ти парни говорили, что им нужен инженер по ракетам. И зачем он им?
	Он посмотрел на Эмби.
	- И что за охота на вас напала непременно найти именно тот стан?
	- Есть идея, - ответил Эмби.
	- А знаете, док, у меня тоже есть идея: почему бы нам, раз уж мы снова вместе, не составить одну команду. Вы с вашей седой головой и умением так много и складно говорить...
	- Об этом забудь, - сказал Эмби.
	- И чего плохого вы в этом углядели? - удивился Джейк. - Мы устроили такое шоу! Ведь именно с этого все и началось и привлекло их ко мне. У них ведь теперь жизнь совсем не та, что была раньше - ни тебе телевизора, ни кино, ни бейсбольных сражений, ничего такого нет. Не слишком-то развлечешься в нынешнее время, и даже просто послушать вас они обязательно придут.
	Эмби ничего не ответил.
	Это хорошо, что мы опять вместе, думал он. Следовало бы рассердиться на Джейка, но он не мог сердиться. Они все так искренне обрадовались, увидев его, - даже дети и Мерт, - и так старались загладить свою вину.
	А случись им снова оказаться в подобной ситуации, и Джейк решит, что им выгоднее уехать от него, они так же точно бросят его. Но сейчас ему было хорошо с ними, и они ехали туда, куда ему было нужно. Он был доволен. Сколько еще времени промаялся бы он в поисках нужного стана, не подвернись ему Джейк с трейлером, подумал он.
	Да и вообще весьма сомнительно, что он сам смог бы отыскать его.
	- А знаете, - продолжал разговор Джейк, - я тут надумал: почему бы мне в конгресс не податься? Мой лекарский опыт дал мне немалую практику публичных выступлений, и я придумал уловку, на которой я бы хорошо сыграл, - запретить дорожный налог. Ничто другое так не раздражает наш народ, как эти налоги.
	- Тебя не примут в конгресс, - сказал Эмби. - У тебя нет постоянного местожительства. Ты даже не принадлежишь ни к какому стану.
	- Вот об этих вещах я как-то не подумал. Может, если я немного поживу в одном из станов...
	- Да нельзя запретить подорожный налог, если хочешь, чтобы дороги содержались в порядке.
	- Наверное, вы правы, док, но ведь это позор - так докучать людям этим дорожным налогом. Они ужасно раздражены.
	Он взглянул на часы.
	- Если ничего не случится, - сказал он, - будем в вашем стане завтра к вечеру.



	13.

	- Она не заработает, - заявили они.
	Но он и раньше знал, что они так скажут.
	- Она не заработает, если вы не скооперируетесь, - сказал Эмби. - Чтобы задействовать ее, нужно горючее.
	- У нас есть горючее.
	- Оно не годится, - возразил Эмби. - Оно негодное... А вот в соседнем стане получают горючее...
	- Вы хотите, чтобы мы с протянутой рукой...
	- Зачем же јс протянутой рукойЅ? У вас есть кое-что; у них тоже есть кое-что. Почему бы вам не наладить торговлю?
	Они переваривали услышанное, сидя вокруг костра под старым дыбом, что рос посреди стана. Он наблюдал за процессом переваривания, за их грубыми, озабоченными лицами, морщинистыми лицами янки девятнадцатого века, за их сжатыми между колен руками с глубоко въевшейся в них грязью и машинным маслом.
	Их окружали трейлеры с прицепами, сушившееся на веревках белье, женские и детские лица, выглядывавшие из окон и дверей, на удивление молчаливых: проходил очень важный совет, и они знали свое место.
	А за трейлерами возвышались корпуса завода сельскохозяйственных машин.
	- Должен вам сказать, мистер, - начал агент по труду, - эти ракеты не более как наше хобби. Было такое дело: ребята нашли где-то книги о них, заинтересовались. А через некоторое время весь стан читал их и загорелся идеей. Но это для нас все равно что бейсбол или соревнования по стрельбе. Не такие уж мы одержимые. Дело это для нас вроде забавы.
	- А если бы вы смогли пользоваться этими ракетами?
	- Никаких предубеждений против использования ракет у нас нет и не было, но сначала нужно серьезно это обдумать.
	- Вам понадобится несколько такелажников.
