ез причины, и достаточно веской причины, не потащится осенней дождливой ночью через эти холмы. Кстати говоря, епископ почти не промок. С его шляпы упало всего несколько капель, а плащ был чуть влажным.
	Более чем вероятно, епископ прилетел и был сброшен здесь, как сброшены, должно быть, еще в полудюжине мест другие убийцы: их разослали повсюду, где предположительно скрылся беглец.
	Поместили епископа в комнате прямо напротив, и Пакстон подумал, что при других обстоятельствах все можно было бы закончить на месте. Он поднял лежавшую возле камина кочергу и взвесил ее в руке. Один удар этой штукой - и конец.
	Но он не мог пойти на такое. Здесь, в этом доме, не мог. Он положил кочергу и направился к кровати, рядом с которой висел его плащ. Он взял плащ и стал медленно натягивать его, вспоминая события этого утра.
	Он был дома один, когда позвонил телефон, и на экране возникло лицо Салливана - лицо насмерть перепуганного человека.
	- Хантер охотится за вами. Он отправил к вам своих людей.
	- Но он не смеет этого делать! - запротестовал Пакстон.
	- Очень даже смеет. Он действует в рамках учений. Убийство всегда было одним из методов...
	- Но учения кончились!
	- Для Хантера не кончились. Вы позволили себе лишнее. Вам надо было придерживаться гипотез, связанных с проблемой; вы зря коснулись личных дел Хантера. Вы раскопали такое, о чем, по его убеждению, никто не мог знать. Как вы сумели, дружище?
	- У меня есть свои каналы,- сказал Пакстон.- И в таком деле, как это, все средства годились. Он тоже боролся без перчаток.
	- В общем, поторопитесь. Они явятся с минуты на минуту. У меня нет никого под рукой. Я не успею вовремя помочь вам.
	И все могло бы обойтись, подумал Пакстон, если б не авария. Ему вдруг подумалось, не было ли здесь саботажа.
	Но так или иначе, ему удалось приземлиться, и он был в состоянии идти, и смог добраться сюда, в этот дом.
	Он в нерешительности стоял посреди комнаты.
	Было унизительно бежать второй раз, но ничего другого не оставалось. Он не мог допустить, чтобы превратности его собственной судьбы обрушились на этот дом.
	И, если не считать кочерги дом был безоружен, потому что оружие на этой, ныне мирной планете сделалось большой редкостью - не предметом обихода, как в былые времена.
	Он подошел к окну и, открыв его, увидел, что дождь прекратился и из рваных, быстро несущихся облаков выглядывает половинка луны.
	Прямо под его окном была крыша портика, и, окинув ее взглядом, он решил, что босиком здесь можно будет пройти, а расстояние от края крыши до земли, верно, немногим больше семи футов.
	Он снял туфли, сунул их в карман плаща и вылез через окно. Но с полдороги он вернулся назад, прошел к двери и тихонько отодвинул засов. Было бы не очень красиво сбежать, оставив комнату запертой.
	Крыша была скользкой после дожди, но он благополучно добрался до края. Спрыгнув, он попал в кусты и немного оцарапался, но это, сказал он себе,- пустяки.
	Он снова обулся и поспешно зашагал прочь от дома. Дойдя до опушки леса, он оглянулся. Позади было темно и тихо.
	Он дал себе слово, как только вся эта эпопея кончится, подробно написать обо всем Нельсону и извиниться перед ним.
	Он нащупал ногами тропинку и пошел по ней в призрачном полумраке - луна по-прежнему едва пробивалась сквозь тучи.
	- Сэр,- послышался голос совсем рядом с ним, - я вижу, вы решили прогуляться...
	Пакстон от страха подскочил. - Славная ночь для прогулки, - спокойно продолжал тот же голос.- После дожди кругом все так чисто и свежо.
	- Кто здесь? - вне себя от испуга спросил Пакстон.
	- Это Петви, сэр. Петви - робот, сэр.
	Пакстон издал нервный смешок.
	- Ах, да. Теперь припоминаю: противник Грэма.
	Робот вышел из-под деревьев и двинулся вместе с ним по тропинке.
	- Только подумать, что вы захотели взглянуть на поле боя!
	- А что! - ухватился Пакстон за протянутую роботом соломинку.- Именно это я хочу сделать. Я никогда ни о чем подобном не слышал и, естественно, заинтригован.
