она  нам  тогда
казалась.
   - Тише, тише. Послушайте: я расскажу вам о снежном духе и о том,  как
Сэмсо перехитрил его...
   Но мы не хотели успокаиваться, мы продолжали по-своему разговаривать.
Уже тогда мы знали, что у нас есть нечто такое, чего нет у остальных, но
сохранили это в тайне.
   Я извлекал из памяти одно воспоминание за другим,  пытался  вспомнить
мельчайшие подробности, чтобы создать яркую картину. Однажды мы ехали по
весеннему полю. Киллан сорвал ветку с дерева тансен,  и  белые  цветы  с
розовыми сердцевинами издавали сладкий аромат. Я нарвал полевых цветов и
сплел венок. А потом мы дали их Каттее: корону на голову, скипетр в руку
- и сказали ей, что она прекрасна,  как  леди  Брас,  которая  была  так
красива, что цветы  краснели  от  стыда,  потому  что  не  могли  с  ней
сравниться.
   - Помню...
   Эта мысль так естественно проникла в мое сознание, что вначале  я  ее
даже  не  заметил.  Потом  постарался  справиться  со  своими  эмоциями.
Немедленно призвал еще одно воспоминание и еще. Та, что была  отчуждена,
теперь присоединилась ко мне. Мы вместе ткали  ковер  из  нашего  общего
прошлого. Я не пытался прямо обратиться к ней, только крепче  привязывал
к себе общими воспоминаниями.
   - Это ты... это ты, Кемок?
   Именно  она  разорвала  заклятие  своими  осторожными,   неуверенными
вопросами.
   - Да, это я. - Но больше ничего не добавил.

Глава 16

   - Если ты Кемок, - в ее мысли растущее напряжение, - то эта земля  не
для тебя! Уходи, пока не пострадал! Ты не знаешь, что происходит с теми,
у кого нет должной защиты. Я видела... это чудовищные существа!
   Она видела то, что постарался показать ей Динзил.
   - Динзил! - Мысль ее стала сильнее, громче. -  Динзил  защитит  тебя;
используй противочары...
   Он настолько завладел ею, что  она  в  поисках  помощи  прежде  всего
обращается к нему.
   - Я пришел за тобой, Каттея. -  Это  истинная  правда.  Если  она  не
слишком далеко зашла по той дороге, на которую  он  ее  завел,  я  смогу
достучаться до нее, как те воспоминания, которые она уловила.
   - Но зачем? - спросила она простодушно. Это не та Каттея,  которую  я
помню. Моя сестра никогда не полагалась на других, она всегда отличалась
самостоятельностью и рассчитывала прежде всего на  себя.  Эта  Каттея  -
совсем другая.
   Я попытался мыслить яснее и проще, чтобы удержать тонкую связь  между
нами.
   - Неужели ты могла подумать, что мы отпустим тебя, не  думая  о  том,
что с тобой может произойти?
   - Но вы ведь знали! - немедленно отозвалась она. - Вы  знали,  что  я
уехала в место силы, чтобы узнать то, что обезопасит нас от  Тени.  И  я
учусь, Кемок. Я уже знаю много такого, что и  не  снилось  нашим  Мудрым
женщинам. На самом деле они  все  ограниченные  и  трусливые.  Они  лишь
подглядывают в щелку двери, не решаясь войти. Я удивляюсь, чему мы в них
восхищались.
   - Есть разные знания. Ты сама когда-то это сказала, Каттея. Некоторые
знания входят в человека и расцветают, другие  человек  может  удержать,
только если сам изменится.
   - Это касается мужчин!  -  возразила  она.  -  Но  я  знаю  волшебниц
Эсткарпа, посвященных! Ни одни мужчина не может того, что  мы!  А  когда
соберу все, что нашла здесь, я вернусь, и вы возрадуетесь моим находкам.
   Третья картина Лоскиты. Неожиданно она ярко вспыхнула в памяти,  и  я
увидел ее так же отчетливо, как в заполненной песком  чаше.  Вот  войско
Тени, и с ним Каттея; она швыряет в нас, своих родичей, огненные стрелы.
   - Нет! - резко возразила Каттея. - Это  злой  обман,  а  не  истинное
пророчество. Тебя обманули; ты поверил, что я... одна  из  трех...  могу
это сделать? Динзил предупреждал...
   Она не решилась продолжать, но я поторопил ее:
   - О чем предупреждал Динзил?
   Ответила она не сразу, а когда ответила, мысль  ее  была  спокойна  и
холодна, как в Долине.
