ная  инстинктом  или  звуком
его дыхания Врея обернулась.
   Она обдала его ненавистным, диким взглядом и бросилась бежать.
   Четыре крупных шага и прыжок, и Чейн мог бы схватить ее до того, как  она
вступит на решетку. Чейн сделал и шаги, и прыжок, и схватил-таки ее как  раз
у самого края.
   Но он забыл, какой сильной была Врея. Несмотря на то, что он  держал  ее,
она бросилась вперед на гладкую решетку. И  державший  ее  Чейн  по  инерции
влетел вместе с ней.
   И мгновенно Чейн почувствовал, что его мозг взорвался, и он провалился  в
вечность.

15

   Это было не совсем падением. Скорее  это  было  похоже  на  то,  как  его
осторожно, но очень крепко схватила огромная рука, потом  выбросила  куда-то
вовне, и он, оглушенный, беспомощный стремительно понесся  через  безмолвное
небытие.
   Он был ничто, один в небытие.
   Он  был  мертвецом,  душой,  духом,  горстью   обнаженных   электрических
импульсов, мчащейся среди звезд. Теперь он знал,  что  значит  находиться  в
таком состоянии.
   Он был испуган.
   И он был разозлен, вне себя от ярости за то, что  должен  выносить  такое
надругательство.
   Он кричал неистовым криком орла, бросая вызов всему космосу.  Он  не  мог
слышать этот крик, но он мог чувствовать его, как красную вспышку в небытии.
И это было услышано.
   "Не бойся, Чейн. Не сердись. Посмотри. Посмотри вокруг себя..."
   Врея. Ну, конечно же, Врея. Он не одинок, Врея...
   "Посмотри, Чейн. Посмотри на  звезды.  Посмотри  на  вселенную".  Она  не
говорила. В этом ужасном безмолвии  не  было  голосов.  Однако,  он  понимал
значение того, что она хотела сказать, он понимал и свой  собственный  крик.
Ее слова падали на его сознание, словно солнечные  лучи  -  все  золотистые,
славные. "Мы свободны, Чейн! Свободны!"
   Он пытался определить ее местонахождение, увидеть  ее,  но  вместо  этого
увидел Вселенную.
   Черные, красивые черные бездны, простирающиеся до самых краев мироздания,
таинственная Мать-Вселенная с миллиардом галактик, украшающих ее  грудь,  со
звездами, сверкавшими словно светлячки на кончиках ее пальцев, - все это  он
мог видеть отчетливо, непосредственно. От звезд исходило  чистое  сияние.  В
первозданной черноте полыхала серебром  облаков  спиральная  туманность.  Во
всей этой бесконечной таинственности  кружились,  ярко  светя,  разбросанные
повсюду галактики; он мог их слышать, и  он  понял,  что  небытие  вовсе  не
безмолвно. Оно движется, оно  поет  движениями  солнц,  миров,  лун,  комет,
газообразных облаков, космических  течений,  космической  пыли  и  свободных
атомов, роев звезд и галактик. Ничего нет в покое, и он понял:  это  потому,
что покой есть смерть и, следовательно, запрещен. Вселенная живет, движется,
ее пульс бьется...
   И он участвовал во всем этом. Он тоже пульсировал, двигался, подхваченный
великим космическим  танцем  -  броуновским  движением  вселенной.  Движение
вселенной - это вызвало в памяти случай, когда его тело плавало  в  огромном
море и слилось воедино с жизнью, пульсом и движением моря.
   "Врея!" Он звал ее, не думая, как он это делает.  "Врея,  возвращайся  со
мной!"
   Вместе с этим порывом пришла и страшная паника - уродливое черное  пятно,
заслонившее лучезарность. Сделала это память о его теле, напомнив  ему,  что
он не атом, а  человек  с  лицом  и  именем,  Морган  Чейн,  Звездный  Волк.
Взглянув, так или иначе, вниз, - хотя не было ни низа, ни верха, - он увидел
свое тело, распростертое на решетке около Эштона,  Саттаргха  и  Рауля.  Оно
было распростерто рядом с телом Вр„и, и оба они выглядели свежими мертвецами
- с провалившимися  ртами,  остекленевшими  глазами,  с  широко  раскинутыми
руками и ногами. Он истосковался по своему телу.
   "Врея, иди сюда!"
   Теперь она была рядом с ним. Он  мог  ощущать  ее  -  крошечное  пятнышко
искрящихся пылинок.
   "Ты перепуган, - сказала она с презрением.  -  Тогда  возвращайся  назад.
Ступай не прекрасную безопасную твердь".
