ло   на   полную
капитуляцию.  Он  заставил ее пойти на это, и за это она будет  ненавидеть
его  до  конца  дней. И в то же время она поклялась любить его.  Поклялась
перед лицом Господа.
      Впервые она посмотрела ему в лицо. Перед ней был красивый незнакомец
из  Гайд-парка, джентльмен, который понравился ей вопреки ее  собственному
желанию.  Первый  и  единственный мужчина, который  ее  поцеловал.  Темные
волосы,    темные    глаза,   пристальный,   горячий   взгляд,    точеные,
аристократические черты. Дьявол с именем ангела. Ее муж. Именно это сказал
сейчас пастор. Он стал ее мужем.
     Он наклонил голову и поцеловал ее в губы. Легко, чуть коснувшись, как
он  до  этого  делал  дважды. И сейчас, как и два раза до  этого,  поцелуй
прожег  ее до самых ступней. Он улыбался ей одними глазами: нежно и тепло,
словно  желая ободрить. Несомненно, все это было лишь маской, под  которой
скрывался  триумф.  Он  победил. Победил натиском, почти  молниеносно.  Он
увидел ее, возжелал и увел от Лайонела.
      Дженнифер вдруг подумала о том, что он станет делать, когда она  ему
надоест  -  а  в том, что это случится, она не сомневалась. Он  не  станет
терзаться  угрызениями совести и вычеркнет ее из  своей  жизни  с  той  же
жестокой бесцеремонностью, с которой заставил ее стать своей женой.
      Тетя Агата поднесла к глазам кружевной платочек. Саманта плакала, не
стесняясь  слез.  Отец явно испытывал облегчение. Все они  обнимали  ее  и
пожимали руки графу. Друзья Торнхилла, сердечно улыбаясь, хлопали графа по
плечу и целовали Дженнифер руку. Лорд Фрэнсис назвал ее графиней Торнхилл.
      Да  она  и  была  графиней Торнхилл. Его графиней,  его  женой,  его
собственностью.
      Он посадил ее в свою карету, несколько удивившую Дженнифер роскошью,
сочетанием  темно-синего  бархата и позолоты.  Дворецкий  закрыл  за  ними
дверцу.  Дженнифер надеялась, что Саманта или, на худой конец, его  друзья
поедут  с ними, но нет: все отправились на праздничный завтрак на  Беркли-
сквер в других экипажах.
     Она уже оставалась с ним наедине, так что ничего особенного в этом не
было.  Кроме  того,  она должна привыкать к тому,  что  отныне  это  будет
происходить часто. Теперь она была его женой.
      Он  взял  ее  под руку и накрыл ее пальцы своей теплой ладонью.  Они
сидели  молча,  пока  лошади  не тронулись с места.  Дженнифер  оставалась
холодной как лед.
      И  тогда  он  отпустил ее руку для того, чтобы, приобняв  за  плечи,
притянуть ближе к себе.
      -  Вы  совсем  замерзли, - сказал он. - В церкви было  прохладно,  а
платье  на вас совсем тонкое. Хотя, мне кажется, причина не в том и  не  в
другом.
      Свободной  рукой  он взял ее за подбородок и вновь  накрыл  ее  губы
своими.
      - Все будет совсем не так ужасно, как вы думаете, - прошептал он.  -
Обещаю.
     Дженнифер положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Она не должна
сопротивляться   его   поцелую.  Теперь  она   его   жена.   Кроме   того,
сопротивляться  не было сил: она чувствовала себя слишком  усталой.  Ночью
она  спала  лишь урывками. Лучше бы ей вообще не спать, потому что  вместо
отдыха она видела лишь кошмары.
     - Дженнифер.
      Голос его был низким и вибрирующим. Дженнифер охватила тревога,  как
бывало  всегда, когда она его слышала. Что-то было в нем от искусителя,  и
Дженнифер снова подумала, что он и впрямь дьявол во плоти.
     - Мы муж и жена, моя дорогая, и должны извлечь лучшее из этого факта.
Если  любой из нас желает испытать счастье в жизни, нам придется искать  и
найти  это счастье друг в друге. Может, задача эта покажется нам не  такой
уж невыполнимой.
     По его словам получалось, что этот брак оказался навязанным ему в той
&%  мере,  что и ей. Дженнифер почувствовала, как в ней закипает гнев.  Но
нет,  нельзя  позволять  себе  выходить из  того  спасительного  состояния
летаргии, которое одно и может помочь ей пережить сегодняшний день.  Ни  к
чему просыпаться.
     - Вы выглядите очень красивой сегодня. Я горд тем, что вы - моя жена.
     И вновь он накрыл ее рот губами. Они были теплыми, чуть приоткрытыми,
но  отнюдь  не  требовательными. Дженнифер подумала: все  ли  мужчины  так
целуются,  если  это  и называется поцелуем? И тут она почувствовала,  как
тепло проникает в ее плоть и кровь, и прижалась сильнее к его губам, чтобы
согреться.
      Дженнифер уже наполовину спала, когда карета остановилась на Беркли-
сквер. Но когда она открыла глаза, то рядом с ней оказался Габриэль,  граф
Торнхилл, а не Лайонел, виконт Керзи.
      Остро,  так,  что боль ощущалась физически, Дженнифер осознала,  что
является  женой именно этого человека. Лайонела больше не будет.  Никогда.
Никогда, если только не в самом прекрасном - или самом жестоком  -  из  ее
снов.

