то внешне они походили на самое обычное торговое судно - ровно до тех пор, пока какой-нибудь неосторожный агрессор не подошел бы поближе: в тот же момент его бы разнесли на молекулы.
     Адмирал Александер сомневался, что идея будет приносить пользу в течение долгого времени. Хевениты уже использовали эту тактику в предыдущих войнах. Едва противник поймет, что против него используется такой прием, он начнет лупить с самой дальней дистанции по всему, что хоть отдаленно напоминает "оборотня". Кроме того, республиканские рейдеры были судами специальной постройки. То есть они были оснащены двигателями военного образца, которые делали их такими же быстрыми, как любой боевой корабль сравнимых размеров, а их архитектура была архитектурой нормального военного корабля - с батарейными палубами, взрывопрочными перегородками между отсеками и дублированием систем, чего "Караваны" были полностью лишены.
     Однако в данном случае предложение Капарелли имело смысл, поскольку пираты, бороздившие пространство Силезии, не были собственно военными кораблями... и никакому государственному флоту не принадлежали. Большинство из них ни от кого не зависели, сбывая добычу "торговцам" (на деле, разумеется, скупщикам краденого), которые финансировали их операции, не задавая лишних вопросов. Пираты использовали вооруженные как попало небольшие коммерческие суда и действовали обычно в одиночку или группами из двух-трех бортов. Обычный раздрай в Конфедерации, звездные системы которой, как и положено, стремились вырваться из подчинения центральной власти, дополнительно усложнял ситуацию, поскольку возникающие "суверенные государства" раздавали каперские свидетельства направо и налево и разрешали каперам - во имя Свободы и Независимости, разумеется, - нападать на коммерсантов других систем. Редко когда команды каперов имели в своем распоряжении что-то серьезнее вооруженного торгового судна среднего тоннажа, и уж совсем невероятной редкостью было объединение их в эскадры, действующие сообща в интересах родной звездной системы. А главное, как раз они-то всеми силами постараются избегать рейдеров - а значит (в отличие от операций против хевенитов), "троянцы" были бы куда более эффективны именно в том случае, если бы о них стало широко известно. Пираты, в конце концов, занимаются налетами ради денег, не желая рисковать ни своими жизнями, ни своими кораблями - собственно, единственным их капиталом, - и они не станут расстреливать потенциальные трофеи с большой дистанции. Если республиканец может сознательно пойти на риск и вступить в бой с вспомогательным крейсером, чтобы помешать мантикорской космической торговле, то пират стремится лишь к наживе - и вряд ли согласится рисковать своим кораблем... тем более что на военном корабле богатые трофеи ему не светят.
     - Это не лишено смысла, - сказал граф после тщательного обдумывания идеи. - Конечно, пока мы не будем располагать ими в огромном количестве, мы не сможем подавить пиратство окончательно. По-моему, в этой ситуации эффект будет не столько реальным, сколько моральным - но именно моральное воздействие нам сейчас особенно важно: как в Силезии, так и в парламенте. А есть ли в наличии хотя бы несколько таких кораблей, уже готовых к боевым действиям? Я думал, что нам не хватает еще несколько месяцев.
     - Почти есть, - подтвердил Капарелли. - Согласно этим данным, - он застучал по клавиатуре компьютера, - первые четыре корабля будут готовы примерно через месяц, но большинство будет завершено в лучшем случае месяцев через пять. Мы до сих пор не сформировали ни одного экипажа... и, откровенно говоря, с кадрами у нас тоже туго. Но мы можем начать. Как вы сказали, милорд, много пользы принесут чисто психологические факторы. Хуже всего дела обстоят сейчас в секторе Бреслау. Если мы пошлем туда первую четверку и устроим утечку информации, то, скорее всего, сможем заметно сократить потери - пока остальные "оборотни" не будут готовы.
     - Возможно... - Белая Гавань потер подбородок и пожал плечами. - Проклятье, пока не подтянутся остальные корабли, это будет далеко не апперкот... Тому, кому вы вручите эскадру, придется чертовски несладко - с четырьмя-то кораблями на всем оперативном пространстве. Но зато нам будет что сказать Гауптману и его приятелям.
