не только потому, что им надо настроиться на ее тактическое мышление, а это возможно только в работе.
     Иногда она гадала, добиваются ли лучших результатов те, кто практикует скандалы. Она служила под началом адмиралов, устраивавших настоящие спектакли с воплями и угрозами, чтобы накрутить подчиненных, и это - по крайней мере у некоторых - срабатывало. Но Хонор верила во флотское правило, которому давным-давно научил ее Рауль Курвуазье: ради офицера, который ведет их за собой, люди работают совсем иначе. Хонор еще и поэтому хотела поскорее увести "Грозный" с верфи. Ее экипаж трудно было упрекнуть в отсутствии трудолюбия, но им не хватало общего духа, чувства локтя, которое могут дать только совместно пролитый пот и возможность доказать друг другу, чего они стоят... а для этого сначала адмирал должен доказать им свою компетентность. Большинство ее офицеров слишком молоды, чтобы помнить капитана Харрингтон по битве при "Вороне" или второй битве при Ельцине, зато все знают, что Королевский Флот Мантикоры списал ее на берег. Пока она не докажет им, что разбирается в своем деле, неизбежны сомнения, несмотря на всю ее репутацию, а она хотела с ними покончить.
     И за взаимоотношениями с грейсонскими офицерами приходилось тщательно следить до сих пор. Контр-адмирал Трейлман, например, явно имел религиозные предрассудки против женщин в форме, но неожиданно выручила репутация женщины, спасшей Грейсон от Масады. Хонор было неловко так цинично и расчетливо этим пользоваться, но она не могла не использовать эффективное оружие. Нынче все должно идти в ход. И ведь сработало! Может Трейлману и было трудно воспринимать женщин как настоящих офицеров, но к Хонор он обращался с таким уважением, на которое редко могут рассчитывать капитаны, внезапно ставшие адмиралами.
     Конечно, уважение и авторитет - далеко не одно и то же. Все воспитанные грейсонцы уважали женщин, но это вовсе не означало, что они доверяли женщине на "мужском" месте. Хонор полагала, что и Трейлман так думал... во всяком случае пока Янаков не обошел его на компьютерном тренажере. Он пришел в бешенство от того, что младший адмирал изменил правила игры. Вряд ли ему понравилось и то, что выручил его простой капитан, да еще и бывший хев в придачу. Но Хонор не могла не отдать ему должное. Какую бы ярость он ни испытал, он честно признал собственные ошибки. Помогло и то, что она не набросилась на него с упреками. Она постаралась похвалить как Ю, так и Янакова (хотя последнему намекнула, что бывает со слишком хитрыми адмиралами), но действия Трейлмана она проанализировала абсолютно бесстрастно. Не критиковать его решения было невозможно, но она не желала чернить его ни с глазу на глаз, ни на людях. Он допустил ошибки, и ее обязанностью было объяснить ему это, но она никогда не любила офицеров, которые чрезмерно распекали подчиненных, а после службы в качестве флагманского капитана у Марка Сарнова она лишь уверилась в правильности своей тактики. Суть в том, чтобы учиться на ошибках, а не искать козлов отпущения. Если офицер абсолютно непригоден, тогда его надо убрать, но без особого повода она ни на кого не нападала.
     Тем не менее, подумала она, Трейлман представлял самое слабое звено. У него была репутация бойца, но тонкости ему не хватало. Хонор не могла решить, обусловлено это личностью или ему пока не хватает уверенности. Офицеры, не верившие в собственные способности, часто атаковали проблемы в лоб, рассчитывая, что в ближнем бою упорство окажется важнее способности думать и маневрировать. Заботила ее и чрезмерная склонность Трейлмана полагаться на правила и уставы. Правда, это еще не повод для снятия его с должности, а администратор он хороший. Его любили и уважали подчиненные ему командиры и штаб. Это, с одной стороны, повышало его эффективность, а с другой - означало, что они будут не согласны с его увольнением. Да и Хонор он тоже нравился, несмотря на предрассудки по поводу женщин. Он был прямым и честным, и хотя тонкости от него ждать не следовало, бульдожьей цепкости было с избытком.