                                    ***

      Свадебный  завтрак  прошел на удивление непринужденно.  Быть  может,
потому,  что  все,  включая Дженнифер, старались вести себя  раскованно  и
весело.  Может,  даже слишком старались, подумал граф Торнхилл.  Темы  для
разговоров  выбирались  слишком уж общие. Беседа  долго  крутилась  вокруг
каждой  из  скучных  тем.  Слишком уж много  было  смеха  и  жестикуляции,
особенно со стороны Фрэнка, Берти и еще мисс Ньюмен. Но уж лучше так,  чем
наоборот:  мрачная  серьезность в этой ситуации  оказалась  бы  совершенно
невыносимой.

                                    ***

      Итак, он стал женатым человеком. Не имея времени продумать и оценить
последствия  такого брака, он вынужденно женился на женщине,  которая  его
ненавидела,  и  имела  для этого все основания. Он  верил  в  то,  что  со
временем  скорее  всего  оправдается в ее  глазах,  но  совершенно  чистым
остаться не сможет, ибо действительно виноват перед ней.
      Страшно  виноват.  И  если  бы  она знала  всю  правду,  эта  правда
показалась бы ей ужаснее, чем то, во что верит она. Сейчас по крайней мере
она  уверена  в  том,  что  он  хотел ее и сделал  все,  чтобы  заполучить
желаемое.  Что  же она почувствует, когда узнает, что он  и  не  хотел  ее
никогда?
      Нет,  здесь, пожалуй, он лжет. Он был тронут ее красотой и  обаянием
юности с первого взгляда. Кроме того, она привлекала его как женщина.  Его
тянуло к ней, и весьма сильно. Возможно, при иных обстоятельствах он  и  в
самом  деле  решил бы за ней приударить. Но сейчас у него были  совершенно
иные мотивы.
      Берти  выслушал новость о предстоящем бракосочетании молча, протянув
Гейбу  руку  в  знак  того, что считает их конфликт исчерпанным.  Он  даже
согласился присутствовать на венчании. Фрэнк все никак не хотел  верить  в
то,  что Гейб говорит серьезно. До последней минуты он был уверен  в  том,
что его разыгрывают, но тоже согласился прийти.
       Присутствие  близких  друзей  на  бракосочетании  придавало   Гейбу
уверенности.  У Торнхилла были родственники, разбросанные по всей  Англии,
да  и  дочка Кэтрин официально приводилась ему сводной сестрой. Но времени
приглашать их всех не было, даже если бы Гейб и захотел это сделать.
     В середине дня он повез свою невесту домой. Возможно, только тогда он
до  конца осознал, что случилось. Он вез ее к себе домой, который с  втого
момента  будет  и  ее  домом.  Ее вещи были  отправлены  туда  еще  утром.
Горничные  принялись  распаковывать  их  в  гардеробной,  смежной  с   его
собственной,  еще до того, как он отправился в церковь.  Слуги  по  случаю
свадьбы  своего  хозяина оделись в лучшие ливреи  и  выстроились  в  холле
словно  на парад. Весь дом гудел как улей, но стоило ему ступить на  порог
об  руку  с  хозяйкой,  графиней Торнхилл, как все  смолкло  и,  повинуясь
-%c+."(,.,c жесту дворецкого, вся прислуга принялась аплодировать.
