ть, представляет ли он хотя бы сейчас, каким богатым вот-вот станет. Но, так или иначе, он заслужил каждый пенни, как и Говард Клинкскейлс, исполняющий обязанности президента "Небесных куполов".
     Она подождала, пока ликующие крики не утихнут, потом подняла руки над головой и улыбнулась толпе.
     - И на этой ноте, дамы и господа, прошу к столу! - крикнула она.
     Аудитория ответила ей смехом, и все устремились к угощению. Городские полицейские и гвардейцы направляли потоки движения, но горожане проявили дисциплину куда лучшую, чем можно было бы ожидать, скажем, от мантикорцев. С минимумом путаницы они начали выстраиваться в очереди.
     Хонор искоса наблюдала за ними, разговаривая с Говардом Клинкскейлсом и преподобным Хэнксом. Все прошло хорошо, подумала она. Куда лучше, чем она ожидала, - и именно поэтому внезапная помеха оказалась особенно болезненной.
     - Покайся! - донеслось из динамика в верхнем ряду быстро пустеющих сидений.
     Хонор невольно повернулась на шум. Там стоял человек в траурно-черном костюме, одной рукой он размахивал потрепанной черной книжкой, а другой держал перед собой микрофон.
     - Покайся и отринь свои грехи, Хонор Харрингтон, чтобы не привести народ Божий к горю и погибели!
     Хонор вздрогнула, и у нее заныло в желудке. Его динамик был куда слабее, чем стационарные, - большой он не смог бы пронести мимо охраны, - но включен он был на полную громкость. Звук получался с подвыванием, зато гремел в ушах у всех присутствующих. Измученные нервы побуждали Хонор обратиться в бегство. Только не это, подумала она в отчаянии. Не сейчас. Это уж слишком. Она начала отходить от трибуны, убеждая себя, что психа можно просто проигнорировать. Если она сделает вид, что он не имеет никакого значения, тогда, возможно...
     - Покайся, говорю тебе! - громыхал человек в черном. - На колени, Хонор Харрингтон, и проси прощения у Бога, которого ты оскорбила прегрешениями против Его воли!
     Презрительные слова больно обожгли Хонор, и что-то внутри нее сдвинулось. Что-то, что она считала навсегда потерянным, сдвинулось на место, со щелчком, как от вправленного сустава... или у заряжаемого орудия. Глаза землевладельца приобрели жесткое выражение, а Нимиц у нее на плече вытянулся струной. Он зашипел, откликаясь на внезапный гнев Хонор, прижал уши к голове и оскалился. Рядом напрягся Джулиус Хэнкс. Радостный шум толпы поутих, многие начали оглядываться. Несколько сердитых людей направились к говорившему, но остановились, заметив воротничок священника.
     Хонор почувствовала, что Эндрю Лафолле тянется к коммуникатору, протянула руку и остановила его, даже не оборачиваясь.
     - Нет, Эндрю, - сказала она.
     Его рука напряглась, будто готовясь высвободиться, - и Нимиц донес до нее кипящую ярость телохранителя, - но потом его мышцы расслабились. Она обернулась и взглянула на него, приподняв бровь. Лафолле недовольно кивнул, подчиняясь приказу.
     - Спасибо, - сказала она и вернулась к микрофону.
     В полной тишине она тщательно настроила и проверила звук. Ее подданные перешли в поместье Харрингтон еще и потому, что были самыми свободомыслящими на Грейсоне. Они хотели жить здесь и глубоко уважали своего землевладельца-иностранку. Их возмущение было не меньшим, чем у Лафолле, но по грейсонской традиции они глубоко уважали духовных лиц. Священнический воротничок осадил даже самых разгневанных и придал больше веса злым словам.
     - Дайте мне с ним разобраться, миледи, - прошептал Хэнкс. Его глаза горели от гнева. - Это брат Маршан, - объяснил преподобный. - Он нетерпимый зашоренный невежда с жуткими предрассудками, и здесь ему делать нечего. Его паства - в поместье Бёрдетта. Он вообще-то личный капеллан лорда Бёрдетта.
     Хонор кивнула. Теперь ей был понятен гнев Хэнкса; и только железный самоконтроль помог ей справиться со своими собственными чувствами. Так вот как эти демонстранты сюда попали, подумала она холодно.
