Но только ничего не трогай. Иначе ты нам все
испортишь.
	Мне показалось, что дело тут нечисто, и я заколебался.
	- Не бойтесь,- успокоил меня генерал.- Вам ничего не грозит.
Входите смелей и усаживайтесь.
	Так я и сделал, и получилось вовсе глупо. Я вскарабкался туда, где
полагается сидеть пилоту, и уселся в его кресло; ну и местечко! Повсюду
торчала всякая чертовщина, какие-то приборы и невиданные штучки. Я не
смел шелохнуться, до того боялся их задеть - бог его знает, что бы могло
стрястись.
	Вошел я, значит, уселся и некоторое время развлекался тем, что
глазел на все эти диковины и гадал, для чего они служат, но почти ни разу
не угадал.
	В конце концов я осмотрел все в сотый раз и стал ломать себе
голову, чем бы еще заняться, а делать было нечего, скучища смертная. Но
тут я вспомнил, сколько денег заколачиваю, сколько даровой выпивки полу
чаю, и подумал, что ради всего этого можно просидеть любое кресло.
	А Вонючка вообще не обратил ни на что внимания. Он
пристроился у меня на коленях и заснул - так мне, во всяком случае,
казалось. Он-то себя не утруждал, это уж точно. Лишь время от времени
приоткрывал один глаз или поводил ухом, только и всего.
	Поначалу я об этом не думал, но, когда посидел там час или около
того, до меня вдруг дошло, зачем они затащили нас с Вонючкой в самолет.
Они надеются, подумал я, что, если посадят в самолет Вонючку, он и этот
самолет пожалеет и проделает с ним такую же штуку, как с Бетси. Но если
они так полагают, то наверняка останутся в дураках: ведь Вонючка
решительно ничего не стал делать, только свернулся клубочком и заснул.
	Мы просидели несколько часов, а потом нам сказали, что можно
вылезать.
	Тут-то и закрутилась операция "Вонючка". Так они называли всю
эту бодягу. Просто умора, каких только названий не придумает военная
авиация!
	Это тянулось несколько дней. Утром мы с Вонючкой вставали, по
несколько часов сидели в самолете, делали перерыв на обед и
возвращались еще на несколько часов. Вонючка как будто не возражал.
Ему было все равно, где сидеть. Он только и делал, что сворачивался
клубочком у меня на колеях и через пять минут уже дремал.
	Насколько я мог судить, дело не двигалось ни на шаг, но с каждым
днем генерал, полковник и спецы, что наводняли ангар, распалялись все
больше и больше. Видно было, что им до смерти охота почесать языки, но
они сдерживались.
	Очевидно, работа не кончалась и после того, как мы с Вонючкой
уходили. Каждый вечер в ангаре горел свет, спецы вкалывали вовсю, а
вокруг них охраны было видимо-невидимо.
	В один прекрасный день тот реактивный самолет, в котором мы
сидели, выкатили из ангара, вместо него поставили другой, и все
повторилось снова-здорово. Опять ничего не произошло. Однако атмосфера
в этом ангаре до того накалилась, что, казалось, все вот-вот вспыхнет.
	Ума не приложу, что там такое творилось,
	Постепенно это состояние напряженности передалось всей базе, и
началось что-то совершенно невероятное. Вам и во сне не снилась воинская
часть, которая бы так проворно пошевеливалась. Проехала бригада
строителей и давай строить новые корпуса, а как только они были готовы,
так разместили какие-то машины. Приезжали все новые и новые люди, и
очень скоро база превратилась в растревоженный муравейник.


	Однажды я вышел погулять (а охранники тащились рядом) и
увидел такое, что аж глаза выпучил. Всю базу обносили четырехметровым
забором, увенчанным колючей проволокой. А по эту сторону забора было
столько охранников, что они чуть не наступали друг другу на пятки.
	Вернулся я с прогулки перепуганный, потому что, судя по всему,
меня силком втянули в какое-то чересчур сложное и темное дело. До сих
пор я полагал, что речь идет, только о полковнике, который слишком
выслуживался перед начальством и теперь никак это не расхлебает. Все
время я очень жалел полковника: ведь генерал, судя по его роже, был из тех
типов, что позволяют водить себя за нос лишь до поры до времени, а потом
раз - и к ногтю.
	Примерно в то же время посреди одной из взлетных полос стали
рыть огромный котлован. Как-то раз я подошел взглянуть на него и только
диву дался. Была хорошая, ровная взлетная полоса, стоила больших денег,
а теперь в ней роют яму - не иначе как хотят сделать бассейн для плавания.
