ины,  обрекая  на  полное
одиночество? И... что потом?
   - Где она сейчас? - дрожащим шепотом спросила Дженнифер.
   Он, должно быть, рассмеялся, но, когда Дженнифер подняла взгляд,  она
увидела, что он презрительно фыркнул, и эти поджатые губы сильно портили
его красивое лицо.
   - Разумеется, он ее бросил, - ответил Керзи. - Она ему надоела, и  он
поехал домой один.
   - Боже!
   Они гуляли по берегу почти в полном одиночестве. Только еще одна пара
каталась в лодке, явно наслаждаясь представившейся  возможностью  побыть
вдвоем, пока все пили чай.
   - Теперь вы понимаете, - наставительно заметил виконт Керзи, - почему
для девушки показываться в обществе  такого  мужчины  означает  наносить
непоправимый вред репутации. И почему я запрещаю вам когда бы то ни было
еще говорить с ним.
   Дженнифер смотрела  на  воду,  на  влюбленных  в  лодке  и,  медленно
прокрутив зонтик, тихо сказала:
   - Милорд, мне двадцать лет. Почему все продолжают обращаться со  мной
как с младенцем, указывая мне, что я должна делать и чего не должна?
   - Вы юная леди, - сказал он, - невинная девушка.
   - Через месяц с небольшим  я  перестану  быть  невинной  девушкой,  -
ответила она, повернувшись к Керзи.
   - Вы будете моей женой.
   Под скулами Керзи заходили желваки.
   О да, разумеется! Она  обязана  будет  подчиняться  ему,  как  сейчас
подчиняется отцу и тете Агате, выступавшей от имени ее отца, сопровождая
на балах. Такова участь женщины.  Подсластить  пилюлю  могла  бы  только
любовь. И они с Лайонелом любили друг друга, разве нет?
   - Но вы могли бы по крайней мере вразумительно объяснить мне,  почему
вы хотите, чтобы я поступала так, а не иначе? -  спросила  Дженнифер.  -
Если вы должны отдавать мне распоряжения, то почему я не  должна  знать,
что заставляет вас  требовать  от  меня  тех  или  иных  действий?  Куда
приятнее делать что-то  по  собственному  выбору,  а  не  из-за  слепого
повиновения.  Несколько  раз  меня  предупреждали  о  том,  чтобы  я  не
показывалась в обществе графа, но до сих пор мне никто не мог объяснить,
почему я не должна с ним видеться. Оттого, что я женщина, я не  перестаю
быть разумным существом, способным мыслить.
   Он смотрел на нее, но взгляд его оставался непроницаемым.
   "Он не понимает! - вдруг  догадалась  она.  В  сердце  ее  прокралась
тревога; будущее с человеком, не способным понять таких очевидных вещей,
внезапно перестало  казаться  желанным.  -  Он  не  понимает,  что  я  -
личность, что у женщин, как  и  у  мужчин,  есть  свои  взгляды  и  свои
представления", - стучало у нее в голове.
   Она любила его беззаветно и преданно пять лет. Но впервые ей пришла в
голову мысль, способная  разрушить  все,  вызвать  панику:  может,  этой
слепой, беззаветной любви не хватит для счастья?
   - Конечно, вы имеете рассудок, - сказал он. - И именно здравый  смысл
должен вам подсказать, что мудрость состоит в том, чтобы  положиться  на
жизненный опыт, которым в большей мере обладают мужчины,  заботящиеся  о
вас, и женщины значительно вас старше. Надеюсь, вы не станете  создавать
проблемы?
   Лучше бы он дал ей пощечину. По крайней мере эффект от его  слов  был
такой же.
   - Проблемы? - переспросила она.  -  Так  вы  желали  бы  видеть  меня
покорной и послушной?
   - Разумеется, я ожидал получить жену, которая будет знать свое место.