     И при этом, добавил он про себя, не отвлекая корабли, которые нужны нам для дела.
     - Верно... - Капарелли секунду-другую барабанил пальцами по столу. - Ну, пока это только теория. Я сегодня же озадачу Пат и послушаю, что скажет штаб. - Он раздумывал еще несколько секунд, затем вскинул голову. - А тем временем давайте-ка чуть подробнее рассмотрим основные части вашего плана. Вы говорите, что вам нужны еще две линейные эскадры в Найтингейле? - Белая Гавань кивнул. - Ну что же, предположим, мы перебросим их из...

Глава 2

     Мягкая классическая музыка, звучавшая в огромном зале, создавала подобающую атмосферу для элегантно одетых мужчин и женщин. Остатки роскошной трапезы еще не были убраны со столов, а гости с бокалами в руках распределились по залу небольшими группами, и звук их голосов, как шепот прибоя, соперничал с негромкой музыкой. Сцена покоя богатых и могучих; правда, в голосе Клауса Гауптмана спокойствия было мало.
     Мультимиллиардер стоял рядом с женщиной, лишь немного уступавшей ему и богатством, и властью, и мужчиной, который ни при каких обстоятельствах не стал бы участвовать в подобном состязании. И не потому, что клан Хаусманов был бедным, отнюдь нет. Однако их состояние складывалось из "старых капиталов", и большинство Хаусманов с презрением относились к такому грубому делу, как современная торговля. Конечно, некоторым приходилось нанимать управляющих, чтобы те заботились о сохранении фамильного состояния, ибо это было неподходящее занятие для джентльмена. Реджинальд Хаусман разделял известное предубеждение против нуворишей, "новых богатых" (а по меркам Хаусманов, даже состояние Гауптмана было слишком "новым"), но сам он получил широкую известность как один из шести лучших экономистов Звездного Королевства.
     Клаус Гауптман не разделял признание его авторитета и относился к нему, в сущности, с глубочайшим презрением. Несмотря на бесчисленные академические дипломы Хаусмана, Гауптман считал его дилетантом, олицетворяющим старинную пословицу: "Кто может - делает; кто не может - учит". Самомнение Хаусмана раздражало Гауптмана - как человека, доказавшего свою собственную компетентность единственным несомненным способом: успехом. И не то чтобы Хаусман был полным идиотом. Несмотря на высокомерную нетерпимость, он оказался покладистым и очень активным сторонником стимулирования частного сектора для поддержки общественной экономической стратегии. Гауптман даже жалел этого человека, который был слепо предан идее, что правительство вправе - при всей его очевидной неспособности - диктовать частным предприятиям, как вести дела. Все же он допускал при этом, что Хаусман может быть неплохим политическим аналитиком.
     Шесть лет назад он был еще и восходящей звездой на дипломатической службе, и время от времени его до сих пор приглашали в качестве консультанта по внешней политике. Но когда королева Елизавета III испытывала к какому-либо человеку личную неприязнь, только очень прочно стоящий на ногах политический деятель рискнул бы предложить использовать впавшего в немилость - в данном случае Хаусмана - на королевской службе. А с началом войны потеряли свою ценность и мощные связи семьи Хаусман с либеральной партией. Давнишняя борьба либералов за сокращение военных расходов Звездного Королевства нанесла сокрушительный удар по их статусу, когда Народная Республика развязала наконец свою подлую войну. Хуже того, либералы объединились с Ассоциацией консерваторов и прогрессистами в оппозиции правительству Кромарти, поддержав государственный переворот, который уничтожил прежнее руководство Народной Республики Хевен. Они попытались препятствовать формальному объявлению войны, желая оттянуть активные боевые действия, ибо надеялись, что режим, возникший из хаоса государственного переворота, предложит мирный способ решения военного конфликта. Больше того, многие из них, включая и Реджинальда Хаусмана, до сих пор полагали, что имели - и утратили - бесценную возможность сохранить мир.