      Он  улыбнулся и с удовольствием отметил, что и Дженнифер  улыбается.
Какими бы ни были ее чувства к нему - от нее он не добился ни одной улыбки
за  весь день, - кажется, она была готова к роли хорошей хозяйки. Гейб шел
вдоль  шеренги  слуг  об  руку  с женой, представляя  ей  каждого,  и  она
улыбалась одним и останавливалась для того, чтобы перекинуться двумя-тремя
словами с другими.
      А  затем  старшая  служанка пригласила их подняться  следом  за  ней
наверх.
      -  Покажите  госпоже Торнхилл ее комнаты, миссис  Харрис,  -  сказал
Торнхилл, когда они поднялись на площадку второго этажа.
      Служанка  вежливо кивнула и поднялась на несколько  ступеней  вверх,
чтобы дать возможность молодоженам поговорить.
      -  Вы  устали, - сказал Гейб, целуя руку жены. - Отдохните несколько
часов в одиночестве. Я не стану вас беспокоить.
     Она покраснела, опустив глаза.
     - Мы оставим это на ночь. После театра.
      За завтраком было решено, что тетя Агата, Саманта и Фрэнк разделят с
ними ложу во время вечернего посещения театра.
     Но Дженнифер восприняла этот разговор как шутку.
      - Не может быть, чтобы вы говорили серьезно, - сказала она, поднимая
глаза  на  мужа. - Я не могу появиться в театре после того, что  произошло
позавчера. Лучше нам сразу уехать в имение.
      - Нет, - сказал он. - Будет по-моему. Берти и Фрэнк уже заботятся  о
том,  чтобы в обществе узнали о нашем браке. К вечеру об этом будут  знать
все. Сегодня мы просто обязаны появиться на публике. И мы должны улыбаться
и  выглядеть счастливыми, моя дорогая. Мы бросим им вызов. Пусть попробует
кто-нибудь объявить нам бойкот! Если мы не сделаем этого сегодня,  то  уже
никогда больше не посмеем вернуться в свет.
     - Я не хочу возвращаться в свет, - сказала она.
      - Но вы сделаете это, - сказал он, отпуская ее руку, - уже ради того
только, чтобы вывести в свет дочерей, когда придет время.
     Дженнифер прикусила губу.
      -  Идите,  -  сказал он, - и отдыхайте. Мы вместе  предстанем  перед
светом  сегодня вечером, и вы увидите, что в этом нет ничего невозможного.
В жизни вообще мало вещей, через которые нельзя переступить.
      Она  повернулась к нему спиной и, не говоря ни слова, пошла  наверх,
следом  за  миссис  Харрис.  Гейб  стоял  и  смотрел  ей  вслед.  Высокая,
элегантная,  с  точеной  фигурой и завитыми в  тугие  локоны  темно-рыжими
волосами, поднятыми наверх и ниспадающими на плечи.
     Возможно, будь у него выбор, он не стал бы жениться столь поспешно и,
может  быть,  не  выбрал бы в жены эту женщину. Но  одно  несомненно:  она
вызывала  у него желание. Желание, заявлявшее о себе всякий раз, когда  он
смотрел  на  нее. Не так-то легко было отпускать ее, зная, что  она  ляжет
сейчас  в  постель  в  соседней комнате, но он, дав ей  слово,  не  сможет
разделить с ней ложе. До ночи.
     Он не меньше Дженнифер хотел бы послать к черту этот театр и заняться
куда более приятным делом.

