. Корабли каравана рассредоточиваются и продолжают движение самостоятельно. Зилвицкая передачу закончила.
     - Записано, мэм. - Голос офицера связи был ровным.
     - Отправляйте... - Слово получилось глухим и неразборчивым, и капитан решительно откашлялась. - Рулевой, приготовьтесь к развороту.
     - Есть, мэм.
     Хелен не отрывала глаз от экрана, пытаясь не думать о двух самых важных людях во всей Вселенной или о том, как они отреагируют на ее последнее холодное официальное сообщение. Она оторвала глаза от экрана и заморгала, чтобы зрение прояснилось. Перед ней стоял старпом.
     - Скажи им, что ты любишь их, Хелен, - тихо сказал он.
     Невыносимое страдание заставило ее стиснуть кулаки.
     - Я не могу, - прошептала она. - Если никто из вас не может сказать вашим...
     Голос капитана прервался, и старпом сильно сжал ее плечо.
     - Не валяй дурака! - Он говорил резко, почти жестоко. - На корабле нет ни одного человека, кто не знал бы, что твоя семья здесь, и кто хоть на минуту подумал бы, что только ради них ты идешь на это! А теперь ступай на коммутатор и скажи им, что ты любишь их, черт возьми!
     Он снова потряс ее за плечо, и она отвернулась, почти с отчаянием глядя на остальных офицеров и рядовых в рубке, как бы умоляя простить ее.
     Но их не надо было умолять. Она поняла это по их глазам, прочитала по лицам - и глубоко вздохнула.
     - Рулевой, - ее голос внезапно стал четким, - разворачивайте нас. Джефф, - она посмотрела на офицера связи, - пожалуйста, соедините меня по каналу личной связи с "Карнарвоном". Я буду говорить из кают-компании.
     - Есть, мэм, - мягко ответила офицер связи. Хелен Зилвицкая встала и с высоко поднятой головой направилась к двери.

***

     Томас Тейсман стиснул зубы, когда отметки на экране повернули им навстречу и выстроились в боевом порядке. Он плотно сцепил руки за спиной и заставил себя бесстрастно посмотреть на коммодора Райхман. Она была абсолютно уверена, что капитан мантикорцев прикажет всем кораблям каравана, и военным, и торговым, рассредоточиться. В конце концов, полагала она, гравитационный поток лишает их главного преимущества - они не смогут использовать ракеты. Только ракеты позволили бы легким кораблям нанести хоть сколько-нибудь существенный вред противнику. Это и было главной причиной, по которой перехват решено осуществить здесь, а не в промежутке между потоками, как предлагал Тейсман. Ни один командир, полагала Райхман, не станет бессмысленно жертвовать своими кораблями, если рассредоточение давало шанс выжить хотя бы четырем кораблям из десяти.
     Томас Тейсман мог бы просветить ее, но Аннет Райхман никогда прежде не участвовала в боях с мантикорцами. А поскольку Тейсман проиграл сражение с ними, она относилась к его предупреждениям с плохо скрываемой снисходительностью.
     - Какие будут приказания, мэм? - спросил он.
     - Мы атакуем в лоб, - ответила она, секунду помолчав.
     "Будто бы у нее есть выбор!" - с досадой подумал Тейсман. - Слушаюсь, мэм. Вы хотите поменять наш боевой порядок? - как можно безразличнее спросил он, хотя ноздри его затрепетали.
     - Нет! - выкрикнула она.
     Тейсман поднял голову и посмотрел поверх ее плеча. Его холодный взгляд заставил офицеров штаба Райхман и его собственных офицеров тихонько разойтись по капитанской рубке, так чтобы они не могли слышать командиров. Тогда он наклонился к ней и тихо заговорил:
     - Коммодор, если вы намерены бить их только из носовых орудий, прикрываясь парусами, то они наверняка развернутся боком и выдадут нам по полной с самой эффективной дистанции.
     - Чушь! Это самоубийство! - выкрикнула Райхман. - Мы разнесем их на части, как только они высунут нос из-за своих парусов!
