кого другого из сотен гостей. Она поспешила дальше,  но  всего  через
несколько секунд Керзи отбыл следом.
   Торнхилл нахмурился. Он пока  не  успел  хорошенько  познакомиться  с
Самантой, но она была кузиной Дженнифер и  еще  моложе,  чем  его  жена.
Торнхилл не понимал, отчего Керзи  обратил  внимание  на  Саманту,  если
только-только избавился от Дженнифер. Но если  он  в  самом  деле  решил
испробовать свое обаяние на Саманте, то ее юность и неопытность  сделают
ее легкой добычей.
   Гейб был в раздумье. Взглянув на жену, танцевавшую с  Числи,  который
говорил ей что-то смешное, заставляя свою партнершу улыбаться, Торнхилл,
помедлив еще пару секунд, вышел из зала следом за Керзи.
   Да, Керзи и Саманта беседовали. Керзи он мог видеть только со  спины,
но Саманта была здорово возбуждена. Она, похоже, не заметила его,  когда
он решил подойти поближе на случай, если девушке понадобится его помощь.
   - ...Вы милая девушка, весьма хорошенькая, - говорил Керзи, -  а  мне
всегда импонируют юность и живость. Может, вы  не  так  интерпретировали
мое стремление быть галантным?
   Торнхилл видел, как лицо Саманты исказил ужас.
   - Вы хотели избавиться от Дженни, - прошептала  она.  -  Вы  пытались
меня использовать! О Боже!
   Последние слова звучали как хрип, как агония.
   Чтобы понять, что произошло, не надо было быть  семи  пядей  во  лбу.
Керзи вел двойную игру, очевидно рассчитывая,  что  если  он  не  выйдет
победителем в одной,  то  вторую  точно  не  проиграет.  И  между  делом
растоптал чувства двух невинных созданий.
   Торнхилл чувствовал, как им  овладевает  ярость.  Саманта,  оттолкнув
Керзи, бросилась прочь, не разбирая дороги, едва не сбив Гейба с ног. На
лице Керзи играла довольная улыбка. Очевидно, он позабавился всласть, но
при виде Торнхилла улыбка сползла с его губ.
   - А-а, - протянул он, - шпион с неслышной поступью.  Надо  будет  все
время  посматривать  через  плечо.  Вы  собираетесь  стать  моей  тенью,
Торнхилл?
   - Неплохая мысль, - любезно ответил граф, - если бы  мое  присутствие
могло лишить тебя сна хотя  бы  на  пару  ночей.  У  меня  есть  к  тебе
разговор, Керзи.
   - Неужели? - Керзи вновь пребывал в хорошем расположении духа.  -  Не
думаю, что меня поймут. Не пристало мне общаться с человеком,  разбившим
мое сердце.
   - Тогда я подожду, - сказал  граф,  не  повышая  голоса,  -  пока  ты
зайдешь в зал, и там при свидетелях брошу тебе в лицо  перчатку,  требуя
сатисфакции за поругание чести моей кузины по линии  жены  мисс  Саманты
Ньюмен.
   - Ты просто выставишь себя идиотом, - презрительно бросил виконт.
   - У нас есть возможность это проверить, - с улыбкой заметил  граф.  -
Терять мне особенно нечего.  От  репутации  моей,  спасибо  тебе,  почти
ничего не осталось. А когда нечего  терять,  к  чему  бояться  осуждения
света?
   - Ну ладно, что ты хотел мне сказать?
   - Не так уж много. Но разговор  должен  произойти  один  на  один.  Я
заметил, что ниша, первая от двери, сейчас свободна. Пойдем туда?
   - Веди, - насмешливо кивнув, предложил Керзи,
   Бальный зал особняка леди Траскотт  изобиловал  нишами  -  крохотными
помещениями, снабженными дверцами, которые  могли  быть  или  открыты  -
тогда зал казался просторнее, или  закрыты  -  на  случай,  если  кто-то
захочет уединения, как, например, юные парочки, ждущие свадьбы.
   Впрочем, долго  держать  дверь  закрытой  не  полагалось.  Это  могло
вызвать ненужные толки и даже скандал.
   Герцог Торнхилл прикрыл дверь. Виконт Керзи смотрел на него с прежней
довольной улыбкой.
   - Жаль, что мода носить шпаги прошла лет тридцать назад, Торнхилл. Мы
могли бы побренчать оружием, устроив  неплохое  шоу  для  многочисленных
зрителей, не так ли?