И мое. Из того, что я знаю о вашем воспитании, а также  из  того  факта,
что вы всегда жили в деревне,  я  мог  бы  сделать  вывод,  что  вы  мне
подходите. То же полагали мои отец и мать.
   Получается, что она ему не подходит? Из-за того, что она танцевала  с
графом Торнхиллом и согласилась погулять с ним? Но ведь она не  отказала
Торнхиллу лишь потому, что никто не счел нужным объяснить ей, отчего она
не должна этого делать! Внезапно пришедшая в голову мысль одновременно и
поразила, и озадачила Дженнифер: не  она  ему,  а  виконт  Керзи  ей  не
подходит!
   Дженнифер смотрела на своего суженого. На своего  красавца  Лайонела.
На человека, о котором мечтала денно и нощно пять лет. Что же  пошло  не
так в этом злополучном сезоне?
   - Кажется, вы готовы взбунтоваться, - сказал он.  -  Может  быть,  вы
сожалеете о том, что приняли мое предложение три недели назад? Возможно,
вы хотели бы сказать об этом сейчас, до официального оглашения?
   - Нет!
   Слово это вырвалось у  Дженнифер  инстинктивно.  Страх  его  потерять
мгновенно рассеял все появившиеся сомнения.
   - Нет, Лайонел! Я люблю вас!
   И тут Дженнифер оцепенела от  ужаса.  Ошеломленная,  испуганная,  она
смотрела в его голубые глаза. Она назвала его  по  имени,  не  дожидаясь
приглашения.  Она  сказала  ему,  что  любит,  не  дожидаясь,  пока   он
произнесет заветные слова. Ей было стыдно, мучительно стыдно, и  все  же
она сказала правду (или то, что на данный момент казалось ей правдой)  и
решила не опускать глаз.
   - Понятно, - ответил он. - Значит, мы больше не в ссоре?
   Так вот, оказывается, как ему все представлялось! Ссорились  ли  они?
Наверное, да. Она уцепилась за эту спасительную  мысль.  Для  влюбленных
так естественно ссориться. Не то чтобы она могла назвать их с  Лайонелом
влюбленными, но в любом случае они были помолвлены. Он ревновал ее и был
раздражен  -  она  пыталась  защищаться,  оправдываясь.  А  теперь   все
разъяснилось. За ссорой следует примирение. Наверное, это  не  последняя
ссора в их жизни. Сейчас она сталкивалась с реалиями настоящей жизни,  а
не той, что рисовалась в мечтах. Но волноваться решительно не о чем.
   - Мне он вовсе  не  нравится,  -  сказала  она.  -  Он  дерзкий  и...
невоспитанный. Я танцевала с ним на балу только  потому,  что  не  могла
подыскать причину, чтобы отказать ему. Сегодня я бы предпочла погулять с
вами, но вы обещали Саманте покатать ее в лодке. Мне  не  нравится  этот
человек, а после того, что я о нем узнала, я с  ним  никогда  больше  не
заговорю.
   - Рад это слышать.
   Дженнифер вращала зонтик. На душе у нее стало неожиданно  легко.  Так
всегда бывает, когда разрешается недоразумение.
   - Не смотрите на меня так, будто все еще на меня сердитесь, - сказала
она. - Лучше улыбнитесь  мне.  Вокруг  так  красиво,  и  я  так  мечтала
разделить всю эту красоту с вами.
   Дженнифер порозовела от собственной дерзости, но душа ее  опять  была
полна любви к нему. Он ревновал  ее,  и  она  была  этим  тронута,  хотя
никогда больше не даст ему ни малейшего повода для ревности.
   - А я - с вами, - несколько неуверенно проговорил Керзи.
   Но Дженнифер уже вся была во власти  своей  вновь  обретенной  любви.
