трех месяцев почти ежедневной близости с ней и всегда знал, чего она хотела. Сейчас ей не нужны были любовные игры. Ей надо было чувствовать его внутри себя. Бриджи больше не стесняли его, и он слился с ней, проникая все глубже. Анна вздохнула и тут же расслабилась, ощутив на себе его тело и горячую напряженную плоть внутри.
     Почему-то у нее не возникало желания доводить себя до кульминации. Ей нужно было ощущать его тело. И он инстинктивно улавливал ее желания н удовлетворял их. Он делал медленные движения - глубокие, но осторожные, не позволяя себе порывистости: он помнил о ее беременности. Однако Люк чувствовал, что сегодня она хочет глубоких ощущений. Она стонала при каждом толчке.
     Казалось, ей было безразлично, что кто-то вошел в гардеробную и тихо постучал сначала в дверь гостиной, а затем в дверь спальни. Она как будто не слышала, когда Генриетта тихо позвала ее, а потом нерешительно попыталась повернуть ручку. Люк проникновенно целовал Анну, чтобы заглушить ее стоны, пока не услышал, что дверь гардеробной снова закрылась.
     Он отдавал ей себя так долго, как только мог, пока не потерял контроль и, выдохнув, не излил в нее поток своей страсти.
     Он продолжал крепко сжимать ее в объятиях, а когда она повернулась на бок, укрыл ее одеялом. Она прижалась к его плечу, обтянутому шелком жилета, и обвила рукой его талию. Люк легко дотронулся до ее волос и понял, что она заснула глубоким сном. Он лежал неподвижно, глядя в окно. Что-то случилось. То же, что случилось когда-то в "Рэнела-Гарденс". Тогда он думал, что это вызвано несколькими причинами: беспокойством за Дорис, жестокостью их дуэли с Фроули, волнением от того, что она, может быть, беременна. Последнее объясняло почти все, включая ее желание уехать в деревню.
     Могло ли быть что-то еще? То же, что случилось и сегодня? Люк попытался мысленно вернуться в тот вечер, когда они были на маскараде. После тон уединенной прогулки им почти не довелось быть вместе, но он наблюдал за ней, когда она танцевала с другими мужчинами. Анна вся искрилась весельем и жизнерадостностью. До тех пор пока он не послал ее за своей матерью, оставшись с Дорис, он почти не спускал с нее глаз.
     Хотя... Люк вдруг вспомнил, что, когда вернулся, проводив Дорис и мать до экипажа, застал Анну с каким-то незнакомцем. Она прогуливалась под руку с мужчиной в темном плаще и черной полумаске. Она сказала, что это ее сосед. Разве не странно, что она не захотела представить ему отца своей подруги?
     В том человеке было что-то зловещее. Конечно, это был маскарад, и все были в масках, и Анна не выглядела расстроенной, когда вернулась к нему, но все же...
     А что могло случиться сегодня? Что заставило Анну умолять его о том, чтобы он не покидал ее, чтобы был так близок, как только это было возможно.
     Эта бурная вспышка страсти, это безудержное желание были несвойственны Анне. Правда, страстная и восприимчивая любовница, она ничего не запрещала ему, но любила, чтоб они начинали медленно, все убыстряя и убыстряя темп, доводя до взрыва в конце. Она никогда не была инициатором их близости, только охотно откликалась на его предложения. Никогда, кроме...
     Но что могло произойти? Генриетта? Анна видела, как они гуляли вдвоем? Неужели она подумала, что это тайное свидание? Нет, было что-то, что произошло раньше. Люк помнил, как она бежала к дому, и свое удивление, когда она не подошла к ннм. И почему она отправилась одна, когда любой пожелал бы составить ей компанию? Нет, это была не просто прогулка, и он уверен в том.
     Может, это связано с теми письмами, которые получала Анна? По пути к дому своего арендатора Люк встретил у ворот мужчину с письмом. Он отказался отдать его Люку, пояснив, что получил строгие указания доставить послание в руки самой герцогини.
