простого дела, как
выращивание помидоров, нужно знать массу фактов. А мы их не знаем. Мы
лишены знания. Я думал: почему загораются лампы, когда повернешь
выключатель. И что происходит в нашем теле с пищей?  Как твое тело
использует помидор, который ты только что съел? Почему нужно есть, чтобы
жить? Зачем нужно спать? Как мы учимся говорить?

- Я никогда обо всем этом не думал,- сказал Джон.

- А ты вообще никогда не думал,- ответил Джошуа.- Во всяком случае, почти
никогда.

- Никто не думает,- сказал Джон.

- В том-то и беда,- сказал старик.- Никто никогда не думает. Все просто
убивают время. Они не ищут причин. Они даже ни о чем не задумываются. Что
бы ни случилось- все к лучшему, и этого с них хватает.

- Я только что начал думать,- сказал Джон.

- Ты что-то хотел у меня спросить,- сказал старик. - Зачем-то ты все же ко
мне пришел.

- Теперь это неважно,- сказал Джон.- Вы мне уже ответили.

Он пошел обратно между стеллажами, ощущая аромат тянущихся вверх растений,
слыша журчание воды в насосах. Он шел длинными коридорами, где в окнах
наблюдательных рубок светили неподвижные звезды.

Основание, сказал Джошуа. Есть и основание, и цель. Так говорилось в
Письме- основание и цель. И кроме правды есть еще неправда, и, чтобы их
различить, нужно кое-что знать.

Он расправил плечи и зашагал вперед.

Когда он подошел к церкви, собрание давно уже было в разгаре; он тихо
скользнул в дверь, нашел Мэри и встал рядом с ней. Она взяла его за руку и
улыбнулась.

- Ты опоздал,- прошептала она.

- Виноват,- отвечал он шепотом. Они стояли рядом, взявшись за руки, глядя,
как мерцают две большие свечи по бокам огромной Священной Картины.

Джон подумал, что раньше она никогда не была так хорошо видна; он знал, что
свечи зажигают только по случаю важных событий.

Он узнал людей, которые сидели под Картиной,- своего друга Джо Грега и
Фрэнка. И он был горд тем, что Джо, его друг, был одним из троих, кто сидел
под Картиной, потому что для этого нужно было быть набожным и примерным.

Они только что прочли о Начале Начал, и Джо встал и повел рассказ про
Конец.

"Мы движемся к Концу. Мы увидим знаки, которые будут предвещать Конец, но о
самом Конце никто не может знать, ибо он скрыт..."

Джон почувствовал, как Мэри пожала ему руку, и ответил тем же. В этом
пожатии он почувствовал утешение, которое дают жена, и Вера, и ощущение
Братства всех людей.

Когда он ел обед, оставленный для него Мэри, она сказала, что Вера- большое
утешение. И это было правда. Вера была утешением. Она говорила, что все
хорошо, что все к лучшему. Что даже Конец- тоже к лучшему.

А им нужно утешение, подумал он. Больше всего на свете им нужно утешение.
Они так одиноки, особенно теперь, когда звезды остановились и сквозь окна
видна пустота, окружающая их. Они еще более одиноки, потому что не знают
цели, не знают ничего, хотя и утешаются знанием того, что все к лучшему.

"...Раздастся Грохот, и звезды прекратят свое движение и будут висеть,
одинокие и яркие, в глубине тьмы, той вечной тьмы, которая охватывает все,
кроме людей в Корабле..."

Вот оно, подумал Джон. Вот оговорка, которая их утешает. Сознание того, что
только они одни укрыты и защищены от вечной ночи. А впрочем, откуда взялось
это сознание? Из какого источника? Из какого откровения? И он выругал себя
за эти мысли, которые не должны появляться во время собрания в церкви.

Он как Джошуа, сказал он себе. Он сомневается во всем. Думает о таких
вещах, которые всю жизнь принимал на веру, которые принимали на веру все
поколения.

Он поднял голову и посмотрел на Священную Картину- на Дерево, и на Цветы, и
на Реку, и на Дом вдалеке, и на Небо с Облаками; Ветра не было видно, но он
чувствовался.

Это было красиво. На Картине он видел такие цвета, каких нигде не видел,
кроме как на Священных Картинах. Где же такое место, подумал он. А может,
это только символ, только воплощение того лучшего, что заключено в людях,
только изображение мечты всех запертых в Корабле?