     Уолтер Брентуорт оказался надежен, как она и ожидала. Один раз он ошибся, видя только то, что ему хотелось видеть, но он принял урок близко к сердцу. В отличие от Трейлмана, он чувствовал себя с женщинами-офицерами вполне комфортно, и не только с Хонор, и уделял большое внимание деталям. То, что он не сумел в тренажере удержать рядом Двенадцатый дивизион, перед тем как Янаков устроил свой сюрприз, могло означать, что он не учитывал склонность Трейлмана атаковать, но с тех пор он исправился. Если у него и был недостаток, то, пожалуй... излишнее внимание к деталям. Хонор подозревала, что этим отчасти объясняется ход учений на тренажере. Брентуорт слишком увлекся маловажными обязанностями, которые следовало перепоручить начальнику оперотдела и флагманскому капитану. У него не хватило времени подумать, почему Янаков выбрал такой неудобный подход.
     Если он научится правильно делегировать обязанности, то из хорошего адмирала превратится в выдающегося, решила Хонор. Уже сейчас она была вполне довольна его работой в качестве старшего командующего дивизионом. И его реакцию на критику она угадала правильно. Он осознал свои ошибки и не злился ни на Янакова, создавшего ему неожиданные проблемы, ни на Хонор, отключившую ему связь, чтобы посмотреть на поведение Трейлмана. Больше того, в следующем упражнении на тренажерах он учел полученный урок, и с каждым днем его уверенность все росла.
     Но как ни довольна она была работой Брентуорта, Хонор не могла удержаться от улыбки, думая о контр-адмирале Янакове. Иуда Янаков будто нарочно был полной противоположностью Трейлману как по внешности, так и по характеру. Самый молодой из ее командующих дивизионами, невысокий, худощавый, с густыми каштановыми волосами и серыми глазами. Из Янакова ключом била энергия, которой не хватало более высокому и плотному Трейлману. Агрессии у молодого человека хватало, но ее уравновешивал холодный расчет карточного игрока. Он приходился племянником Бернарду Янакову, предшественнику Уэсли Мэтьюса на посту гранд-адмирала, а значит, кузеном Протектору Бенджамину, и проблем, связанных с адмиралом-женщиной, у него не возникало вовсе.
     Хонор презирала офицеров, заводивших любимчиков, и очень старалась не выделять Янакова - во избежание, - но его инстинктам она доверяла больше, чем Трейлману или даже Брентуорту. Как он и показал в тренажере, иногда его воображение перехлестывало через край, но он уже начинал выравниваться, не теряя при этом инициативы. Единственная сложность с Янаковым заключалась в том, что он катастрофически не уживался с Альфредо Ю.
     Хонор вздохнула и снова потерла кончик носа, глядя на пустой экран. У всех ее грейсонских офицеров были причины косо смотреть на человека, который практически уничтожил их флот перед вступлением в Альянс, но Уолтер и Трейлман с эмоциями справились. А Янаков пока нет, хотя он тщательно следил, чтобы это не отражалось на работе. Хонор виновато думала, что его мотивы примерно совпадают с ее собственными. Она винила Ю в смерти адмирала Курвуазье, а Янаков - в гибели родного дяди, так что неудивительно. Чем дальше, тем острее жалела Хонор, что они с предыдущим гранд-адмиралом так и не успели преодолеть барьер культурных различий. Все, что она о нем слышала, только подчеркивало: Бернард Янаков был замечательным человеком.
     Но каким бы выдающимся офицером и человеком ни был гранд-адмирал Янаков, его смерть вбила клин между его племянником и Альфредо Ю, и Хонор столкнулась с нешуточной проблемой. Поначалу она даже удивилась, разобравшись в своих чувствах, но ошибки не было. Она по-прежнему не доверяла Ю и отчасти презирала себя за это. Пора с этим кончать, в очередной раз напомнила себе Хонор. Постепенно ее отношение к капитану менялось, но шел этот процесс слишком долго, и виновата была только она сама.
     Признав это, она нахмурилась. Альфредо Ю - один из самых компетентных офицеров, которых она только встречала. Его реакция на засаду Янакова не была случайным озарением - для него характерно именно такое спокойное восприятие проблем в сочетании с быстрым поиском оптимального решения. С профессиональной точки зрения Хонор ставила его очень высоко. Хуже того, древесный кот постоянно передавал ей эмоции, скрывавшиеся за бесстрастным выражением лица капитана Ю. Хонор знала, что он искренне сожалеет о том, что его заставили делать во время операции "Иерихон", и вынуждена была согласиться с Мерседес по поводу его роли в судьбе экипажа "Мадригала". И, поскольку она все это знала, то не могла себя простить за неспособность простить его.