     - Мэм, - сказал он мягко, как ребенку, - мы превосходим эти корабли по массе в соотношении семь к одному, и придется войти в зону действия энергетического оружия. И они прекрасно понимают, что это значит, так же как и мы. Им остается одно. Они развернутся для бортового залпа, и все, что у них способно хотя бы пукнуть, вмажет по нашим передним альфа-узлам. Если они выведут из строя хотя бы один альфа-узел, наш передний парус схлопнется, а в гравитационной волне на такой глубине...
     Тейсман не закончил фразу. Без переднего паруса, уравновешивающего задний, ни один космический корабль не может маневрировать в гравитационной волне. Он окажется в ловушке единственно возможного вектора движения, единственно возможной скорости. Он даже не сможет вывалиться из гиперпространства, потому что не способен контролировать свои перемещения, пока не ликвидирует поломку, и малейший всплеск турбулентности может разнести его на части. А это означает, что потеря одного-единственного паруса будет стоить Райхман по меньшей мере двух кораблей, потому что любой корабль, потерявший парус, придется взять на буксир кораблю с работающим двигателем.
     - Но... - Райхман замолчала и снова проглотила слюну. - Что вы посоветуете, капитан? - спросила она спустя несколько секунд.
     - Сделать то же самое. Мы понесем ущерб, может быть даже потеряем несколько кораблей, но зато сохраним паруса, увеличим мощность залпа - и наверняка уничтожим их быстрее, чем они нанесут нам непоправимый ущерб.
     Он бесстрастно смотрел ей в глаза, подавляя желание заорать на нее, потому что давно предупреждал, что такое может произойти... Она склонила голову.
     - Хорошо, капитан Тейсман, - сказала она. - Приступайте.

***

     Антон Зилвицкий сидел на обитой чем-то мягким палубе с закрытыми глазами и крепко обнимал четырехлетнюю девочку, которая плакала, уткнувшись в его китель. Она была слишком мала, чтобы осознать все происходящее. "Но она и так уже достаточно поняла", - подумал он опустошенно, услышав за спиной голоса - голоса офицеров капитанского мостика "Карнарвона", офицеров с вытянувшимися лицами, столпившихся вокруг центрального дисплея огромного транспортного корабля.
     - Господи, - прошептал старпом. - Только посмотрите на это!
     - Еще один! - внезапно воскликнул еще кто-то. - Это был крейсер?
     - Нет, я думаю, эсминец...
     - Смотрите, смотрите! Это хевенитский ублюдок! А вот еще один!
     - О господи! Это точно крейсер! - охнул кто-то, и Зилвицкий зажмурился как можно крепче, борясь с подступившими слезами. Ради дочери.
     Он понимал, что "Карнарвон", выбирая без остатка всю мощность двигателя, на бешеной скорости удирал прочь от своих собратьев, надеясь в рассредоточенности обрести призрачное спасение. Если было выведено из строя два хевенитских корабля, тогда по меньшей мере одно пассажирское судно вполне может уцелеть... но какое?
     - Мой бог, она достала еще одного! - выдохнул чей-то голос, и Антон крепче прижал к себе ребенка.
     - А что с этим? - спросил кто-то.
     - Нет, он еще цел. Это только его парус, а вот это, должно быть... Господи!
     Голоса неожиданно смолкли, и сердце у него сжалось. Антон понял, что означала эта тишина, и медленно поднял голову. Большинство офицеров смотрели в сторону, все, кроме шкипера "Карнарвона". По лицу женщины текли слезы, однако она не уклонилась от его взгляда.
     - Она погибла, - тихо сказала она. - Они все погибли. Но сначала она уничтожила три их корабля, и по крайней мере один уцелевший потерял парус. Я... я не думаю, что противник будет продолжать погоню только одним кораблем, даже если он не поврежден. Да еще с калекой на буксире.
     Зилвицкий кивнул, не в силах понять, как мир может носить столько горя. Плечи затряслись, когда прорвались наконец долго сдерживаемые слезы. Дочурка обвила руками его шею.
     - Что с-случилось, папа? - прошептала она. - Они... они могут ранить мамочку? Они хотят нас поймать?
     - Ш-ш-ш-ш, Хелен, - произнес Антон сквозь слезы.
     Он прижался щекой к ее волосам, вдыхая свежий, детский запах, и снова закрыл глаза, слегка покачивая девочку.
     - Они не поймают нас, детка, - прошептал он. - Нас уже спасли. - Он издал мучительный вздох. - Мамочка нас спасла.

