этих людей забыты страной, за честь и свободу которой они прошли через ад. К счастью, они, как правило, знают кое-что о дисциплине и о необходимости подчиняться командам, совсем как Нельсон.
     Нельсон решил, что просидел на месте достаточно долго. Он подошел к Майре и ткнулся носом в ее руку, обтянутую перчаткой.
     - Вы по-прежнему боитесь собак, Майра? - спросил граф Хэверфорд, когда она отдернула руку. - Даже если они подходят к вам, чтобы попросить прощения и подружиться?
     - Нет, конечно, нет!
     Она потрепала пса по голове и почувствовала, что ужасно гордится собой. В детстве у Кеннета всегда были собаки. И Майра каждый раз съеживалась от страха, завидев их, хотя, как ей помнилось, одна из них была дружелюбной маленькой собачонкой, любившей прыгать на нее и лизать лицо.
     Нельсон посмотрел на нее своими умными глазами и снова ткнулся носом ей в руку, требуя, чтобы его еще раз потрепали по голове. Майра осторожно погладила его. Она была смущена и скованна. Ей хотелось уйти. Может быть, пожелать графу всего доброго и удалиться? Наверное, все же нужно сказать что-нибудь о погоде, подумала она, когда молчание слишком уж затянулось. Но теперь замечание по поводу погоды звучало бы странно. Ну зачем она поддалась искушению и спустилась к берегу?
     - Почему вы гуляете здесь в одиночестве, Майра? - спросил граф.
     Все ее смущение как рукой сняло. Она с вызовом посмотрела на графа. Ей вполне хватает сэра Эдвина, непрестанно напоминающего, как должна вести себя леди. Ее заставили ехать в закрытой карете. К тому же закутали в плед и положили к ногам горячий кирпич. Да еще и отправили с ней горничную...
     - Гуляю одна, потому что мне так правится, - ответила Майра. - А почему вы, милорд, гуляете здесь в одиночестве?
     - Потому что у меня полон дом гостей, которых нужно развлекать, - ответил граф. - И потому что сегодня рождественские празднества начались всерьез, а я, наученный опытом, уже знаю: в течение ближайшей недели или около того мне не удастся улучить и минуты, чтобы побыть наедине с самим собой. И еще я вспомнил, что Нельсону нужно порезвиться, а ведь никто из гостей, в особенности леди, не пожелали бы сопровождать нас. Все они боятся его. Глупо, не правда ли?
     Возможно, промелькнуло в голове у Майры, этим дамам следовало бы бояться не столько пса, сколько самого графа? Хотя он и говорил с легкой улыбкой па устах, словно подшучивая, в нем было что-то опасное, а в глазах - холод. Он изменился, подумала она. Это был уже не тот Кеннет, которого она знала когда-то. Это был человек, смотревший в глаза смерти, видевший смерть, сеявший смерть, человек, наверное, ставший равнодушным к смерти. Это был человек, командовавший другими людьми, человек, который - в этом она не сомневалась - умел заставить бояться себя. Но, даже будучи мальчишкой, он любил иногда побыть один. Иначе они с Шоном не встретились бы. И она не встретилась бы с ним. Только вот в те времена глаза у него были совсем другие - мечтательные.
     Майра оглянулась на Нельсона и опять потрепала его по голове.
     - Я занималась приготовлениями к празднику, - сказала она. - Принимала визиты в связи со своей помолвкой. Я приучала себя к тому, что в Пенвите живет посторонний человек-посторонний, который, однако, является там хозяином, а также моим нареченным. Я ездила сегодня утром в Тамаут, чтобы отвезти корзины с праздничными гостинцами. Мне нужно было немного побыть одной. Знаете ли вы, как это утомительно, когда за тобой постоянно ходит горничная?
     - Полагаю, - сказал граф, - это для вашей безопасности.
     Ее охватила тревога. Она уже слышала это когда-то. И уже задавала ему такой вопрос. Он тогда ответил точно так же - прежде чем поцеловать ее. Глаза ее расширились.
     - Значит, с вами я не в безопасности? - спросила она.
     Граф следил за выражением своего лица, глаза его по-прежнему были холодны. Но все же он взглянул на ее губы - в этом она не сомневалась.