     Уильям Фицкларенс, лорд Бёрдетт, по части предрассудков оставлял далеко позади всех грейсонских землевладельцев. Остальные могли еще сомневаться - как все же следует относиться к женщине-землевладельцу; Бёрдетт не сомневался. Только личное предостережение Протектора Бенджамина заставило его промолчать во время ее формального возведения в ранг, и с тех пор, когда он не мог избежать встречи с ней, демонстративно игнорировал ее с ледяным презрением. Маршан не мог оказаться здесь без разрешения своего покровителя, а значит, Бёрдетт и его единомышленники решили открыто поддержать оппозицию. Именно они, скорее всего, финансировали приезд такого количества демонстрантов в Харрингтон.
     Но об этом можно было поразмыслить и позже. Сейчас Маршан бросил ей вызов, и она не могла попросить ответить на него Хэнкса. Формально он был властен над всеми священниками, но грейсонские религиозные традиции уделяли огромное внимание свободе совести. Если она позволит ему приказать Маршану замолчать, это может вызвать кризис в Церкви, который отразится на всех и резко ухудшит политическую ситуацию.
     Кроме того, подумала она, Маршан бросил вызов именно ей, и она прямо-таки ощущала его злорадное удовлетворение. Мелкая радость мракобеса, который ранит и унижает людей, прикрываясь ханжеской уверенностью в том, что выполняет Божью волю. Слишком откровенной, публичной была его атака, чтобы можно было позволить ответить на нее кому-нибудь еще. Нет, именно она должна это сделать, если хочет сохранить свой авторитет. И потом, ей вдруг самой хотелось ответить. Наконец она встретила открытое противостояние, вызов, пробившийся к той части ее души, которая слишком долго пребывала в спячке.
     Хонор повернулась к Хэнксу и покачала головой:
     - Нет. Спасибо, преподобный, но этот господин, кажется, желает говорить со мной.
     Динамики транслировали ее слова четко и ясно, как она и рассчитывала. Ее тихий, спокойный голос был приятным контрастом воинственному реву Маршана, и она перевела искусственный левый глаз в телескопический режим, внимательно наблюдая за выражением лица противника.
     - Так что вы хотели сказать, сэр? - поинтересовалась она, и священник покраснел, осознав ее нарочитую вежливость.
     - Ты чужда Богу, Хонор Харрингтон! - снова выкрикнул он, размахивая своей книжкой.
     Хонор почувствовала, что Лафолле взбешен тем, что Маршан повторно назвал ее полным именем. Кроме того, он игнорировал ее титул, и это тоже было преднамеренное оскорбление со стороны человека, который не был ей даже представлен. Однако она просто успокаивающе погладила Нимица, ожидая продолжения.
     - Ты богопротивная еретичка, ты сама в этом призналась перед Конклавом Землевладельцев, отказавшись принять веру. Нельзя защищать народ Божий, не принадлежа его Церкви!
     - Простите, сэр, - тихо сказала Хонор, - но мне казалось правильным честно признать перед Богом и Конклавом, что я не была воспитана в доктрине Церкви Освобожденного Человечества. Неужели мне следовало притворяться?
     - Тебе не следовало богохульствовать, ища мирской власти! - закричал Маршан. - Горе Грейсону, коли женщина-еретичка претендует на ключ землевладельца и наместника Бога. Тысячу лет этот мир был Божьим, а теперь те, кто забыл Его законы, богохульствуют, принимая чужеземные обычаи и втягивая Его народ в войны безбожных держав, и это ты, Хонор Харрингтон, привела на нас все эти беды! Ты извращаешь веру самим своим присутствием, своим нечистым примером и идеями, которые ты разносишь, как мор. "Бойтесь тех, кто станет соблазнять вас, братья мои. Не слушайте тех, кто станет осквернять храм вашей души обещанием материальных благ и мирской власти, держитесь крепко за путь Божий и будьте свободны!"
     Хонор услышала, как Хэнкс втянул воздух сквозь сжатые зубы. Маршан цитировал "Книгу нового пути", второй по святости из всех текстов Грейсона. Преподобный пришел в ярость, слыша, как Маршан извращает священный текст, преследуя личные цели. Но Хонор и сама часами изучала "Книгу нового пути", стараясь понять своих подданных, и сейчас она поблагодарила Бога за свою хорошую память.