Я порасспросил кое-кого, но люди, к которым я обращался, то ли сами
ничего не знали, то ли знали, да помалкивали.
	А мы с Вонючкой все сидели в самолетах. Теперь это был шестой
по счету. Но ничто не менялось. Я сидел и скучал до одури, а Вонючка не
унывал.
	Как-то вечером полковник передал через сержанта, что хочет меня
видеть.
	Я вошел, сел и посадил Вонючку на письменный стол. Он разлегся
на полированной крышке и стал переводить глаза с меня на полковника.
	- Эйса,- сказал полковник,- по-моему, все идет хорошо.
	- Вы хотите сказать, что добились своего?
	- Мы добились неоспоримого преимущества в воздухе. Теперь мы
опередили остальные страны на добрый десяток лет, если не на все сто, в
зависимости от того, насколько нам удастся все освоить. Теперь нас ни
кому не догнать.
	- Но ведь Вонючка только и делал, что спал!
	- Он только и делал,- сказал полковник,-что реконструировал
каждый самолет. В ряде случаев он применял совершенно непонятные
принципы, но голову дам на отсечение, немного погодя мы их поймем. А в
других случаях изменения были так просты и так очевидны, что просто
удивительно, как это мы сами до них не додумались.
	- Полковник, а кто такой Вонючка?
	- Не знаю,- ответил он.
	- Вы же что-то подозреваете.
	- Безусловно. Но это только подозрение, не более. Мне страшно
даже подумать об этом.
	- Меня не так-то легко застращать.
	- Ну что ж, в таком случае... Вонючка не похож ни на что земное.
Мне кажется, он с другой планеты, а может быть, даже из другой звездной
системы. По-моему, он совершил к нам космический перелет. Как и зачем,
не имею представления. Возможно, звездолет потерпел аварию, а Вонючка
сел в спасательную ракету и прилетел на Землю.
	- Но если у него была ракета...
	- Мы прочесали каждый квадратный метр на много миль в
окружности.
	- И ничего не нашли?
	- Ничего,- сказал полковник.


	Переварить такую идею было трудновато, но я с этим справился.
Затем я подумал о другом.
	- Полковник,- сказал я,- по вашим словам, Вонючка починил
самолеты, и они стали даже лучше новых. Как же он мог это сделать, когда
у него нет рук и он только спал и ни до чего ни разу не дотронулся?
	- А как по-твоему? - спросил полковник.- Я выслушал уйму
догадок. Из них только одна не совсем лишена смысла, да и то с натяжкой,
это телекинез.
	Ну и словечко!
	- А что это значит, полковник?
	Этим словечком я собрался ошарашить ребят в кабачке, если
когда-нибудь попаду туда снова, и хотел употребить его кстати.
	- Передвижение предметов усилием мысли,-объяснил полковник.
	- Да ведь он ничего не передвигал,-возразил я.- Все новые
устройства в Бетси и в самолетах взялись прямо изнутри, никто ничего не
вставлял.
	- При телекинезе и это возможно.
	Я задумчиво покачал головой.
	- А мне все иначе мыслится.
	- Валяй,- вздохнул полковник.- Послушаем и твою теорию. Не
понимаю, с какой стати ты должен быть исключением.
	- По-моему, у Вонючки, если можно так выразиться, легкая рука на
машины,- сказал я.- Знаете, как у некоторых людей бывает легкая рука на
растения, а вот у него...
	Полковник одарил меня долгим жестким взглядом из-под
нахмуренных бровей, потом медленно склонил голову.
	- Я понимаю, что ты имеешь в виду. Новые узлы и детали никто не
вставлял и не переставлял. Они наросли.
	- Что-то в этом роде. Может быть, он умеет оживлять машины и
все улучшает их, отращивая детали, чтобы машины стали счастливее и
повысили свой К.П.Д.
	- В твоем изложении это звучит глупо,-проворчал полковник,- но
вообще-то здесь намного больше смысла, чем во всех прочих
рассуждениях. Человек работает с машинами - я говорю о настоящих
машинах - всего лишь лет сто, от силы двести. Если поработать с ними
десять тысяч или миллион лет, это покажется не таким уж глупым.