                                    ***

     Дженнифер пришлось вспомнить о клятве, которую давала утром в церкви.
Она обещала повиноваться ему до конца жизни.
      Сидя  рядом  с ним за длинным столом в столовой, она  изо  всех  сил
поддерживала  разговор. Все-таки воспитание - вещь неплохая,  думала  она,
вспоминая те уроки, когда ее учили искусству вести беседу на темы, которые
не только ее совершенно не интересовали, но и казались настолько избитыми,
что и сказать нечего.
      Но  одна из тем волновала ее по-настоящему. Она откладывала разговор
до тех пор, пока не почувствовала, что больше затягивать уже нельзя.
      - Милорд, - сказала она, глядя ему в глаза, хотя обычно избегала это
делать,  - вы не могли бы избавить меня от посещения театра нынче вечером?
Сегодня очень хлопотный день, а я почти не спала. У меня головная боль.  Я
/+.e. себя чувствую.
      Она  говорила  так  жалобно, что, казалось, могла растрогать  самого
бессердечного людоеда.
      -  Габриэль, - поправил он, привстав, чтобы, потянувшись через стол,
взять ее руку в свои. - Жена не должна называть меня "милорд".
      -  Габриэль, - послушно повторила она это самое неподходящее к  нему
имя.
      - Я не верю вам, дорогая, а если бы и верил, все равно потребовал бы
от вас приехать в театр, улыбаться и гордо держать голову. Вы не совершили
ничего постыдного. Ровным счетом ничего.
     - Кроме одного, - тихо сказала она. - Я была достаточно наивна, чтобы
попасть в вашу ловушку.
     Торнхилл убрал руку.
      -  Завтра вечером мы едем на бал к леди Траскотт. Вам будет  гораздо
проще   поехать   туда  завтра,  если  сегодня  вы  наберетесь   храбрости
отправиться в театр.
     - Если? Не могу поверить своим ушам. У меня есть выбор?
     - Нет, - сказал он. - У вас нет выбора, Дженнифер.
     Она едва ли могла заставить себя помыслить о том, чтобы показаться на
глаза  тем  самым  людям,  которые на балу у  графа  Рашфорда  слушали  то
злосчастное  письмо  и  потом  шарахались  от  нее  как  от   чумы.   Одно
воспоминание наводило ужас. Но краем сознания Дженнифер понимала, что если
она  заставит  себя появиться в театре, то, как бы там ни сложилось,  рано
или  поздно  все  кончится. После спектакля она  окажется  в  спасительном
уединении спальни, где ее будет ждать уютная постель и целая ночь крепкого
сна.
      Но  спасительного  уединения  не будет.  Сегодня  день  ее  свадьбы.
Сегодняшняя  ночь будет ее первой брачной ночью. До того  как  она  сможет
отдохнуть в одиночестве, ей предстоит пережить то, что обычно происходит в
спальне в первую брачную ночь. Дженнифер неохотно подняла глаза на мужа  и
поежилась. Как это будет? Будет ли боль сильнее, чем унижение? Она  знала,
что должно произойти в спальне. Она знала об этом уже давно, и тетя Агата,
наставница  и опекунша, описала процесс подробно и откровенно, без  всяких
там романтических сантиментов.
      Она обязана подчиняться ему. Она должна позволить этому случиться. И
она  должна надеяться на то, что сознание ее окажется столь же спасительно
смутным, как и утром, во время церемонии в церкви.
      -  Время  ехать, - сказал он, положив салфетку на стол. Он  встал  и
подал руку Дженнифер. - Карета скоро будет здесь. Вы, я думаю, не захотите
привлекать еще больше внимания опозданием?
     Дженнифер торопливо вскочила на ноги.