Сердце ее заходилось от счастья. Она протянула ему руку  и  поняла,  что
сделала, только когда он поднес ее к губам. Она  хотела  бы,  чтобы  они
оказались в укромном уголке сада, к примеру, чтобы он мог поцеловать  ее
в губы. Сейчас выдался чудесный момент для  их  первого  поцелуя.  Такой
теплоты и непринужденности еще никогда не возникало между ними.
   - Завтра вечер в "Олмаке", потом костюмированный  бал,  а  через  два
вечера после маскарада бал в доме вашего  отца,  -  щебетала  Дженнифер,
продолжая улыбаться ему.
   - Не знаю, как дождаться, - сказал он и поцеловал ее руку.
   Дженнифер от кого-то слышала,  что  ссоры  между  влюбленными  бывают
полезны. После примирения отношения становятся даже лучше, чем до ссоры.
Теперь она знала, что это так. Она чувствовала  тепло  его  руки  сквозь
ткань рукава. Они шли по лужайке к дому, и она была так  счастлива,  что
выражение  "сердце  готово  лопнуть   от   радости"   не   казалось   ей
преувеличением. Все плохое осталось позади: неловкое, мучительное начало
их с Лайонелом общения, мысли, которые вдруг явились к ней сегодня,  эти
сомнения - с ними тоже было покончено.
   Она станет намеренно избегать графа Торнхилла до конца сезона. Сейчас
Дженнифер уже не могла без стыда вспоминать то,  с  какой  граничащей  с
развязностью непринужденностью общалась с ним. Как она могла решить, что
Торнхилл - ее друг?! Если бы тогда она знала о нем то, что знает сейчас,
ей бы не составило никакого труда публично дать ему отповедь.  Со  своей
мачехой! Подумать только! Он сделал это с женой родного отца!
   Дженнифер напрочь запретила себе думать о том, что любой грех достоин
прощения,  если  человек  искренне  раскаивается  в  содеянном.   Нельзя
сказать, что она не замечала некоторой предвзятости в своем отношении  к
Торнхиллу. Если бы речь шла о постороннем человеке, она, со свойственным
ей чувством справедливости, могла бы  заметить,  что  он  остепенился  и
готов искупить вину. Но  к  Торнхиллу  это  не  относится.  Если  бы  он
действительно стал другим, не оставил бы мать своего  ребенка  вместе  с
собственным отпрыском за границей одних.  Нет,  он  вовсе  не  собирался
искупать грехи. Торнхилл достоин лишь презрения.

***

   - Так что, как видишь, я оказался в ловушке. Теперь у  меня  осталось
только прошлое. Ни настоящего, ни будущего.
   Альберт Бойл и граф Торнхилл обедали  в  клубе.  Бойл  изливал  другу
душу.
   - Но ты ведь еще не объяснился? - пристально  взглянув  на  приятеля,
спросил граф.
   - Слава Богу, нет.
   Бойл с мрачным видом крутил  в  руках  бокал,  не  поднимая  глаз  на
Торнхилла.
   - Я знал, что так и будет, Гейб. Стоит  потанцевать  с  одной  особой
чаще, чем с другими, и она уже вобьет себе в голову, что дело  в  шляпе,
что ты уже покупатель. Розали Огден, черт побери!
   - Я думал, что ты если и падешь  жертвой,  то  только  к  ногам  мисс
Ньюмен.
   - Мисс Ньюмен, - протянул Бойл, - маленькая блондинка,  мечта  любого
мужчины. - Он насупился и уставился в бокал.  -  А  на  ее  месте  вдруг
оказалась мисс Огден. Серая мышка, сама заурядность. Ни лица, ни ума, ни
приданого. Мисс Огден, с  которой  я  танцевал  и  ездил  кататься  лишь
потому, что Фрэнк попросил меня об этом, намекая, что иначе бедняга весь
сезон простоит у стенки.
   - А она надеется получить руку и сердце? Мать ее ждет этого от  тебя?
Ты не обязан  на  ней  жениться,  Берти.  Ты  ведь  не  скомпрометировал
девушку? Я правильно понимаю?