     Ни ее величество, ни премьер-министр герцог Кромарти с этим не соглашались. А уж тем более - народ. Вследствие этого на последних всеобщих выборах либералы потерпели сокрушительное поражение с соответствующими потерями представительских мест в палате общин. В палате лордов они пока еще оставались силой, с которой считались, но даже там они пострадали из-за недавнего перехода либералов-центристов под флаги Кромарти. Партия отнеслась к перебежчикам с демонстративным презрением, которого заслуживали идеологические предатели, но поражение либералов стало свершившейся реальностью, и потеря большого числа голосов заставила партийное руководство пойти на блок с консерваторами. Такое глубоко противоестественное положение дел обе партии терпели только потому, что, каждая по своим собственным соображениям, продолжали ожесточенно противостоять действующему правительству и всем его ставленникам.
     Их союз, однако, оказался исключительно ценным для Клауса Гауптмана. Проницательный инвестор, он потратил годы, укрепляя личные (а путем разумного размещения вкладов - и финансовые) связи по всему политическому спектру. Теперь, когда либералы и консерваторы вынужденно объединились и ощущали себя как бы осажденным маленьким гарнизоном, покровительство Гауптмана стало для обеих партий бесценным. И Гауптман прекрасно понимал: если оппозиция главным образом беспокоится об утраченном влиянии, то приверженцы Кромарти весьма озабочены своим все еще недостаточным представительством в палате лордов. Магнат научился с немалой выгодой использовать свое влияние на либералов и консерваторов.
     Использовал он его и сейчас.
     - Так что это лучшее, что они могут сделать, - мрачно сказал он. - Никаких дополнительных оперативных групп. Даже ни одной эскадры эсминцев. Все, что они готовы предложить нам, - четыре судна, только четыре! И притом это "вспомогательные крейсера"!
     - О, успокойтесь, Клаус! - криво усмехнувшись, ответила Эрика Демпси. - Я согласна, что это, вероятно, вряд ли серьезно изменит ситуацию, но они пытаются что-то сделать. Учитывая трудности, которые они сейчас испытывают, я удивляюсь, что им удалось сделать так много за столь короткий срок. И они, конечно, правы в том, что сосредоточили внимание на Бреслау. Только за прошедшие восемь месяцев мой картель потерял в этом секторе девять судов. Если они смогут хоть немного пугнуть пиратов, это будет уже кое-что.
     Гауптман фыркнул. Лично он был склонен согласиться, но не намеревался признаваться в этом до тех пор, пока Хаусман не заглотнет приманку. Сейчас он жалел, что Эрика вступила в разговор. Картель Демпси уступал только картелю Гауптмана, а Эрика, возглавлявшая его в течение шестидесяти стандартных лет, была столь же умна, сколь привлекательна. Гауптман, который уважал очень немногих людей, относился к ней с несомненным почтением, но именно сейчас он меньше всего нуждался в голосе чистого разума. К счастью, Хаусмана, казалось, ее логика не впечатлила.
     - Боюсь, что Клаус прав, госпожа Демпси, - с сожалением сказал он. - Четыре вооруженных торговых судна не многого достигнут, хотя бы даже в силу своего количества. Они могут только обозначить свое присутствие одновременно только в четырех местах, и ни в коей мере не являются кораблями стены. Эскадра опытных пиратов сможет справиться с любым из них, а в Бреслау и Познани в настоящий момент как минимум три сепаратистских правительства. И каждое вербует каперов, которые в гробу видели все наши империалистические авантюры.