     - Вы в полной безопасности, - ответил он.
     "В безопасности?.. Едва ли!" - подумала Майра.
     - Мне нужно вернуться в Тамаут, - сказала она. - Там у меня карета и горничная.
     Граф поднял брови.
     - Я не предлагаю проводить вас, мисс Хейз, - проговорил он, - но клянусь, что не доложу сэру Эдвину о том, что вы слегка манкировали своими обязанностями. Полагаю, ему это не очень-то поправилось бы.
     Майра раскрыла рот, собираясь возразить, заявить, что ее ничуть не волнует мнение сэра Эдвина, однако промолчала. Ведь она обручена с ним и, стало быть, не должна говорить о нем дурно...
     - Всего доброго, милорд, - сказала она и повернулась, чтобы направиться вдоль берега к каменной стене. Граф Хэверфорд и Нельсон остались стоять на месте. А может, пошли обратно? Майра не обернулась и не видела этого.
     Ее охватило странное, по совершенно определенное чувство: между ними что-то произошло, эта их встреча была преступным и тайным свиданием, которое необходимо скрыть от сэра Эдвина... и даже от матери. Во что бы то ни стало. Он смотрел на се губы, а она смотрела на его...

***

     В Данбертоне было слишком много веток омелы, под которыми полагалось целоваться. Или, если точнее, там оказалось много веточек - причем в самых неожиданных местах - и слишком много особ женского пола, подстерегающих ничего не подозревающих джентльменов, чтобы пройти с ними под этими веточками. Впрочем, некоторые леди - те, что были помоложе, - многословно и неискренне жаловались именно на то, что их подстерегают джентльмены.
     Еще до окончания первого дня Рождества Кеннет перецеловал - по крайней мере по одному разу - всех особ женского пола, находящихся в доме, за исключением служанок. Он целовал хихикающих кузин, жеманных тетушек и застенчивых двоюродных бабушек. Поцеловал свою хмурую племянницу. Поцеловал и покрасневшую мисс Джулиану Уишсрт. Вернее, он целовал ее трижды, хотя ни разу это не произошло по его инициативе.
     Джулиана была на редкость хорошенькая, с такими же, как у Кеннета, белокурыми волосами, с широко раскрытыми синими глазами и трепещущими губками, похожими на бутон розы. Фигурка у нее была соблазнительно округлая, туалеты - модные и дорогие, характер же добродушный. Джулиана часто улыбалась. Она вполне подходила Кеннету в жены, а ее родители, барон и леди Хокингсфорд, только об этом и мечтали. Погоня началась, и все в Данбертоне - от матери графа до прислуги, - казалось, поощряли его к ухаживанию.
     Ей было семнадцать лет, и она была совершенным ребенком. Во всяком случае, так представлялось Кеннету. Ему казалось, что поцеловать ее - почти то же самое, что поцеловать племянницу, только поцелуй этот мог иметь далеко идущие последствия. Нельзя трижды поцеловать семнадцатилетнюю мисс, хотя бы и под омелой, не пробудив в ней определенных надежд и не вызвав разговоров окружающих.
     Поцеловав мисс Уишерт трижды, Кеннет почувствовал себя неловко, как если бы сделал весьма ответственное заявление - или вознамерился сделать. В церкви девушка сидела рядом с Кеннетом, на графской скамье, а из церкви поехала в графской же карсте, то есть вместе с ним и с его матерью. Во время рождественского обеда се посадили подле него. После обеда она была его партнершей за карточным столом, а потом вошла в его команду, когда играли в шарады. Одна из теток даже так и назвала ее: "Твоя мисс Уишерт, милый Кеннет".
     Его мисс Уишерт?
     Он был готов к тому, чтобы увидеть эту девушку, подумать о ней как о возможной жене. Но, увидев Джулиану, Кеннет ее отверг. Он даже представить себе не мог, как будет всю жизнь жить с этой девушкой, как станет ее спутником жизни. Ему казалось, что вступить с ней в брачные отношения - все равно что жениться на маленькой девочке. Графиня, однако, высказала предположение, что рождественский бал - очень удобный случай для объявления о помолвке. Ведь на балу будут присутствовать многие родственники и соседи. Весна же - чудесное время для свадьбы. Кроме того, графиня заметила, что неплохо бы ему провести часок перед балом с лордом Хокингсфордом.