Запертых в Корабле! Он даже задохнулся от такой мысли. Запертых! Они ведь
не заперты, а защищены, укрыты от всяких бед, от всего, что таится во тьме
вечной ночи. Он склонил голову в молитве, сокрушаясь и раскаиваясь.  Как
это ему только могло прийти в голову!

Он почувствовал руку Мэри в своей и подумал о ребенке, которого они смогут
иметь, когда Джошуа умрет. Он подумал о шахматах, в которые он всегда играл
с Джо. О долгих темных ночах, когда рядом с ним была Мэри.

Он подумал о своем отце, и снова слова давно умершего застучали у него в
голове. И он вспомнил о Письме, в котором говорилось о знаниях, о
назначении, о цели.

Что же мне делать, спросил он себя. По какой дороге идти? Что значит Конец?

Считая двери, он нашел нужную и вошел. В комнате лежал толстый слой пыли,
но лампочка еще горела. На противоположной стене была дверь, о которой
говорилось в Письме: дверь с циферблатом посередине.  "Сейф",- было сказано
в Письме.

Он подошел к двери, оставляя следы в пыли, и встал перед ней на колени.
Стер рукавом пыль и увидел цифры. Он положил Письмо на пол и взялся за
стрелку. "Поверни стрелку сначала на 6 потом на 15, обратно на 8, потом на
22 и, наконец, на 3". Он аккуратно все выполнил и, повернув ручку в
последний раз, услышал слабый щелчок открывающегося замка.

Он взялся за ручку и потянул. Дверь медленно открылась: она оказалась очень
тяжелой. Войдя внутрь, он включил свет. Все было так, как говорило Письмо.
Там стояла кровать, рядом с ней- машина, а в углу- большой стальной ящик.

Воздух был спертый, но не пыльный: комната не соединялась с системой
кондиционирования воздуха, которая в течение веков разнесла пыль по всем
другим комнатам.

Стоя там в одиночестве, при ярком свете лампы, освещавшей кровать, и
машину, и стальной ящик, он почувствовал ужас, леденящий ужас, от которого
вздрогнул, хотя и старался стоять прямо и уверенно,- остаток страха,
унаследованного от многих поколений, закосневших в невежестве и
безразличии.

Знания боялись, потому что это было зло. Много лет назад так решили те, кто
решал за людей, и они придумали закон против Чтения и сожгли книги.

А Письмо говорило, что знания необходимы.

И Джошуа, стоя у стеллажа с помидорами, среди других стеллажей с тянущимися
вверх растениями, сказал, что должно быть основание и что знания раскроют
его.

Но их было только двое. Письмо и Джошуа, против всех остальных, против
решения, принятого много поколений назад.

Нет, возразил он сам себе, не только двое, а еще мой отец, и его отец, и
отец его отца, и все отцы перед ним, которые передавали друг другу Письмо,
Книгу и искусство Чтения. И он знал, что он сам, если бы он имел ребенка,
передал бы ему Письмо и Книгу и научил бы его читать. Он представил себе
эту картину: они вдвоем, притаившись в каком-нибудь углу, при тусклом свете
лампы разбираются в том, как из букв складываются слова, нарушая закон,
продолжая еретическую цепь, протянувшуюся через многие поколения.

И вот, наконец, результат: кровать, машина и большой стальной ящик. Вот,
наконец, то, к чему все это привело.

Он осторожно подошел к кровати, как будто там могла быть ловушка. Он
пощупал ее- это была обычная кровать.

Повернувшись к машине, он внимательно осмотрел ее, проверил все контакты,
как было сказано в Письме, отыскал шлем, нашел выключатель. Обнаружив два
отошедших контакта, он поджал их. Наконец после некоторого колебания
включил первый тумблер, как было сказано в инструкции, и загорелась красная
лампочка.

Итак, он готов.

Он сел на кровать, взял шлем и плотно надел его на голову. Потом лег,
протянул руку, включил второй тумблер- и услышал колыбельную.

Колыбельную песню, мелодию, зазвучавшую у него в голове,- и он почувствовал
легкое покачивание и подступающую дремоту.

Джон Хофф уснул.

Он проснулся и ощутил в себе знания.