	- У нас есть такелажники, у нас их много. Мы можем поднимать все, что угодно. С их помощью мы снизили себестоимость продукции и теперь можем платить им столько, сколько они пожелают. Они работают у нас в основном в сборочном цехе.
	Поднялся один из тех, кто помоложе.
	- Есть один вопросик в связи с этим. Такелажник может поднять самого себя?
	- А почему бы нет?
	- Предположим, вы берете кусок трубы. Без всяких усилий вы поднимаете трубу. Но попробуйте встаньте на нее - тогда можете пыжиться сколько влезет, но с места ее не сдвинете.
	- Такелажник может поднять себя, точно вам говорю, - сказал агент по труду. - У нас есть один парень в сборочном, так он летает на тех деталях, с которыми работает. Заявляет, что так у него быстрее получается.
	- Ну, так вот, - сказал Эмби, - посадите вашего такелажника в трейлер - как вы думаете, сможет он его поднять?
	Агент по труду кивнул.
	- Запросто.
	- И управлять им? И приземлится, не взорвавшись?
	- Конечно.
	- Но все равно - далеко-то он не уедет. Скажите-ка, какое расстояние он может преодолеть?
	- Ну, миль так пять... или десять. Это только так выглядит, что ему все это нипочем, а на самом деле это для него большой труд.
	- Но если снабдить трейлер ракетным двигателем, тогда такелажнику останется только поддерживать его на весу. Под силу это ему?
	- Ну, точно я не скажу, - ответил агент по труду, - но, пожалуй, это для него не такой уж большой труд. Он хоть целый день может держать его в подвешенном состоянии.
	- А если что-нибудь случится, например, загорится ракета - он сможет посадить трейлер на землю невредимым.
	- И посадит.
	- Тогда чего ж это мы зря время теряем?
	- Мистер, к чему вы ведете?
	- К летающим станам, - сказал Эмби. - Неужели вы все еще ничего не поняли? Предположим, вы захотели перебраться на другое место или просто отправиться на отдых. Тут весь стан поднимается в воздух, и почти в тот же миг вы оказываетесь на месте.
	Агент по труду потер подбородок.
	- Может, так и будет, - допустил он. - Скорее всего, получится. Но чего ради нам суетиться? Если мы задумаем куда-нибудь поехать, мы соберемся и поедем. А торопиться нам некуда.
	- И в самом деле, - подтвердил кто-то из присутствующих, - нам-то чего ради во все это влезать?
	- Ну, хотя бы из-за дорожного налога, - сказал Эмби. - Если вы не будете пользоваться дорогами, то и дорожный налог вам не придется платить.
	В наступившей тишине он оглядел всех и понял, что он их достал.







	Клиффорд Саймак "Призрак модели "Т""
	пер. Олег Битов
	Clifford D. Simak, A Ghost of the Model "T", 1975


	Он возвращался домой, когда вновь услышал звук мотора модели јТЅ. Вот уж не тот звук, который можно с чем-то спутать, - и ведь это не впервые за последние дни, что звук долетал к нему издали, с шоссе. Удивительная история: ведь, по его сведениям, ни у кого во всей стране не было больше модели јТЅ. Ему доводилось читать - где? вероятно, в газете, - что за старые машины, такие, как модель јТЅ, нынче выкладывают большие деньги, хотя смысл подобной покупки оставался за пределами его понимания. Кому в здравом уме нужна модель јТЅ, когда вокруг полно современных, бесшумных, сверкающих автомобилей? Но в эти сумасбродные времена не разберешься, что люди делают и зачем. Не то что в прежние деньки, однако прежние деньки давно миновали, и все, что остается, - приноровиться как умеешь к нынешним правилам и порядкам.
	Брэд уже закрыл пивную, закрыл чересчур рано, и теперь идти было просто некуда, только домой. Хотя с тех пор, как Баунс состарился и издох, возвращаться домой было страшновато. јНе хватает мне Баунса, - признался он себе, - мы так хорошо ладили, прожили вместе больше двадцати лет, а нынче, когда пса не стало, в доме одинокая, гулкая пустота...Ѕ
	Он брел проселком на краю своего городишки, шаркая по пыли и пиная комки земли. Ночь была светла почти как день, над деревьями висела полная луна. Сиротливые сверчки возвещали конец лета. И раз уж он брел пешком, то волей-неволей вспомнил ту модель јТЅ, какая была у него в молодые годы, - он проводил часы в ветхом машинном сарае, отлаживая и регулируя ее, хотя, видит Бог, модель јТЅ в сущности не нуждалась в регулировке. Это был простой механизм, проще не придумаешь, подчас чуть-чуть сварливый, но верный друг, каких, пожалуй, с тех пор уже и не создавали. Он вез вас, куда вам надо, и возвращал обратно, - в те времена никто ничего большего и не требовал. Крылья дребезжали, жесткие покрышки могли вытрясти из вас душу, иной раз машина упрямилась на подъеме, но если вы знали, как управляться с ней и ухаживать за ней, серьезные неприятности вам не угрожали.