   "Врея...!"
   "Целую жизнь... ждала... мечтала... и вот я это  имею,  имею  собственную
свободу, свободу быть со звездами, со вселенной. До свидания, Чейн".
   "Врея!"
   Он бросился к искрящимся пылинкам и почувствовал, что она смеется.
   "Нет, теперь ты меня не сможешь удержать. Делай что  угодно,  а  меня  не
сможешь удержать".
   Она умчалась в вихре танца. В темноте за ней огненной косой  раскачивался
Рукав Персея, тысячи звезд которого двигались толпами и, качаясь,  пели;  их
голоса ударяли по самой сущности  Чейна  и  заставляли  вспыхивать  во  всем
величии каждый отдельный импульс.  Крошечное  мерцание  Вреи  усилилось.  Он
снова почувствовал ее смех, и затем она исчезла, потерялась в  ярком  блеске
солнц Персея.
   Чейна одолевали  сомнения.  Он  мог  сейчас  отправиться  назад,  оживить
отвратительно  рыхлый  панцирь,  который  ждал  его,  и  сделать  его  снова
человеком. Или же  он  мог  последовать  за  Вреей,  сделать  новую  попытку
возвратить ее...
   Если он даст ей уйти, она может никогда не  возвратиться.  Она  настолько
опьянена Свободным Странствием, что забудет про нужды своего тела,  а  потом
станет слишком поздно, и прекрасная ракушка погибнет от  недостатка  пищи  и
воды. И это было бы утратой, ужасной утратой. Он никогда  не  простит  себе,
если это случится...
   "В самом деле? - спросила одна пылинка в нем.  -  Неужели  Звездный  Волк
поистине стал благородным... или он врет самому себе? А не хочет ли он тайно
еще немного побыть в Свободном Странствии, против которого так восстает?"
   Чейн висел и дрожал в то время, как накренившееся сверкание Рукава Персея
рванулось к нему... а, может быть,  наоборот,  он  сам  туда  рванулся?  Как
двигаться в этом Свободном Странствии, как направлять себя?
   До него дошел смех Вреи, слабый и далекий.
   "Сюда, Чейн! Это же легко, ты только прекрати с этим бороться.  Разве  ты
не чувствуешь течений? Они как сильные ветры... Сюда... Сюда..."
   Он чувствовал течения. Они неслись  между  солнцами,  между  галактиками,
связывая все воедино как кружево. Ты подхватываешь одно из течений и мчишься
в нем, преодолевая за миг расстояния, на которые даже  быстроходный  корабль
Звездных  Волков  должен  потратить  месяцы.  Изумленный  и  потрясенный  ты
останавливаешься на мгновение, чтобы потанцевать в скачущей  короне  зеленой
звезды, затем соскальзываешь в небольшие потоки, бегущие вокруг  миров  этой
звезды, зовешь Врею, ищешь  се,  находишь  и  гонишься  за  ней  в  дымчатой
изумрудной  атмосфере  над  странными   морями   и   еще   более   странными
континентами, где течет жизнь, а голос Вреи,  исторгающий  изумленные  крики
"о... о... о!", высекает в твоем сознании серебристые полоски.
   И ты продолжаешь опять путь,  умоляешь  Врею.  Ты  попадаешь  в  какую-то
окруженную холодным огнем туманность, взираешь на диски потухших солнц и  на
миры, которые  никогда  не  видели  ни  одной  другой  звезды,  кроме  своей
собственной,  и  никакого  неба,  кроме  вечного  ледяного  горения  облака.
Некоторые из миров были совершенно пустынными, другие нет,  и  однажды  Врея
испытала такой большой страх, засеченный его разумом,  что  ему  показалось:
девушка послушается его и возвратится. Но она  лишь  рванула  в  сторону  и,
лавируя в потоках, помчалась молнией к скоплению оранжевых солнц, которые  с
возрастом  подобрели,  стали  похожими  на  дедушек.  Вокруг  них  вращались
прелестные маленькие планеты. Спустя некоторое время ты забываешь  про  свои
мольбы. Ты уже больше, на самом деле, не беспокоишься, вернется  ли  Врея  в
свое прекрасное тело, или оставит его гнить в кратере Аркуу. И  ты  даже  не
беспокоишься, возвратишься ли сам в свое тело. Потому что  ты  понял:  права
Врея, а ты был не прав.
   Ты понял, что Свободное Странствие стоит больше всего. Что  такое  смерть
тела, бренного тела, которое все  равно  умрет?  Что  такое  смерть  города,
цивилизации или даже планеты,  хотя  планета,  конечно,  на  самом  деле  не
погибнет от того, что на ней исчезнут люди? Что по  сравнению  со  Свободным
Странствием представляет собой даже радость быть Звездным Волком?