	- Сэр,- с готовностью произнес робот,- я весь в вашем распоряжении. Уверяю вас, никто лучше меня не сможет вам всего объяснить. Я с самого начала здесь, при мастере Грэме, и, если у вас есть вопросы, я охотно отвечу на них.
	- Да, у меня есть один вопрос. Какова цель всей этой затеи?
	- Ну, вначале, конечно, просто хотели развлечь подрастающего мальчугана. Но сейчас, с вашего позволения, сэр, я сказал бы, что дело куда важнее.
	- Ты хочешь сказать, что это часть Продолжения?
	- Ну да, сэр. Я понимаю естественное нежелание людей признаться в этом даже самим себе, но факт остается фактом: в истории человечества почти на всем ее протяжении война играла важную и разностороннюю роль. Пожалуй, ни одному из развитых им искусств Человек не уделил столько времени, внимания и денег, сколько он не пожалел уделить войне.
	Тропинка пошла под откос, и в бледном, неверном свете луны проступил полигон.
	- Не пойму,- сказал Пакстон,- моментами мне кажется, что поле накрыто чем-то вроде чаши, а потом она пропадает...
	- По-моему, это называется экранирующим прикрытием, сэр,- ответил Петви.- Его создали другие роботы. Насколько я понимаю, сэр, это не новшество - просто вариант прежних способов защиты. Несколько, конечно, усиленной.
	- Но такого рода защита...
	- Мы пользуемся ППБ - полностью переработанными бомбами. Их у нас очень много, и каждая из сторон применяет их по мере своих сил...
	- Но вы не можете применять здесь ядерное оружие!
	- Эти бомбы вроде игрушечных, сэр,- весело возразил Петви.- Они очень маленькие, почти как горошины, сэр. Критическая масса, как вы сами понимаете, ничтожна. И опасное действие радиации очень недолговременно, что-нибудь около часа...
	- Ну, джентльмены,- мрачно заметил Пакстон,- вы явно стараетесь добиться полной реальности.
	- Естественно. Однако операторы не подвергаются ни малейшей опасности. Мы примерно в таком же положении, как генеральный штаб. И это нормально, потому что цель всей затеи - сохранить искусство ведения войны.
	- Но это искусство...- начал было Пакстон - и умолк.
	Что он мог сказать? Если решено сберечь старую культуру, сберечь ее действенной и пригодной для Продолжения, значит, она должна быть сохранена целиком.
	Война, надо признать,- такая же часть этой культуры, как и все другие характерные, в той или иной степени уникальные приметы именно человеческого культурного наследия, подлежащего консервации здесь для того, чтобы оказаться под рукой, когда придет время пустить его в ход.
	- Конечно, в том, что мы делаем, есть определенная жестокость,- сознался Петви,-но для меня, сэр, как для робота, она, пожалуй, чувствительнее, чем для человека. Ведь потери среди воюющих роботов колоссальные. Но при огромной концентрации огневой мощи на столь ограниченном пространстве это неизбежно.
	- Ты хочешь сказать, что у вас есть войска, то есть, что вы посылаете сюда роботов?
	- Ну да. А как иначе пользоваться всем оружием? И потом, глупо ведь было бы разработать стратегию, а дальше...
	- Но роботы...
	- Они малюсенькие, сэр. Это необходимо хотя бы в интересах реальности. Мы стремимся создать иллюзию настоящего сражения, и потому все, чем мы оперируем, должно соответствовать масштабам поля боя. Наши войска комплектуются из самых примитивных роботов, наделенных только двумя особенностями: полным послушанием и стремлением к победе. При том массовом производстве, которое мы в своих мастерских наладили, мы не имеем возможности придавать роботам индивидуальность, да и все равно ведь...
	- Да, да, понимаю.- Пакстон был несколько ошеломлен.- Однако сейчас мне, пожалуй...
	- Но я ведь только еще начал объяснять, сэр, и ничего вам не показал. А здесь столько соображений, столько проблем.
	Они подошли уже к самому краю насыпи, и Петви указал на ведущую вниз, на полигон, лестницу.
	- Я хочу, чтобы вы увидели все своими глазами, сэр. - С этими словами он начал торопливо спускаться по ступенькам к закрытому щитом проему.- Здесь у нас единственный вход на полигон. Через него мы в периоды перемирия посылаем вниз свежие войска и боеприпасы или проникаем, чтобы немного убрать поле.
