лько дней, которые остались от двух недель  пребывания  здесь.  Она
будет воспринимать это время как  подарок.  Приняв  такое  решение,  она
почувствовала себя легко и свободно.
   - Привет, Эмми! - Эшли подошел чуть ближе. - Можно посмотреть?
   - Нет, - произнесла она, бросив взгляд на свою картину. - Е-шш-о нег.
   - Вижу, ты заучиваешь слова без меня, - усмехнулся он. - И заучиваешь
не правильно: не "е-шш-о", а "еще".
   - ..Е-шще, е-щще, - послушно повторила она и быстро ощупала  пальцами
горло. Да, она чувствует вибрацию.
   Оказывается, не так уж трудно произносить звуки.
   Эшли уселся на траву недалеко от мольберта, но так, чтобы  не  видеть
картину. Опершись на локоть, он сорвал травинку и зажал ее в зубах.
   Сначала Эмили думала, что не сможет сосредоточиться на работе,  когда
он  сидит  так  близко.  Она  ожидала,  что  он  станет  с  любопытством
заглядывать ей через плечо. Но он вел себя так же,  как  прошлой  ночью,
когда они стояли рядом у летнего домика: был молчалив и  спокоен.  Через
минуту-другую она забыла о  нем,  потому  что  ее  кисть  наконец  стала
отображать то, что она чувствует.
   Когда она снова взглянула на Эшли, он любовался открывающимся с холма
видом и казался умиротворенным. Эмили некоторое время смотрела на  него,
наслаждаясь редким удовольствием понаблюдать за ним, когда ее  никто  не
видит.
   - Смо-три, - сказала она наконец, тщательно произнося звуки.
   На этот раз он не стал придираться к ее произношению. Лишь  улыбнулся
ей, поднялся  и  долго  молча  смотрел  на  картину.  Лицо  его  хранило
непроницаемое выражение.
   Она боялась увидеть насмешку или недоумение, но ничего  подобного  не
заметила.
   - На этот раз все расположено горизонтально, - сказал он, сопровождая
слова жестами. Теперь он чаще разговаривал с помощью  жестов,  используя
старые и придумывая новые, как будто решил, что несправедливо заставлять
ее постоянно читать по губам. - На других картинах, которые я видел, все
располагалось вертикально. Все переходит одно в другое, поля и небо  как
будто составляют единое целое, хотя поля расположены  внизу,  а  небо  -
вверху.
   Объясни мне, Эмми, что такое ты видишь, чего не вижу я?
   Я завидую твоему умению видеть "внутренним глазом".
   Она показала ему руками, босыми ногами  и  выразительным  лицом,  что
земля под ними - источник питания для жизни. Только земля может  научить
понимать чудо жизни, бесконечность времени и научить терпению,  а  также
любви и покою. И это все не гам, в вышине,  как  она  думала  раньше,  а
здесь, вокруг. Не в далеких далях, а под рукой. Нужно только понять  это
и принять.
   - Не там, - сказала она, указывая наверх. - Здесь.
   Сейчас.
   - Эмми! - Он поймал энергично жестикулирующие руки  и,  прижав  их  к
сердцу, крепко зажмурился. - Эмми, значит,  это  правда?  Значит,  можно
достичь мира в своей душе?
   - Да, - ответила она.
   Они говорили друг с другом, обходясь без слов и жестов. Они  понимали
друг друга молча. Это было одно из  самых  драгоценных  мгновений  в  ее
жизни.
   В молчании они дошли до летнего домика. Войдя в домик, она  поставила
на пол мольберт и кисти, шагнула к Эшли  и  оказалась  в  его  объятиях.
Потом подставила губы для поцелуя и обвила руками его шею. Не станет она
анализировать свои поступки. По крайней мере до тех пор, пока  не  уедет
из Пенсхерста. И не допустит, чтобы ей помешали  угрызения  совести.  Ей
совсем  не  казалось,  что  в  ее  отношениях   с   Эшли   есть   что-то
предосудительное.
   Они ласкали друг друга губами и руками, пока не ощутили  желания  еще
большей близости. Эшли сел на кушетку, и, увидев,  что  он  расстегивает
спереди брюки, она задрала юбку и спустила вниз панталончики.
   - Иди сюда, - сказал он, привлекая ее к себе.
   Она опустилась на колени, оседлав его. Взяв ее за бедра, он придал ей
нужное положение и опустил на себя.
   Затем откинул голову на спинку кушетки и, полузакрыв глаза, посмотрел
на нее.
   - Эмми...
