различал то, чего не видели глаза. Саймон Трегарт был  прав:
на это место была наложена колдовская иллюзия, и стены вставали там, где
их не было, открытые места на самом деле были заняты. Закрыв  глаза,  мы
как бы видели другой город, поставленный на  тот,  который  был  раньше.
Причины этой иллюзии я не могла понять, потому что это  не  новые  чары,
поставленные Хиларионом, чтобы сбить нас с толку. Эта иллюзия была очень
старая, обтрепанная и заношенная почти до первых нитей.
   - Я вижу! - резко сказал отец.
   Он тоже переключился на другое зрение.
   - Так... Мы идем сюда.
   Сильная рука схватила мою руку, в то время как я и мать  держали  под
руки Айлию, связанные таким образом, мы  стали  разрушать  чары  города,
потому что мы закрыли глаза на дневной свет, а наше другое  зрение  было
настроено мозгом.
   Мы вышли на улицу, спускавшуюся к толстой внешней стене, и  я  узнала
ее. По ней мы шли, когда спасались от рейдеров.
   Я дважды открывала глаза, чтобы проверить, действуют ли еще смущающие
чары, и каждый раз видела тупиковую  улицу  или  стену  дома  или  часть
стены, так что спешила зажмуриться и положиться на другое зрение.
   Человек, не  имеющий  подобного  дара,  не  смог  бы  победить  этого
колдовства. Мы в этом  убедились,  когда  дошли  наконец  до  ворот.  На
расстоянии вытянутой руки от входа на земле лежало тело, раскинув  руки,
будто хотело схватить свободу, которой не видели глаза. Это  был  рослый
мужчина в кольчуге. Его жесткие волосы были заплетены  в  косы.  Богатый
шлем валялся в стороне. Лица человека не было  видно,  ит  я  была  рада
этому.
   - Салкар!
   Отец наклонился над телом, но не касался его.
   - Не думаю. Во всяком случае, не из того племени, которое мы знаем, -
возразила Джелит. - Наверное, это из твоих рейдеров, Каттея.
   В этом я не могла бы поклясться, поскольку видела их только мельком в
ту ночь, когда они напали на вупсалов, но подумала, что мать права.
   - Он умер уже довольно давно.
   Отец снова выпрямился.
   - Может, он погнался за тобой, Каттея, и для него ловушка сработала.
   Но для нас она открылась. Мы прошли  сквозь  стену  между  бронзовыми
зверями и нашли здесь признаки того, что люди действительно боялись этих
мест; на самом виду лежала каменная  плита,  принесенная,  наверное,  из
разоренного поселка, и на ней куча разных вещей. Сначала они,  наверное,
были разложены как следует, но потом птицы и звери сбили все это в кучу.
Там  была  меховая  одежда,  теперь  запыленная  песком  и  расклеванная
птицами, металлические блюда, на которых когда-то  лежала  пища,  меч  и
топор, к которым с взволнованным видом потянулся  Саймон.  Вообще-то  он
был посредственным меченосцем, потому что в  его  родном  мире  мечи  не
употреблялись. Тем не менее, для воина всякое оружие  благо,  когда  нет
ничего другого.
   - Оружие мертвеца, - сказал он. - Говорят, что взять оружие покойника
- значит взять и его боевой гнев.
   Я вспомнила, что Кемок, идя за мной в Темную башню Дензила, нашел меч
в тайнике давно исчезнувшей расы и взял его  для  нашей  защиты.  Думаю,
поскольку уж рука мужчины инстинктивно хватается за  сталь,  это  оружие
скорее будет служить добру, чем злу.
   Мать тоже взяла что-то с этого жертвенного стола и, держа это  обеими
руками, вглядывалась почти со страхом.
   - Эти рейдеры брали добычу в странных местах,  -  сказала  она.  -  Я
слышала о такой вещи,  но  никогда  не  видела.  Видимо,  они  сочли  ее
недостаточно  ценной,  раз  предложили  живущим  здесь,  по  их  мнению,
демонам.
   Это была каменная чаша, сделанная в виде сложенных ладоней,  но  руки
были не вполне человеческими;  пальцы  очень  длинные  и  тонкие,  узкие
остроконечные   ногти   покрыты   блестящим    металлом.    Чаша    была
красно-коричневая, гладкая, полированная.
   - Что это? - с любопытством спросила я.
   - Зеркало видения. Им пользуются, как хрустальным шаром, только  сюда
наливается вода. Не знаю, как эта вещь попала сюда,  но  она  не  должна
здесь оставаться. Дотронься до нее, Каттея.
