ь с себя старую жизнь и вступишь в новую, прекрасную
жизнь, - заявил Седьмой, - только надо знать как. Есть строго
определенные приемы и определенные приготовления. Нельзя браться за
дело, не ведая ни того, ни другого, - только все испортишь.
	- Приготовления? - переспросил Уэбб. - Какие приготовления? Я
никогда и не слышал об этом...
	- Ты уже подготовлен, - заявил Седьмой. - Раньше не был, а теперь
подготовлен.
	- Я много думал, - отозвался Уэбб.
	- Ты много думал, - подхватил Седьмой, - и нашел частичный
ответ. Сытый, самодовольный, самонадеянный землянин ответа не нашел
бы. Ты познал себя.
	- Но я и приемов не знаю, - возразил Уэбб.
	- Мы знаем приемы, - заявил Седьмой. - Мы позаботимся.
	Вершина холма, где лежал мертвый город, вдруг замерцала, и над
ней вознесся мираж. Из могильников, полных запустения, поднялись
городские башни и шпили, пилоны и висячие мосты, сияющие всеми
оттенками радуги; из песка возникли роскошные сады, цветочные клумбы и
тенистые аллеи, и над всем этим великолепием заструилась музыка,
летящая с изящных колоколен.
	Вместо песка, пылающего зноем марсианского полудня, под
ногами росла трава. А вверх по террасам, навстречу чудесному городу на
холме, бежала тропинка. Издалека донесся смех - там под деревьями, на
улицах и садовых дорожках, виднелись движущиеся цветные пятнышки...
	Уэбб стремительно обернулся - семерых и след простыл. И
пустыню как ветром сдуло. Местность, раскинувшаяся во все стороны,
отнюдь не была пустыней - дух захватывало от ее красоты, от живописных
рощ и дорог и неторопливых водных потоков.
	Он опять повернулся в сторону города и присмотрелся к
мельканию цветных пятнышек.
	- Люди!.. - удивился он.
	И откуда-то, неизвестно откуда, послышался голос Седьмого:
	- Да, люди. Люди с разных планет. И люди из далей более дальних,
чем планеты. Среди них ты встретишь и представителей своего племени.
Потому что из землян ты здесь тоже не первый...
	Исполненный изумления, Уэбб зашагал по тропинке вверх.
Изумление быстро гасло и, прежде чем он достиг городских стен, угасло
безвозвратно.


Уомпус Смит и Ларс Нелсон вышли к тому же холму много дней спустя.
Они шли пешком - пескоход давно сломался. У них не осталось еды, кроме
того скудного пропитания, что удавалось добыть по дороге, и во флягах у
них плескались последние капли воды, - а воды взять было негде.
	Неподалеку от подножия холма они наткнулись на высушенное
солнцем тело. Человек лежал на песке лицом вниз, и, только перевернув
его, они увидели, кто это.
	Уомпус уставился на Ларса, замершего над телом, и прокаркал:
	- Откуда он здесь взялся?
	- Понятия не имею, - ответил Ларс. - Без знания местности,
пешком, ему бы сюда вовек не добраться. А потом это было ему просто не
по пути. Он должен был идти на восток, туда, где поселения...
	Они обшарили его карманы и ничего не нашли. Тогда они забрали
у него пистолет - их собственные были уже почти разряжены.
	- Какой в этом толк? - бросил Ларс. - Мы все равно не дойдем.
	- Можем попробовать, - откликнулся Уомпус.
	Над холмом замерцал мираж - город с блистающими башнями и
головокружительными шпилями, с рядами деревьев и фонтанами,
брызжущими искристой водой. Слуха людей коснулся - им померещилось,
что коснулся, - перезвон колокольчиков. Уомпус сплюнул, хоть губы
растрескались и пересохли, а слюны давно не осталось:
	- Проклятые миражи! От них того и гляди рехнешься...
	- Кажется, до них рукой подать, - заметил Ларс. - Подойди и тронь.
Словно они отделены от нас занавеской и не могут сквозь нее прорваться...
	Уомпус снова сплюнул и сказал:
	- Ну, ладно, пошли...
	Оба разом отвернулись и побрели на восток, оставляя за собой в
марсианских песках неровные цепочки следов.




	СОСЕД


	Места у нас в Енотовой долине - краше не сыщешь. Но не стану
отрицать, что лежит она в стороне от больших дорог и не сулит легкого
богатства: фермы здесь мелкие, да и земли не слишком плодородные.