	Мы долго молчали, уже наступили сумерки, а мы оба все думали,
и, наверное, об одном к том же. Думали о черной бездне, лежащей за
пределами Земли, и о том, как Вонючка пересекал эту бездну. Пытались
пред ставить себе, из какого мира он прибыл, почему расстался со своим
миром и что случилось с ним в черной бездне, что вынудило искать
убежища на Земле.
	И оба, наверное, думали о том, какая ирония судьбы занесла его на
планету, где он похож на зверька, от которого все норовят держаться
подальше.


	- Чего я никак не пойму,- нарушил молчание полковник,- так это
зачем ему такие хлопоты? Почему он это делает ради нас?
	- Он это делает не ради нас, а ради самолетов,- ответил я.- Он их
жалеет.
	Дверь распахнулась, и, громко топая, вошел генерал. Он
торжествовал. В комнате сгустилась тьма, и вряд ли он меня увидел.
	- Разрешение получено! - радостно объявил он.- Корабль прибудет
завтра. Пентагон не возражает.
	- Генерал,- сказал полковник,- мы чересчур торопим события. Пора
заложить какие-то основы для понимания самой сути. Мы ухватили то, что
лежало на поверхности. Мы использовали этого зверька на всю катушку.
Мы получили колоссальную информацию...
	- Но не ту, что нам нужна! - рявкнул генерал.- До сих пор мы
занимались опытами. А вот информации по А-кораблю у нас нет. Вот что
необходимо нам в первую очередь.
	- Точно так же нам необходимо понять это существо. Понять,
каким образом оно все делает. Если бы с ним можно было побеседовать...
	- Побеседовать! - генерал совсем взбесился.
	- Да, побеседовать! - не испугался полковник.- Скунс все время
мурлыкает. Может быть, это способ общения. Нашедшие его солдаты
только свистнули, и он пошел за ними. Это было общение. Будь у нас хоть
капля терпения...
	- У нас нет времени на такую роскошь, как терпение, полковник.
	- Генерал, нельзя же так - просто выжать его досуха. Он сделал для
нас очень много. Отплатим же ему хоть чем-нибудь. Ведь он-то проявляет
необычайное терпение - ждет, пока мы установим с ним контакт, и
надеется, что когда-нибудь мы признаем в нем разумное существо!
	Они орали друг на друга, и полковник, должно быть, позабыл о
моем присутствии. Мне стало неудобно. Я протянул Вонючке руки, он
прыгнул прямо ко мне. На цыпочках я прокрался через весь кабинет и
незаметно вышел.
	В ту ночь я лежал в постели, а Вонючка свернулся клубком поверх
одеяла у меня в ногах. В комнате сидели четыре охранника, тихие, как
настороженные мыши.
	Я поразмыслил над тем, что сказал генералу полковник, и сердце
мое потянулось к Вонючке. Я вообразил, как было бы ужасно, если бы
человека вдруг выкинули в мир скунсов, которым плевать на него,- им
интересно разве только то, что он умеет рыть самые глубокие и гладкие
норы, какие приходилось видеть скунсам, и делает это быстро. И вот
человек должен вырыть столько нор, что скунсам некогда постараться
понять этого человека, потолковать с ним или выручить его.
	Лежал я, жалел Вонючку и убивался, что ничем не могу ему
помочь.
	Тогда он полез ко мне по одеялу, забрался под простыню, я
высвободил руку и крепко прижал его к себе, а он мне тихонько
замурлыкал. Так мы с ним и заснули.


	На другой день появился А-корабль, последний из трех
изготовленных, но все еще экспериментальный. На вид это было просто
чудище, и мы стояли на порядочном расстоянии от цепи охранников и
смотрели, как он, лихо маневрируя, садится торцом в заполненный водой
котлован.
	По трапу спустился экипаж корабля - свора наглых юнцов. За ними
подъехала моторка.
	Наутро мы отправились к кораблю. Я сидел в моторке вместе с
генералом и полковником, и, пока лодка качалась у трапа, они опять успели
разойтись во мнениях.
	- Я по-прежнему считаю, что это рискованно, генерал,- сказал
полковник.-Одно дело - баловаться с реактивными самолетами, совершенно
другое - атомный корабль. Если Вонючке вздумается мудрить с
реактором...
	Не разжимая губ, генерал процедил:
	- Приходится идти на риск.
	Полковник пожал плечами и полез вверх по трапу. Генерал подал
мне знак, и я тоже полез, а Вонючка сидел у меня на плече. За нами
последовал генерал.