     - Вам стоит закончить цитату, сэр, - сказала она Маршану, и искусственный глаз заметил потрясение, отразившееся на его лице. - По-моему, - продолжила она спокойно, - святой Остин закончил этот параграф словами: "Не закрывайте глаза на новое потому, что цепи прошлого туго связывают вас. Именно те, кто отчаяннее всего цепляется за прошлое, отвернут вас от нового пути и снова уведут вас на пути нечистых".
     - Святотатство! - взвизгнул Маршан. - Как ты смеешь произносить слова Книги, еретичка?
     - А почему бы и нет? - ответила Хонор убийственно рассудительным тоном. - Святой Остин писал не только для тех, кто уже принял учение Церкви, но и для тех, кого он только хотел привлечь. Вы зовете меня еретичкой, но ведь еретик - это тот, кто заявляет, что принял веру, а потом извращает ее по собственному вкусу. Я такого не делала. Я выросла в другой вере, но неужели это не позволяет изучать и уважать вашу?
     - Да что ты знаешь о вере! - буквально сплюнул Маршан. - Ты повторяешь слова, не понимая их смысла! Даже ключ у тебя на шее показывает это, ибо женщине не предназначено править. "Соберите сыновей ваших, чтобы построить мир, предписанный Богом, и хорошо охраняйте ваших жен и дочерей. Защищайте их и учите, чтобы они через вас познали Божью волю". Через вас! - повторил Маршан, глядя на нее с яростью. - Сам Бог говорит нам, что мужчина должен управлять женщиной, как отец управляет своими детьми! Она не должна нарушать законы Божьи, выступая против Его воли! Ты и твое проклятое королевство заразили всех нас своей отравой! Вы ведете наших юношей в безбожные войны, а наших девушек вводите в грех гордости и распущенности, настраивая жену против мужа, а дочь против отца!
     - Я так не считаю, сэр, - сказала Хонор более холодным тоном и посмотрела священнику прямо в глаза, цитируя еще один отрывок из "Нового Пути": - "Отцы, не будьте глухи к словам ваших детей, ибо они меньше привязаны к старым путям. Не должно быть раздора и между мужчиной и его женами. Любите их и слушайте их совета. Все мы сыновья и дочери Божьи, Он создал нас мужчинами и женщинами, чтобы мы утешали друг друга и помогали друг другу, и настанет день, когда мужчине понадобится не только своя сила, но и сила женщины".
     Маршан побагровел, а по толпе пробежал одобрительный шепоток. Хонор чувствовала одобрение преподобного Хэнкса, явно удивленного ее глубоким знакомством с учением Церкви. Но она не отводила глаз от Маршана, ожидая следующей атаки.
     - Да как ты смеешь говорить о мужчине и его женах? - прошипел священник. - Брачный союз - это святое таинство, благословленное Богом, а ты, блудница, плюешь на все, что несет в себе такой союз!
     Нимиц зарычал. По толпе пронеслось сердитое гудение, Эндрю Лафолле тихо выругался, но сознание Хонор было чистым и холодным, а в глазах отражалась смерть.
     - Я не плюю ни на таинство брака, ни на какое другое таинство, - сказала она, и кое-кто из собравшихся вздрогнул от ее ледяного тона, - но ваша священная книга говорит: "Без любви нет истинного брака, а с любовью только он и может быть". А святой Остин, сэр, пишет: "Говорю вам, не спешите вступать в брак, ибо это дело глубокое и совершенное. Сначала испытайте, верно ли вас ведет к нему любовь, а не плотские удовольствия, которые пожрут себя сами и оставят только пепел и горечь".
     Ее карие глаза, как лазеры, пронзили Маршана, и она тихо продолжила:
     - Я любила Пола Тэнкерсли всем сердцем. Если бы он остался жить, я вышла бы за него замуж и родила бы ему детей. Но я не член вашей Церкви, как ни глубоко мое к ней уважение, и я следовала обычаям, в которых была воспитана, как от вас я жду, что вы будете следовать вашим.
     - Вот ты и доказала нечистоту своей натуры! - закричал Маршан. - Тебе и всем твоим погрязшим в грехе сородичам, которые чтят только плотские удовольствия, не место среди избранного Богом народа!
     - Нет, сэр. Я только доказала, что любила мужчину, как замыслил Бог, и делила с ним любовь не так, как это принято у вас.