     - Леди Хокингсфорд была моей близкой подругой, когда мы вместе начали выезжать, - сказала она. - А когда родилась Джулиана, мы стали надеяться... и даже осмеливались строить планы. Вы можете сделать нас обеих счастливыми.
     Кеннет подумал о том, что ему было тринадцать лет, когда родилась Джулиана, - всего на четыре года меньше, чем сейчас ей. Граф понимал, что его завлекают в ловушку, что на него давят, но он не собирался жениться только для того, чтобы доставить удовольствие своей матери и ее близкой подруге. Он вообще не собирался жениться - пока. Не собирался, потому что не был готов к такому шагу. Кеннет решил, что будет избегать мисс Уишерт после того, как откроет бал, - почему-то оказалось, что он должен сделать это в паре с ней. И тут он вспомнил, что уже ангажировал на вальс мисс Хейз. И еще вспомнил о том, что пожалел об этом - ему не хотелось прикасаться к ней.
     А потом Кеннет вспомнил о неожиданной встрече с Майрой на морском берегу, и на него тотчас же нахлынуло множество воспоминаний о встречах с ней именно на этом месте. Разумеется, они встретились случайно. Он подошел к их укромному местечку задолго до того, как появилась Майра, даже постоял там, вспоминая... Вспоминая о том, как впервые встретил ее здесь одну, как понял, что она, которую он помнил ребенком, превратилась в высокую, стройную, загадочно привлекательную молодую женщину. Он тогда только начал обращать внимание на молодых женщин, Вспомнились и другие встречи с ней после этой, первой: нечастые встречи, требовавшие множества ухищрений, - и происходили эти встречи в разных местах. Но именно там он поцеловал ее впервые. Тогда он уже учился в университете и знал вполне достаточно о поцелуях - и не только о них, - чтобы пресытиться всем этим. Но от одного прикосновения губ Майры его бросало в жар.
     При этом она вызывала у него совершенно особые чувства, не то что служанки в барах Оксфорда, с которыми он имел дело. Ему казалось, что их с Майрой связывает некая духовная близость, или, возможно, он просто убеждал себя в этом, искал себе оправдание... Было совершенно ясно: он влюбился в Майру.
     И вот, когда воспоминания овладели им, когда он стоял и грустил о том давно повзрослевшем мальчике - идеалисте и романтике, - Нельсон вдруг обнаружил ее именно там, на месте их тайных встреч. И хотя на ней был плащ и шляпка скучного серого цвета, она опять на мгновение показалась ему похожей на ту, прежнюю, Майру. Ее щеки и нос порозовели от холода, глаза были широко раскрыты, и вся она дрожала - сначала от страха, а потом от гнева и стыда за свой страх, за проявленную слабость - так, во всяком случае, ему показалось. После этой встречи он долго лежал без сна, вспоминая, как подошел к ней так близко, что мог бы обнять ее, успокоить и убедить в том, что Нельсон никогда не причинит ей вреда.
     Ему еще предстоит испытание на балу, когда они с Майрой будут кружиться в вальсе. Эта мысль не давала ему покоя. Точно так же, как и мысль о том, что придется избегать мисс Уишерт, дабы разрушить слаженные усилия его и ее родственников свести их.
     В общем, с грустью подумал Кеннет, лучше бы он остался в Лондоне и весело провел Рождество в обществе Нэта и Идена. Нельзя принимать поспешные решения, когда ты пьян и мысли путаются в голове. Сейчас его друзья веселятся, ни о чем не печалясь.
     День бала приближался, и у Майры появилась надежда, что она сможет в конце концов найти причины остаться дома. Сначала сэру Эдвину пришло письмо от его старшей сестры. Сестра писала, что поздравляет брата с помолвкой и выражает свое удовольствие - а также удовольствие мамочки и остальных сестер - в связи с возможностью приветствовать мисс Хейз в качестве гораздо более близкой родственницы, чем она им доселе доводилась. Сестра поздравляла своего дорогого брата и его невесту - а также леди Хейз, разумеется, - с праздником. Писала же именно она, а не мамочка, потому что мамочка чувствует себя неважно и все еще ire оправилась от простуды. Но он не должен тревожиться. Один-два дня полного покоя совершенно восстановят здоровье матушки.