Глава 19

     "Ника" направлялась домой, и Мика Хенке, покосившись на своего капитана, с трудом подавила улыбку. Хонор редко показывала, что она довольна своей работой, особенно на капитанском мостике. Удовлетворение от работы офицеров и команды - это да, а вот ее собственные успехи считались чем-то само собой разумеющимся. Но сегодня она сидела, скрестив ноги и откинувшись на мягкую спинку командирского кресла, на верхушке которой без зазрения совести прихорашивался Нимиц, и легкая улыбка играла на ее губах.
     Хенке усмехнулась, перевела взгляд на старшего тактика, Эву Чандлер, и победно подмигнула. Миниатюрная рыжеволосая девушка улыбнулась в ответ и вскинула над головой сцепленные руки. Мишель услышала, как за спиной кто-то фыркнул.
     Ну что ж, у них были все основания быть невероятно довольными собой. И своим капитаном, подумала Хенке. Эскадра хорошо поработала за неделю, прошедшую после отбытия вице-адмирала Паркса. Все возрастающая энергия и точность их действий то и дело вызывали улыбку одобрения у адмирала Сарнова, и "Ника" сошла со стапеля как раз вовремя.
     Хенке была не единственной из офицеров Хонор, кто был в курсе беспокойства капитана Дорне: мол, вынужденное бездействие флагманского корабля и соответственно растренированность окажутся помехой его "Агамемнону", но "Ника" оказалась гораздо успешнее многих тех, кто постоянно совершенствовался и практиковался. Хонор была слишком загружена делами эскадры, чтобы вести на "Нике" ежедневные тренировочные занятия. Кроме того, такого рода текущая деятельность вообще-то входила в обязанности старпома. И долгие, изнуряющие часы на моделирующих тренажерах, которыми Хенке измучила команду "Ники", сторицей окупились во время вчерашних маневров. "Ника" нисколько не была помехой "Агамемнону". А если быть честным, корабль Дорне проиграл вчистую, и Хенке с нетерпением ждала следующей встречи со старпомом "Агамемнона".
     "Ника" показала лучшие результаты на стрельбах и обставила даже "Непобедимого" капитана Домье на целых восемь процентов, к большой досаде экипажа Домье, но и это не было самым большим ее достижением. Нет, подумала Хенке с ленивой улыбкой, на самом деле они показали, чего стоят, тогда, когда адмирал Сарнов разделил пополам их небольшую оперативную группу для учебных боевых действий.
     Коммодор Бэнтон руководила вторым и третьим дивизионами эскадры, а также их прикрытием, тогда как Сарнов командовал первым и четвертым, но так было записано лишь в протоколе. А на деле Сарнов через пять минут после начала игры сообщил Хонор, что и он, и капитан Рубинштейн, старший офицер Пятьдесят четвертого дивизиона, только что убиты и что она принимает командование.
     Это была единственная вводная, которую ей дали, но Хонор, очевидно, предвидела такой оборот, потому что без всяких колебаний стала раздавать приказы. Она воспользовалась сверхсветовыми передатчиками сенсорных платформ, для того чтобы обнаружить корабли Бэнтон, разделила свое подразделение на два дивизиона по два корабля в каждом, разогналась до скорости перехвата, затем заглушила двигатели и двигалась в радиолокационном и гравитационном безмолвии. Но на этом она не остановилась, потому что понимала: "Ахиллес" Бэнтон располагает теми же самыми возможностями, для того чтобы засечь и проследить движение ее кораблей. Поэтому Хонор, зная, что коммодор должна проследить ее курс до момента выключения двигателя, запустила электронные обманки, запрограммированные на имитацию двигателей крейсеров. Тщательно продуманный маршрут обманок должен был, во исполнение злодейски задуманного плана, привести Бэнтон в точку, выбранную самой Хонорй.