   - Ты мне не истинный друг, ты только хочешь удержать меня при себе. У
Киллана сердце добрее: он знает, что мы по-прежнему  будем  едины,  даже
если пойдем разными дорогами. Но  ты  с  этим  не  согласен;  ты  хочешь
заключить меня в свою тюрьму.
   - Динзил так сказал  и  ты  поверила?  -  Он  коварен,  но  чего  еще
следовало ожидать? Мои действия, направленные  на  освобождение  сестры,
только подкрепляют этот аргумент.
   - Ты не любишь Динзила. У него есть и другие враги. Ему не нужно было
говорить мне: я сама видела это в тебе и в остальных из  Долины.  Но  он
по-прежнему собирает  здесь  силы  и  предоставит  их  нам.  Неужели  вы
думаете, что сможете противопоставить мечи и жалкие заклинания  Великим,
которые проснулись в Эскоре? Для того,  чтобы  противостоять  им,  нужны
знания глубже тех, что доступны большинству.
   - Динзил может призвать такие силы и контролировать их?
   - Да - с моей помощью! - В ответе высокомерие и гордость.  Они  могут
иметь корни в той Каттее, которую я знал, но они же сделали ее чужой.
   - Возвращайся, Кемок. Я знаю: ты меня любишь, хотя твоя  любовь  меня
раздражает.  Динзил   позаботится   о   том,   чтобы   ты   вернулся   в
соответствующий тебе мир. И расскажи всем, что скоро мы придем  с  такой
силой, что Тень оцепенеет от страха еще до нашего первого удара.
   Я закрыл свое сознание перед этими  словами,  перед  этой  Каттеей  -
чудовищем, показанным мне Динзилом. Целенаправленно, со  всей  энергией,
какую смог собрать, я снова подумал о  Каттее,  которую  знал  и  любил,
которая была частью меня...
   - Кемок! - Высокомерие исчезло из  этого  возгласа,  осталась  только
боль. - Кемок, что ты делаешь? Перестань! Ты снова накладываешь на  меня
путы, и нужны силы, чтобы разорвать их, такие силы. Но они нужны мне для
других целей, которые поставлены здесь передо мной.
   Я продолжал рисовать мысленные картины. Каттея, юная сердцем,  чистая
сердцем, счастливая, танцует на зеленом лугу и призывает  к  себе  птиц;
они присоединяются к ее пению... Каттея со смехом отламывает сосульку  и
сосет ее, а земля перед  ней  покрыта  снегом  и  закована  морозом,  но
прекрасна  под  зимним  солнцем.  Сестра  достает  изо  рта  сосульку  и
испускает резкий призыв, на который отвечает  снежный  ястреб...  Каттея
ныряет в реку, не поднимая брызг, и плывет с нами, но тут же забывает  о
состязании, найдя запутавшегося в тростнике детеныша выдры и  освобождая
его... Каттея сидит у костра и слушает сказки Ангарт...
   - Перестань! -  Мольба  звучит  слабее.  Я  отбрасываю  ее  от  себя,
сосредоточившись  на  картинах,  на  прикосновении  к  двум  талисманам,
которым я доверяю в этом месте, где правит Динзил, как он считает.
   Каттея вместе с нами убирает на  поле  урожай;  мы  все  здесь  вяжем
пшеницу. Каттея, избранная  в  этот  день  приветствовать  пиршественной
чашей проезжих. Она по старому  обычаю  собирает  дань  и  возвращается,
смеясь и радуясь своему успеху: проехал  целый  отряд  пограничников,  и
каждый бросил ей монету.
   Но не Каттея, использующая свою  силу,  -  никогда!  Потому  что  для
Каттеи сила - это дверь, ведущая сюда, к той Каттее, которую я не знаю и
которой боюсь.
   - Кемок... Кемок, где ты?
   На секунду-две  мне  показалось,  что  это  возглас  Каттеи  из  моих
воспоминаний;  потому  что  звучит  он  молодо  и  странно   неуверенно,
печально.
   Я открыл глаза и огляделся. Где я? В каком-то месте, из которого,  по
мнению Динзила, невозможно выбраться. Во мне росла уверенность. Для  нее
было мало оснований. Но когда человек достигает состояния, когда у  него
нет будущего, он начинает отчаянно сопротивляться.  И  в  таких  случаях
иногда выигрывают и более слабые - просто потому, что им нечего бояться.
   - Кемок... где ты?
   - Скоро буду с тобой, - отозвался я. Но  не  знал,  смогу  ли  я  это
выполнить.
   Я с трудом встал, держа меч.
   - Каттея! - снова послал крылатую  мысль.  Она  устремилась  в  стену
прямо передо мной и исчезла. Я подошел к стене.