     Была ли какая-нибудь связь между письмом, этой прогулкой и ее теперешним состоянием?
     Когда после завтрака он спросил Анну об этом письме, она весело улыбнулась и принялась рассказывать ему обо всех сплетнях и новостях, о которых ей написала леди Стерн. Послание от леди Стерн пришло с обычной почтой, он сам это видел. Люк не стал спрашивать о другом письме, а сама Анна ни словом не обмолвилась о том, что оно было. Тогда он не обратил на это внимания. Письмо могла прислать какая-нибудь их соседка, ведь Анну начинали любить везде, где бы она ни появилась.
     Люк прижал ее обнаженное тело еще крепче и почувствовал, как она вздохнула у него на плече. Он должен узнать, что за сила имеет такую власть над ее чувствами. Что за злая сила заставляет солнечный свет покинуть ее улыбку. Люк чувствовал, как что-то умирает в нем самом, когда Анна несчастна.
     Эта мысль заставила его похолодеть. Нет, это не правда. Он не мог зависеть от настроения жены. Это означало бы, что она имеет власть над ним, над его чувствами. Что он зависит от нее.
     Никогда! Никогда в его жизни это не должно повториться! Ведь главное, что он ценил в их отношениях с Анной, это то, что она не требовала от него никаких чувств, в отличие от Генриетты.
     В Эльм-Корте Анна несла весь груз забот на своих плечах. Там некому было довериться, не к кому прильнуть в поисках защиты. И так было лучше. Ей ни в коем случае не стоило поддаваться искушению и выходить замуж.
     Анна не знала, как долго она проспала. Но он все еще был с ней, все еще обнимал ее.
     Анна чувствовала, что он не спит. Она не знала, как посмотрит Люку в глаза и что ему скажет, если когда-нибудь решится оторвать голову от его плеча.
     С ужасом она вспоминала о том, как вела себя. Она вспоминала, как умоляла его и стонала, когда он дал ей именно то, о чем она просила и чего так хотела. Казалось, он всегда знал, чего она хочет. Люк был одет в голубое с серебром, чтобы отправиться к Уилкисам. Его внешность была безупречна, как и всегда, а она разорвала ленту в его волосах, чтобы они упали на ее лицо. Ее всегда возбуждали его волосы.
     Анна сгорала от стыда. Она подняла голову и встревоженно заглянула ему в лицо в надежде, что он спит. Но он смотрел на нее из-под полуприкрытых век, и она поняла, что он совсем не спал. И они лежали уже около часа или больше. Из-за нее он не пошел со своей матерью и остальными и даже не послал вниз никакого сообщения. Какое неуважение по отношению к соседям! Люк всегда очень серьезно относился к своим обязанностям, а она заставила его остаться с ней, любить ее. Что она скажет? Я ПЛОХО СЕБЯ ПОЧУВСТВОВАЛА? Я РАССТРАИВАЮСЬ. ПОТОМУ ЧТО СТАНОВЛЮСЬ ТОЛСТОЙ И НЕУКЛЮЖЕЙ? У МЕНЯ НЕ БЫЛО СИЛ, ЧТОБЫ ИДТИ К УИЛКИСАМ? МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ?
     Она открыла рот, чтобы заговорить, но не смогла найти слов. Люк тоже молчал, и Анна снова опустила голову ему на плечо.
     - Ты боишься чего-то, Анна? - тихо спросил ее муж. - Есть кто-то или что-то, что пугает тебя?
     ПОТЕРЯТЬ ТЕБЯ. СЭРА ЛОВЭТТА БЛЭЙДОНА. ТЮРЬМЫ. БЫТЬ ПОВЕШЕННОЙ.
     - Нет, ничего, - ответила она.
     - Что-то случилось сегодня. Тебя что-то напугало.