   Она протянула  мне  чашу.  Я  прикоснулась  к  ней  и  вскрикнула  от
неожиданности, камень был не холодным, как я ожидала, а  горячим,  почти
обжигающим. Но Джелит держала чашу и, казалось, не чувствовала жара. А я
ощущала не только жар, но и волну Власти и поняла, что это могучая сила,
которая может служить нам оружием, как и  меч,  так  естественно  взятый
отцом.
   Мать взяла обрывок шелка, также лежащего на жертвеннике, завернула  в
него чашу и спрятала ее под тунику. Отец прицепил к поясу  меч  и  сунул
туда же боевой топор для равновесия.
   Эта куча награбленного наводила на  мысль,  что  в  ту  снежную  ночь
победителями стали рейдеры, а не вупсалы. Я была уверена,  что  все  это
оставили здесь именно рейдеры.  Я  ни  разу  не  видела,  чтобы  вупсалы
оставляли где-нибудь свои сокровища, кроме как в гробнице Утты.
   Теперь, прежде чем уйти отсюда,  надо  было  удостовериться,  что  из
народа Айлии никого не  осталось.  Я  объяснила  это  родителям,  и  они
согласились  со  мной.  Сейчас  была  середина  утра,   солнце   приятно
пригревало. Снега уже не было, лениво жужжали насекомые,  и  мы  слышали
утреннюю перекличку птиц.
   Пока мы не ушли с  мыса,  я  все  время  была  в  напряжении,  ожидая
контакта с Хиларионом, его зова или вопроса: куда мы пошли и  зачем.  Но
теперь мы вошли в покрытый почками кустарник, в нормальный для глаз мир,
и мое напряжение немного спало.
   Но я все еще сомневалась и  сознавала,  что  мы  не  освободились  от
своего спутника, которого я меньше всего хотела видеть.
   Когда мы обследовали поселок, стало ясно, что он пуст, и  не  потому,
что племя отправилось в странствия.  На  ветру  полоскались  разорванные
шкуры палаточных крыш.
   Мы осторожно прошли по развалинам. Я нашла хижину, из которой  бежала
- когда?
   Для меня это было несколько дней назад. Морские разбойники побывали и
здесь.  Сундук  Утты  был  опрокинут,  свертки  с  травами  разорваны  и
содержимое из них высыпано и перемешано.
   Мать поднимала то сухой листок, то щепотку травяной  пыли,  нюхала  и
бросала, покачивая головой. Я поискала рунные свитки, приведшие  меня  в
цитадель, но их  не  было.  Видимо,  рейдеры  решили,  что  это  ключ  к
какому-нибудь кладу. В дальнем углу мы нашли кувшин с дорожной пищей  из
вяленого мяса, спрессованного с сухими ягодами. В данный момент для  нас
это было дороже любых сокровищ.
   Айлия стояла за дверью, где ее оставили и, казалось, не видела ничего
вокруг и не сознавала, что вернулась  в  свой  поселок.  Отец  пошел  по
другим палаткам, но быстро вернулся.
   - Место смерти, - угрюмо констатировал он. - Уйдем отсюда.
   У меня не было друзей в племени. Я была пленницей, но никогда не была
им врагом, и их смерть всегда будет на мне: они верили в мой  дар,  а  я
погубила их.
   Мать прочла мои мысли, обняла меня и сказала:
   - Нет, потому что сознательно ты не обманывала их, и тебе  ничего  не
оставалось, как предоставить их своей судьбе.  Ты  не  та,  которой  они
верили, и ты не могла держаться за выбор,  который  они  заставили  тебя
сделать. Так что не бери на себя чужой груз. Это зло жизни, и в какой-то
мере люди сами виноваты, когда это зло приходит как судьба.
   Слова, предназначенные для утешения и облегчения, сейчас однако  были
только словами, хотя и задержались в моем мозгу и  позднее  я  вспомнила
их.
   У нас не  было  ни  саней,  ни  сильных  собак,  не  было  настоящего
проводника. Мы знали, только, что  нам  нужно  идти  на  запад.  Сколько
времени займет путешествие в Долину и много ли  опасностей  подстерегает
нас на пути - можно было только гадать.