Пахать можно только в низинах, а склоны холмов годны разве что для
пастьбы, и ведут к нам пыльные проселки, непроходимые в иное время
года.
	Понятное дело, старожилам вроде Берта Смита, Джинго Гарриса
или меня самого выбирать не приходится: мы тут, в этих краях, выросли и
давно распрощались с надеждой разбогатеть. По правде говоря, мы
чувствуем себя не в своей тарелке, едва высунемся за пределы долины. Но
попадаются порой и другие, слабохарактерные: чуть приехали, года не
прожили - и уже разочаровались, снялись и уехали. Так что по соседству у
нас непременно найдется ферма, а то и две на продажу.
	Люди мы простые и бесхитростные. Ворочаемся себе в одиночку в
грязи, не помышляя ни о сложных машинах, ни о племенном скоте, а
впрочем, что ж тут особенного: обыкновенные фермеры, каких немало в
любом конце Соединенных Штатов. И раз уж мы живем обособленно и кое-
кто по многу лет, то, пожалуй, можно сказать, что мы теперь стали как бы
одной семьей. Хотя из этого вовсе не следует, что мы чураемся
посторонних, - просто живем мы вместе так давно, что научились понимать
и любить друг друга и принимать вещи такими, каковы они есть.
	Мы, конечно, слушаем радио, музыку и последние известия, а
некоторые даже выписывают газеты, но, боюсь, по натуре мы все-таки
бирюки - уж очень трудно расшевелить нас какими-нибудь мировыми
событиями. Все наши интересы - здесь, в долине, и нам, если откровенно,
недосуг беспокоиться о том, что творится за тридевять земель. Чего
доброго, вы решите, что мы к тому же еще и консерваторы: голосуем мы
обычно за республиканцев, даже не утруждая себя вопросом почему, и,
сколько ни ищите, не найдется среди нас такого, у кого хватило бы времени
на адресованные фермерам правительственные анкеты и тому подобную
дребедень.
	И всегда, сколько я себя помню, в долине у нас все шло хорошо. Я
сейчас не про землю, а про людей говорю. Нам всегда везло на соседей.
Новички появляются что ни год, а вот поди ж ты: ни одного настоящего
подонка среди них не попалось, а это для нас куда как важно.
	Но признаться, мы всякий раз тревожимся, когда кто-нибудь из
нетерпеливых снимается с места и уезжает, и гадаем промеж себя, что за
люди купят или арендуют опустевшую ферму.
	Ферма, где жил когда-то старый Льюис, была заброшена так давно,
что все постройки обветшали и порушились, а поля заросли травой.
Правда, года три или четыре подряд ее арендовал зубодер из Гопкинс-
Корнерс. Держал там кой-какую скотину, а сам наведывался только по
субботам. А мы в своем кругу все думали, захочет ли там еще кто-нибудь
пахать, но в конце концов даже думать перестали: ферма пришла в такое
запустение, что мы решили - охотников на нее больше не сыщется. И вот
однажды я заглянул в Гопкинс-Корнерс к тамошнему банкиру,
представлявшему интересы владельцев, и заявил, что если зубодер не
станет продлевать аренду, то я, пожалуй, не против. Но банкир ответил, что
хозяева фермы, проживающие где-то в Чикаго, желали бы не сдавать ее, а
продать совсем. Хотя лично он ни на что подобное не надеется: кто ж ее в
таком виде купит!
	Однако смотрим - весной на ферме объявились, новые люди. А
спустя какой-то срок узнаем, что ее все-таки продали и что нового
владельца зовут Хит, Реджинальд Хит. И Берт Смит сказал мне:
	- Реджинальд, подумать только! Ну и имечко у нового фермера!..
	Больше он, правда, ничего не сказал. А Джинго Гаррис,
возвращаясь как-то из города, увидел, что Хит вышел во двор, и завернул к
нему на часок. Сами знаете, такое меж добрыми соседями водится, и Хит
вроде обрадовался, что Джинго завернул к нему, только тот все равно
нашел, что новичок мало похож на фермера.
	- Иностранец он, вот кто, - втолковывал мне Джинго. - С лица весь
темный.- Вроде как испанец или из какой другой южной страны. И откуда
он только выкопал имя Реджинальд! Имя английское, а он никакой не
англичанин...