   -  Я  должен  поблагодарить   тебя,   Керзи,   -   сказал   Торнхилл,
проигнорировав вопрос, - за то, что ты позволил мне так  легко  добиться
руки моей теперешней жены. Она - самое большое сокровище, которое  может
достаться человеку.
   - Хороша, да? - со смехом согласился Керзи. - Наверное, мне надо было
бы самому побаловаться с ней разок-другой. Вскрыть ее  для  тебя  и  все
такое.
   - Осторожнее, Керзи, - очень тихо проговорил Торнхилл, - ей  пришлось
пережить жуткое унижение, за которое мы оба несем ответственность.
   - Брось, - все с тем же смехом сказал Керзи, -  ты  должен  признать,
что из меня игрок получился лучше,  чем  из  тебя.  Письмо  -  это  игра
маэстро. Единственное, чего я  никак  не  мог  ожидать,  основываясь  на
расхожем представлении об авторе,  что  ты  наденешь  на  себя  семейные
кандалы. Знаешь, ты действительно меня позабавил.
   - Я буду краток, - сказал граф. - Ты соблазнил и опозорил жену  моего
отца, ты унизил женщину, которая сейчас является моей женой, и ты  повел
себя непростительно жестоко, играя на чувствах  кузины  моей  жены,  еще
более молодой и невинной девушки. Я  не  стану  тебе  мстить  и  строить
козни, поскольку, как я сейчас понимаю, вести с тобой игру на  равных  -
это опускаться до твоего уровня. Но знай: если ты приблизишься  хоть  на
шаг к женщинам, которые находятся  под  моей  защитой,  или  попытаешься
раздуть скандал вокруг любой из них, я брошу  тебе  перчатку  в  лицо  в
самом публичном месте. Я не стану спрашивать, понимаешь ли ты меня. Я не
думаю, что ты умственно отсталый.
   Виконт Керзи откинул голову и расхохотался.
   - Я дрожу от страха. Видишь, коленки трясутся.
   - Если они не трясутся сейчас, затрясутся к концу бала.
   Вдруг дверь с треском распахнулась, и Керзи одновременно с Торнхиллом
повернули головы.
   В дверях стоял граф Рашфорд, с глазами навыкате, лиловый  от  ярости.
За  спиной  графа  мелькнуло  перепуганное  лицо  графини.   В   комнате
засиделась за ужином та самая почтенная компания,  которая  не  захотела
находиться рядом со скандальной парочкой. Два других господина торопливо
уводили своих дам прочь через открытую дверь в коридор.
   - Отец! - только и смог сказать виконт Керзи.
   Жизнь оказалась больше  похожей  на  сцену  из  мелодрамы,  чем  сама
мелодрама. Ни одному режиссеру не удалось бы  воспроизвести  все  нюансы
немой сцены, которую сейчас созерцал Торнхилл. Ну что ж, теперь понятно,
для чего на самом деле предназначены ниши с дверцами.  Интересно,  звуки
поцелуев, доносящихся из одного алькова, так же хорошо прослушиваются  в
другом?
   - Граф Рашфорд, графиня,  -  сказал  Торнхилл,  вежливо  поклонившись
обоим. - Господа, я все сказал. Позвольте откланяться.
   Торнхилл вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.  Танец  подходил  к
концу. Он мог понадобиться Дженнифер.

***

   Дженнифер обнаружила в себе доселе  незнакомую  черту:  трусость.  Те
самые  вопросы,  которые  она  задала  Гейбу  во  время  первого  танца,
крутились у нее в голове и сейчас, когда бал подходил к концу. Она знала
ответ, но не хотела слышать подтверждения. Возможно, это потому, что, не
слыша подтверждения из чужих уст, она могла бы убедить себя в  том,  что
не знает ответов.
   Как только закончится бал, она снова задаст  свои  вопросы.  Она  так
решила. Но и в карете она так и  не  смогла  заставить  себя  ни  о  чем
спросить. Они были вдвоем, одни, но продолжали  хранить  молчание.  Граф
сидел в правом углу, она в левом. И он так сильно сжимал  ее  руку,  что
она почти сумела сосредоточиться только на своей боли,  желая  отвлечься
от неотступных мыслей.
   Она спросит его, как только он войдет к ней  в  спальню.  Она  решила
так, когда он проводил ее до дверей гардеробной,  легонько  поцеловав  и
пообещав, что скоро придет. Но она не сдержала обещания. Когда он  вошел
к ней, она была в ночной рубашке и волосы ее, распущенные и расчесанные,
покрывали плечи и спину. Единственное, что она сейчас чувствовала,  было
желание и предвкушение удовольствия. Если она спросит сейчас, все  будет
разрушено, подсказывал ей внутренний голос, и он не станет заниматься  с
ней любовью. Или, если все же станет, она  не  сможет  насладиться  этим
сполна.