   Прошлой ночью она кое-чему научилась. Во всяком случае,  узнала,  что
физическая  близость  доставляет  острое  удовольствие  и  что  если   в
физическом акте участвует не только тело, но и сердце, и душа, то это  и
есть любовь.
   Пусть даже ее называют грехом, если она не освящена узами  брака.  Он
начал двигаться в уже знакомом ей ритме, и она подчинилась этому  ритму,
чувствуя, что любит Эшли не только телом,  но  каждой  частичкой  своего
существа.
   Они оба  проникали  взглядом  в  душу  друг  другу,  даря  и  получая
наслаждение.
   В эти минуты Эмили знала, что он любит  ее.  Он  привлек  к  себе  ее
голову и, отыскав губы, глубоко погрузил язык в ее рот, крепко  прижимая
ее к себе. Она почувствовала внутри горячую струю его семени и, застонав
от наслаждения, в изнеможении опустилась на него всем телом.  Прижавшись
щекой к его плечу, она забылась коротким сном.

Глава 23

   Эмми тихо сидела рядом с Эшли  на  кушетке,  положив  голову  ему  на
плечо. Слегка подвинувшись вперед, он переместил ее голову в сгиб своего
локтя так, чтобы она могла видеть  его  лицо.  В  ее  взгляде  светилась
глубокая любовь. Но были в нем также покой и удовлетворенность  женщины,
только что принявшей в лоно семя любящего мужчины.
   - Эмми. - Он нежно прикоснулся губами к ее  губам.  -  Мы  занимались
любовью  и  прошлой  ночью,  и  сегодня.   Вполне   возможно,   что   ты
забеременела, но, даже если этого не произошло, мы должны теперь сделать
то, что подобает, то, что будет правильно. Ты многому  научила  меня.  Я
понял, что есть более  важные  вещи,  чем  то,  что  считает  правильным
общество.
   Она прикоснулась кончиками пальцев к его губам. Ему  показалось,  что
ее улыбка стала немного печальной.
   - Я хочу рассказать тебе  кое  о  чем.  Наверное,  мне  следовало  бы
помалкивать и не перекладывать на себя это бремя.
   Но я хочу, чтобы ты знала человека, который в ближайшее  время  снова
сделает тебе предложение и с которым ты будешь  связана  на  всю  жизнь,
если только не  отвергнешь  его.  Когда-то  ты  знала  меня  лучше,  чем
кто-либо другой. Я уверен, что так оно и  было,  маленький  олененок  Но
теперь ты меня не знаешь. Ты любишь меня. И наверное, тебе кажется,  что
любишь достаточно, чтобы выйти за меня замуж.  Но  ты  не  знаешь  меня,
Эмми. Поэтому я должен рассказать тебе все.
   - Я знаю тебя, - "произнесла" она, показав рукой на сердце.
   Эшли всякий раз испытывал потрясение, когда  она  произносила  слова:
медленно, отчетливо, глухим, низким, но, как ни странно, очень  приятным
голосом.
   - Ты очень многого обо мне не знаешь, - возразил он. - Ты  не  видела
меня семь лет, Эмми.
   - Нет, нет, нет! - Она приложила ладонь к  сердцу.  -  Я  знаю  тебя,
Ахшли.
   Интересно, почему, подумал он, когда он был с Эмми, то едва сдерживал
слезы, хотя  она  могла  доставить  ему  такое  счастье,  в  возможность
которого для себя он перестал верить? И это он,  который  не  пролил  ни
слезинки, когда погибли жена и сын.
   - Ладно, расскажи мне, - попросила она с помощью глаз и жестов.
   - Не здесь. - Он поднялся. Надо, чтобы она посмотрела правде в глаза.
Если ей придется  выйти  за  него  замуж,  она  должна  понять,  что  он
заслуживает не любви, а презрения. Он даже не может снова предложить  ей
выйти за него замуж, если не признается в том, что в его душе существует
множество темных закоулков. Она имеет право знать.
   Они спустились с холма и подошли к боковой двери  дома,  не  встретив
никого по пути, чему он был рад. В доме он замедлил  шаг  перед  дверью,
ведущей в комнату Элис.
   - Эти комнаты принадлежали ей, - сказал он, плотно закрывая за  собой
дверь. - Здесь все сталось, как было при ней. Когда она  погибла,  никто
здесь ничего не трогал, потому что я  не  приказывал  очистить  комнаты,
хотя не раз был готов отдать такое приказание. Вот ее вещи. - Он  открыл
двустворчатую дверь массивного гарде роба. - Если глубоко  вдохнуть,  то
можно почувствовать запах ее духов.
   Эшли поманил ее рукой к двери маленькой гостиной.