     Голос Хонор по-прежнему звучал холодно и ровно, но по щекам потекли слезы. Боль от смерти Пола снова резанула ее, как ножом, и динамики разнесли над площадью сердитое рычание Нимица. Хонор застыла, словно высокая, стройная статуя, ее лицо, обращенное к врагу, наполнилось болью, и негодование толпы еще больше возросло.
     - Ложь! - закричал Маршан. - Бог поразил мужчину, с которым вы совокуплялись, как животные, в наказание за твои грехи! Это был Его приговор тебе, шлюха!
     Хонор побелела, и на лице Маршана появилась злобная радость. Он понял, что наконец-то задел ее.
     - Горе тебе, сатанинская шлюха, и горе людям этого лена, когда меч Господа поразит их через тебя! Бог знает правду о твоей душе, шлюха, и...
     Многоголосый рев вырвался у подданных Хонор. Он, словно океан, затопил голос Маршана, священник замер с открытым ртом и побледнел, поняв, что зашел слишком далеко. Публично напав на женщину, он нарушил впитавшийся за тысячу лет в самую плоть кодекс поведения. Только глубокое инстинктивное уважение к его сану и готовность Хонор отвечать на злобные тирады рассудительными аргументами уравновешивали это отступление от приличий. Теперь это равновесие исчезло. Все в поместье Харрингтон знали историю ее любви к Полу Тэнкерсли и то, как все закончилось. Теперь они увидели, как Маршан заставил ее страдать, разбередив старые раны. К священнику рванулась сразу дюжина мужчин.
     Он что-то прокричал, но разгневанная толпа заглушила его усиленный громкоговорителем голос, и Маршан лихорадочно полез вверх по рядам. Он поскользнулся, добравшись до верхнего яруса, но удержался на ногах и в отчаянии побежал между пустыми сиденьями. Толпа устремилась за ним. Хонор, не думая о себе, схватила Лафолле за плечо.
     - Останови их, Эндрю! - Он уставился на нее, не веря своим ушам, и она встряхнула его за плечо. - Если мы их не остановим, они его убьют.
     - Да, миледи! - Лафолле вытащил свой коммуникатор и начал отдавать команды, а Хонор наклонилась к микрофону на трибуне.
     - Стойте! - крикнула она. - Остановитесь! Подумайте, что вы делаете! Не будьте такими, как он!
     Ее усиленный динамиками голос перекрыл рев толпы, и кое-кто остановился, но ярость остальных уже не поддавалась контролю. Многие харрингтонцы продолжали погоню, и разрыв между ними и преследуемым все сокращался. Маршан бежал, как безумный, в страхе за свою жизнь, а сквозь толпу к нему прорывались гвардейцы в зеленых мундирах. Хонор вцепилась в трибуну, молясь, чтобы гвардейцы успели первыми.
     Они не успели. Маршана сбили с ног - толпа исторгла вопль восторга, - и он вместе с поймавшим его человеком покатился вниз по сиденьям. Толпа волчьей стаей окружила их, кто-то рывком поднял священника на ноги. Он скорчился под ударами, прикрывая лицо руками, и тут, благодарение Господу, до него наконец добрались гвардейцы. Они окружили его, растолкав нападавших, и повели прочь от сидений сквозь бурю криков и угроз. Хонор вздохнула с облегчением.
     - Слава Богу, - выдохнула она, закрыв лицо руками.
     Гвардейцы вытащили избитого и окровавленного священника, впавшего в полубессознательное состояние, в безопасное место. На плече у Хонор яростно шипел Нимиц.
     - Слава Богу! - снова прошептала она и, сморгнув слезы, открыла лицо.
     И тут ее обняли хрупкие старческие руки.
     Преподобный Хэнкс прижал ее к себе, дав поддержку, в которой она так нуждалась. В его яростном отвращении к мракобесию Маршана, доходившем до нее через Нимица, не было ни капли снисходительной жалости. Хонор обняла его в ответ, дрожа от горя, которое всколыхнули слова Маршана, и от осознания, насколько близок он был к смерти.
     - Да, миледи, слава Богу, - звучный голос Хэнкса дрожал от гнева.
     Преподобный заставил ее отвернуться от толпы и достал платок. Она утерла слезы, все еще оставаясь в его объятиях, и он продолжил так же сурово:
     - И вам тоже спасибо. Если бы вы не среагировали так быстро...
     Он вздрогнул, оборвав фразу, потом глубоко вздохнул.