     Коммодор попалась на удочку - отчасти потому, что, вероятно, не ожидала, что кто-то будет тратить обманки (по восемь миллионов долларов за штуку) на обычных учениях, и взяла курс на перехват. К тому времени, когда Бэнтон поняла, что происходит на самом деле, Хонор баллистическим курсом с ювелирной точностью вывела оба своих дивизиона на нужные позиции, до самого последнего момента продержав отключенными импеллерные клинья и защитные стены. Дивизионы действовали отдельно друг от друга, с явным пренебрежением к обычным тактическим рекомендациям. Она взяла захваченное врасплох подразделение Бэнтон в широко раскрытые клещи. Традиционный боевой порядок, которого придерживались корабли Бэнтон, сыграл против них, столкнувшись с неординарным расположением противника. Попав меж двух огней, корабли Бэнтон заметались, их активная защита оказалась перегруженной, а передовые корабли целые две минуты не могли убраться с линии прицела, блокируя огонь задних кораблей. И в дополнение к царящему хаосу сработала программка коммандера Чандлер, использовавшая стандартные системы РЭП экорта, чтобы изменить их электронную эмиссию так, что тяжелые крейсера вдруг превратились в линейные.
     Программка сработала в самый неподходящий для тактиков Бэнтон момент. Поскольку корабли Хонор оставались невидимыми до тех пор, пока не заработали их двигатели, артиллеристы не могли сформировать рабочую схему и определить цели, чтобы открыть огонь. А искажение отметок запутало их до такой степени, что "Нике", "Агамемнону", "Натиску" и "Непобедимому" удалось "убить" флагманский корабль Изабеллы Бэнтон и "ранить" ее товарища по дивизиону "Кассандру" без всякого ущерба для себя. "Дерзкий" и "Нетерпимый" после этого лезли вон из кожи, действуя на грани невозможного, - в общем-то, это был звездный час капитана Тринха, - но они уже не могли выиграть. В конечном счете все корабли Бэнтон были полностью истреблены, "Агамемнон" и "Непобедимый" понесли умеренный ущерб, а "Нике" досталось всего два лазерных удара. "Натиск" ушел совершенно целым и даже подобрал обманки, использованные Хонор. Он упустил всего две штуки. Беспилотным устройствам требовалась профилактика перед следующим использованием, но их возвращение сэкономило флоту около сорока восьми миллионов долларов, и Хенке подозревала, что команда Рубинштейна имеет больше оснований для радости, чем ее собственная.
     Адмирал Сарнов не сказал ни слова, но его усмешка, когда он легким шагом шел по палубе "Ники", чтобы наблюдать за заключительной стадией "битвы", была весьма красноречивой. Кроме того, коммодор оказалась разумной женщиной. Она оценила ситуацию и послала личные поздравления Хонор еще до того, как компьютер закончил подсчитывать потери.
     Самые удачные два дня, если взять все вместе, решила Хенке. С тех пор как адмирал Паркс исчез в гиперпространстве, уже целую неделю не было никаких происшествий. Дышать стало легче, но решимость экипажа предотвратить любые придирки, с которыми Паркс мог бы пристать к их адмиралу и капитану флагманского корабля, не уменьшилась... и успехи последних двух дней продемонстрировали, что первый шаг в этом направлении уже сделан.
     Конечно, самодовольно подумала она, кому-то этот шаг удался лучше, чем остальным. Эва Чандлер уже облизывалась в ожидании следующего состязания с артиллеристом "Непобедимого". Королевский кубок за стрельбу - это кое-что! Иван Равич мурлыкал от счастья, словно древесный кот, поймавший пучок сельдерея. Новая энергетическая установка "Ники" работала безупречно, и они запросто обставили "Агамемнон", не выдержавший состязания с ускорением великолепно отлаженного двигателя "Ники". Все заметили, что даже Жорж Моне, офицер связи, улыбнулся один или два раза - впервые в истории экипажа.
     Помимо этого, коммодор Бэнтон обещала поставить всем пиво.
     Хонор заметила блеск в глазах Мики и ласково улыбнулась, когда ее старпом склонилась над панелью управления. Мишель имела полное право почивать на лаврах. В конце концов, это ее программа тренировок обеспечила "Нике" такой высокий уровень боевой готовности.