   Я думала, что вспомню дорогу по берегу реки, через  страну  от  места
горячих источников, но когда я сказала об этом отцу, он покачал  головой
и ответил, что, если  долина  горячих  источников  так  хорошо  известна
кочевникам, то лучше обойти ее и направиться прямо на  запад.  Это  была
хорошая мысль, хотя мы и не могли быстро идти пешком, особенно с Айлией,
которая под нашим контролем шла, но о ней надо было  заботиться,  как  о
неразумном ребенке.
   Итак, мы повернулись спиной к морю и цитадели на  мысе.  Продуктов  у
нас почти не было - скверное на вкус мясо, принесенное из того  мира,  и
кувшин из поселка. Но зато недостатка в воде не было, потому  что  здесь
было множество ручьев, оживших с приходом весны.
   Отец поднял с земли два округлых камня и сделал удивительное  оружие,
какого я никогда не видела. Он скрепил камни ремнем, затем раскрутил над
головой и пустил для начала в  куст.  От  удара  и  веса  камней  ремень
закрутился вокруг ветки и оборвал ее, а с нее почки.  Отец  засмеялся  и
пошел освобождать ремень.
   - Похоже, я не разучился, - сказал он.
   Он  снова  отправил  свое  оружие,  но  уже  не  в  куст,  а  в   его
неосторожного  обитателя  -   подскочившую   вверх   птицу.   Когда   мы
остановились на ночлег, у нас было уже четыре таких птицы.  Мы  зажарили
их на костре, и с аппетитом съели. Это было очень приятно после  долгого
пребывание на невкусном рационе.
   Ночью стало холоднее, но мы не остались у костра. Отец положил в него
последнюю охапку листьев и прутьев, а нас повел  на  место,  которое  он
наметил для ночного лагеря - довольно далеко от  этого  маяка,  могущего
привлечь внимание. Он выбрал маленькую рощицу, где зимние ветры повалили
несколько деревьев, и  те  при  падении  захватили  и  другие,  так  что
получилось нечто вроде шалаша из  перепутавшихся  веток  и  стволов.  Мы
заползли в него и загородились кустарником.  Если  бы  у  меня  бы  было
немного травы из запаса Утты, можно было бы поставить защитные чары,  но
рейдеры так все перемешали, что выбрать нужное мне не удалось.
   Мать  достала  из  поясного  кармана  кусочек  голубоватого  металла,
осторожно провела по нему рукой и воткнула  в  землю.  От  него  исходил
бледный свет, который должен был ярко вспыхивать, если  вблизи  появится
кто-то из слуг  Тени.  Правда,  против  рейдеров,  хищных  животных  или
кочевников у нас не было защиты, кроме наших глаз  и  ушей,  поэтому  мы
установили дежурство. У меня была первая вахта, и я держалась напряженно
и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить остальных.
   Мои глаза и уши были настороже, и я пыталась объединить их с  мозгом,
время от времени посылая короткий мыслепоиск, но с большими интервалами,
так как в этой стране его могут перехватить враги.
   В ночи было много звуков и шорохов.
   Моя кровь иногда  бежала  быстрее,  и  я  настораживалась,  но  потом
устанавливала, что эти звуки производят ночные животные и ветер.
   Все время я отгоняла от себя желание подумать о Хиларионе, о том, что
он сейчас делает в пустом здании,  которое  когда-то  было  центром  его
правления. Все ли он вспоминает прошлое, которого больше не увидит?  Или
он преодолел этот шок и снова пользуется своими талантами?
   Зачем? Врат он больше делать не будет, в этом я была уверена.  Хватит
с него и этого долгого заключения у Зандора.
   Зандор... Я с удовольствием отгородилась от своих  опасных  мыслей  о
Хиларионе. Интересно, что произошло с Зандором? Может быть, наш побег из
его Места Власти сказался на его машинах сильнее, чем думал Хиларион?
   Может, это подорвало силу Зандора?
   Ведь мы предполагали погоню, но этого не произошло. Возможно,  Зандор
так ослаб, что в следующий раз люди башен положат конец  его  подземному
убежищу, и кончится длительная война принесшая миру пепел и смерть.
   Но думать о  Зандоре  -  значит,  вспоминать  Хилариона,  так  что  я
прогнала от себя и эти мысли.  Оставалось  вспоминать  о  более  далеком
прошлом, о Зеленой Долине, о Киллане, о Кемоке. Все ли еще война там, на
мертвой точке? Или те, кто, о ком я беспокоилась, зажаты  в  смертельной
схватке? Я послала мысль-поиск в ту сторону.
   Только дойдет ли?
   Я была в таком возбуждении, что  забыла,  где  я,  какие  обязанности
возложены на меня. Я закрыла глаза  и  уши,  склонила  голову  на  руки.