	Позже мы услышали, что Хит и не испанец даже, а откуда-то с
самого края света. Но англичане, испанцы или кто там еще, а только он и
его домашние показали себя работягами всем на зависть. Их было всего-то
трое: он, жена да дочка лет четырнадцати, зато все трое трудились от темна
до темна. Умело, старательно, ни к кому попусту не приставая, - и мы стали
их за это уважать, хоть наши дорожки пересекались не так уж часто. Не то
чтобы мы того не хотели или они нас отваживали. Просто в таких общинах,
как наша, новых соседей признают не сразу, а постепенно: они вроде как
должны сами врасти в нашу жизнь.
	У Хита был старый-престарый, латаный-перелатаный трактор, весь
подвязанный проволочками, а уж тарахтел этот трактор - не приведи бог!
Но едва земля подсохла достаточно, чтобы пахать, сосед принялся
поднимать поля, совсем заросшие травой за долгие годы. Я частенько диву
давался - уж не пашет ли он всю ночь напролет, потому что не раз слышал
тарахтенье и тогда, когда уже собирался ко сну. Хотя это было не так
поздно, как, может, покажется горожанину: мы здесь, в долине, ложимся
рано, зато и встаем ни свет ни заря.
	И вот как-то вечером пришлось мне выйти из дому в поисках двух
пропавших телок - из тех неуемных, которым любой забор нипочем. Только
представьте себе: время позднее, человек пришел с работы усталый, да еще
и дождик моросит, и на улице темно - хоть глаз выколи, а тут выясняется,
что эти две телки опять куда-то запропастились и хочешь не хочешь, а надо
подниматься и идти их искать. И на какие только хитрости я с ними ни
пускался, а все без толку. Если уж телка пошла выкидывать номера, то хоть
тресни, а ничего с ней не поделаешь.
	Засветил я фонарь и отправился на поиски. Промучился часа два, а
они как сквозь землю провалились.
	Я было совсем отчаялся и решил возвращаться домой, как вдруг
заслышал тарахтенье трактора и понял, что нахожусь чуть выше западной
межи прежнего льюисова поля. Теперь, чтобы попасть домой, мне короче
всего было идти вдоль поля, а значит, можно и подождать чуток, пока
трактор воротится с дальнего конца борозды, и заодно спросить Хита, не
видал ли он этих чертовых телок.
	Ночь выдалась темная, звезды попрятались за облаками, в
верхушках деревьев шумел ветер, и в воздухе пахло дождем. Я еще сказал
себе, что, наверное, Хит решил поработать сегодня лишний часок, чтобы
закончить вспашку до дождя. Хотя нет, я уже тогда подумал, что он,
пожалуй, усердствует через край. Он и так успел обогнать с пахотой всех
остальных в долине.
	Ну вот, спустился я с крутого склона и перешел ручеек, благо знал,
где мелко. Но пока я искал это мелкое место, трактор сделал полную ходку
и ушел. Я поискал глазами, не мелькнет ли где свет от фар, но ничего не
разглядел и рассудил, что света, должно быть, не видать за деревьями.
	Потом я добрался до поля, пролез между жердей ограды и зашагал
через борозды трактору наперерез. Было слышно, как он повернул в конце
поля и затарахтел обратно в мою сторону. Но странно: шум я слышал
явственно, а света по-прежнему не было и в помине.
	Я нашел последнюю, самую свежую борозду и встал, поджидая, - и
не то чтобы сразу встревожился, но все же подивился, как это Хит
умудряется держать борозду, не зажигая огней. Помнится, я еще подумал
тогда, что, может, у него глаза, как у кошки, и он умеет видеть в темноте.
Теперь-то, когда вспомню про это, мне и самому смешно становится: с чего
я в самом деле взял, что у Хита глаза, как у кошки, - но тогда мне было не
до смеха.
	Трактор тарахтел все сильнее, все ближе с каждой секундой - и
вдруг как выскочит из темноты прямо на меня! Я испугался, как бы не
попасть под колеса, и отпрыгнул ярда на два, если не на три. Да что там
испугался - душа в пятки ушла, а только мог бы и не прыгать: стой я
столбом, я тоже не оказался бы на дороге.
	Трактор прошел мимо, и тогда я замахал фонарем и крикнул Хиту,
чтобы тот притормозил. Но когда я махал фонарем, то поневоле осветил
кабину - и обнаружил, что она пуста.
	Сотня разных предположений пронеслась у меня в голове, но
запала одна ужасная мысль: не иначе как Хит сверзился с трактора и лежит
где-нибудь в поле истекая кровью.