   Ведь Звездный Волк ограничен планетой и кораблем. Куда бы он ни летал, он
должен брать с собой и воздух, и воду, и пищу, и атмосферное давление, иначе
он просто погибнет, как гибнут менее  развитые  существа.  Он  может  лететь
только  с  такой-то  скоростью  и  только  на  такое-то  расстояние.   Чейну
представилось, что если сравнить со  Свободным  Странствием,  то  он  и  его
напарники по тем рейдам Звездных Волков  выглядят  не  более,  чем  слабыми,
несмышлеными детьми. Теперь он избавлен от  всех  ограничений,  избавлен  от
хрупкой, ноющей плоти, от тяжелого железного  корпуса,  в  который  постыдно
сбивают плоть в кучу. Теперь он свободный, говорила Врея, от  звезд  и  всей
вселенной, и это верно. Он  теперь  может  всем  этим  обладать  и  все  это
понимать. Свободный от плоти, в полной безопасности,  неподвластный  времени
он может отправиться куда угодно в один миг.
   Куда угодно.
   Даже на Варну.
   И он отправился, забыв про Врею.
   Словно во сне он помчался быстрыми потоками,  перед  ним  сияло  знакомое
темно-желтое солнце. Он видел его раньше  бесчисленное  количество  раз,  но
всегда через защитный иллюминатор или же с самой планеты, и никогда не видел
незатуманенным, голым, истинным. Он видел, как  над  ним  бушевали  огромные
штормы, как поднимались с него огненные протуберанцы размерами с  континент.
Он видел яркую корону, колыхавшиеся гребни и мечущиеся каскады огня. До него
донесся голос солнца и, хотя он теперь знал,  что  звезды  говорят  со  всей
вселенной, а не с ее частичками, вроде него, он  воспринял  этот  голос  как
приветствие.
   Из-за солнца выкатился голубовато-рыжий шар Варны. Чейн понесся навстречу
и на своем пути нагнал  эскадрилью  Звездных  Волков,  которая  возвращалась
домой.
   "Сколько раз, - подумал он. - Сколько раз!"
   Он пристроился к эскадрилье, пошел на той же скорости, хотя мог  оставить
варновцев далеко позади.  Летело  пять  кораблей.  Должно  быть,  им  крепко
досталось, судя по тому, что на двух аппаратах виднелись свежие повреждения.
Но он знал, как здорово быть  сейчас  внутри  кораблей,  и  с  удовольствием
вспомнил об этом.
   Эти пять кораблей и маленькое пятнышко  светящихся  пылинок  ворвались  с
пронзительным воем в атмосферу, разрывая облака и низвергая с  неба  долгий,
раскатистый гром. Под ними внизу появился  Крак  -  главный  город  Звездных
Волков, широко,  свободно  и  беспорядочно  раскинувшийся  своими  каменными
зданиями на гористой местности. У каждого волка должно быть свое  логово,  у
каждого варновца - свой замок со свободным пространством вокруг  и  надежной
стеной против агрессивных соотечественников в случае ссоры.
   Звездопорт располагался к востоку от города там, где  гористая  местность
переходила в огромную равнину,  выжигаемую  летом  до  золотисто-коричневого
цвета. Чейн завис в сторонке и  стал  наблюдать,  как  корабли  заходили  на
посадку. Его измученная душа переполнилась печалью: ведь это был его дом.
   Здания города были покрыты флагами, яркие цвета  которых  контрастировали
со скучным красным камнем.  Дорога  к  звездопорту  оживилась,  заполнившись
автомашинами, пешеходами, длинными фургонами под добычу.
   Как только люки кораблей распахнулись,  Чейн  скользнул  ниже  невесомый,
беззвучный, парящий в воздухе.
   Из кораблей вышли Звездные Волки.
   "Мой народ. Мои братья. Мои боевые товарищи. Я знаю их. Беркт... Ссарн...
Венжант... Крол... Мои братья. И они меня вышибли!"
   Он смотрел на  них,  высоких  могучих  мужчин,  ступавших  словно  тигры,
игравших мускулами под красивой золотисто-полосатой кожей. Он  смотрел,  как
из города прибывали светлокожие женщины,  сильные,  полетать  мужчинам;  они
смеялись, украшали мужчин гирляндами из поздних цветов,  угощали  варновским
вином.  Чейну  вспомнились  едкий,  пропыленный  запах  гирлянд  и   приятно
ударяющее голову вино. Ни один  землянин  не  смог  бы  выпить  это  вино  и
остаться на ногах. Ни один, кроме него, варновца по рождению.