	Раньше мы с Вонючкой сидели в самолетах вдвоем, но тут на борту
оказалась еще бригада техников. Места хватало, а они ведь только так и
могли выяснить, что делает Вонючка в часы своей работы. Как дошло до А-
корабля, так им приспичило выяснить все доподлинно.
	- Я уселся в кресло пилота, Вонючка примостился у меня на
коленях.
	Полковник побыл с нами, но вскоре ушел, и мы остались вдвоем.
	Я нервничал. То, что полковник говорил генералу, показалось мне
дельным. Но день прошел, ничего не случилось, и я стал склоняться к
мысли, что полковник ошибся.
	Так продолжалось четыре дня, и я притерпелся. Перестал
нервничать. На Вонючку можно положиться, твердил я себе. Он ничего не
сделает нам во вред.
	Техники держались бодро, с генеральской физиономии не сходила
улыбка: судя по всему, Вонючка не обманул ничьих надежд.
	На пятый день, когда мы плыли к кораблю, полковник сказал:
	- Сегодня кончаем.
	Я рад был это слышать.
	Мы уже совсем было собрались сделать перерыв на обед, как вдруг
все началось. Не скажу точно, как все вышло,- но все перемешалось в
голове. Будто бы кто-то закричал, но на самом-то деле никто не кричал. Я
приподнялся в кресле и снова сел. Кто-то крикнул еще раз.
	Я знал, что вот-вот случится что-то страшное. Я это нутром чуял. Я
знал, что надо срочно уносить ноги с А-корабля. Меня охватил страх,
безотчетный страх. Но сквозь этот страх и наперекор ему я помнил, что мне
нельзя уйти. Я должен был остаться - за это мне платили деньги. Я
вцепился в ручки кресла и против воли остался.
	Вдруг я почувствовал панический ужас и тут уж ничего не мог
сделать. Справиться с ним не было сил. Я вскочил с кресла, уронив с колен
Вонючку. Добрался до двери, с трудом открыл ее и обернулся назад.
	- Вонючка! - позвал я.
	Я стал пересекать кабину, чтобы взять его на руки, но на полпути
меня снова одолел такой стрех, что я повернулся и стремглав помчался
прочь, не разбирая дороги.
	Я кубарем скатился по лесенке, внизу слышался топот и вопли
перепуганных людей. Тогда я понял, что мне не померещилось и что я
вовсе не трус,- что-то на самом деле было неладно.
	Когда я добрался до люка, к нему уже хлынула толпа, а люди,
толкаясь, бросились по трапу вниз. С берега выслали моторку. Кто-то
спрыгнул с трапа в воду и пустился вплавь.
	По полю к водному котловану наперегонки шпарили санитарные и
пожарные машины, а над строениями, возведенными в честь операций,
завывала сирена - истошно, словно кошка, которой наступили на хвост.
	Я вгляделся в окружающих. У всех были напряженные, бледные
лица, и мне стало ясно, что все напуганы не меньше моего, но я почему-то
не перетрусил пуще прежнего, а даже почти успокоился.
	А люди все кувыркались вниз по трапу и плюхались в воду, и я
твердо знаю, что если бы за ними кто-нибудь следил по хронометру, то
были бы побиты все рекорды скоростных заплывов.
	Я встал в очередь на выход, опять вспомнил о Вонючке, вышел из
очереди и бросился его спасать. Однако, когда я наполовину поднялся по
лесенке, от моей храбрости и следа не осталось и я не рискнул идти дальше.
	Смешнее всего, что я не могу объяснить, отчего так струхнул.
	Я в числе последних спустился по трапу и втиснулся в моторку,
которая была так перегружена, что еле доползла до твердой земли.
	Здесь вовсю суетился военный врач, требуя, чтобы пловцов
немедленно отправили на дезактивацию, повсюду метались и кричали
люди, с незаглушенными моторами стояли пожарные машины и по-
прежнему надрывалась сирена.
	- Назад! - закричал кто-то.- Бегите! Все назад!
	И все мы, конечно, разбежались, как стадо овец, которым явилось
привидение.
	Тут раздался неописуемый рев, и все мы обернулись.
	Из котлована медленно поднимался атомный корабль. Под ним
кипела и бурлила вода. Корабль взмыл в воздух плавно, грациозно, без
единого толчка или сотрясения. Он взлетел прямо в небо, миг - и его не
стало.


	Внезапно я понял, что кругом мертвая тишина. Никто не смел
пошевелиться. Все затаили дыхание. Только стояли и глаз не сводили с
неба. Сирена давно умолкла.