	То были деньки, говорил он себе, когда вся жизнь была простой, как модель јТЅ. Не было ни подоходного налога (хотя, коль на то пошло, для него лично подоходный налог никогда не был проблемой), ни социального страхования, отбирающего у вас часть заработка, ни лицензий на то и на другое, ни порядка, повелевающего закрывать пивные в определенный час. јЖить было легко, - решил он, - человек брел себе по жизни как получалось, и никто не приставал к нему с советами и не становился ему поперек дороги...Ѕ
	А звук мотора модели јТЅ, вдруг выяснилось, становился все громче - он был так погружен в свои мысли, что по-настоящему не обращал на это внимания. Однако теперь звук достиг такой силы, будто машина прямо у него за спиной. Понятно, звук воображаемый, но уж такой естественный и такой близкий, - и он отпрянул в сторону, чтобы машина его не задела.
	Она не задела его, а подъехала и остановилась - самая настоящая, в натуральную величину, казалось бы, ничего непривычного. Но правая передняя дверца (другой впереди и не было - слева дверцы не полагалось) распахнулась. Распахнулась сама собой - ведь машина пришла пустой, открыть дверцу никто не мог. Впрочем, это его тоже не особенно удивило: насколько помнилось, ни один владелец модели јТЅ не додумался, как удержать эту дверцу закрытой. Там же всего одна незатейливая защелка, и при каждом толчке (а уж толчков хватало - таковы были в те времена дороги, и покрышки были жесткие, и подвеска) проклятая дверца распахивалась без промедления.
	Только на этот раз - после стольких-то лет - дверца распахнулась как-то особенно. Она вроде бы приглашала войти: машина остановилась мягко, и дверца не отвалилась, а открылась плавно, торжественно, как бы зазывая человека в салон.
	И он забрался внутрь, присел на правое сиденье, и как только оказался в салоне, дверца сама собой закрылась, а машина тронулась. Он хотел было перебраться за руль - там же не было шофера, а дорога впереди изгибалась и надо было помочь машине одолеть поворот. Но прежде чем он успел передвинуться и положить руки на баранку, машина принялась поворачивать сама и так точно, будто кто-то управлял ею. Он застыл в недоумении и даже не пытался больше прикоснуться к рулю. Машина справилась с поворотом без колебаний, а за поворотом начинался крутой затяжной подъем, и мотор взревел во всю мощь, набирая скорость перед подъемом.
	јИ самое-то странное, - сказал он себе, все еще готовясь взяться за баранку и все еще не трогая ее, - что не было здесь никогда ни поворота, ни подъема...Ѕ Он знал эту дорогу назубок, она бежала прямо почти три мили, пока не выводила на другую дорогу вдоль реки, и на протяжении всех трех миль не изгибалась и не петляла, не говоря уж о том, что не поднималась ни на какие холмы. А вот сегодня поворот был, и подъем на холм тоже был: машина пыжилась изо всех сил, но надорвалась и сбавила ход, и ей волей-неволей пришлось переключиться на низшую передачу.
	Мало-помалу он решился сесть прямо, а потом и отодвинулся от руля вправо. Стало очевидным, что данная модель јТЅ по ведомым только ей причинам не нуждается в шофере, а может, даже чувствует себя лучше без шофера. Казалось, она прекрасно знает, куда ехать, и приходилось признаться, что она знает больше, чем он. Местность, хотя и смутно знакомая, была определенно не той, что окружала городок Уиллоу Бенд. Тут вокруг поднимались холмы, изрезанные оврагами, а Уиллоу Бенд расположен на ровных и просторных заливных лугах у реки, где ни холмика, ни овражка не сыщешь, пока не доберешься до конца равнины, до замыкающих ее отдаленных скал.