   "И они меня вышибли!"
   Он вспорхнул над ними, исполненный гордости и презрения.
   "Я здесь. Вы не можете не впустить меня, вы не можете схватить  меня,  вы
не можете убить меня. Ибо я более велик теперь, чем все вы. Я вижу  слабость
ваших  стальных  тел,  неуклюжесть  ваших  стальных  кораблей.  Я  Свободный
Странник и я уже сделал то, на что не способна ваша слабость".
   Как плохо, что они не могли его видеть, не могли слышать  его  слов.  Они
продолжали пить вино, смеяться и целовать  женщин,  запрокидывать  головы  и
прищуривать от солнца светлые кошачьи глаза. Прибывшие из города  мужчины  и
юноши вынесли добычу из кораблей и уложили ее в длинные  фургоны.  Участники
рейда взобрались в большие  открытые  автомашины  и  направились  со  своими
женщинами в город, распевая песни.
   "Ты видел их, - размышлял Чейн. - Их  слабость  и  их  никчемность.  Пора
отправляться назад к звездам".
   Но он не отправился; он задался вопросом: а можно ли Свободному Страннику
плакать. Это был странный вопрос, поскольку он ни разу не  думал  плакать  с
тех пор, как помнил себя малышом в том  доме,  около  базарной  площади,  со
злыми масками на горловинах водосточных труб. Звездные Волки не плачут.
   Он приблизился к дому. Стоявшая рядом церквушка давно уже развалилась. Он
подлетел к высокому окну дома и вспомнил, как его  мать  пыталась  обставить
мебелью огромную голую комнату по типу гостиной в Карнарвоне, и как мелко  и
бледно выглядела их обстановка в сравнении с безумной  роскошью  комнат  его
варшавских друзей детства.  Священник  Томас  не  взял  бы  под  свою  крышу
ломаного стула их греховной добычи.
   А теперь тут полно мебели. После смерти пришельцев с  Земли  здесь  много
лет жила одна  из  варновских  семей.  Сам  Чейн  тогда  обитал  в  квартале
холостяков, поскольку достиг возраста,  позволяющего  участвовать  в  рейдах
кораблей. Квартал этот представлял собой  длинный  ряд  зданий,  похожих  на
казармы, и располагался на другой стороне базарной площади.
   "И они меня вышибли, потому что я убил в справедливой  борьбе  одного  из
них, и они могут помнить только то, что я не их крови".
   Он чувствовал себя не Свободным Странником, а приведением.
   "Пора улетать..."
   Наступил вечер и широкая базарная площадь засверкала огнями.  Варновцы  с
кораблей и со всех частей города устремились сюда, заставив звенеть каменные
стены. Люди смотрели на трофеи, сваленные в кучу в центре площади,  говорили
с участниками рейда, угощали их вином и слушали их рассказы.  В  этом  рейде
командиром был Беркт, известный рассказчик. Чейн слушал его, покачиваясь  от
вечернего ветра. Слушал о том,  как  они  нанесли  удар  по  трем  различным
системам, пели боевые действия и ушли. Грудной тембр Беркта звенел, когда он
говорил.  Его  желтые  глаза  блестели,  вместе  с  Берктом  кричали  другие
участники рейда,  пившие  вино  и  обнимавшие  женщин.  Награбленная  добыча
сверкала всеми цветами радуги. Чейн качался, словно пушинка на ветру, он был
сейчас ненужной пустышкой, затерянной в море огней, выброшенной  из  горячей
сутолоки жизни.
   А у них кипела физическая жизнь. Они чувствовали биение  пульса,  острые,
внутренние, болезненные переживания от страха и волнении, азарт боя, радость
от физического господства над телом, разумом и кораблем, когда эти  элементы
становятся единым организмом, обеспечивающим выживание. Теперь эти люди были
здесь, вдыхая вечерний ветер, наслаждаясь радостью  побед.  Они  могли  пить
вино, держать золотистых женщин в  своих  объятиях;  они  могли  смеяться  и
распевать варновские песни, которые заставляли их вспоминать другие  далекие
места и песни... Даже в Карнарвоне люди в лучшем положении, чем он.  Они  не
Звездные Волки, но они тоже могут пить,  смеяться,  драться  и  дружественно
пожимать руку чужого человека.