   - Здесь она сидела, писала письма, шила. Все здесь так изящно и очень
напоминает Элис.
   Эмили  провела  рукой  по  инкрустированной  деревянной   поверхности
небольшого секретера, открыла верхний ящик и вынула из него две овальные
рамки, скрепленные посредине. Она слегка  наклонилась,  разглядывая  два
портрета. Заглянув через плечо, Эшли замер от удивления.
   - Элис, - произнес он. Да, это  была  Элис,  такая  же  миловидная  и
жизнерадостная, какой  она  была  до  того,  как  они  поженились  Эмили
взглянула на него, показала на второй портрет,  потом  на  него,  словно
говоря: Похож на тебя.
   На портрете был изображен молодой человек, темноволосый, как Элис,  с
голубыми глазами. И несомненно, в чем-то похожий на Эшли.
   - Это Грегори Керси, - догадался он, - брат Элис.
   Эмили положила портреты назад в ящик и осторожно задвинула его. Потом
взглянула на Эшли.
   - Я ненавидел ее, Эмми, - сказал он. - Мы  влюбились  друг  в  друга,
когда я был очень болен, а она выхаживала меня. Она  еще  не  оправилась
после гибели брата и только начала приспосабливаться  к  жизни  в  новой
стране.
   Мы поженились, не узнав как следует друг друга. Она почувствовала  ко
мне отвращение  и  даже  не  попыталась  полюбить.  Она  без  конца  мне
изменяла. Наверное, я сам  был  во  многом  виноват.  В  том,  что  брак
неудачный, редко бывает виновата одна  сторона.  Я  ее  возненавидел.  И
должно быть, не раз желал ей смерти.
   - Нет, - произнесла Эмили.
   - Я гнал от себя эту мысль, но больше всего  на  свете  мне  хотелось
освободиться от нее, вырваться из бесконечного кошмара.  Ведь  Томас  не
был моим сыном, - продолжал он - Об этом я не говорил никому, Эмми. Я не
позволил бы бросить тень на его память. Я признал его  своим  сыном.  Он
носил мое имя. Он был невинным ребенком, и я любил его.
   Эмили закрыла глаза и слегка закинула  голову.  Он  ждал,  когда  она
снова посмотрит на него. Когда она взглянула на него, в ее  глазах  была
боль. Зная Эмили, он не сомневался, что ей было больно за него.
   - После нашей брачной ночи между мной и Элис никогда ничего не  было,
- снова заговорил он. - И в ночь пожара я  совершил  первую  супружескую
измену, хотя не думаю, что она была бы последней. В любом случае мне нет
оправдания. Супружеская измена есть супружеская измена. И  моя  жена,  и
этот ребенок, которого я любил, погибли, когда я им изменял.
   Эмили побледнела - в лице ни кровинки. Он испугался, что она потеряет
сознание, но не бросился, чтобы поддержать ее. Он застыл на месте.
   - Ну а теперь скажи, что ты знаешь меня, Эмми, тихо произнес он.
   Она снова закрыла глаза и покачнулась, но несколько мгновений  спустя
торопливо подбежала к нему, обняла и уткнулась лицом в его галстук.
   - Я тебя знаю, - произнесла она.
   Почему ее слова показались ему отпущением грехов,  прощением?  У  нее
нет права прощать его. Ни у кого  нет  этого  права.  Возможно,  даже  у
самого Господа, хотя Эшли никогда не просил у него прощения. Ему не было
прощения.
   Он обнял Эмили, зарылся лицом в ее волосы и разрыдался.  И  долго  не
мог успокоиться. Он  погрузился  в  самую  пучину  отчаяния,  но  крепко
держался за Эмми,  понимая,  что  она  -  его  единственная  надежда  на
прощение и обретение душевного покоя.

***

   Утро было сырым и туманным. Мокрая  трава  холодила  босые  ноги.  Но
Эмили упрямо взбиралась на холм. Она шла, чтобы получить от  утра  заряд
спокойствия.
   Она и не подозревала до сих пор, что Эшли находился в таком смятении.
Чувство вины тяготило его гораздо больше, чем он  говорил.  Однако  этим
утром все представлялось ей не таким уж мрачным. Он  не  любил  Элис,  и
мысль эта поднимала ей настроение. Все его мучения вызваны не  тем,  что
он оплакивал свою любовь. Он попытался показать ей себя таким, каким сам
себя видел - человеком, не заслуживающим прощения.  Она  вспомнила,  как
рыдал он в ее объятиях, а она убеждала его, что  он  все  тот  же  Эшли,
каким был семь лет назад.
   Только жизнь за это время нанесла ему глубокие раны.