	Я помчался вдогонку за трактором, чтобы успеть заглушить его
прежде, чем он сойдет с борозды и врежется в дерево или еще куда-нибудь,
да только чуточку припоздал и он достиг поворота раньше меня. И что бы
вы думали - пошел на поворот сам собой, и так точно, словно вокруг был
ясный день и за рулем сидел тракторист!
	Вскочив на заднюю тягу, я уцепился за сиденье и кое-как влез
наверх. Потом протянул руку и взялся за рычаг газа, хотел было заглушить
двигатель, но, едва рука коснулась рычага, передумал. Трактор уже
завершил поворот и сам собой пошел по новой борозде - но дело было не
только в этом.
	Возьмите вы любой старый трактор, который чихает, кашляет и
гремит на ходу, угрожая развалиться на части, и полезайте в кабину - да у
вас зубы тут же сведет от вибрации! Этот трактор тоже чихал и кашлял
честь по чести, а никакой вибрации не возникало. Он катился вперед
плавно, как дорогой лимузин, и лишь слегка подрагивал, когда колеса
наезжали на бугор или попадали в рытвину.
	Так я и стоял, одной рукой придерживая свой фонарь, а другой
сжимая рычаг газа - и не предпринимая больше ничего. А когда доехал до
места, где трактор нацелился на новый разворот, то просто спрыгнул на
землю и отправился домой. Искать соседа, лежащего бездыханно на поле, я
не стал, потому что понял: Хита на поле не было и нет.
	Мне бы сразу задаться вопросом, как же это все получается, только
я не позволил себе тогда мучиться в поисках ответа. Должно быть,
поначалу я был слишком ошарашен. Можно волноваться сколько влезет
обо всяких пустяках, если они идут не так, как надо, но когда напорешься
на что-то по-настоящему большое и непонятное, вроде этого трактора без
тракториста, лучше уж сразу, без долгих слов поднять руки вверх: все
равно тебе с твоим умишком с такой загадкой не совладать, на это нет ни
единого шанса из тысячи. Пройдет какое-то время - ты и вовсе позабудешь
про встречу с загадкой. Раз ее нельзя решить, остается только выкинуть ее
из головы.
	Я вернулся домой и еще постоял немного на дворе, прислушиваясь.
Ветер разошелся не на шутку и снова стал накрапывать дождь, но как
только ветер чуть-чуть стихал, до меня по-прежнему доносилось тарахтенье
трактора.
	Когда я вошел в дом, Элен с ребятами уже крепко спали, так что я
не мог никому ничего рассказать. А на следующий день, обдумав все
хорошенько, и подавно не стал ничего рассказывать. Как сам теперь
понимаю, главным образом потому, что мне все равно никто бы не
поверил, и я только навлек бы на себя кучу насмешек - уж соседи не
упустили бы случая проехаться насчет автоматических тракторов.


	Хит закончил пахоту, а затем и сев гораздо раньше всех остальных
в долине. Всходы появились дружно, погода выдалась как по заказу.
Правда, в июне вдруг зачастили дожди и никак не удавалось прополоть
кукурузу - разве выйдешь в поле, когда земля вся насквозь сырая! Мы
слонялись по своим усадьбам, подправляли заборы, занимались разной
другой ерундой, поносили погоду и бессильно смотрели, как зарастают
сорняками непрополотые поля.
	То есть слонялись все, кроме Хита. У него кукуруза была как на
выставке - сорняки разве что в лупу и углядишь. Джинго не утерпел,
завернул к нему и полюбопытствовал, как это у него получается, а Хит
только усмехнулся в ответ тихой такой, беззлобной усмешечкой и
заговорил о другом.
	Наконец, подошло время яблочных пирогов - яблоки хоть и были
еще зеленые, но на пироги в самый раз, - а надо сказать, во всей долине
никто не печет их лучше, чем Элен. Она у меня что ни год берет за свои
выпечки призы на окружной ярмарке и очень этим гордится.
	И вот как-то раз напекла она пирогов, завернула их в полотенце и
отправилась к Хитам. У нас в долине так заведено - женщины частенько
отправляются к соседям в гости со своей стряпней. Каждая со своим
фирменным блюдом - такую они завели особенную, но в общем-то
безобидную манеру хвастовства.
	Вышло все как нельзя лучше, словно она с Хитами век была
знакома. Даже домой припоздала, и мне пришлось самому собирать к
ужину, а то ребятня уже крик подняла: "Мы голодные! Дадут нам когда-
нибудь поесть?" - и всякое такое. Тут только она и заявилась.