   А он... он - ничто.  Дымок,  стерильность,  он  может  вечно  глазеть  на
чудеса, но не в состоянии ни потрогать их,  ни  воспользоваться  ими;  он  -
бесполезное приведение,  собирающее  никчемные  знания,  с  которыми  ничего
нельзя достичь.
   Ему  вспомнился  Хелмер.  Вспомнилось  собственное  тело   -   не   столь
великолепное, как у его золотисто-волосатых братьев, но достаточно  сильное,
крепкое, резвое, а сейчас отброшенное прочь, словно изношенная  перчатка  на
помойке. Вспомнилась Врея. Он чувствовал себя  больным  -  каждой  частичкой
того, что составляло его бытие.
   Больным и в страхе. Что могло случиться с его телом, пока  он  забавлялся
среди звезд?
   В самом деле пора отправляться.
   И он отправился, неся в памяти шумные голоса Звездных Волков, заглушенные
потом безбрежным, бесстрастным пением звезд.
   Он  попал  в  поток  и  подгоняемый  страхом,  подхлестываемый   страшной
необходимостью снова одеться во плоть  помчался  к  Рукаву  Персея.  И  пока
мчался, он взывал:
   "Врея! Врея!"
   Ее молчание показалось ему вечностью, но потом  он  услышал  издалека  ее
раздраженный голос.
   "В чем дело, Чейн? Ведь, кажется, ты оставил меня".
   "Послушай, Врея. Ты должна возвратиться..."
   "Нет. Еще слишком много надо посмотреть... Нет конца, Чейн,  никогда  нет
конца. Разве это не чудесно? Никогда..."
   Теперь он знал, что должен сказать.
   "Но конец наступит, Врея. Очень скоро".
   "Как? Почему?"
   "Хелмер. Он уничтожит Свободное Странствие, если мы не возвратимся  и  не
остановим его. Свободное  Странствие  исчезнет  навсегда,  а  с  ним  и  мы.
Поспешим, Врея!"
   "А твои друзья?" - спросила она раздраженно.
   "Их недостаточно. Они нуждаются в нас, всех  нас...  Рауле,  Саттаргхе  и
Эштоне тоже. Позови их, Врея. Поищи их. Скажи им,  чтобы  они  возвращались,
скажи им, чтобы они поспешили, пока Хелмер их не уничтожил".
   Ей передалась часть его страха. Он мог чувствовать это по ее словам.
   "Да, тот  способен  это  сделать.  Он  говорил,  что  сделает.  Уничтожит
Свободное Странствие, уничтожит наши тела... и мы  умрем.  Нельзя  позволить
ему этого..."
   "Тогда спешим!"
   "Куда ты летишь, Чейн?"
   "Назад, - сказал он. - Назад, чтобы помочь бороться".
   И он, бестелесный страх, помчался назад через поющие звезды  к  Аркуу,  к
полой горе, где мертвым или спящим лежал человек по имени Морган Чейн...

16

   Чейн проснулся от грома, раскаты которого отозвались вдалеке эхом  и  тут
же набрали новую силу. Хотя, впрочем, было бы  неточно  называть  эти  звуки
громом. Он попытался открыть глаза, чтобы увидеть, что произошло.
   Его глаза?
   Да, у него были глаза, человеческие глаза вздрогнувшие от  ослепительного
блеска солнца. У него снова была человеческая плоть; его кости ныли от  боли
после слишком длительного пребывания в одной и той  же  позе  -  неподвижном
лежании на твердой решетке.
   Он возвратился.
   Какой-то период  он  лежал  не  шевелясь,  прислушиваясь  к  собственному
дыханию,  к  звукам  циркулирующей  в   венах   крови.   Для   того,   чтобы
удостовериться в новом состоянии и проверить свои  человеческие  данные,  он
стиснул руки и был так благодарен за  их  чувствительность,  что  даже  боль
стала радостью. Затем он заставил себя открыть веки  и  изумленно  уставился
наверх.
   Наверху шахтного ствола он  увидел  желтый  круг  дневного  света;  яркое
солнце заставило его прищуриться. Дневной свет? Стало быть прошло...
   По косой наклонной траектории в шахтный  ствол  влетел  сверху  небольшой
предмет. Он приподнялся, чтобы  рассмотреть  его,  как  предмет  ударился  в
верхнюю стену шахтного ствола и взорвался.  Звук  взрыва  вызвал  чудовищное
отражение в огромном колодце. Именно такой гром  он  и  услышал,  а  теперь,
когда окончательно пробудился, звуки взрыва грозили порвать  его  барабанные
перепонки. Мелкие осколки металла свистели рядом.
   - Чейн!
   Это был голос Джона Дайльюлло. Звуч