	Он сдернул с головы кепку и предоставил ветру трепать волосы, и ветер занялся этим не мешкая - кузов был с откидным верхом, и верх откинут. Машина вползла на вершину холма и устремилась вниз, старательно вписываясь в изгибы дороги, петляющей по склонам. И едва дорога пошла вниз, зажигание каким-то образом выключилось: в точности так, вспомнилось, поступал и он сам, когда имел свою собственную модель јТЅ. Цилиндры хлопали и хлюпали вхолостую, а двигатель остывал.
	Машина одолела очередной резкий поворот над глубокой черной лощиной, сбегающей куда-то вниз меж холмов, и он уловил свежий сладкий запах тумана. Запах всколыхнул воспоминания, и не сознавай он, что такого не может быть, он решил бы, что вернулся в края своей юности. Потому что юность его прошла среди лесистых холмов, и там летними вечерами накатывал такой же туман, принося с собой снизу ароматы кукурузных полей, клеверных пастбищ и смесь других ароматов, какими полны богатые плодородные земли. Однако здесь, это уж наверняка, другие края - те, где прошла юность, далеко, до них никак не меньше часа езды. Хотя он, если честно, по-прежнему недоумевал, куда его занесло: все, что было видно вокруг, даже не напоминало места поблизости от городка Уиллоу Бенд.
	Машина скатилась со склона и весело побежала по ровной дороге. Мимо мелькнула ферма, приютившаяся у подножия холмов, - два слабо освещенных окошка, а рядом неясные контуры амбара и курятника. На дорогу выскочил пес и облаял модель јТЅ. Других домов не попадалось. Правда, на дальних склонах кое-где проступали булавочные огоньки, и не приходилось сомневаться, что там такие же фермы. Встречных машин тоже не попадалось, хотя в этом, если вдуматься, не было ничего странного. Работали на фермах до заката и ложились сразу же, потому что вставали с первыми лучами зари. На сельских дорогах никогда не бывало большого движения, кроме как по субботам и воскресеньям.
	Модель јТЅ прошла новый поворот, и впереди возникло яркое пятно света, а когда подъехали поближе, то послышалась музыка. И опять его кольнуло ощущение чего-то знакомого, и опять он не мог понять почему. Модель јТЅ замедлила ход и вкатилась в пятно света, и стало ясно, что свет исходит из танцевального павильона. По фасаду висели гирлянды лампочек, на высоких столбах вокруг автостоянки горели фонари. Сквозь освещенные окна он увидел танцующих, и вдруг до него дошло, что такой музыки он не слышал более полувека. Модель јТЅ мягко въехала на стоянку и выбрала себе место рядом с машиной марки јмаксвеллЅ. јТуристский максвелл , - подумал он с изрядным удивлением. - Да ведь эти машины исчезли с дорог многие годы назад! Такой в точности "максвелл" был у старины Верджа как раз тогда, когда у меня была модель "Т". Старина Вердж - сколько же лет прошло, не сосчитать...Ѕ
	Он попытался припомнить фамилию старины Верджа, да не получилось. Как ни грустно, с возрастом вспоминать имена и названия становилось все труднее. Вообще то старину Верджа звали Верджил, но дружки всегда сокращали имя до односложного. Теперь ему вспомнилось, что они были почти неразлучны, удирая из дому на танцы, распивая украдкой самогон, играя на бильярде, бегая за девчонками, - в общем, занимаясь помаленьку всем, чем занимаются юнцы, когда у них находится время и деньги.
	Он открыл дверцу и выбрался из машины на стоянку, выложенную крупным гравием. Гравий хрустнул под ногами, и хруст словно послужил толчком, чтобы наконец узнать это место. То-то оно показалось ему знакомым, только он не понимал почему, а теперь понял. Он застыл как вкопанный, почти оцепенев от свалившегося на него откровения, вглядываясь в призрачную листву огромных вязов, высящихся по обе стороны павильона. Его глаза различили очертания холмов над павильоном - он узнал эти очертания, а затем напряг слух и уловил бормотание бегущей воды - неподалеку на склоне бил родник, и вода стекала по деревянному лотку к придорожным поилкам. Только поилки уже разваливались, как и лоток, - за ними перестали следить с тех пор, как на смену конным экипажам окончательно пришли автомобили.