	Он нажал на кнопку с одной стороны щита, и тот бесшумно пополз вверх.
	- Сейчас здесь беспорядок, потому что мы уже несколько недель сражаемся,- пояснил робот.
	Через проем Пакстон увидел развороченную землю со всеми красноречивыми следами недавней битвы. Вид этого зрелища подействовал на него точно удар под ложечку. У него перехватило дыхание и закружилась голова; его едва не стошнило. Он оперся рукой о стенку траншеи, чтобы не упасть.
	Петви нажал другую кнопку, и щит соскользнул вниз.
	- Это только поначалу тяжело,- робот словно бы извинялся.- Но со временем привыкаешь.
	Пакстон медленно перевел дух и огляделся. Проем был шире самой траншеи, и подножье лестницы имело форму буквы јТЅ. Пакстон увидел, что здесь прорублены узкие бойницы.
	- Вы пришли в себя, сэр?
	- Вполне,- с усилием отозвался Пакстон.
	- А сейчас,- весело пообещал Петви,- я объясню вам, как ведется огонь и как работает контрольная установка.
	Он засеменил вверх по лестнице. Пакстон шел следом.
	- Боюсь, это дело затянется,- сказал он.
	Но робот отмел возражение.
	- Раз вы уже здесь, сэр, вы непременно должны все увидеть.- Тон его был умоляющим.-Вы не можете так уйти.
	Я должен спешить, говорил себе Пакстон. Я не могу задерживаться. Как только епископ убедится, что все уснули, он пустится в погоню. Мне к этому времени надо уже быть далеко.
	Петви в обход поля добрался до наблюдательного пункта, на котором Пакстон вечером побывал.
	- Прошу вас, сэр,- робот указал на веревочную лестницу.
	Пакстон, чуть поколебавшись, быстро залез наверх.
	Авось мы тут не застрянем надолго, подумал он, не желая быть слишком резким с роботом.
	Петви прошмыгнул в темноте мимо Пакстона и склонился к приборной доске. Щелкнул тумблер; панель осветилась.
	- Вот здесь схематически отражается все, что происходит на поле. Сейчас экран пуст, конечно,- поле ведь тоже неподвижно. Но во время боевых действий вы получаете абсолютно точное представление о ходе дел. А вот эта панель служит для корректировки артиллерийского огня, следующая - для отдачи команд войскам, эта панель... - увлеченно объяснял робот.
	Отвернувшись наконец от приборной доски, он гордо посмотрел на Пакстона и, явно напрашиваясь на похвалу, спросил:
	- Ну, как ваше мнение?
	- Замечательно.- Пакстон готов был сейчас подтвердить что угодно, лишь бы побыстрей вырваться.
	- Загляните сюда завтра, и вы увидите нас за делом.
	И вот тут Пакстона осенило.



	4.

	- Вообще-то,- сказал он,- я и сам охотно потренировался бы. В юности я почитывал военные труды и, хоть это, может, и нескромно с моей стороны, считал себя в некотором роде знатоком военного дела.
	- Сэр! - Петви пришел в восторг.- Вы хотите попробовать?
	- Если не возражаешь.
	- Вы уверены, что сможете пользоваться пультом?
	- Я очень внимательно слушал твои объяснения.
	- Дайте мне пятнадцать минут. Как только я доберусь на свой пункт, я подам сигнал. После этого каждый из нас может в любой момент начинать атаку.
	- Пятнадцать минут?
	- Может, и уложусь и быстрее. Я буду стараться.
	- А тебя все это не слишком затруднит?
	- Сэр,- с чувством сказал Петви,- я буду только рад. Мы с мастером Грэмом уже насквозь изучили друг друга, и это становится неинтересным. Сами понимаете, сэр, скучно воевать все время с одним и тем же противником.
	- Пожалуй, ты прав,- согласился Пакстон.
	Он выждал, пока Петви спустится и отойдет подальше, а затем спустился и сам.
	Тучи почти рассеялись, луна светила ярче, и на открытом пространстве можно было теперь довольно легко ориентироваться. Однако густой лес по-прежнему тонул в темноте.
	Выходя на тропинку, Пакстон заметил какое-то шевеление в кустах. Он быстро спрятался под дерево и стал ждать.