     ЕСТЬ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЗНАЕТ ПРО МЕНЯ ВСЕ: КАК Я ОДЕВАЮСЬ, ЧТО ДЕЛАЮ ДОМА. НО ЕГО ЗДЕСЬ НЕТ. ОН СЛЕДИТ ЗА МНОЙ И НЕ ПОНЯТНО, КАКИМ ОБРАЗОМ.
     - Нет, - снова повторила Анна.
     Несколько секунд он лежал неподвижно, а потом поднялся и стал застегивать бриджи, повернувшись к ней спиной. Потом надел туфли и поднял с пола свой камзол. Его богато вышитый жилет был весь измят.
     Люк снова склонился над кроватью.
     - Я буду защищать то, что принадлежит мне, и если потребуется, ценой своей жизни, Анна. Мои слова о том, что меня знают как отличного стрелка и фехтовальщика, - отнюдь не пустое бахвальство. Ты - моя. И я не хочу, чтобы ты чего-то боялась. Единственная опасность, от которой я, увы, не могу тебя защитить, - это приближающиеся роды. Они пугают тебя?
     Не боль. Нет. И не смерть. Только опасность потерять ребенка.
     - Я боюсь родить мертвого ребенка, - ответила она Люку. - Тогда... Тогда мне самой останется только умереть.
     Он покачал головой.
     - Усни, если сможешь. Ты ведь почти не отдохнула. С этого дня я хочу, чтобы ты больше отдыхала. - Люк пристально посмотрел на нее.
     Анна прикусила губу.
     - Я постараюсь, - сказала она. - Спасибо, Люк.
     Какое-то мгновение ей казалось, что он вот-вот улыбнется.
     - Это доставляет мне удовольствие, мадам, - сказал ее муж. - Мне всегда приятно ухаживать за вами.
     Он отвернулся и вышел из комнаты, мягко закрыв за собой дверь.
     Да, в Эльм-Корте ей было лучше - там она была одна. У нее не появлялось соблазна пожалеть себя, потому что не представлялось такой возможности. Анна неподвижно лежала на спине, стараясь не обращать внимания на горячие слезы, которые текли по ее щекам. ТЫ - МОЯ. Нет, конечно, он имел в виду совсем другое. Он просто хотел сказать, что Анна - его собственность. Но желание быть любимой им стало для нее почти невыносимой болью.
     Она тихо лежала, закрыв глаза. Без Люка ей снова стало страшно. Ей казалось, что чьи-то глаза следят за ней. Это становилось невыносимым, в ее комнате некуда спрятаться. Но если она встанет и подойдет к окну, то снова почувствует, что из-за каждого дерева за ней следят. Анна боялась подняться с кровати. Сколько еще пройдет времени, прежде чем придет следующее письмо с требованием денег или чего-нибудь еще? Как долго он будет "одалживать" ее Люку? До тех пор, пока не родится ребенок? Или дольше? А что потом? Неужели она безропотно пойдет с ним, когда придет время? Или будет бороться за свою свободу?
     Я БУДУ ЗАЩИЩАТЬ ТО, ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ. И ЕСЛИ ПОТРЕБУЕТСЯ - ЦЕНОЙ СВОЕЙ ЖИЗНИ. ТЫ - МОЯ.
     Что будет, если она доверится Люку? Если выболтает всю правду, как чуть не сделала только что. Нет, она не настолько глупа, чтобы думать, что страсть и чувство собственности могут заставить мужчину испытывать привязанность или нечто большее. Чтобы принять все то, что она должна была бы ему рассказать, Люк должен очень любить ее. И даже тогда... Но Люк не способен любить. Он убил в себе это чувство много лет назад. К тому же он, скорее всего, ничего не сможет сделать, чтобы защитить ее.
     Я БУДУ ЗАЩИЩАТЬ ТО, ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ. И ЕСЛИ ПОТРЕБУЕТСЯ - ЦЕНОЙ СВОЕЙ ЖИЗНИ.