     - Спасибо, - повторил он, - и прошу вас принять мои извинения от имени Церкви. Уверяю вас, - сказал он, и его голос звучал спокойнее, но в то же время и жестче, куда безжалостней, чем она ожидала от человека с его мягким характером, - что с братом Маршаном мы... разберемся.

Глава 6

     - Xай!
     Хонор быстро и аккуратно сделала шаг по полированному полу, сохраняя равновесие, и ее деревянный тренировочный меч снова взлетел вверх. Меч мастера Томаса отразил удар в голову, и она отступила назад и влево, уходя от противника. Хонор восстановила равновесие и отбила его меч, на секунду высвободившись, и тут же скользнула клинком вдоль клинка Томаса, изогнув запястье, и сделала ложный выпад к его левой руке - все это единым движением.
     - Хай! - снова крикнула она, отражая ответный удар в торс.
     Но и его выпад тоже был ложным.
     - Хо!
     Томас ушел в сторону изящно - как танцор или облачко дыма. Хонор только крякнула, когда меч ударил по ее защищенной правой руке - как раз перед тем, как ее собственный удар достиг цели. Она немедленно опустила меч и поклонилась, признавая, что его удар был нанесен раньше. Потом разжала правую руку, выпустив рукоять. Хонор, морщась, потрясла ноющими пальцами, а мастер Томас с улыбкой сдвинул на лоб маску.
     - Иногда, миледи, лучшая атака - это предложить противнику достаточно аппетитную приманку, чтобы потом обернуть дело против него.
     - Особенно когда вы так хорошо знаете противника, - согласилась она.
     Хонор сняла собственную маску и вытерла лицо рукавом стеганой защитной куртки. По покрою она напоминала ги, которые Хонор носила, занимаясь coup de vitesse, но ткань была плотнее и тяжелее. Грейсонцы давно пользовались высокотехнологичной заменой традиционных фехтовальных костюмов: куртки позволяли двигаться свободно и в то же время смягчали удары, которые легко могли бы сломать незащищенные кости.
     К несчастью, от синяков она не защищала. Грейсонские учителя фехтования считали, что синяки помогают затвердить урок.
     - Ну, не так уж вы и очевидны, миледи, - не согласился мастер Томас, - но вам не помешало бы побольше хитрости.
     - Я думала, что действую хитро! - возразила Хонор, но ее учитель с улыбкой покачал головой.
     - С кем-нибудь еще - может быть, миледи, но я слишком хорошо вас знаю. Вы забываете, что это не настоящий бой, и если есть возможность добиться немедленной победы, вы за нее хватаетесь, не обращая внимания на то, какой вред наносите себе. В настоящем бою я был бы уже мертв, а вы просто ранены. Но в фехтовальном зале всегда надо помнить, что считается именно первое прикосновение.
     - Вы это нарочно сделали, ведь правда? Чтобы лишний раз напомнить.
     - Возможно. - Мастер Томас спокойно улыбнулся. - Но я ведь при этом победил, не так ли? - Хонор поклонилась, и он улыбнулся шире. - Так что не важно, в учебных целях я это сделал или просто ради победы. У меня все получилось, потому что я знал ход ваших мыслей, знал, что, если я открыл вам возможность удара по телу, ваш выпад в руку будет ложным.
     - Так вы сами открылись? - удивилась Хонор.
     - Конечно, миледи Неужели вы подумали, что моя защита случайно оказалась так слаба? - мастер Томас грустно покачал головой.
     Нимиц, сидевший на брусьях, издал смешок.
     - А ты вообще молчи, паршивец! - Хонор погрозила коту пальцем. Потом она повернулась к мастеру Томасу и потерла нос. - А вы бы попробовали такое с кем-нибудь, кого не знаете так хорошо, как меня?
     - Наверное, нет, миледи, но вас-то я знаю.
     - Верно. - Хонор снова встряхнула рукой. - Сложно удивить человека, который научил тебя всему, что ты знаешь, так ведь?
     Мастер Томас улыбнулся и поднял руку жестом судьи, обозначавшим туше. Хонор усмехнулась. Томас Данлеви был вторым в рейтинге мастеров-фехтовальщиков на Грейсоне, и она гордилась тем, что он согласился учить ее. В отличие от гранд-мастера Эрика Тобина, который только чуть-чуть обогнал его в бор