     Но не только учения сыграли свою роль. Тренировки и компьютерное моделирование, конечно, полезны, но они не могли обеспечить это неопределимое "нечто большее", отделяющее "великолепный экипаж" от "просто хорошего". У "Ники" это "нечто большее" было. Может быть, его порождала загадочная esprit de corps - честь мундира, каждый раз переливающаяся в новый корабль, окрещенный этим именем, неуловимое ощущение, что у "Ники" существуют особые традиции, которые необходимо с честью поддерживать. Или, может, оно приходило из совершенно другого, неизвестного источника. Хонор не знала, но чувствовала это вокруг себя, как потрескивание молнии, умолявшее прибегнуть к нему, и она прибегала. Она даже не думала о маневрах, на сознательном уровне. Нет, не думала, просто они помнились ей со спокойной, безупречной точностью. И ее люди имели полное право быть довольными собой.
     Конечно, помогло то, что коммодор Бэнтон оказалась хорошим человеком. Хонор могла вспомнить некоторых флагманских офицеров, которые отреагировали бы на такой разгром, который пришлось испытать Изабелле Бэнтон, гораздо менее радостно, особенно когда она обнаружила, что побита не своим адмиралом, а капитаном его флагмана. Но Хонор догадывалась, что Бэнтон разделяет ее собственные подозрения: почему все-таки адмирал объявил себя убитым. Да, Хонор назначили капитаном его флагманского корабля, но она все же была моложе шести из семи капитанов остальных линейных крейсеров под его командованием, и ей в первый раз пришлось показывать штабу, чего она стоит не на компьютерных моделях. Сарнов специально отошел в сторону, чтобы дать ей возможность добиться признания в глазах всей эскадры, и ей хотелось облизываться, совсем как Нимиц сейчас, настолько хорошо все прошло.
     Действительно, подумала она, снова наклоняясь вперед и подперев сложенными пальцами острый подбородок, именно "прихорашиваться" она и будет, и совсем скоро... помимо всех прочих дел. Сегодня была среда, и эскадре до ужина предстояла встреча с персоналом ремонтной базы. Она намеревалась прибыть к Полу с бутылкой любимого ее отцом "Делакура" и выяснить, к чему относились насмешливые намеки Пола по поводу обтирания горячим маслом.
     Уголки ее рта задрожали при этой мысли, на правой щеке появилась ямочка, и Хонор почувствовала, как вспыхнуло жаром лицо. Но это ее совершенно не беспокоило.
     - Капитан, я вижу следы выхода из гиперпространства по вектору два-ноль-шесть, - объявила коммандер Чандлер. - Один движущийся импеллер, расстояние шесть-точка-девять-пять световой минуты. Слишком плотный след для курьера, мэм.
     Хонор оглянулась на тактика с легким удивлением, но Чандлер даже не заметила этого, потому что погрузилась в компьютерные расчеты, анализируя параметры контакта. Прошло несколько секунд. Она выпрямилась и удовлетворенно кивнула:
     - Это определенно почерк мантикорского двигателя, мэм. Похоже на тяжелый крейсер. Я не узнаю точно, пока его не засекут радиолокаторы.
     - Понятно. Проследи за ним, Эва.
     - Слушаюсь, мэм.
     Гм, крейсер? Хонор снова откинулась на спинку кресла. Один крейсер еще не делал погоды, но Ван Слайк был бы рад и ему. Этот корабль довел бы наконец его эскадру до полного кадрового состава, а остальная оперативная группа, вероятно, увидела бы в нем первую ласточку из более мощного подкрепления, которое им было обещано. Более того, крейсер мог иметь на борту почту, а даже малейший обрывок свежей информации мог принести заметное облегчение.
     Хонор взяла Нимица на колени и, почесывая его за ухом, стала обдумывать предстоящее селекторное совещание, которое адмирал Сарнов назначил на завтрашнее утро. На нем она хотела обсудить много вопросов, и не в последнюю очередь то, насколько удачно ей удалась эта хитрость с обманками. Она удобно устроилась в кресле, продумывая, как получше и потактичней сформулировать эти вопросы.
     Часы отстучали еще несколько минут, и тихие, размеренные звуки обычной работы на капитанском мостике шелестели вокруг, как успокаивающая мантра. В уме она проигрывала мысли и фразы, перебирая их с каким-то замедленным, почти кошачьим удовольствием. Однако мечтательность в ее глазах была обманчива. Приятный звонок, прозвучавший на пульте сектора связи, мгновенно вернул ее к реальности, и она перевела взгляд на узкую спину лейтенант-коммандера Моне.
     Офицер