     Сэр Эдвин ужасно встревожился. Должно быть, матушка его очень больна, коль скоро не смогла даже написать письмо своему сыну или будущей невестке - если мисс Хейз простит такое фамильярное выражение в свой адрес. Что же до леди Хейз, то с ее стороны было весьма любезно пытаться успокоить его словами о том, что сестра, конечно же, сообщила бы, если бы здоровье матушки значительно ухудшилось, но он-то знает, какое нежное сердце у его сестер и как крепка духом дорогая матушка. Ни одна из них не стала бы вызывать его домой без крайней необходимости.
     Сэр Эдвин мгновенно принял решение - заявил, что немедленно возвращается домой. Пусть соберут его вещи и приготовят экипаж. Нет, он даже не станет ждать, пока соберут вещи. Однако спустя мгновение баронет решил, что остается по крайней мере еще на день, потому что не может огорчить мисс Хсйз и леди Хейз, оказавшись не в состоянии сопровождать их в Данбертон на бал. А если он не сможет сопровождать их, кто же еще это сделает? Им пришлось бы остаться дома. И, кроме того - возможно, это даже еще важнее, вспомнил сэр Эдвин, отложив свои личные дела, - ведь он не может огорчить его сиятельство, графа Хэверфорда, простившего семью Хейз и его в качестве главы, хотя он и носит другое имя. Граф решил проявить великодушие и наглядно продемонстрировать, что дружеские отношения между их семьями восстановлены. Поэтому он, баронет из Пенвита, просто обязан появиться на балу.
     Майра напомнила сэру Эдвину, что леди Хейз решила не ехать на бал, и заверила его, что она со своей стороны предпочла бы увидеть его успокоившимся, так что лучше ему возвратиться домой, к матушке. Кроме того, она не из тех девушек, которые обожают балы и прочие подобные увеселения.
     За эту замечательную речь Майра была вознаграждена: сэр Эдвин схватил ее за руки и крепко сжал их. Такое великодушие мисс Хейз, такая похвальная забота о здоровье будущей свекрови, такая нежная забота о его, сэра Эдвина, чувствах, такая самоотверженная готовность лишить себя удовольствия - все это воистину достойно восхищения! На такую нежную преданность он может ответить не иначе как выказав не меньшую самоотверженность. Он решил сопровождать мисс Хейз на бал и будет там веселиться, как если бы на сердце его не лежала тяжесть, А возвращение домой он отложит на завтра.
     Майра улыбнулась и поблагодарила своего нареченного.
     Но все же надежды ее умерли не до конца. Первый день Рождества был облачный и угрюмый. В день бала тяжелые серые тучи низко нависли над землей и еще до полудня пошел снег, припорошивший сухую землю, траву - и возродивший надежды Майры. Если снег пойдет гуще и все дороги будут засыпаны, поездка станет весьма затруднительной и опасной, а то и совсем невозможной. Бал придется отменить или по крайней мере ограничиться танцами для тех, кто гостит в Данбертоне.
     Но снегопад прекратился почти сразу же после полудня и не возобновился, хотя Майра часто подходила к окну, заклиная тучи сбросить свой тяжелый груз. Кажется, придется ей отправиться на большой бал. И танцевать вальс с графом Хэверфордом.
     Потом она надела свой новый вечерний туалет цвета персика: сквозь прозрачное платье из муслина просвечивал чехол из блестящего атласа. Наряд не казался вычурным. В конце концов, ей ведь двадцать шесть лет. Подол платья украшали не оборки, а только рюш. Высокая талия перехватывалась под грудью шелковой лентой. Вырез был не очень глубоким, рукава же - короткие, буфиками. Волосы Майра уложила завитками и кольцами, но в ее прическе не было ничего нарочитого. Украшать себя тюрбаном или перьями она не захотела, потому что всегда ценила в одежде простоту.
     - Ты прекрасно выглядишь, милочка! - сказала ей мать, прежде чем вышла из. туалетной комнаты.
     - Не очень ли яркий цвет? - с некоторым беспокойством спросила Майра. Они только недавно сняли траур, который носили по отцу, так что глаз привык к серому и черному. - Не очень ли у меня вызывающий вид, мама?