   - Да нет, конечно! Избави Бог.  Но  Розали  не  из  тех,  кого  можно
свернуть с пути истинного. Знаешь, Гейб, я решил завтра утром поехать  к
ней и сделать предложение, пока совсем не извелся.
   Граф Торнхилл промокнул салфеткой губы. Что-то в  этой  истории  было
ему совершено непонятно. Как это случилось? Когда он  перестал  понимать
своего лучшего друга? Они с Берти были почти неразлучны еще со  школьной
скамьи.
   - Зачем тебе это? Ты не влюбился, случаем? Не могу поверить, что  это
так.
   Торнхилл представить себе не мог, как вообще  можно  полюбить  Розали
Огден. В ней, казалось бы,  напрочь  отсутствовали  качества,  способные
сделать женщину привлекательной. Берти же, напротив, был молод  и  хорош
собой, богат и умен и  без  труда  мог  добиться  благосклонности  любой
девушки по своему выбору.
   Сэр Альберт надул щеки и с шумом выдохнул.
   - Вот так бывает, Гейб, - сказал он. - Ты танцуешь с девицей  потому,
что тебе ее жалко. Ты пытаешься представить, каково это - ложиться спать
с мыслью, что за  весь  вечер  тебя  никто  не  пригласил.  А  потом  ты
приглашаешь ее покататься в парке по той же причине. А затем на лодке. А
потом  снова  приглашаешь  танцевать.  И  вдруг   постепенно   начинаешь
осознавать, что за невзрачной внешностью кроется что-то другое. Что  она
молчалива не от глупости, а от застенчивости. Что внутри  она  нежное  и
кроткое  создание.  Что  она  любит  котят  до  беспамятства  и   готова
заплакать, когда видит мальчишку-трубочиста,  карабкающегося  по  крутой
крыше. Что она норовит проскользнуть в детскую сестры и с  удовольствием
играет со своими маленькими племянниками  и  племянницами,  вместо  того
чтобы сидеть в гостиной и слушать взрослые разговоры. И  вот  тогда  она
перестает быть для тебя невзрачной тихоней.
   - Так ты и в самом деле ее любишь! - сказал  граф,  как  завороженный
глядя на друга.
   - Ну, не могу сказать, что у меня голова кругом идет от  чувств,  так
что, наверное, это не любовь.  Так  ведь,  Гейб?  Скорее  я...  она  мне
нравится. Это чувство... наступает постепенно, накатывает,  как  морской
прилив. Ты не замечаешь его и не  особенно  хочешь  замечать.  А  потом,
обнаружив его в себе, не чувствуешь радости. Но оно уже  есть.  И  тогда
тебе не остается ничего другого, как только... Нет, выхода всегда два. Я
мог бы завтра уехать из Лондона, поехать,  например,  навестить  тетю  в
Брайтон или что-то вроде этого. Но тогда я всегда буду думать о том,  не
выдали ли ее замуж за какого-нибудь остолопа, который станет звать в дом
мальчишек-трубочистов  и  гонять  из  дома  котят.  И  даст  ли  он   ей
возможность нянчиться с собственными детьми. Знаешь, Гейб, мне  кажется,
со мной случился солнечный  удар.  Ты  не  замечал,  последнее  время  в
Лондоне не слишком жарко? Я знаю ее меньше недели. Я даже не в состоянии
дать определение тому,  что  на  меня  накатило.  Скорее  даже  окатило:
слишком все быстро произошло. Ты не знаешь, Гейб, что это со мной?
   - Ты любишь ее, - сказал Торнхилл.
   - Ну что ж, Гейб. Пусть будет так. Каким именем ни назови то, что  со
мной случилось, завтра я пойду сдаваться. Бригем -  ее  дядя  и  опекун.