Он медленно оглядывался, с трудом узнавая комнату, стену без Священной
Картины, незнакомую машину, незнакомую толстую дверь, шлем на голове.

Он снял шлем и, держа его в руке, наконец-то понял, что это такое.
Понемногу, с трудом он вспомнил все: как нашел комнату, как открыл ее, как
проверил машину и лег на кровать в шлеме.

Он знал, где он и почему он здесь. И многое другое. Знал то, чего не знал
раньше. И то, что он теперь знал, напугало его.

Он уронил шлем на колени и сел, вцепившись в края кровати.

Космос! Пустота. Огромная пустота с рассеянными в ней сверкающими солнцами,
которые назывались звездами. И через это пространство, сквозь расстояния,
такие безмерно великие, что их нельзя было мерить милями, а только
световыми годами, неслась вещь, которая называлась корабль- не Корабль с
большой буквы, а просто корабль, один из многих.

Корабль с планеты Земля- не с самого солнца, не со звезды, а с одной из
многих планет, кружившихся вокруг звезды.

Не может быть, сказал он себе. Этого просто не может быть. Ведь Корабль не
двигается. Не может быть космоса. Не может быть пустоты. Мы не можем быть
крохотной точкой, странствующей пылинкой, затерянной в огромной пустоте,
почти невидимой рядом со звездами, сверкающими в окнах.

Потому что если это так, то мы ничего не значим. Мы просто случайный факт
во Вселенной. Меньше, чем случайный факт. Меньше, чем ничто. Шальная
капелька странствующей жизни, затерянная среди бесчисленных звезд.

Он спустил ноги с кровати и сел, уставившись на машину.

Знания хранятся там, подумал он. Так было сказано в Письме, знания,
записанные на мотках пленки, знания, которые вбиваются, внушаются,
внедряются в мозг спящего человека.

И это только начало, только первый урок. Это только первые крупицы старых,
мертвых знаний, собранных давным-давно, знаний, хранившихся на черный день,
спрятанных от людей. И эти знания- его. Они здесь, на пленке, в шлеме. Они
принадлежат ему- бери и пользуйся. А для чего? Ведь знания были бы
ненужными, если бы не имели цели.

И истинны ли они? Вот в чем вопрос. Истинны ли эти знания? А как узнать
истину? Как распознать ложь?

Конечно, узнать нельзя. Пока нельзя. Знания проверяются другими знаниями.
А он знает пока еще очень мало. Больше, чем кто бы то ни было на Корабле за
долгие годы, но все же так мало. Ведь он знает, что где-то должно быть
объяснение звезд, и планет, кружащихся вокруг звезд, и пространства, в
котором находятся звезды, и Корабля, который несется среди этих звезд.

Письмо говорило о цели и назначении, и он должен это узнать- цель и
назначение.

Он положил шлем на место, вышел из комнаты, запер за собой дверь и зашагал
чуть более уверенно, но все же чувствуя на себе гнетущую вину. Потому что
теперь он нарушил не только дух, но и букву закона- и нарушил во имя цели,
которая, как он подозревал, уничтожит закон.

Он спустился по длинным эскалаторам на нижний этаж. В зале он нашел Джо,
сидевшего перед доской с расставленными фигурами.

- Где ты был?- спросил Джо. -Я тебя ждал.

- Так, гулял,- сказал Джон.

- Ты уже три дня "так, гуляешь",- сказал Джо и насмешливо посмотрел на
него.- Помнишь, какие штуки мы в детстве выкидывали? Воровали и все
такое...

- Помню, Джо.

- У тебя всегда перед этим бывал такой чудной вид. И сейчас у тебя тот же
чудной вид.

 - Я ничего не собираюсь выкидывать,- сказал Джон.- Я ничего не ворую.

- Мы много лет были друзьями,- сказал Джо.- У тебя есть что-то на душе.

Джон посмотрел на него и попытался увидеть мальчишку, с которым они
когда-то играли. Но мальчишки не было. Был человек, который сидел под
Картиной во время собраний, который читал про Конец,- человек набожный,
примерный.

Он покачал головой.

- Нет, Джо, ничего.

- Я только хотел помочь.