     Хонор вздохнула, и взгляд ее смягчился, упав на Нимица. Кот дремал на своем насесте, но она знала, как он отреагировал бы, если бы не спал. У Нимица никаких проблем с Альфредо Ю не было, и он не понимал, с какой стати его человек так переживает. Наверняка он опять пожурил бы ее за напрасные терзания - и без толку. Ю был выдающимся офицером, любой адмирал мог только мечтать о таком флагманском капитане. Наверняка он куда лучше ее справлялся бы и с обязанностями адмирала. Больше того, он был хорошим, порядочным человеком и заслуживал от нее лучшего отношения, а она ничего не могла с собой сделать. Пока не могла. Хонор злилась на себя за эту злопамятность.
     Она снова вздохнула, потом встала, взяла Нимица на руки и понесла его в спальню. По дороге он сонно потянулся, приоткрыл глаза и погладил ее по щеке своей передней лапой. Хонор почувствовала его сонное удовлетворение - наконец-то она ложится! - улыбнулась и потрепала его уши. Сегодня она очень устала, вряд ли ей будет что-то сниться. Завтра у эскадры - и ее адмирала - длинный день. Пора спать, и она, зевая, выключила свет.

***

     В уютной библиотеке, стены которой были уставлены полками с бесконечными рядами старинных книг, сидели трое. Вино в их бокалах отливало красным. Хозяин дома поставил графин на буфет. За окнами библиотеки безлунное небо усеяли звезды и сверкающие огоньки орбитальных ферм Грейсона. Дворец Бёрдетт был погружен в тишину. Обстановка была мирная и спокойная, но вот в глазах лорда Бёрдетта, когда он повернулся от буфета, покоя не было и в помине.
     - Итак, их решение окончательное? - спросил один из гостей, и Бёрдетт поморщился.
     - Да, - пробурчал он. - Ризница окончательно покорилась этому слизняку-вундеркинду, ставшему Протектором, и готова вести Церковь и всех нас вместе с ней к проклятию.
     Гость поерзал в кресле. Холодные глаза Бёрдетта вопросительно взглянули на него, и он раздраженно пожал плечами.
     - Я согласен, что Ризница не проявила мудрости, которой Божьи дети вправе от нее ждать, Уильям, но Бенджамин Мэйхью все-таки Протектор.
     - Да неужели? - Бёрдетт поджал губы, глядя на Джона Макензи.
     - Вот именно, - не уступил тот.
     Поместье Макензи было почти таким же старым, как и поместье Бёрдетта, и его, в отличие от Бёрдетта, передавали по прямой линии наследования со дня основания.
     - Что бы ты ни думал о Протекторе Бенджамине, его семья хорошо послужила Грейсону. Мне не нравится, когда кто бы то ни было называет его слизняком.
     Взгляд карих глаз Макензи не уступал твердостью взгляду Бёрдетта, и в воздухе повисло напряжение. В конце концов второй гость Бёрдетта откашлялся:
     - Милорды, ссорами мы не служим ни интересам Грейсона, ни Бога.
     Землевладелец Мюллер говорил спокойно, призывая их к здравому смыслу, и оба спорящих прислушались к нему. Потом Бёрдетт согласно буркнул:
     - Ты прав. - Он сделал глоток вина и снова повернулся к Макензи. - Свои слова я назад не возьму, Джон, но и повторять их не стану.
     Макензи коротко кивнул, прекрасно понимая, что на большее извинение хозяин дома просто не способен. Бёрдетт продолжил:
     - Тем не менее ты, я так полагаю, тоже в отчаянии от безбожной политики, которую он так усердно проводит?
     - Да...
     Соглашаться Макензи, похоже, не очень хотелось, но он согласился, и Бёрдетт пожал плечами.
     - Тогда весь вопрос в том, что нам делать.