Сначала я переговорю с ним. А потом и с ее матерью.  Я  все  сделаю  как
положено. Может, даже опущусь на одно колено в самый решающий момент.  ?
Альберт поморщился, как от боли. - Ты мог представить, что я способен на
нечто до такой степени унизительное, Гейб?
   Граф усмехнулся.
   - Кстати, приданого за ней почти никакого, - продолжал Альберт. -  По
крайней мере Фрэнк так говорит, а он должен знать, поскольку  ее  сестра
дружит с сестрой Фрэнка. Так что меня нельзя обвинить в том, что я  хочу
жениться на ней ради денег, правда? Кроме того,  все,  наверное,  знают,
что я достаточно обеспечен, чтобы не охотиться за богатыми невестами.
   - У вас будет брак по любви, Берти.
   Альберт с несчастным лицом допил вино.
   - Мне пора, - сказал он. - Сегодня мне еще предстоит катать Розали  и
ее мать. Я обещал отвезти их  в  Тауэр.  Посмотрим,  может,  после  этой
прогулки что-то во мне переменится. Может, я передумаю и буду спасен. Ты
как считаешь, Гейб?
   Граф в ответ только улыбнулся.
   - Ты идешь? - Сэр Альберт встал.
   - Нет, - ответил граф. - Я думаю остаться выпить еще вина,  Берти.  Я
выпью за твое здоровье и счастье. Иди почисти перышки перед свиданием.
   Сэр Альберт невесело усмехнулся и пошел прочь. Граф Торнхилл не  стал
заказывать еще вина. Поигрывая пустым бокалом, он смотрел  в  никуда,  и
что-то в его взгляде отпугивало потенциальных собеседников и  удерживало
официанта от того, чтобы подойти и убрать со стола.
   И вдруг постепенно начинаешь осознавать, что за невзрачной внешностью
кроется  что-то  другое...  Что  там,  внутри,  она  нежное  и   кроткое
создание... Это чувство накатывает, как морской прилив.
   Граф думал о том, что их с Керзи дела на самом деле только их двоих и
касаются. Ему, Торнхиллу, действительно пришлось  нелегко  из-за  Керзи.
Близкий человек, жена его отца, Кэтрин, страдала куда сильнее,  чем  он,
по вине ненавистного виконта Лайонела. Торнхилл долго мечтал  отомстить,
и когда такая возможность представилась, жажда  мести  целиком  овладела
его сознанием. Керзи в ответ повел свою игру. Их было только двое,  и  в
результате один должен был победить, другой - проиграть.
   Все было бы так, если бы между ними не  оказалась  Дженнифер  Уинвуд.
Она была пешкой в игре Торнхилла, заключавшейся в том,  чтобы  испортить
жизнь Керзи. Опорочить и унизить его в глазах общества. Лучшего поля для
сражения, чем Лондон в разгар сезона, и придумать нельзя было.
   Итак, Дженнифер Уинвуд была всего лишь пешкой.  В  конце  концов  она
могла найти кого-то  более  достойного,  чем  Керзи.  Как  Торнхилл  уже
говорил себе не раз, он делает ей одолжение. Если он  сможет  расстроить
помолвку, он окажет ей великую услугу, даже если она пока не в состоянии
этого оценить.
   Если только...  не  кто-то,  кому  легко  сделать  больно.  Когда  он
извинился перед ней за свой поцелуй во время бала, она  призналась,  что
была расстроена.
   ...Начинаешь  осознавать,  что  за   невзрачной   внешностью   что-то
другое... Что там, внутри, она нежное и кроткое создание... Ей  нравятся
сентиментальные романы, она понимает и тонкий юмор, и едкую сатиру.  Она
скучает по своей собаке,  оставшейся  в  деревне.  У  нее  была  собака,
которой ей недоставало в Лондоне, собака, которая прыгала и  веселилась,
зная, что ее ведут гулять. У нее никогда не было  друга  мужского  пола.