Но, если бы он узнал, подумал Джон, он бы не захотел помочь. Он посмотрел
бы на меня с ужасом, донес бы на меня в церкви, первый закричал бы о ереси.
Ведь это и есть ересь, сомнений быть не может. Это значило отрицать Миф,
отнять у людей спокойствие незнания, опровергнуть веру в то, что все к
лучшему; это значило, что они больше не должны сидеть сложа руки и
полагаться на Корабль.

- Давай сыграем,- решительно сказал он.

- Значит, так, Джон?- спросил Джо.

- Да, так.

- Ну, твой ход.

Джон пошел с ферзевой пешки. Джо уставился на него.

- Ты же всегда ходишь с королевской.

- Я передумал. Мне кажется, что такой дебют лучше.

- Как хочешь,- сказал Джо.

Они сыграли, и Джо без труда выиграл.

Целые дни Джон проводил на кровати со шлемом на голове:  убаюканный
колыбельной, он пробуждался с новыми знаниями. Наконец он узнал все.

Он узнал о Земле и о том, как земляне построили Корабль и послали его к
звездам, и понял то стремление к звездам, которое заставило людей построить
такой Корабль.

Он узнал, как подбирали и готовили экипаж, узнал о тщательном отборе
предков будущих колонистов и о биологических исследованиях, которые
определили их спаривание, с тем чтобы сороковое поколение, которому
предстояло достигнуть звезд, было отважной расой, готовой встретить все
трудности.

Он узнал и об обучении, о книгах, которые должны были сохранить знания, и
получил некоторое представление о психологической стороне всего проекта.

Но что-то оказалось неладно. И не с Кораблем, а с людьми.

Книги спустили в конвертор. Земля была забыта, и появился Миф, знания были
утеряны и заменены Легендой. На протяжении сорока поколений план был
потерян, цель- забыта, и люди всю жизнь жили в твердой уверенности, что
они- это все, что Корабль- Начало и Конец, что Корабль и люди на нем
созданы каким-то божественным планом, по которому все идет к лучшему.

Они играли в шахматы, в карты, слушали старую музыку, никогда не задаваясь
вопросом, кто изобрел карты и шахматы, кто написал музыку, подолгу
сплетничали, рассказывали старые анекдоты и сказки, переданные предыдущими
поколениями, и убивали на это не просто часы, а целые жизни. У них не было
истории, они ни о чем не задумывались и не заглядывали в будущее, они были
уверены: что ни произошло, все к лучшему.

Из года в год они не знали ничего, кроме Корабля. Еще при жизни первого
поколения Земля стала туманным воспоминанием, оставшимся далеко позади, и
не только во времени и пространстве, но и в памяти. В них не было
преданности Земле, которая не давала бы им о ней забыть. В них не было и
преданности Кораблю, потому что Корабль в ней не нуждался.

Корабль был для них матерью, которая давала им приют. Корабль кормил их,
укрывал и оберегал от опасности.

Им было некуда идти, нечего делать, не о чем думать. И они приспособились к
этому.

Младенцы, подумал Джон. Младенцы, прижимающиеся к матери. Младенцы,
бормочущие старые детские стишки. И некоторые стишки правдивее, чем они
думают.

Было сказано: когда раздастся Грохот и звезды остановятся в своем движении,
то это значит, что скоро придет Конец.

И это правда. Звезды двигались потому, что Корабль вращался вокруг
продольной оси, создавая искусственную силу тяжести. Но, когда Корабль
приблизится к месту назначения, он должен будет автоматически прекратить
вращение и перейти в нормальный полет, а сила тяжести тогда будет создана
гравитаторами. Корабль уже падал вниз, к той звезде, к той солнечной
системе, к которой он направлялся. Падал на нее, если - Джон Хофф покрылся
холодным потом при этой мысли, - если он уже не промахнулся.

Потому что люди могли измениться. Но Корабль не мог. Он не
приспосабливался. Он все помнил, даже если его пассажиры обо всем забыли.
Верный записанным на пленку указаниям, которые были заданы больше тысячи
лет назад, он держался своего курса, сохранил свою цель, не потерял из виду
точку, куда был направлен, и сейчас приближался к ней.

Автоматическое управление, но не полностью.

Корабль мог выйти на орбиту вокруг планеты без помощи человеческого мозга,
без помощи человеческих рук. Целую тысячу лет он обходился без человека, но
в последний момент человек понадобится ему, чтобы достигнуть цели.