                                    ***

      Казалось,  что  каждый привратник в театре смотрит  только  на  них.
Казалось,  что  все  - и в дверях, и на лестнице, и  в  зале  -  торопливо
расступаются,  давая  им  возможность пройти. Их окружала  тишина.  Голоса
смолкали  при  их  приближении.  Казалось,  что  все  монокли  и   лорнеты
направлены только в сторону их ложи. И обладатели этих лорнетов и моноклей
обсуждают что-то возбужденным, нервным шепотом.
      Казалось?  Нет, именно так все и происходило. Дженнифер вцепилась  в
руку мужа и, то и дело поднимая к нему лицо, улыбалась, и он улыбался  ей.
Он что-то говорил ей, и она отвечала. Она и представления не имела, что он
говорил и что она отвечала. Главное, не опускать голову, все время держать
подбородок.
      Лорд  Фрэнсис,  тетя Агата и Саманта уже были в ложе.  Лорд  Фрэнсис
встал,  взял  руку  Дженнифер, поцеловал и провел  ее  к  креслу,  которое
отодвинул для нее муж. Дженнифер села.
      - Браво, мадам, - сказал Фрэнк, подмигнув ей, прежде чем сел рядом с
Самантой.
     Граф Торнхилл поднял ее руку на подлокотник, чтобы она лежала рядом с
его  рукой. Наклонив голову, он тихо шепнул ей на ухо, в то время как  она
смотрела прямо на пустую еще сцену:
      -  Вы  чудесно  выглядите, и у вас королевская осанка. Поворачивайте
голову  и улыбайтесь, а если встретитесь глазами с кем-нибудь из знакомых,
улыбайтесь еще шире.
      Труднее задачу сложно придумать. Никогда ей не приходилось так туго.
Впрочем,  никто так и не посмел встретиться с ней глазами. Ни  у  кого  не
хватило храбрости. Она оказалась самой мужественной из присутствующих. Эта
мысль  прибавила ей уверенности, и она горделиво подняла голову. Дженнифер
заметила  Альберта Бойла с Розали Огден в ложе напротив и тепло улыбнулась
им. В ответ он улыбнулся и поклонился ей.
     Тактика, предложенная Торнхиллом, приносила плоды. Дженнифер заметила
это  уже  спустя  несколько минут после появления в ложе.  Разумеется,  их
приход явился некой сенсацией. Но большинство не решались смотреть на них,
чувствуя,  что  могут встретиться с Дженнифер взглядами; никто  не  посмел
выразить  свое  отношение в вызывающей форме. На них не шикали.  Никто  не
вскочил  с  места  и  не  покинул  театр,  не  желая  иметь  соседями  эту
скандальную  пару. Некоторые поздоровались с ней наклоном головы.  Были  и
те, которые улыбнулись.
      Все,  как заверил ее Торнхилл, будут знать, что они поженились.  Сэр
Альберт  и  лорд  Фрэнсис  сегодня были в  парке  и,  делясь  новостью  со
знакомыми, сделали их свадьбу предметом всеобщего обсуждения.
      Два вечера назад, примерно в это время, было объявлено о ее помолвке
с лордом Керзи. Сегодня вечером она уже была женой другого.
      Но  не  успел начаться спектакль, как Дженнифер почувствовала  новый
взрыв  интереса  публики.  В ложах и партере зашевелились  и  зашептались.
Вскоре  она  поняла,  в чем дело. Ложа рядом с ними, которая  до  сих  пор
пустовала,  принимала  зрителей. Там появились  граф  и  графиня  Рашфорд,
пожилая  пара,  не  знакомая Дженнифер, и виконт Керзи в компании  Горации
Числи.
      Это  был самый болезненный момент. У Дженнифер защемило сердце,  как
будто  его  схватили железными тисками. Рука мужа легла  на  ее  руку.  Он
прижал  ее к подлокотнику так, будто хотел удержать на месте. Она и впрямь
готова была вскочить и бежать бог знает куда.
      - Улыбайтесь! - приказал ей Торнхилл. - Смотрите на меня, когда я  к
вам обращаюсь.
     Она улыбалась и смотрела, не имея представления, о чем он говорил. Но
взгляд его согревал и давал ей силы улыбаться дальше.
      - Храбрая девочка, - словно издалека донеслось до нее. - Скоро будет
легче, любовь моя. Пока ты так не думаешь, но увидишь, так и будет.
     Он поднес ее руку к губам.
      Она  его ненавидела. Боже, как сильно она его ненавидела! Он виноват
во  всем.  Она могла бы быть в соседней ложе со своим женихом.  Она  могла
быть  счастлива. Она могла думать о свадьбе и радоваться. Но он разбил  ее
счастье. Чтобы заменить собой того, кого она любила.
      Саманта придвинулась ближе, чтобы что-то сказать ей. Щеки ее пылали,
и  в  глазах  стояли  слезы.  Саманта выглядела очень  несчастной.  Бедная
девочка! Он и ей испортил первый сезон.
      И  потом, когда спектакль начался и внимание зала обратилось к тому,
что  происходит  на  сцене, Дженнифер услышала отголоски  смеха  Лайонела.
Может быть, он тоже прятал боль под маской смеха?
     О, Лайонел, Лайонел!

                                    ***

     - Вот видите, - говорил ей муж, когда они возвращались в карете домой
(лорд   Фрэнсис  провожал  тетю  Агату  и  Саманту),  -  все   закончилось
благополучно. Вы удивительно стойко держались.
     Дженнифер откинулась на подушку сиденья и закрыла глаза.
     - Габриэль, - тихо спросила она, - почему вы это сделали? Разве вы не
могли  просто спросить меня и в случае отказа принять поражение? Я была  в
зале, когда Рашфорд читал это письмо в окружении доброй половины общества.
Вы  представить не можете, какое унижение я пережила, какой ужас.  Как  вы
могли так со мной поступить?
     Он молчал. И не касался ее.
      -  Я ничего не знаю о письме, - сказал он наконец. - Я не писал его,
не  заказывал написать и не отправлял. Кто-то другой сделал это, зная, что
написанному поверят с легкостью в свете того, что случилось между нами.
     - Полагаю, - утомленно вздохнула она, - что это вы поцеловали меня на
глазах у всех на костюмированном балу?
     Он не отвечал.
      - Но это не важно, ведь так? - продолжала она. - Теперь мы женаты, я
уже  почти вернула себе положение порядочной женщины, и нет смысла хныкать
над тем, чего не вернешь.
     - Это вы о Керзи? - спросил он. - Придет время, когда вы поймете, что
счастливо избежали участи стать его женой, Дженнифе