   Утро подавало надежду. Надежду для него и для нее.
   Она знала, что теперь, когда он снова  предложит  ей  выйти  за  него
замуж, она скажет "да". Они не могли надеяться на  безоблачное  счастье,
но если бы расстались, то оба были бы несчастливы. Она  была  нужна  ему
так же, как он нужен ей. Они любили друг друга, и сама жизнь приобретала
новый смысл, когда они были вместе.
   Вчера вечером, когда они были в  гостях  у  Верни,  Эшли  был  весел.
Правда, он старался не оставаться наедине с сэром  Генри,  но  оба  были
вполне вежливы друг с другом.
   С мисс Верни и со всеми остальными он был дружелюбен и обаятелен, как
в  прежние  времена.  Возможно,  со  временем  он  почувствует,  что   в
Пенсхерсте - его дом, несмотря на то что когда-то  здесь  жила  Элис.  И
возможно, ей удастся помочь ему в  этом.  Она  глубоко  вдохнула  свежий
влажный воздух. Сегодня утром она начала верить тому, что здесь будет  и
ее дом. И мысль эта была ей очень приятна.
   Призрак Элис больше ее не тревожил.
   Она  даже  майора  Каннингема  перестала  бояться,  хотя  по-прежнему
недолюбливала. Возможно, она была несправедлива к нему. Вчера вечером он
попытался поговорить с глазу на глаз, усевшись рядом с ней в стороне  от
прочих гостей.
   - Леди Эмили, - сказал он с выражением искреннего раскаяния на  лице,
- сможете ли вы когда-нибудь простить меня?
   Она не знала, как реагировать на его  вопрос.  Незаметно  оглянувшись
вокруг, она  с  облегчением  заметила,  что  и  Эшли,  и  Люк  находятся
неподалеку.
   - Я вел себя непростительно, -  продолжал  он,  -  даже  если  бы  вы
оказались той, за кого я вас принял. Я даже не пытаюсь оправдать то, что
предложил вам тогда. Могу лишь  смиренно  просить  у  вас  прощения,  не
считая себя вправе получить его. Вы меня простите? - Лицо  его  выражало
стыд и искреннее раскаяние. И она кивнула. - Благодарю вас, - сказал  он
- И примите мои самые добрые пожелания. Эшли мой  близкий  друг,  но  не
надо быть другом, чтобы заметить, что он по-настоящему любит  вас.  Могу
ли я надеяться, что вы отвечаете ему тем же?
   Она не ответила. Это его не касалось.
   - Я задаю этот вопрос лишь потому, что от всей души желаю,  чтобы  он
снова был счастлив, а вы - именно та леди, которая  сможет  сделать  его
счастливым. Но только не здесь, не в Пенсхерсте. Здесь вас всегда  будут
преследовать  воспоминания  о  его  погибшей  жене.  Извините,   что   я
вмешиваюсь не в свое дело. Но друзья должны всегда желать друг для друга
самого лучшего. Я предложил Эшли купить Пенсхерст.
   Мне  здесь  нравится.  Как  видите,   я   в   некотором   роде   лицо
заинтересованное.  -  Он  улыбнулся.  -   Убедите   Эшли   принять   мое
предложение. Ради его и вашего счастья. - Он смущенно взглянул на нее, -
И моего тоже.
   Ей было непросто  понимать  каждое  его  слово:  он  явно  не  привык
разговаривать с глухими. Но основную мысль она, кажется, поняла.
   То, что он сказал, ее удивило. Значит, он хочет купить Пенсхерст?  Но
разве он не  армейский  офицер?  Она  надеялась,  что  Эшли  не  продаст
поместье.  Почти  с   первого   взгляда   она   почувствовала   странную
привязанность к Пенсхерсту.
   Туман  местами  рассеялся.  Эмили   ненадолго   остановилась,   чтобы
полюбоваться на реку внизу. Повлажневшая от тумана прядь волос упала  на
лицо, и она отбросила ее через плечо.
   Вдруг совершенно неожиданно ее охватил страх, и она застыла на месте.
Сердце у нее замерло.
   Она не понимала, откуда исходит этот страх. Heсколько  мгновений  она
была не в состоянии оглянуться, чтобы установить его источник,  а  когда
все же повернула голову, то увидела лишь туман, деревья да  склон  холма
и.., широкую кровоточащую рану на своем предплечье.
   Она тупо уставилась на рану, словно это была не ее, а чужая  рука.  И
даже не сразу почувствовала боль. Она  оглянулась  на  ствол  дерева  за
спиной, но, очевидно, плохо соображала, потому  что  не  сразу  заметила
пулю, глубоко вошедшую в ствол дерева. Взглянув на  пулю,  она  перевела
взгляд на рану, кровь из которой капала прямо на юбку.