	Разговоров у нее теперь было - не остановишь. И про то, как Хиты
обновили дом: кто бы мог подумать, что можно так прибраться в такой
развалюхе, и про то, какой они завели огород. Особенно про огород.
Большой огород, рассказывала Элен, и прекрасно ухоженный, а главное -
полный овощей, каких она в жизни не видела. Уж такие диковинные,
рассказывала Элен, совсем не похожие на наши.
	Мы поговорили про эти овощи еще чуть-чуть: наверное, мол, Хиты
привезли семена оттуда, откуда сами приехали. Хотя, насколько мне
известно, овощи есть овощами, где бы вы ни жили. Огородники
выращивают одно и то же что в Испании, что в Аргентине, что в Тимбукту.
То же самое, что и мы здесь. Да и вообще меня начали одолевать сомнения
насчет новых соседей - кто они и откуда взялись.
	Но на серьезные раздумья у меня тогда не хватило времени, даром
что по округе уже поползли разные слухи. Подошел сенокос, потом поспел
ячмень, и работы было по горло. Травы поднялись хорошо, и ячмень не
подкачал, зато с видами на кукурузу, видно, предстояло проститься.
Началась засуха. Так уж оно случается, как нарочно: слишком много
дождей в июне, слишком мало в августе.
	Мы грустили, глядя на посевы, и вздыхали, глядя на небо, и с
надеждой встречали любое облачко, только проку ни от одного из них не
дождались. Бывают годы, когда бог словно отворачивается от фермеров.
	- И тут в одно прекрасное утро заявляется ко мне Джинго Гаррис -
и ну болтать о том, о сем. Переминается с ноги на ногу. а от меня ни на
шаг. Я себе работаю, чиню изношенную сноповязалку. Хоть и не похоже
было, что она мне в этом году понадобится, а починить все равно не
мешало.
	- Джинго, - спросил я наконец, дав ему помаяться часок или чуть
побольше, - признавайся, что у тебя на уме?
	Тут-то он мне и выложил:
	- А у Хита ночью выпал дождь.
	- Как так? - откликнулся я. - Ни у кого другого дождя не было.
	- Ты прав, - подтвердил Джинго. - Ни у кого не было, только у него
одного...
	А вышло так: возвращался он от Берта Смита, куда ходил
одолжить бечевки для снопов, и решил махнуть напрямик через северное
кукурузное поле Хита. Пролез сквозь ограду, глядь - а поле-то мокрое, как
после сильного дождя.
	"Ночью он, что ли, прошел?" - спросил себя Джинго. Подумал, что
тут что-то не так, но в конце-концов дождь мог пролиться и узкой полосой
поперек долины, хотя обычно дожди движутся у нас снизу вверх или сверху
вниз, а уж никак не поперек. Но когда Джинго, пройдя поле краем, перелез
через ограду на другой стороне, то увидел, что там тоже не было никакого
дождя. Тогда он повернул и обошел все поле вокруг - и что бы вы думали? -
дождь выпал лишь на самом поле и больше нигде. На поле - пожалуйста, а
за оградой - ни-ни.
	Обогнув все поле по меже, он присел на моток бечевки и стал
гадать, что бы это значило. Но сколько ни гадай, тут все равно не было ни
малейшего смысла, да что там - в такую минуту собственным глазам не
поверишь.
	Джинго у нас человек дотошный. Прежде чем делать выводы, он
любит взвесить все "за" и "против" и вообще узнать все, что можно узнать.
Он не стал пороть горячку, а отправился на другой участок, где Хит высеял
кукурузу. Этот участок - на западной стороне долины, но и там тоже
прошел дождь. То есть на самом участке прошел, а вокруг и не подумал.
	- Ну, и что ты на это скажешь? - спросил Джинго, и я ответил: не
знаю, мол, что и сказать. Чуть было не сболтнул ему про трактор без
тракториста, да во время удержался. Сами посудите, что за выгода
переполошить всю округу?
	Но только Джинго за ворота, я завел свою колымагу и к Хиту -
попросить на день-другой копалку для лунок. Нет, конечно, копать лунки я
и в мыслях не держал, но должен же найтись какой-то предлог, чтобы
наведаться к соседу без приглашения?..
	Говоря по правде, мне так и не привелось спросить про эту
копалку. Когда я приехал к Хитам,