     Эрика закатила глаза. Она плохо относилась к либералам, а последняя фраза Хаусмана было прямой цитатой из их идеологической библии. Более того, Хаусман, при всем неприятии текущей войны, считал себя военным экспертом. Он рассматривал любое применение силы как свидетельство глупости и неудачной дипломатии, но это не мешало ему с восторгом играть в солдатики (разумеется, с безопасного расстояния). Он всегда с готовностью объявлял, что его интерес объясняется исключительно тем фактом, что, подобно врачу, любой дипломат-миротворец должен изучить болезнь, против которой он борется. Гауптман сомневался, что это заявление могло одурачить кого-либо, кроме товарищей по партии. Более того, Реджинальд Хаусман был втайне твердо убежден, что, стань он великим завоевателем, подобно Наполеону Бонапарту или Густаву Андерману, он превзошел бы их по всем статьям. Так уж получилось, что изучение военных проблем не только позволило наслаждаться чужими острыми ощущениями, удовлетворявшими его порочные инстинкты, но и создало ему репутацию "военного эксперта" либеральной партии. Тот факт, что большинство королевских офицеров - независимо от рода войск - относились к Реджинальду Хаусману как к отъявленному подлецу и трусу, его ни в малейшей мере не беспокоил. Он умудрялся воспринимать презрение военных как основанную на страхе враждебность, порожденную его меткой и острой критикой этих солдафонов.
     - А что касается меня, мистер Хаусман, - сказала Демпси ледяным тоном, - то я готова согласиться на любую "империалистическую авантюру" - при условии, что моих людей перестанут убивать.
     - Я очень хорошо вас понимаю, - заверил Хаусман, явно не замечая ее презрения. - Проблема в том, что из авантюры-то ничего не выйдет. Я сомневаюсь, что даже Эдуард Саганами - да и любой другой адмирал, коли на то пошло, - смог бы чего-то достичь с такими ничтожными силами. Самый вероятный результат таков: кого бы ни послало туда Адмиралтейство, операция закончится гибелью всех кораблей... - Он печально покачал головой. - За прошедшие три стандартных года Флот во многих ситуациях проявил близорукость. Я очень боюсь, что эта идея -всего лишь очередная ошибка Адмиралтейства.
     Несколько секунд Демпси разглядывала политика, затем фыркнула и отошла в сторону. Гауптман с облегчением посмотрел ей вслед и снова обратился к Хаусману:
     - Боюсь, вы правы, Реджинальд. Тем не менее это все, что мы можем получить. В данных обстоятельствах я любым способом хотел бы увеличить шансы на успех.
     - Если Адмиралтейство настаивает на совершении подобной глупости, мы мало что можем сделать. Они посылают чрезвычайно слабое подразделение прямо льву в пасть. Всякий, кто изучал историю, мог бы сказать им, что дело закончится позором.
     На одно лишь мгновение, вопреки собственным планам, Гауптман почувствовал непреодолимое желание устроить этому всезнайке жестокую выволочку. Он не был бы первым, кто не устоял перед соблазном, но, к сожалению, и предыдущие попытки ни к чему не привели, а цель, которую преследовал Гауптман, не позволяла ему открыто выразить свое презрение, как это сделала Эрика.
     - Я понимаю, - произнес он вместо того, что очень хотелось сказать, - и вы, несомненно, правы. Но я хотел бы извлечь максимально возможную пользу из их присутствия там, прежде чем их уничтожат.
     - Хладнокровно, но прагматично, - вздохнул Хаусман.
     Гауптман скрыл кривую усмешку. При всем своем праведном неприятии милитаризма, Хаусман, как и большинство теоретиков, беспокоился о судьбе жертв куда меньше, чем "милитаристы", которых он так страстно презирал. В конце концов, все погибшие добровольно согласились на беззаветную преданность и опасную службу, и потом: невозможно сделать яичницу, не разбив яиц. По наблюдениям Гауптмана, люди, которым действительно приходилось посылать других на смерть, обычно намного осторожнее подходили к принятию решения, чем кабинетные "эксперты". Сам он скорее сожалел о том, что внутренне согласен с прогнозом этого хлыща относительно вероятной судьбы кораблей-ловушек, но ответ Хаусмана показал, на какие кнопки следует нажимать в предстоящем разговоре.