   И тогда она решила спросить его потом, перед тем как  они  уснут.  Но
занятия любовью отняли немало времени и еще больше сил.  И  еще  занятия
любовью напомнили ей о том, что она не хочет, чтобы ее догадка оказалась
правдой. Она не хотела, чтобы это было правдой, потому  что  она  хотела
любить его. И она хотела, чтобы любовь, физическая любовь, доставляла ей
радость до конца дней. Она не хотела, чтобы это стало  лишь  супружеским
унылым долгом.
   - Моя любовь, - прошептал он, когда  они  снова  смогли  говорить,  -
Любовь моя, я не слишком тебя измучил?
   Из того, что говорила тетя Агата, и из того, что она успела узнать до
нее, вытекало, что это не могло занимать больше нескольких минут. И  еще
она думала, что это немного неприятно, но вовсе не  утомительно.  Но  на
самом деле оказалось, что любовью можно заниматься часами и при этом так
уставать, что не  хватает  сил  сказать  и  слова.  Она  только  глубоко
вздохнула, свернулась клубочком и уснула. Уснула до того, как услышала в
ответ его тихий смех.
   Когда она проснулась, в комнате посветлело. Он нежно  касался  губами
ее виска и скул, и  это  они,  его  губы,  придали  ее  сну  эротическую
окраску, а потом совсем разбудили ее. Она вздохнула сонно и  потянулась,
переплетая свои ноги с его. Прикосновение его сильных и мускулистых  ног
было щекочуще-приятным.
   "Давай, - твердо приказала она себе, когда сон окончательно прошел. -
Спрашивай его сейчас. Пройди через это. Ты не успокоишься, пока не будет
полной ясности".
   И потом уже, возможно, ничего не будет?
   Но вопросы задать необходимо. Она отстранила  щеку  от  его  груди  и
откинула голову. Он смотрел на нее и улыбался.
   - Доброе утро, любовь моя, - сказал он. - Я тебя не разбудил?
   - Да, разбудил, - сказала она. - И с какой это целью?
   "Я улыбаюсь ему, - беспомощно пронеслось у нее  в  голове.  -  Я  ему
улыбаюсь!"
   - Только для того, чтобы покорно спросить, - сказал  он  с  нежнейшей
улыбкой, - чтобы спросить тебя, могу ли я любить тебя снова, жена моя.
   - О...
   Тело имело путающую власть над ее рассудком. Она и не подозревала  об
этом раньше,  до  того,  как  оно  не  проснулось  для  наслаждения,  до
вчерашней ночи. Но сейчас каждая клеточка ее тела жаждала  удовольствия.
Она хотела его. Она хотело его - везде.
   - Только если ты хочешь, - сказал он. - Ты должна сказать "нет", если
ты не хочешь.
   Внезапно она поняла, что видит его лицо сквозь  туман.  А  потом  она
почувствовала, как по щеке поползла горячая слеза.
   - О, Габриэль, - простонала она. - Я хочу. Люби меня. Сейчас.
   Когда все было кончено, она ничего не сказала, хотя оба не спали. Они
могли бы  поговорить,  но  вместо  этого  сонно  и  нежно  целовались  с
закрытыми глазами. И она дивилась тому, что узнала: что он может  любить
ее рукой и пальцами и доводить до сумасшествия вновь и  вновь,  пока  не
войдет внутрь для того, чтобы самому достичь пика, и  что  там,  внутри,
она может быть теплой и уютной сначала для  него,  а  потом  и  для  его
семени.
   Она завтра спросит его об этом, вернее,  попозже  утром.  Не  сейчас.
Сегодняшняя  ночь  и  утро  должны  стать  одним  из  самых  драгоценных
воспоминании. Сегодняшняя ночь - ночь познания,  ночь  любви,  полной  и
настоящей. На всю жизнь она запомнит ее.
   Все будет завтра; даже если завтра уже наступило, для нее оно -  лишь
продолжение ночи. Она обняла его  покрепче  и  прижалась  грудью  к  его
груди. Их поцелуй  на  миг  прервался,  но  они  открыли  глаза,  лениво
улыбнулись и снова слились в поцелуе.

Глава 18

   Когда она проснулась, он снова успел уйти. Несмотря на то  что  время
было не такое позднее, как вчера, ей было стыдно, что  она  может  спать
допоздна и даже не пошевелиться, когда он встает с постели.