Она дотронулась до его щеки,  когда  он  притворился,  будто  ее  скорая
помолвка делает невозможной их дружбу.
   Кто-то, кому легко сделать больно.
   Проклятие! Ему вовсе не хотелось причинять девушке боль.  Ни  ей,  ни
кому-либо другому. Он не собирался ее предавать. И  в  то  же  время  он
только то и делал, что предавал ее, изображая дружеские  и  даже  нежные
чувства, не испытывал ни тех ни других.
   Если только...
   Это чувство накатывает, как морской прилив. Ты не  замечаешь  его,  а
обнаружив, не чувствуешь радости...
   Граф Торнхилл встал так резко, что чуть не опрокинул стул. Надо  было
срочно  подышать  свежим  воздухом  и  пройтись  быстрым  шагом,   чтобы
проветрить голову.
   До победы осталось совсем чуть-чуть. "Помни о мести!" - повторял  про
себя граф Торнхилл.

***

   - Ты думаешь, сегодня будут играть вальсы? - спросила Дженнифер.
   Несмотря на то что день выдался теплым,  Дженнифер  предпочла  сушить
волосы возле камина, усевшись на полу в гостиной.  Саманта  смотрела  на
двоюродную сестру и невольно любовалась ею. Дженнифер обладала  красотой
того типа, которому Саманта всегда завидовала.  Такими,  наверное,  были
легендарные амазонки или греческие богини.  Сегодня  на  костюмированном
балу Дженнифер должна  была  появиться  в  костюме  королевы  Елизаветы.
Саманта же, глядя на себя  в  зеркало,  видела  перед  собой  субтильную
барышню, без намека на какую-либо страсть - разбавленное сладкой водицей
молоко, и ни искорки огня. На бал Саманта приготовила костюм феи - белый
и серебристый были ее цветами.
   - Конечно, будут. Вальсы бывают на всех балах, если это только не бал
в честь первого выхода девушки в свет.
   - Надеюсь, - мечтательно проговорила Дженнифер,  прижавшись  щекой  к
коленям. - Я так счастлива, что нам вчера позволили танцевать вальс! Это
был самый замечательный момент в моей жизни. Ну, скажем, один  из  самых
чудесных.
   -  А  мне  пришлось  танцевать  с  мистером  Пайпером,   -   ворчливо
проговорила Саманта. - Сказать, что у него обе  ноги  левые,  -  значит,
незаслуженно обидеть левые ноги, Дженни.
   Дженнифер  засмеялась.  Она  выглядела  сказочно  счастливой,  и  так
продолжалось  уже  несколько  дней.  Саманта  и   Дженнифер,   казалось,
поменялись ролями. Дженни сияла как солнышко,  радость  переполняла  ее.
Саманте же, наоборот, все время  приходилось  притворяться,  что  у  нее
прекрасное настроение и ничто не омрачает праздников сезона.
   - Обидно, - посочувствовала Дженнифер. - А с кем  бы  ты  хотела  его
танцевать? С кем, если бы могла выбирать?
   "С Лайонелом", - подумала Саманта и сразу отругала  себя  за  это.  В
саду леди Бромли лорд Керзи извинился перед ней за то, что произошло  на
балу. Он заявил, что  не  совладал  с  собой  и  забыл  о  том,  что  он
джентльмен. И когда он катал ее в лодке, глаза его то и дело  ловили  ее
взгляд. Когда он помогал ей сойти на берег, он задержал ее руку в  своей
на пару секунд дольше положенного, а потом пожал так, что Саманте  стало
больно.
   - Хотел бы я, - сказал он тогда, - хотел бы я вновь забыть о том, что
я джентльмен. Как бы я хотел, Саманта... - Голос его сошел  на  нет,  но
глаза смотрели с отчаянием безнадежности.
   - Не знаю даже, - пожав плечами, ответила на вопрос сестры Саманта. -
Может