   Ее охватила паника, и, не  разбирая  дороги,  она  бросилась  вниз  с
холма, громко крича от ужаса, хотя сама не подозревала, что  кричит.  Ее
гнал страх.
   Увидев ее, лакей в холле застыл с раскрытым ртом, но ему не  пришлось
ничего предпринимать.  По  лестнице  уже  торопливо  спускался  Люк.  Он
бросился к Эмили, и она повисла на нем, цепляясь руками.
   - Полно, полно, успокойся. - Он взял ее  за  подбородок  и  поддержал
голову, чтобы она понимала то, что он говорит. - Что ты сделала со своей
рукой? Она, кажется, сильно кровоточит. Успокойся, Эмили. Я провожу тебя
в твою комнату, и мы позаботимся о твоей руке.
   Но она снова вцепилась в него,  а  потом  почувствовала,  что  кто-то
обнял ее сзади за плечи, и вскрикнула, не слыша своего крика.
   - Она где-то сильно поранила руку, - проговорил Люк. -  И  что-то  ее
сильно напугало. У нее шок.
   Одна рука стоявшего за ней человека скользнула по спине и  подхватила
ее под колени, другая обняла за плечи.
   Эшли взял ее на руки.
   - Постарайся не вырываться из рук, любимая, - сказал он,  -  иначе  я
могу уронить тебя. Люк, не позовешь Анну  в  комнату  Эмили?  Мы  должны
решить, нужна ли помощь врача. Успокойся, любимая.
   Она все еще стонала. Заметив озабоченное лицо майора Каннингема,  она
спрятала свое лицо на груди Эшли.

***

   Эшли писал письма у себя в кабинете. Когда он услышал крик, перо  его
забрызгало страницу чернильными кляксами. Звук леденил душу и  напоминал
скорее не крик женщины, а вой животного, страдающего от боли. Однако он,
еще до того как выбежал в холл, знал, что это голос Эмми.
   - Тише, тише, любимая, - приговаривал он, неся ее вверх по  лестнице.
Его обогнал Люк, который, видимо, торопился привести Анну. Но в этом  не
было необходимости, потому что она уже бежала им  навстречу  с  верхнего
этажа.
   - Боже милосердный! - воскликнула она. - Что произошло? Эмми! Что она
сделала?
   - Она поранила руку, - сказал Люк, - и находится в глубоком  шоке.  -
Он поспешил вперед, чтобы открыть перед ними дверь комнаты Эмили.
   Эшли положил ее на кровать, но она  снова  застонала  и  вцепилась  в
него.
   - Успокойся, любимая. - Не обращая внимания на  брата  и  Анну,  Эшли
улегся рядом с Эмили, обнял ее и стал укачивать, что-то приговаривая.
   - Эмми, - спросила Анна дрожащим голосом, - что случилось?
   Люк велел горничной принести теплой  воды,  салфетки,  обезболивающую
мазь и бинты. Как и следовало  ожидать,  голос  его  звучал  уверенно  и
спокойно.
   Взглянув на руку, сжимающую лацкан его  камзола,  Эшли  заметил,  что
рана глубокая, с рваными краями. Она все еще кровоточила.  Наверное,  ей
очень больно, подумал он. Однако она, должно быть, не ощущает боли из-за
шока.
   Он решительно взял ее за подбородок и повернул к себе.
   - Эмми, - произнес он. Глаза ее были  плотно  закрыты.  Он  поцеловал
каждый глаз по очереди, потом поцеловал в губы. - Эмми.
   В ее глазах, когда она открыла их, застыл ужас.  О  Господи,  подумал
Эшли. Сегодня утром, выглянув  в  окно,  он  решил,  что  плохая  погода
удержит ее дома. И его не было с ней, когда что-то произошло. - -  Тише,
любовь моя, - сказал он. - Я никому не  дам  тебя  в  обиду.  -  Почему,
подумал он, ему никогда не удается защитить своих женщин?
   Она наконец перестала стонать, взглянула на  Эшли,  потом  посмотрела
из-за его плеча на свою сестру и Люка.
   - Эмми, - проговорила Анна, - о, Эмми, что произошло?
   Эшли осторожно высвободился из рук Эмили и остановился в  ожидании  у
кровати. Но истерика не возобновилась. Ее лицо и губы были белы как мел.
Когда Анна, расстелив полотенце, уложила  на  него  руку  сестры,  Эмили
поморщилась, но не застонала.
   - Рана выгляд