     - Совершенно верно, - ответил Гауптман. - Но вот ведь проблема: без хорошего командира им мало что удастся сделать, прежде чем они погибнут. В то же время, я думаю, едва ли можно рассчитывать на то, что Адмиралтейство пошлет способного офицера для командования обреченным на гибель экипажем, особенно если они планировали всего лишь маневр для ослабления политического давления на военных. Вероятнее всего, мы столкнемся с тем, что они свалят всю ответственность на никчемного недотепу, а когда все стихнет, только обрадуются, что избавились от него.
     - Скорее всего, - тотчас согласился Хаусман, готовый, как всегда, приписывать милитаристам самые коварные макиавеллиевские помыслы.
     - А в таком случае, мы должны предпринять все возможное, чтобы удержать их от этого варианта, - убежденно сказал Гауптман. - Если их операция - единственная поддержка, какую они собираются нам оказать, то мы имеем все права требовать, чтобы они провели ее с максимальной эффективностью.
     - Я примерно представляю... - задумчиво ответил Хаусман.
     Похоже, он в уме просматривал сейчас список возможных кандидатур на должность командующего эскадрой, но в планы Гауптмана не входило позволить Хаусману сделать собственное предложение, по крайней мере до тех пор, пока он не вставит в этот список своего протеже. И сделает это так ловко, чтобы не дать Хаусману возможность с ходу отвергнуть командующего, который нужен картелю Гауптмана.
     - Трудно найти офицера, - сказал магнат, старательно изображая вдумчивый мысленный поиск, - способного хорошо выполнить свое дело, но такого, которым Адмиралтейство согласится рискнуть! Чересчур умный нам тоже не подойдет... - Хаусман поднял бровь, и Гауптман пожал плечами. - Я полагаю, что нам нужен хороший воин. Тактик, озабоченный лишь тем, как лучше всего распорядиться кораблями, а не стратег, который будет постоянно размышлять об изначальной бесперспективности своей миссии. Тот, кто привык трезво смотреть на вещи, вероятно, поймет, что вся операция в целом - не более чем жест, и тогда он вряд ли решится действовать достаточно агрессивно.
     Он сделал паузу, пока Хаусман размышлял над его словами. А ведь что он сейчас сказал, если по сути? Что им нужен командир, который ввяжется в безнадежный бой, обречет на смерть себя и несколько тысяч других людей. Он был достаточно честен (во всяком случае, перед самим собой) чтобы признать, что такая постановка вопроса была изрядно подлой. Однако воевать и погибать - в этом и заключается долг людей в форме. Если им удастся в ходе операции помочь Гауптману спасти свое имущество и пошатнувшееся положение в Силезии, он постарается свыкнуться с мыслью об их трагической гибели. А вот у Хаусмана никакой прямой заинтересованности в Силезии нет. Для него все это не больше чем интеллектуальное упражнение. И даже теперь Гауптман не был уверен, что у политика хватит хладнокровия приговорить тысячи мужчин и женщин к почти неминуемой смерти: жертвы ведь реальные живые люди, а не просто предполагаемые потери на симуляторе.
     - Я понимаю, что вы имеете в виду, - пробормотал Хаусман, пристально глядя в бокал. Он потер бровь и пожал плечами. - Я бы не хотел напрасных жертв, но если Адмиралтейство идет на этот шаг, вы правильно описываете офицера, который идеально подходит для выполнения данного поручения, - он тонко улыбнулся. -Вы хотите сказать, что нам нужен некто, у кого смелости больше, чем мозгов, но чтобы при этом его тактический талант перевешивал личную глупость.
     - Именно об этом я и говорю.
     Несмотря на собственные осторожные маневры, Гауптману было неприятно бравирование и очевидное презрение Хаусмана к человеку, которому уготовано умереть, выполняя свой долг. Но магнат намеревался сейчас сказать совсем другое.
     - И думаю, я могу припомнить как раз такого офицера, - произнес он, улыбаясь собеседнику.
     - И кто же это?
     Некий оттенок в голосе Гауптмана заставил политика оторвать взгляд от бокала. Смутное подозрение отразилось в его карих глазах, в голове мелькнула неясная догадка. Ему нравилось ощущать себя "посвященным" в интриги высокопоставленных лиц, и Гауптман знал это. Как знал и то, что ем