	Вот снова промелькнула чья-то тень, а затем Пакстон увидел епископа. И тут у него неожиданно возникла идея: кажется, появилась возможность окончательно разделаться с врагом.
	Епископ прилетел, когда было уже совсем темно и шел дождь. Полигона он наверняка не заметил. Правда, он может увидеть его сейчас, но едва ли догадается о его назначении.
	Пакстон восстановил в памяти разговор, который велся после появления епископа. О Грэме и его военных забавах тогда уже как будто не говорили.
	Попытка, решил Пакстон, не пытка. Даже если дело не выгорит, я потеряю лишь несколько минут.
	Он бросился назад к полигону. Достигнув насыпи, он прижался к земле и оглянулся: епископ крадучись шел следом за ним.
	До сих пор все развивалось по плану.
	Пакстон нарочно пошевелился, чтобы обнаружить себя, а затем стал спускаться по ступенькам к закрытому щитом проему.
	Он нажал на кнопку, поднял щит и отступил к бойницам.
	Епископ медленно, соблюдая осторожность, подошел к проему и постоял, вглядываясь в развороченное поле. В руке он держал отвратительный, холодящий душу пистолет.
	Пакстон, стараясь не дышать, плотнее прижался к земляному валу, но епископ даже не обернулся.
	Немного постояв, он ринулся через проем на полигон. Слышно было, как шуршит его шелковый наряд.
	Пакстон не двигался, пока епископ не отошел на достаточно большое расстояние, и только затем нажал пальцем другую кнопку. Щит тихо, медленно опустился.
	Пакстон наконец облегченно перевел дух.
	Все кончилось.
	Хантер просчитался.
	Пакстон неторопливо стал подниматься по ступенькам.
	Ему незачем было больше спешить. Он мог просто остаться у Нельсона, пока тот либо сам отправит его дальше, либо поможет организовать переезд в надежное место.
	Хантеру не могло быть известно, какой из посланных им убийц напал на след противника. У епископа не было до сих пор возможности связаться со своими, да он, верно, и не решился бы.
	Уже на самом верху Пакстон споткнулся и кубарем покатился с лестницы, и тут раздался оглушительный взрыв, потрясший, казалось, вселенную и ударом отдавшийся в его, Пакстона, мозгу.
	Ошеломленный, он встал на четвереньки и, превозмогая боль, из последних сил потащился вниз, а сквозь треск и грохот настойчиво пробивалась одна-единственная мысль:
	@Я должен вытащить его отсюда, пока не поздно! Я не могу бросить его на верную смерть! Я не могу убить человека!@
	Он слез с лестницы и продолжал ползти, пока не застрял в узком проходе.
	И не слышно было орудийного огня, не рвались снаряды, не было тошнотворного стрекотания пулемета. На небе ярко светила луна, а вокруг царила умиротворенная тишина - как на кладбище.
	Только смерть, с оттенком мистического ужаса подумал он, здесь не тихая. Она обрушивается на человека, убийственно страшная, сводящая с ума; тишина приходит потом, когда все уже кончено.
	При падении он ушиб голову и теперь понимал, что треск и грохот, которые так потрясли его, раздались только в его мозгу. Но с минуты на минуту Петви начнет атаку, и тишина нарушится, и поздно будет что-либо предпринять.
	А из глубин сознания возник вдруг внутренний голос, сердитый, язви тельный, насмехающийся над глупым добросердечием.
	Вопрос, говорил этот внутренний голос, стоит так: либо ты, либо он. Ты боролся за свою жизнь единственным доступным тебе способом. И любые твои действия оправданны.
	- Я не могу этого сделать! - вскричал Пакстон, и все же он знал, что неправ, что поступает неразумно, что внутренний голос не напрасно издевается над его нелогичностью.
	Он встал на ноги и, пошатываясь, побрел вниз. Голова у него раскалывалась, горло сжимал страх, но неопределенное, безотчетное побуждение, пересилившее страх, рассудок и боль, гнало его вперед.
	Он дошел до щита, нажал на кнопку и через открывшийся проем выбрался на полигон, застыв от ужаса, потрясенный одиночеством и заброшенностью, которыми веяло от этой квадратной мили пространства, отгороженного от всей остальной Земли, точно место последнего, окончательного суда.
	А может быть, так оно и есть, подумал он: место, где вершится суд над Человеком.
	Юный Грэм, возможно, единственный из всех нас по-настоящему честен. Он истинный варвар, как называет его дедя; он не лицемерит; он видит наше прошлое таким, каким оно было в действительности, и живет по его законам.