	Я почувствовал, как кто-то тронул меня за плечо. Это был генерал.
	- А Вонючка? - спросил он.
	- Не захотел пойти за мной,- ответил я, чувствуя себя последним
подонком.- А вернуться за ним было страшно.
	Генерал круто повернулся и взял курс на другой конец поля. Я
кинулся за ним, сам не знаю зачем. Он перешел на бег, и я вприпрыжку
понесся бок о бок с ним.
	Мы ураганом ворвались в оперативный корпус и, перепрыгивая
через ступеньки, взлетели по лестнице на станцию слежения. Генерал
рявкнул:
	- Засекли?
	- Да, сэр, в данный момент мы его ведем.
	- Хорошо,- произнес генерал, тяжело дыша.-Прекрасно. Надо сбить
его во что бы то ни стало. Сообщите курс.
	- Прямо вверх, сэр. Он все еще идет вверх.
	- Сколько прошел?
	- Около пяти тысяч миль, сэр.
	- Не может быть! - взревел генерал.- Он не может летать в
космическом пространстве!
	Он повернулся и наскочил на меня.
	- Прочь с дороги!
	Топая, он сбежал вниз по лестнице.
	Я спустился вслед за ним, но, выйдя из здания, пошел в другую
сторону. Я миновал административный корпус, возле которого стоял
полковник. Мне не хотелось останавливаться, но он меня окликнул.
	- Хорошо получилось,- сказал полковник.
	- Я старался увести его,- стал я оправдываться,- но он ни за что не
шел.
	- Еще бы. Как по-твоему, что нас вспугнуло?
	Я перебрал в уме все как было и нашел только один ответ:
	- Вонючка?
	- Конечно. Он ждал, пока не завладеет чем-то вроде А-корабля и не
переоборудует его для космического рейса. Но сначала ему надо было
избавиться от нас, вот он нас и выгнал.
	Над этим я тоже поразмыслил.
	- Значит, он все-таки сродни скунсу.
	- То есть? - покосился на меня полковник.
	- Я все не мог смириться с тем, что его называют Вонючкой. Мне
казалось, что это несправедливо: никакого запаха - и такое прозвище. Но,
как видно, запах у него все-таки был - вы, наверное, сказали бы, что это
запах мысли,- и настолько сильный, что все сбежали с корабля.
	Полковник кивнул:
	- Все равно, я рад, что у него получилось.
	Он уставился в небо.
	- Я тоже,- сказал я.
	Правда, я все же обиделся на Вонючку. Мог хотя бы попрощаться.
На Земле у него не было друга лучше меня, а то, что он вытурил меня
наравне со всеми остальными, казалось просто свинством.
	Сейчас мне так не кажется.
	Я по-прежнему не знаю, с какого конца берутся за гаечный ключ,
но теперь у меня новая машина, купленная на те деньги, что я заработал на
воздушной базе. Между прочим, эта машина умеет ездить сама собой,
вернее, уметь-то умеет, но ездит только на тихих сельских дорогах. При
оживленном уличном движении она начинает дрейфить. Где уж ей до
старушки Бетси!
	Впрочем, я мог бы исправить дело в два счете. Так я стал думать с
тех пор, как моя новая машина перепрыгнула через поваленное дерево,
лежащее поперек шоссе. Да, Вонючка оставил мне кое-что на память: я,
например, любую машину могу сделать летающей. Только не желаю с этим
связываться. Мне вовсе не хочется, чтобы со мной обращались так же, как с
Вонючкой.



	Денежное дерево

	Чак Дойл шел вдоль высокой кирпичной стены, отделявшей городской дом Дж. Говарда Меткалфа от пошлой действительности, и вдруг увидел, как через стену перелетела двадцатидолларовая бумажка.
	Учтите, что Дойл не из тех, кто хлопает ушами, - он себе клыки обломал в этом грубом мире. И хоть никто не скажет, что Дойл семи пядей во лбу, дураком его тоже считать не стоит. Поэтому неудивительно, что, увидев деньги посреди улицы, он их очень быстро подобрал.
	Он оглянулся, чтобы проверить, не следят ли за ним. Может, кто-то решил подшутить таким образом или, что еще хуже, отобрать деньги?
	Но вряд ли за ним следили: в этой части города каждый занимался своим делом и принимал все меры к тому, чтобы остальные занимались тем же, чему в большинстве случаев помогали высокие стены. И