***

     Леди из Баденского аббатства опоздали к Уилкисам на полчаса, и вдовствующей герцогине пришлось пережить неслыханное унижение, извиняясь за отсутствие герцога и герцогини. Она сказала, что ее невестка нездорова, и это было вполне объяснимо - все знали о ее деликатном положении. Хотя, конечно, большинство женщин высшего света нашло бы в себе силы преодолеть недомогание. Но чем можно было объяснить отсутствие ее сына? Тем, что он остался с больной женой? Это прозвучало бы оскорблением.
     Люк, сжав губы, выслушивал гневные тирады матери. С тех пор как он вернулся, это было их первое столкновение.
     - И я ничего не смогла придумать, - холодно закончила она, когда вся семья, кроме Анны, собралась в гостиной перед обедом. - Я позволила им самим строить догадки. Я очень, очень недовольна, Лукас.
     Люк позволил ей высказаться, но холодная ярость - именно ярость, а не просто раздражение - поднималась в нем. Как она посмела? Какое она имеет право осуждать Анну?! Но те времена, когда он мог поддаться неуправляемой ярости, давно миновали.
     - Мадам. - Он одарил мать ледяным взглядом. - Моя жена нуждалась во мне. Это - единственное объяснение, которое я считаю нужным дать вам или кому бы то ни было. Такое объяснение я послал Уилкисам примерно час назад.
     Парижские знакомые Люка моментально узнали бы этот тон и этот взгляд и отступили бы, желая уйти с миром.
     - Анна в деликатном положении, - снова заговорила вдовствующая герцогиня. Ее лицо было строгим и непреклонным. - Несомненно, ближайшие десять лет она будет периодически так себя чувствовать. Ничего особенного в этом нет. Ее горничная вполне способна ей прислуживать. Если это потребуется - у нас есть доктор. Ты должен понять, Лукас, что прежде всего общественные обязанности, а все остальное - будь то личная привязанность или воображаемые потребности больной женщины - должно отступить на второй план. Придется тебе самому объяснить это жене, раз уж ее не научили этому, когда готовили в невесты.
     Вся семья в молчании следила за этой перепалкой с разной степенью заинтересованности. Агнес, вспыхнувшая от негодования, смотрела на Люка испуганными глазами.
     - Прошу прошения, мадам. - Голос Люка был очень спокойным, но от него веяло холодом. - Моя жена будет отчитываться о своем поведении только передо мной. Что касается меня, я всегда буду ставить личную привязанность - если так вы называете заботу о собственной жене - выше долга. Вам не следует забывать, что я причина ее "деликатного положения".
     - Лукас! - возмущенно воскликнула его мать. - Не забывай, что здесь присутствуют две молодые незамужние женщины. Хотя чего еще от тебя можно ожидать. Потворство прихотям всегда было твоей главной слабостью.
     - Мадам, - ответил Люк. - Я приехал сюда, чтобы выполнить свой долг. Приехал потому, что дядя Тео и мой визит к вам в Лондоне убедили меня, что я нужен нашей семье здесь. Я женился на Анне, потому что Баденскому аббатству нужна была герцогиня и мои наследники. Я хочу, чтобы вы поняли: Анна всегда будет занимать главное место в моей жизни. Большее, чем любой из членов моей или ее семьи. Большее, чем все мои обязанности, вместе взятые. Я не потерплю никаких возражений даже от вас и больше не желаю говорить об этом.
     Люку казалось, будто кто-то другой говорил вместо него. Его поразила правда, которая звучала в них. Да, он не хотел покидать Париж. Не хотел менять свою жизнь. Но он сделал и то и другое, и если было что-то - или кто-то - кто делал эту жизнь сносной, так это была Анна.
     Вдовствующая герцогиня, потрясенная, смотрела на сына, отказываясь верить своим ушам.
     - Хорошо это или плохо, но я - герцог Гарндонский, а Анна - моя герцогиня, - продолжал Люк. - Она - хозяйка Баденского аббатства. А раз так, то никто, кроме меня, не смеет судить о ее поведении. В доме может быть только одна хозяйка. Здесь хозяй