     - Не знаю, что мы тут можем поделать, - сказал Макензи.-До сих пор мы все тебя поддерживали и, без сомнения, будем поддерживать и дальше. - Он глянул на Мюллера и, когда тот кивнул, снова повернулся к Бёрдетту. - Мы все финансово поддерживали демонстрантов, посланных на юг, чтобы пробудить людей леди Харрингтон, и я вместе с тобой выступил перед Ризницей. Я и перед Протектором не скрывал своих чувств. Но вне наших поместий наши юридические возможности ограничены. Если и Протектор, и Ризница настроены следовать прежним путем, то мы можем только надеяться, что Бог укажет им на их ошибку прежде, чем станет слишком поздно.
     - Этого недостаточно, - возразил Бёрдетт. - Бог ожидает, что Его народ будет действовать, а не сидеть и ждать Его вмешательства. Или ты хочешь, чтобы мы отвернулись от посланного Им Испытания?
     - Я этого не говорил. - Макензи явно сдерживался с трудом. Он наклонился вперед, опираясь руками на колени. - Я просто сказал, что наши возможности ограничены и мы все их уже испробовали. И в отличие от тебя я считаю, что Бог никому не позволит ввести Его народ во грех. Или ты больше не веришь в силу молитвы?
     Почувствовав неприкрытую иронию в вопросе Макензи, Бёрдетт заскрежетал зубами, его ноздри раздулись. Макензи снова выпрямился в кресле.
     - Я не говорю, что я не согласен, - сказал он почти примирительным тоном, - и я продолжу по мере сил поддерживать тебя, но незачем изображать, что мы способны на что-то еще.
     - Но этого недостаточно, - горячо возразил Бёрдетт. - Этот мир посвящен Богу. Святой Остин привел сюда наших предков, чтобы построить святое место по Божьим законам! Люди не могут крутить и вертеть Его законами просто потому, что какой-то пижонский инопланетный университет вбил Протектору в голову, что это больше не модно! Черт побери, неужели тебе не ясно?
     Лицо Макензи застыло. Он долго сидел молча, потом встал. Макензи посмотрел на Мюллера, но тот по-прежнему сидел и смотрел в бокал, отказываясь встречаться с ним взглядом.
     - Я разделяю твои чувства, - сказал Макензи, явно стараясь сохранить ровный тон, - но я свое сказал, и ты тоже. Я считаю, что мы сделали все возможное, а в остальном придется довериться Богу. Ты не согласен, и я не хочу с тобой спорить. При данных обстоятельствах, думаю, мне лучше уйти, пока один из нас не скажет что-нибудь, о чем потом пожалеет.
     - Думаю, ты прав, - буркнул Бёрдетт.
     - Сэмюэль, - Макензи снова взглянул на Мюллера, но тот лишь мотнул головой, не поднимая глаз.
     Макензи внимательно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Бёрдетта. Хозяин и гость холодно обменялись кивками, Макензи повернулся и быстро вышел из библиотеки.
     Воцарилось молчание. Третий гость встал и отнес оставленный бокал Макензи на буфет. В тишине стук поставленного бокала прозвучал излишне громко, и Мюллер наконец поднял глаза.
     - Ты знаешь, он прав, Уильям. По закону мы сделали все, что могли.
     - По закону? - отозвался гость, до сих пор хранивший молчание. - По чьему закону, милорд, Божьему или человеческому?
     - Мне не нравится ваш тон, брат Маршан, - сказал Мюллер, но его голос звучал отнюдь не так резко, как должен бы.
     Священник пожал плечами. Он не сомневался в Сэмюэле Мюллере. Может, он и чересчур расчетлив, чтобы открыто высказать свои взгляды, но он был верующим и противился "реформам" Протектора Бенджамина не меньше, чем сам Маршан или лорд Бёрдетт. А если он и руководствуется более мирскими мотивами - что ж, Бог использует любые орудия, а амбиции Мюллера и раздражение по поводу сокращения власти землевладельцев были мощным орудием.
     - Понимаю, милорд, - сказал наконец священник. - Я не хотел проявить неуважение к вам или лорду Макензи.
     В извинении проскользнула фальшь - он солгал.
     - Но разве вы не согласны, что закон Божий выше человеческого?
     - Конечно.
     - Тогда, если люди нарушают закон Божий, будь то нарочно или по неведению, разве другие люди не обязаны исправить эти нарушения?