	Пакстон мельком оглянулся и увидел, что проем закрыт. А впереди, по искромсанному, исковерканному, перепаханному полю брела одинокая фигура - это мог быть только епископ.
	Пакстон с криком побежал к нему, а епископ обернулся и стал поднимать руку с пистолетом.
	Пакстон остановился, отчаянно жестикулируя. Пистолет поднялся выше, из дула его вырвалось голубоватое облачко, и в тот же миг Пакстона словно полоснуло по шее, и он почувствовал на коже теплую влагу.
	Отскочив в сторону, он бросился на землю, ударился и пополз к ближайшей воронке. Терзаемый страхом и унижением, он забрался в нее, весь кипя от гнева и ярости.
	Он пришел спасти человека, а тот едва не убил его!
	Я должен был бросить его здесь, подумал он.
	Я должен был оставить его умирать.
	Я убил бы его собственными руками, если бы мог.
	Впрочем, теперь он действительно должен был убить епископа. Убить его либо самому быть убитым - иного выбора не было.
	И не просто убить, но убить как можно быстрее. Пятнадцать минут, о которых говорил Петви, истекали, и надо было успеть покончить с епископом и выбраться отсюда, прежде чем Петви откроет огонь.
	А можно ли отсюда выбраться? - подумал Пакстон. Если бежать, пригнувшись и петляя, есть ли надежда увернуться от пуль епископа?
	Вот так и надо сделать. Не тратить времени на убийство, если только епископ не вынудит его к этому, а просто бежать. Епископа пусть убивает Петви.
	Он поднес руку к шее, и пальцы его сделались липкими. Странно, подумал он, странно, что я не чувствую боли. Наверняка боль придет потом.
	Он осторожно выбрался из воронки и, перекатившись через ее край очутился в куче металла - всего, что осталось от воюющих роботов.
	А прямо перед ним тускло поблескивало в лунном свете новехонькое, без единой царапинки ружье, выпавшее, должно быть, из рук погибшего робота.
	Пакстон потянулся к ружью и в этот миг увидел епископа, который был уже совсем близко: шел убедиться, что прикончил его, Пакстона!
	Бежать было поздно и - странное дело - не хотелось. Пакстон никогда еще не питал ни к кому настоящей ненависти, он даже не знал до сих пор, что это такое, но теперь он узнал это, теперь его обуяла дикая ненависть, теперь он был способен на убийство без пощады, без жалости.
	Он поднял ружье, его палец судорожно обхватил курок; из дула вырвалось пламя, раздался громкий треск.
	Но епископ все шел, все приближался, он не бежал, он шел большим, размеренным шагом, чуть подавшись вперед, как будто его тело вобрало в себя смертоносный огонь, но смерть отступила перед волей, перед желанием убить противника.
	Пистолет епископа взметнулся ли что-то ударило Пакстона в грудь, раз, другой, третий, и по телу его заструилась какая-то жидкость, а в сознании вдруг пронеслось: что-то здесь не так.
	Потому что не могут двое людей с расстояния в дюжину футов палить и палить друг в друга, оставаясь при этом на ногах. Как бы плохо оба они ни стреляли, это невозможно.
	Пакстон выпрямился во весь рост и опустил бесполезное ружье. А в нескольких шагах от него остановился епископ, отбросив пистолет.
	Они стояли, глядя друг на друга в бледном свете луны, а гнев их таял и улетучивался, и на душе у Пакстона было противно.
	- Пакстон,- тупо спросил епископ,- кто сотворил это с нами?
	И было странно слышать его слова, как если бы он спросил: кто помешал нам убить друг друга?
	На какую-то долю секунды Пакстон подумал, что, может быть, правильнее было бы не мешать им совершить убийство. Потому что некогда убийство почиталось доблестью, доказательством силы и мужества, может быть, даже доказательством права именоваться человеком.
	Но им двоим не позволили убить друг друга. Потому что нельзя убить, стреляя из пугала пластмассовыми пульками, наполненными похожей на кровь жидкостью. И нельзя убить, стреляя из ружья, которое с грохотом выплескивает какое-то подобие дыма и пламени, но заряжено холостыми патронами.
	А может быть, и все это поле игрушечное? И роботы, в самые трагические моменты распадающиеся на части, будут со