   Сегодня утром  она  наконец  в  полной  мере  ощутила  себя  замужней
женщиной. Странное ощущение. Вчера утром она  тоже  проснулась  замужней
женщиной, но ощущения были совсем  другими.  Дженнифер  раздумывала  над
этой переменой в себе, пока горничная трудилась над ее прической.  Вчера
ей было неловко оттого,  что  горничная  видела  ее  спящей  без  ночной
рубашки. Вчера ей стыдно было выходить из спальни, зная, что  ее  увидят
слуги,  которым  все  известно.  Кроме  того,   ощущения   после   ночи,
проведенной с мужчиной, - в груди и там, внутри, где вчера было  немного
больно, стали ей более знакомы и привычны. И приятны. Ей  нравилось  то,
что она испытывает.
   Глаза ее, глядящие в зеркало, казались больше, глубже,  мечтательней.
Как было бы здорово, подумала она, жить в браке, свободном  от  проблем.
Как было бы здорово жить с мужчиной, который будет другом и  компаньоном
в течение дня и любовником ночью. И как бы она любила детей, рожденных в
таком браке.
   Лайонел. Дженнифер вздохнула про себя. Ей припомнился вчерашний бал и
то, как менялось ее отношение к поступку  Лайонела.  И  еще  она  начала
задумываться над его прошлым. Как-то она вдруг подумала о том,  возможна
ли вообще дружба между ней и Лайонелом.  Тогда  она  поспешила  прогнать
сомнения прочь, ибо ответ,  который  напрашивался  сам  собой,  разбивал
вдребезги замок мечты, созданный ею в течение пяти лет. Ведь между ней и
Лайонелом никогда не было той доверительной близости, которая  мгновенно
установилась между ней и Габриэлем.
   С ним ей всегда было легко разговаривать. Если бы обстоятельства были
иными,  они  смогли  бы  стать  друзьями.  Разумеется,  они  уже   стали
любовниками. И то, что она узнала о  физической  стороне  любви,  узнала
благодаря ему, оказалось чудеснее всего того, что она могла представить.
Вероятно,  они  так  и  останутся  любовниками.  Он  сказал,  что  будет
настаивать  на  исполнении  ею  супружеского  долга  каждую  ночь.  Хотя
возможен и другой исход:  они  перестанут  быть  любовниками.  Он  будет
заявлять права на нее, а она, как женщина, принуждена будет подчиняться.
   И если она не ошибается, все именно так и  будет,  если...  Если  она
задаст ему свой вопрос.
   Так и будет, Дженнифер почти не сомневалась в этом.
   Сегодня утром она почти отказалась от мысли о чем-то его  спрашивать.
Почему бы не хранить свои догадки при себе? Почему бы  не  притвориться,
что предыстория их отношений такова, какой она казалась  ей  вначале,  и
строить будущее без прошлого? Возможно, она даже сумеет сделать так, что
он ее полюбит. Она знала, что он уже находит ее желанной. Она знала, что
он испытывает по  отношению  к  ней  чувство  ответственности.  Ведь  он
женился на ней, разве нет? И Дженнифер знала, что любит его.
   Это признание, сделанное самой себе, застало ее  врасплох.  Дженнифер
растерянно смотрела в зеркало и вертела в руках щетку для волос.  Да.  О
да, так оно и было.
   Дженнифер глубоко вздохнула и встала. Нет смысла загадывать, что  она
сделает и чего не сделает. Она должна проверить меру той власти, которую
Габриэль возымел над ней. Пока она не посмотрит ему в глаза, она  так  и
не узнает, сможет ли жить с ним дальше, вечно задаваясь одним и  тем  же
невысказанным вопросом, или так и не решится  задать  его,  несмотря  на
свое желание сделать это.
   В дверь постучали, и  горничная  открыла.  Господин  Торнхилл  просит
госпожу Торнхилл спуститься вниз, в салон, как  можно  быстрее,  пояснил
дворецкий.
   Салон на первом этаже использовался для приема посетителей.  Об  этом
Дженнифер узнала во время первой своей экскурсии по  дому.  Кто  пришел?
Саманта? Тетя Агата? Не слишком ли ранний час для визита, учитывая,  что
накануне был бал?
   Тот же слуга, который передал сообщение, повел ее вниз,  опережая  на
несколько ступенек. Он же открыл Дженнифер дверь и прикрыл  ее  за  ней,
когда она вошла.