Кемок! Я мысленно рисовала его лицо, узкое, длинное, волевое.
   Вот!
   Создав его, я все дальше посылала зов,  вкладывая  в  него  всю  свою
силу.
   - Кемок!
   Пришел ответ! Сначала неясный, затем усиливающийся.  Он  услышал!  Он
там! Я не ошиблась, значит между нами не было стены смерти!
   - Где? - бился в моем мозгу его  вопрос,  так  что  у  меня  тряслась
голова, и я вынуждена была придерживать ее рукой.
   - Восток...
   Больше  я  ничего  не  могла  сказать:  голова  моя  качалась  не  от
мысленного посыла, а  от  рук,  трясших  меня  за  плечи  и  разбивавших
мысленный контакт. Я открыла глаза с гневным криком.
   - Дура! - холодно прошептала мать. Я видела только темный силуэт,  но
ее крепкие руки все еще держали меня.
   - Что ты сделала еще, девчонка!?
   - Я говорила с Кемоком. - Я злилась, как и она.
   - Крик для всех, кто слушает, - ответила она.  -  Такой  поиск  может
навести на нас Тень! Если мы не чувствовали их следов, то это не значит,
что местность чистая! Не ты ли сама говорила нам об этом?
   Она была права, но и я  была  права  тоже,  потому  что  Кемок  знает
теперь, что я жива, и может прийти к нам.  Если  между  нами  и  долиной
стоит какое-то Зло, то нас предупредят те, кто желают нам добра. Когда я
пустила в ход эти доводы, мать отпустила мои плечи.
   - Может быть, - проговорила она вслух. - Но хватит... Когда  захочешь
сделать это еще раз, скажи мне, и вместе мы сделаем больше.
   В этом она тоже была права. Но я не  могла  избавиться  от  волнения,
какое принес мне сам факт ответа Кемока. Ведь в прошлом, с тех пор,  как
я участвовала в делах Дензила, я была отделена от того, что  делало  нас
троих одним существом.
   Пока я мучительно старалась освоить заново свое искусство у Утты, это
пришло само собой.
   Быть снова той, кем я была...
   - А будешь ли когда-нибудь? - снова ударил меня шепот  матери.  -  Ты
пошла другой дорогой, с которой уже не свернешь. Я просила для вас троих
то, что считала самым полезным для вас в этом мире: для Киллана  -  меч,
для Кемока - свиток, для тебя же дочь - Дар.  Но  ты  пошла  по  другому
пути, чего я не предвидела. Возможно, это очень плохо для тебя...
   - Нет! - мгновенно возразила я.
   - Посмотрим, что ты скажешь в будущем, - неопределенно заметила  она.
- Так вот, дочка, ты не тревожь нас больше посылами. Нам надо отдохнуть.
   Вопреки своим нетерпеливым желаниям я дала ей обещание.
   - Не буду... сегодня.
   Я снова стала следить только за внешним миром  до  того  часа,  когда
Джелит сменила меня и я погрузилась в сон.
   Перед восходом солнца отец разбудил  нас  всех.  Утром  было  гораздо
холоднее: на ветвях лежал иней.
   Мой отец в основном воевал на границах,  а  мать  ездила  с  ним  для
обнаружения вражеских разведчиков. Они никогда не ходили пешком. Я  тоже
не ходила, так что теперь мы все трое находили этот  способ  преодоления
пространства весьма утомительным, и он изматывал нас куда больше, чем мы
предполагали сначала. Мы старались идти  ровным  шагом,  но  не  слишком
быстро из-за Айлии.
   Девушка шла, куда ее вели, ела, если ей подносили пищу ко рту,  пила,
когда давали, но была как во сне. Она так далеко отошла  от  реальности,
что я сомневалась, придет ли она в себя когда-нибудь  полностью.  Мы  не
могли бы оставить ее в таком состоянии у ее народа, даже если бы и нашли
его. Все равно ее убили бы, потому что для кочевого народа она стала  бы
тяжелым бременем. Утта оставалась с ним так долго только потому, что она
имела талант, а Аусу, жена вождя - потому что имела преданную  служанку,
заменяющую ей руки и ноги.

Глава 17

   Саймон Трегарт был ловок и хитер, как и всякий, кто подолгу  лежал  в
засадах или обходил  ловушки  врага  в  диких  горах  Карстена.  Он  шел
впереди, иногда приказывая нам всем остановиться и оставаться в укрытии,
пока он не изучит обстановку и не подаст нам сигнал. Я не могла  понять,
что вызывало его подозрения, если это что-то не лежало прямо на  дороге,
но всецело доверяла отцу.