     - Он прав, Сэмюэль. - Гнев прорывался в голосе Бёрдетта куда сильнее, чем в присутствии Макензи. - Вы с Джоном все говорите о юридических ограничениях, но посмотри, что случилось, когда мы попробовали применить свои законные права. Бандиты этой шлюхи Харрингтон чуть не забили до смерти брата Маршана просто за то, что он принес им слово Божье.
     Мюллер нахмурился. Он видел в новостях, что произошло, и подозревал, что жизнь Маршана спасло только вмешательство гвардии Харрингтон. Хотя, конечно, они были вынуждены вступиться. В конце концов, демонстрации протестантов разгоняли рабочие "Небесных куполов", принадлежащих Харрингтон. Большинство людей могло этого и не заметить, но Мюллер заметил и почувствовал невольное уважение к тому, как хорошо она замаскировала свое участие. Но тем, кто знает, куда смотреть, всегда видны скрытые пружины. Если бы толпа убила священника на глазах у землевладельца, это возмутило бы не только Мюллера. Линчуй ее подданные Маршана, это только доказало бы вину Харрингтон и заклеймило ее как грешницу перед всем Грейсоном.
     - Возможно, - сказал он наконец, - но я все равно не понимаю, что мы можем сделать, Уильям. Я весьма сожалею о том, что случилось с братом Маршаном, - он поклонился в сторону бывшего священника, - но все было сделано по закону, и...
     - По закону? - взорвался Бёрдетт. - С каких это пор выскочка вроде Мэйхью может диктовать Ключу, что делать в собственном поместье?!
     - Погоди-ка, Уильям! - Вопрос Бёрдетта задел больное место, в глазах Мюллера вспыхнул гнев - не на хозяина, но вполне ощутимый тем не менее. В голосе его почувствовалось раздражение. - Это же не просто Протектор, тут вся Ризница, весь Конклав и вся Палата! Большинство Ключей поддержали решение, когда преподобный Хэнкс его огласил. Согласен, Мэйхью подталкивал, но он слишком хорошо прикрылся. Мы не могли опротестовать его действия на основе привилегии землевладельцев. Ты же знаешь!
     - А почему Ключи его поддержали? - подхватил Бёрдетт. - Я скажу почему - по той же причине, по которой мы в прошлом году сидели как трусливые евнухи и позволили Мэйхью навязать нам эту богопротивную суку. Господи, Сэмюэль, она уже тогда развратничала с этой иностранной тварью - как там его, Тэнкерсли? - и Мэйхью все знал. Но разве он сказал нам? Конечно, не сказал! Он понимал, что тогда уж точно не получит одобрения Ключей!
     - Ну, в этом я не уверен, - недовольно признал Мюллер. - Богопротивная она или нет, от Масады Харрингтон нас все же спасла.
     - Только затем, чтобы нас пожрало ее королевство! Мы знали, что масадцы враги, так сатана устроил нам хитрую ловушку. Он предложил нам Харрингтон в качестве героини и современные технологии как наживку, и дурак Мэйхью попался! Какая разница, уничтожит нас Масада оружием или Мантикора - хитростью и подкупом?
     Мюллер глотнул еще вина и прикрыл глаза. Он был согласен, что "реформы" Бенджамина Мэйхью идут во вред планете, но религиозный пыл хозяина его утомлял. И кроме того, он опасен. Слишком уж фанатичен Бёрдетт, а фанатики часто действуют чересчур поспешно. Любые непродуманные действия приведут к катастрофе - слишком популярны сейчас Мэйхью и Харрингтон. Прежде чем настанет время действовать, надо заложить основу для подрыва их популярности - а теперь следует призвать к осторожности.
     - А как насчет Хевена? - спросил он. - Если мы порвем с Мантикорой, что помешает им нас завоевать?
     - Милорд, мы бы не интересовали Хевен, если бы Мантикора не затащила нас в свой Альянс, - ответил Маршан прежде, чем Бёрдетт успел сказать хоть слово. - Этой их королеве Елизавете мало нас совращать, ей надо было еще и втянуть нас в эту чужую нам безбожную войну!
     - И именно Мэйхью сделал все это возможным, - сказал Бёрдетт тихим убедительным голосом. - Он вбил первый клин, руководствуясь собственными эгоистическими мотивами. Больше ста лет Грейсоном правил Совет Протектора. Этот ублюдок использовал кризис - кризис, который сам же и создал, уговорив Совет вступить в переговоры с Мантикорой, - что