     - У тебя вид красивой женщины, какой ты и являешься, - ответила леди Хейз.
     Майра улыбнулась и обняла свою мать. Слова матери, конечно, преувеличение. Она никогда не была красивой, даже будучи молоденькой девушкой. Но настроение у Майры поднялось - оно было почти праздничное, несмотря на неоправдавшиеся утренние надежды. Покажется ли она красивой ему - или по меньшей мере привлекательной? Не решит ли он, что она одета чересчур ярко или легкомысленно? Взглянет ли на нее с восхищением? Или с презрением? Или вообще без всякого интереса?
     - Я уверена, что сэр Эдвин будет весьма доволен, - проговорила леди Хейз.
     Майра широко раскрыла глаза. Сэр Эдвин? Ах да, конечно, сэр Эдвин! Именно о нем она и думала. Конечно, именно его она и имела в виду. Настроение ее немного упало.
     - У него доброе сердце, Майра, - продолжала мать. - Он хочет, чтобы все у нас было хорошо.
     - Да, конечно, - отозвалась Майра с веселой улыбкой. - Я прекрасно понимаю, как мне повезло, мама!
     Мать улыбнулась - грустно и ласково.
     Бальная зала в Данбертоне, хотя и не столь просторная, как некоторые великолепные залы, в которых веселилось высшее общество во время лондонских сезонов, все же была превосходно декорирована золотыми листьями, картинами и канделябрами, а размеры ее были искусно увеличены сводчатым потолком и огромными зеркалами, украшавшими одну из стен.
     Для рождественского бала залу украсили плющом, ветками остролиста и сосны, а также колокольчиками, красными шелковыми лентами и бантами. За немалые деньги наняли оркестр, а графская кухарка с помощницами, приглашенными из Тамаута, умудрилась приготовить обильное угощение, которое ждало гостей в течение всего вечера в одной из передних комнат, а также в столовой, куда подали ужин. Приглашение приняли почти все.
     Бальная зала будет полна, думал Кеннет, оглядывая пустую комнату. Тем временем все леди еще находились наверху - осматривали свои туалеты, внося последние штрихи. Джентльмены же собрались в гостиной, где подкреплялись перед тяжким испытанием графским бренди и портвейном. Кеннету очень хотелось присоединиться к ним. Но наверх поднялись оркестранты, только что пообедавшие на кухне, и он провел какое-то время, обсуждая со старшим из них программу вечера. А потом слуги и горничные начали приносить в переднюю блюда с рождественскими кушаньями и чаши с пуншем, и граф отправился посмотреть на плоды их трудов. Но в его присутствии не было необходимости. За всем наблюдал дворецкий - хладнокровно и со знанием дела.
     К своему удивлению, Кеннет вдруг понял, что с нетерпением ждет начала бала. Не каждый день появляется возможность побыть хозяином большого бала, устроенного для семьи, друзей и соседей. Кеннет уже начинал любить их всех. И почувствовал, что ему нравится его роль. Жизнь, которую он вел в течение последних восьми лет, постепенно уходила в область воспоминаний.
     И тут в дверях бальной залы появилась его мать в роскошном пурпурном шелковом платье и тюрбане, украшенном перьями. Графиня объявила, что по подъездной аллее приближаются первые гости и что вот-вот появятся Хелен, виконт Энсли и кое-кто из гостящих в доме. Наверное, подумал Кеннет, они придут для того, чтобы сразу же увидеть каждого вновь прибывшего. Первые гости появились рановато...
     Кеннет занял свое место подле матери у дверей бальной залы и стал ждать, когда гости появятся на лестнице. Это оказались сэр Эдвин Бейли и Майра Хейз. Граф почувствовал, как его мать вся напряглась, и пожалел, что они прибыли первыми. Появись они позже, могли бы смешаться с другими гостями.
     "Она прямо-таки красавица!" - невольно подумал Кеннет. Платье персикового цвета выглядело просто ошеломляюще при ее темных волосах и глазах, и у нее достало здравого смысла предоставить простоте говорить самой за себя. Большинство дам, уже находившихся в бальной зале, казалось, состязались друг с другом в украшении себя множеством оборок, бантов, рюшей, кудрей и зав