   Мысленным прикосновением мы не пользовались, поскольку эта страна  не
была чистой.  Дважды  мать  приказывала  нам  поспешно  обойти  стороной
какие-то места, где ее искусство  обнаруживало  скрытое  Зло.  Одним  из
таких мест был холм, на котором стоял каменный монолит, темно-красный  в
солнечном свете. Там не было ни единой травинки вокруг,  земля  была  на
вид  твердая  и  почерневшая,  как  после  пожара.  Само  здание,   если
приглядеться, мерцало по контуру и как бы  меняло  очертания.  Я  быстро
отвела  глаза:  не  годится  видеть,  какую  форму  может  принять   эта
субстанция.
   Во второй раз мы чуть  не  погибли.  Это  был  лес  с  деревьями  без
листьев, но не потому, что для них еще не настало время,  а  потому  что
вместо листвы на ветках были желтоватые утолщения или наросты с красными
прожилками, отвратительные на вид.
   Они казались открытыми язвами, разъедавшими больную  плоть  растения.
Возникало  ощущение,  что  дело  не  только   в   этих   деформированных
отвратительных деревьях,  а  в  том,  что  в  их  тени  что-то  ползает,
крадется, не смея выйти на солнечный свет и ожидает возможности прыгнуть
и утолить неистовый голод.
   Обходя это зло, мы подались на юг и увидели, что лес гораздо  больше,
чем мы думали. Его щупальцы пораженных лиан и кустов тянулись в  стороны
и захватывали растительность.  Они  дотянулись  до  берега  реки,  и  мы
остановились в нерешительности. Нам оставалось  либо  пробиваться  через
них, на что у нас не хватало духу, либо идти по воде,  если  не  удастся
пройти по узкой полоске гравия под выступом берега, а с Айлией это будет
весьма непросто.
   Над водой пронеслись звуки, и мы упали на землю  на  краю  берега  за
тонким экраном кустарников между нами и водой внизу.
   Я задыхалась от ветра, дувшего со  стороны  зачумленного  леса.  Вонь
стояла нестерпимая.
   Теперь у нас не было возможности уйти,  так  как  с  дальнего  берега
доносились голоса, и только слов нельзя было разобрать.
   На секунду я подумала, что это спасшиеся из  разгромленного  поселка,
потому что они были той же крови, что и вупсалы, но когда они  зашлепали
по воде, наполняя водяные мешки, я не увидела ни одного знакомого  лица.
Я заметила, что хотя одежда у них в основном была  такая  же,  что  и  у
вупсалов, вместо плащей, какие носило племя Утты, у этих было перекинуто
через плечо что-то вроде тканого одеяла, сложенного узкой полосой.
   Они явно не торопились уходить: женщины и  дети  разводили  костры  и
ставили котлы на  треногах,  а  мужчины  сняли  обувь  и  шли  по  воде,
растягивая рыболовную сеть и покряхтывая от холода.
   В первый раз я заметила, что Айлия зашевелилась по собственной  воле,
и быстро обернулась к ней. Лицо  ее  утратило  пустое  выражение,  глаза
смотрели на эту сцену разумно и узнавающе.
   Она подняла голову.  Я  испугалась,  что  она  закричит  и  привлечет
внимание этих людей, хотя они и не вупсалы и она никого из них не знала.
Я хотела схватить ее за руку,  но  она  уклонилась  и  ударила  меня  по
голове, что на минуту ошеломило  меня.  Затем  она  быстро  поползла  на
коленях, но не к тому месту, а в противоположную сторону,  как  если  бы
видела в тех людях смертельных врагов. Если бы она просто  отступила  бы
от края берега, все бы обошлось.  Но  она  в  своей  слепой  поспешности
поползла к западу, прямо  к  кошмарным  растениям.  Ее  было  необходимо
остановить. Мой отец бросился за ней, схватил за лодыжку и дернул назад.
   Она молча упала ничком - видимо страх перед людьми  племени  заставил
ее молчать -  повернулась  и  бросилась  на  отца,  защищаясь  зубами  и
ногтями.
   Самым  скверным  было  то,  что  во  время  этой  борьбы  злые  лианы
зашевелились, как змеи, готовые напасть. Мы  с  матерью  объединились  в
мысленном посыле, предназначенном для подчинения Айлии, яростная  борьба
к