	Отвернувшись, он бессильно опустился на подножку, опоясывающую борта модели јТЅ. Глаза не могли обмануть его, уши не могли предать. В былые годы он слишком часто слышал характерное бормотание бегущей по лотку воды, чтобы спутать этот звук с каким-либо другим. И контуры вязов, и очертания холмов, и гравийная автостоянка, и гирлянда лампочек на фасаде - все это вместе взятое могло значить только одно: каким-то образом он вернулся, или его вернули, к Большому Весеннему Павильону. јНо это же, - сказал он себе, - было более пятидесяти лет назад, когда я был молод и беззаботен, когда у старины Верджа был его "максвелл", а у меня модель "Т"...Ѕ
	Неожиданно для себя он разволновался, и волнение захватило его безраздельно, пересилив удивление и чувство абсурдной невозможности происходящего. Само по себе волнение было так же загадочно, как этот павильон и то, что он опять очутился здесь. Он встал и пересек автостоянку, гравий хрустел, скользил и перекатывался под ногами, а тело было наполнено необыкновенной, юношеской легкостью, какой он не ведал годами. Музыка плыла навстречу, обволакивала и звала - не та музыка, что нравится подросткам в нынешние времена, не грохот, усиленный электронными приспособлениями, не скрежет без всякого подобия ритма, от которого у нормальных людей сводит зубы, а у придурков стекленеют глаза. Нет, настоящая музыка, под которую хочется танцевать, мелодичная и даже прилипчивая - сегодня никто и не помнит, что это такое. Звонко и сладостно пел саксофон - а ведь, сказал он себе, сакс сегодня почти совершенно забыт. И тем не менее здесь сакс пел в полный голос, лилась мелодия, и ветерок, налетающий снизу из долины, покачивал лампочки над дверью.
	Он был уже на пороге павильона, как вдруг сообразил, что вход не бесплатный, и приготовился достать из кармана мелочь (ту, что осталась после бесчисленных кружек пива, выпитых у Брэда), но тут заметил на запястье правой руки чернильный штамп. И вспомнил, что таким штампом на запястье помечали тех, кто уже заплатил за вход в павильон. Так что осталось лишь показать штамп сторожу у дверей и войти внутрь. Павильон оказался больше, чем ему помнилось. Оркестр расположился у стенки на возвышении, а зал был полон танцующими.
	Годы улетучились, все было как встарь. Девчонки пришли на танцы в легких платьицах, и ни одной в джинсах. Кавалеры, все без исключения, надели пиджаки и галстуки, и все старались соблюдать приличия, вести себя с галантностью, о какой он давным-давно забыл. Тот, кто играл на саксофоне, поднялся в рост, и сакс заплакал мелодично и грустно, накрывая зал волшебством, какого, еще недавно подозревал он, в мире просто не сохранилось,
	И он поддался волшебству. Не помня себя, удивившись себе, едва до него дошло, что случилось, он оказался в зале среди танцующих. Он включился в волшебство, танцуя сам с собой, - после стольких лет одиночества он наконец-то вновь ощутил себя частью целого. Музыка заполнила мир, мир сузился до размеров танцевальной площадки, и пусть у него сегодня не было девчонки и он танцевал сам с собой, зато он вспомнил всех девчонок, с какими танцевал когда-либо прежде.
	Чья-то тяжелая рука легла ему на предплечье, но кто-то другой сказал:
	- Да ради Бога, оставь ты старика в покое, у него есть такое же право веселиться, как у любого из нас...
	Тяжелая рука отдернулась, хозяин руки побрел, пошатываясь, куда-то прочь, и вдруг в том направлении завязалась возня, которую при всем желании нельзя было принять за танец. Тут откуда-то возникла девчонка и сказала:
	- Давай, папаша, пойдем отсюда...
	Кто-то подтолкнул его в спину, и он вслед за девчонкой очутился на улице.
	- Знаешь, папаша, иди-ка ты лучше подобру-поздорову, - предложил какой-то парнишка. - Они вызвали полицию. Да, а как тебя зовут? Откуда ты взялся?
	- Хэнк, - ответил он. - Меня зовут Хэнк, и я раньше частенько сюда хаживал. Вместе со стариной Верджем. Мы тут бывали почти каждый вечер. Хотите, я подвезу вас? У меня мод