   В комнате стояла мертвая тишина, несмотря на то что она  была  далеко
не пуста. В салоне находились четверо: графиня Рашфорд сидела  в  кресле
по правую сторону от камина. Ее  муж,  граф  Рашфорд,  стоял  у  нее  за
спиной, опираясь ладонями о спинку кресла. Виконт Керзи стоял  спиной  к
камину.   Дженнифер   инстинктивно   повернулась   к    четвертому    из
присутствующих. Муж ее  стоял  возле  окна,  повернувшись  к  окну  всем
корпусом. Однако при ее появлении он обернулся к двери через плечо.  Она
задержала свой взгляд на нем, и он поспешил к ней навстречу.
   - Моя дорогая.
   Он взял ее руки в свои, крепко пожал  и  поднес  одну  руку  к  своим
губам. Лицо его покрывала смертельная бледность.
   - Пойдемте сядем.
   Он усадил ее в кресло по левую сторону камина и, обойдя кругом, встал
у нее за спиной. Так показалось Дженнифер, хотя она и не смотрела в  его
сторону. Дженнифер уставилась на ковер, пристально  изучая  рисунок  под
ногами.  Невольно  она  подумала  о  том,  что  все  происходит  как  на
театральной сцене, - так тщательно соблюдена симметрия в композиции.
   - Мадам. - Голос принадлежал графу Рашфорду. - С вашей стороны весьма
благородно уделить нам немного вашего  времени.  Мой  сын  имеет  к  вам
несколько слов.
   Последовала  довольно  долгая  неловкая  пауза.  Затем  виконт  Керзи
прочистил горло.
   - Я должен принести вам глубокие извинения, мадам, - сказал он.  -  У
меня не хватило храбрости  сказать  вам  или  своему  отцу  о  том,  что
предложение,  сделанное  пять  лет  назад,   больше   не   кажется   мне
привлекательным.
   Он замолчал, и Дженнифер подумала  о  той  наивной  девочке,  которая
верила во всю эту чушь насчет любви  на  вечные  времена  и  неувядающую
красоту. Странно подумать, что этой девочкой была она сама.
   - Я попытался добиться свободы иным путем, - продолжал он. - Я увидел
ваш интерес к Торнхиллу и его интерес к вам и решил вам  помочь.  Я  был
автором письма, мадам.
   Голос его был холодным и  ровным.  Дженнифер  не  могла  понять,  как
удалось  графу  Рашфорду  заставить  сына  прийти  сюда  и  сделать  это
признание. Что он применил? Кнут или пряник? Власть  употребил  или  дал
денег? Может, он пригрозил сократить Лайонелу содержание?
   - А теперь еще об одном деле, - сказал его  отец.  Лорд  Керзи  вновь
прочистил горло.
   - Когда я был неофициально помолвлен с вами, мадам, -  это  было  два
года назад, - я бесчестно поступил по  отношению  к  еще  одной  даме  -
графине Торнхилл.
   - Отвратительный поступок, о котором мы не  стали  бы  говорить  вам,
чтобы не оскорблять ваши чувства, если бы, - и тут голос  Рашфорда  стал
хриплым, - если бы это не касалось вашего мужа. Вы должны знать, что  он
не бесчестный человек, как вы, возможно, подозревали.
   Никто не решался первым нарушить последовавшее затем молчание. Виконт
нервно переминался с ноги на ногу.
   - Мы не станем расстраивать вас  еще  больше,  продлевая  наш  визит,
который, конечно же, нельзя назвать визитом вежливости, - сказал наконец
лорд Рашфорд. - Нам надо заехать еще к виконту Нордалу, вашему отцу.  Вы
должны знать, мадам, что я глубоко сожалею о той роли, которую сыграл  в
том, что произошло четыре вечера назад.
   - А я - о той, что сыграла вчера вечером, - подала голос графиня. Она
говорила торопливо и задыхаясь.
   - Вы можете быть уверены, что свет будет оповещен об  этом  столь  же
ясно и недвусмысленно, как это было сделано в отношении вас  четыре  дня
назад. И еще вы можете быть уверены,  что  вам  не  придется  испытывать
смущение и стыд, встречая моего сына, по  крайней  мере  еще  пять  лет.
Через несколько дней он уезжает из страны.
   Дженнифер не поднимала глаз от ковра  и  тогда,  когда  они  уходили.
Провожать их пошел ее муж. Она продолжала смотреть в пол и  после  того,
как они ушли. Она словно окаменела, потеряв способность чувствовать.

***

   Торнхилл остановил дворецкого, когда  тот  хотел  открыть  перед  ним
дверь в салон. Прежде чем вернуться туда, Гейб должен  был  собраться  с
силами, привести в порядок мысли. Он знал, что рано  или  поздно  что-то
подобное должно было произойти. Вчера на балу Дженнифер начала  задавать
вопросы. Он зна