И я, сказал себе Джон Хофф, я и есть этот человек.

Один человек. А сможет ли один человек это сделать?

Он думал о других людях. О Джо, и Хербе, и Джордже, и обо всех остальных,-
и среди них не было такого, на кого он мог бы положиться, к кому он мог бы
пойти и рассказать о том, что сделал.

Он держал весь Корабль в голове. Он знал, как Корабль устроен и как
управляется. Но, может быть, этого мало. Может быть, нужно более близкое
знакомство и тренировка. Может быть, человек должен сжиться с Кораблем,
чтобы управлять им. А у него нет на это времени.

Он стоял рядом с машиной, которая дала ему знания. Теперь вся пленка была
прокручена и цель машины достигнута, так же как цель Письма, так же как
будет достигнута цель Человечества и Корабля, если голова Джона будет
ясной, а рука- твердой. И если его знаний хватит.

В углу еще стоял ящик. Он откроет его- и это будет все. Тогда будет сделано
все, что для него могли сделать, а остальное будет зависеть от него самого.

Он медленно встал на колени перед ящиком и открыл крышку. Там были
свернутые листы бумаги, много листов, а под ними- книги, десятки книг, и в
одном из углов - стеклянная капсула, заключавшая в себе какой-то механизм.
Он знал, что это не что иное, как пистолет, хотя никогда еще не видел
пистолета. Он поднял капсулу, и под ней был конверт с надписью:  "КЛЮЧИ".
Он разорвал конверт. Там было два ключа. На одном было написано: "Рубка
управления", на другом:  "Машинное отделение".

Он сунул ключи в карман и взялся за капсулу. Быстрым движением он разломил
ее пополам. Раздался слабый хлопок: в капсулу ворвался воздух. В руках
Джона был пистолет.

Он был не тяжелый, но достаточно увесистый, чтобы почувствовать его власть.
Он показался Джону сильным, мрачным и жестоким. Джон взял его за рукоятку,
поднял, прицелился и почувствовал прилив древней недоброй силы- силы
человека, который может убивать,- и ему стало стыдно.

Он положил пистолет назад в ящик и вынул один из свернутых листов.
Осторожно разворачивая его, он услышал слабое протестующее потрескивание.
Это был какой-то чертеж, и Джон склонился над ним, пытаясь понять, что бы
это могло быть, разобрать слова, написанные печатными буквами вдоль линий.

Он так ничего и не понял и положил чертеж, и тот сразу же свернулся в
трубу, как живой.

Он взял другой чертеж, развернул его. Это был план одной из секций Корабля.
Еще и еще один- это тоже были секции Корабля, с коридорами и эскалаторами,
рубками и каютами.

Наконец он нашел чертеж, который изображал весь Корабль в разрезе, со всеми
каютами и гидропонными оранжереями. В переднем его конце была рубка
управления, в заднем- машинное отделение.

Он расправил чертеж, вгляделся и увидел, что там что-то неправильно. Но
потом он сообразил, что если отбросить рубку и машинное отделение, то все
правильно. И он подумал, что так и должно было быть, что много лет назад
кто-то запер рубку и машинное отделение, чтобы уберечь их от вреда,-
специально для этого дня. Для людей на Корабле ни рубки, ни машинного
отделения просто не существовало, и поэтому чертеж казался неправильным.

Он дал чертежу свернуться и взял другой. Это было машинное отделение. Он
изучал его, наморщив лоб, пытаясь сообразить, что там изображено, и хотя о
назначении некоторых устройств он догадывался, но были и такие, которых он
вообще не понимал. Джон нашел конвертор и удивился, как он мог быть в
запертом помещении, ведь все эти годы им пользовались. Но потом он увидел,
что конвертор имел два выхода: один в самом машинном отделении, а другой-
за гидропонными оранжереями.

Он отпустил чертеж, и тот свернулся в трубку, так же как и остальные. Он
продолжал сидеть на корточках около ящика, чуть покачиваясь взад и вперед и
глядя на чертежи, и думал: если мне были нужны еще доказательства, то вот
они.

Планы и чертежи Корабля. Планы, созданные и вычерченные людьми. Мечты о
звездах, воплощенные в листах бумаги. Никакого божественного вмешательства.
Никакого Мифа. Просто обычное человеческое планирование.

О