   Камень, прочный на ощупь. Но я сохранял уверенность. Прижал  к  стене
острие меча и снова использовал безрассудное волшебство. Соединил  слово
"Ситри", ключ к мечу, со словами, найденными в Лормте.
   Рукоять обожгла лапу. Но я прочно держал меч, не обращая внимания  на
боль. Острие прогрызло линию между двумя плитами. Вернее, только  начало
грызть, потому что сам камень поддавался перед оружием, пока я продолжал
произносить имя и слова; камень  расступался,  как  грязь  в  болоте.  Я
вырвался из тюрьмы, в которую поместил меня  Динзил,  и  снова  стоял  в
подземном помещении, из которого лестница ведет в Темную башню.
   Я снова поднялся по лестнице и оказался в первой комнате.  Но  теперь
мебель обрела материальность, перестала быть призрачной. Протянув  лапу,
чтобы коснуться ее, я едва не выронил меч. Что я  протянул  -  лапу  или
человеческую руку? Я  вижу  пальцы!  Но  вот  они  скрылись  под  плотью
чудовища, снова появились, скрылись...
   Я был потрясен. Тварь, которую показал мне  Динзил;  он  сказал,  что
такова Каттея в этом мире - женские голова и руки и чудовищное тело. Она
пользовалась руками и головой,  чтобы  овладеть  силами,  которые  здесь
действуют. Он сказал: когда она внешне снова станет человеком, то  будет
готова для его целей. Я вытянул другую руку и посмотрел на  нее.  Да,  и
здесь тоже переход от руки к лапе. Но лапа все же материальней, а рука -
всего лишь призрак.
   Неужели использование здесь волшебства привязало меня к этому миру  и
вызвало изменение? Но  ничего  иного  я  не  мог  сделать.  Поднялся  по
лестнице в следующую комнату - столовую. И снова линии отчетливей, я уже
различаю цвета.  Неужели  Каттея  останется  для  меня  невидимой,  а  я
останусь чудовищем, вызывающим в ней лишь страх?
   Последний пролет. На вершине люк, на этот раз открытый.  Если  Динзил
по-прежнему ждет там, на его стороне преимущество; надо уменьшить  риск.
Я поднял над собой лезвие. В этом мире руны еще ни  разу  не  вспыхнули,
однако я надеялся на них, как  командующий  армией  -  на  испытанных  и
верных разведчиков.
   Ничто на меня  не  обрушилось.  Я  с  трудом  поднялся.  Вот  стол  с
зеркалом. Я почти ожидал  увидеть  движущийся  гребень.  Но  по  первому
впечатлению в комнате, кроме меня, никого нет.
   - Каттея! - громко позвал я. Крылатое  слово  устремилось  на  другую
половину темной комнаты, туда, где висит гобелен. И из темноты появилась
тварь, которую показал мне Динзил, только теперь белые отчетливые  кисти
рук торчат на разбухших запястьях, а голова стала туманной,  как  у  той
плакальщицы на равнине.
   Походка у нее такая же неуклюжая, как  у  меня,  и  на  лице  застыло
выражение ужаса - как у человека, понимающего, что  ночной  кошмар  стал
реальностью.
   - Нет! -  она  произнесла  это  резко,  почти  закричала.  Даже  если
предстоит потерять ее, придется сделать этот шаг.
   - Я Кемок - таким показывает меня этот мир!
   - Но Динзил сказал... Ты не принадлежишь злу, ты не можешь быть таким
отвратительным. Я знаю тебя, знаю твои мысли, знаю, что в тебе...
   Я  вспомнил  высокомерные  слова  Динзила  о  том,   что   этот   мир
выворачивает человека наизнанку, показывает, что в  нем  заключено,  его
душу. Но я не принял это. И если  он  то  же  самое  говорил  ей,  нужно
подорвать эту ее веру, и поскорее, пока мы оба не погибли.
   - Думай сама. Не принимай мысли Динзила за свои!
   Неужели я зашел слишком далеко и она снова решит, что я говорю так из
ревности?
   Я протянул вперед лапу, которая время от  времени  становится  рукой.
Видел, как ее взгляд остановился на ней, глаза  изумленно  распахнулись.
Мне удалось привлечь ее внимание.
   Я попытался коснуться ее. Она увернулась, но я схватил ее, повернул и
заставил остановиться перед зеркалом. Не знаю, видит ли она то же, что и
я, но продолжал держать другую руку на мече и заставлял ее смотреть.
   - Нет! Нет! - Она вырвалась  и  закрылась  руками,  чтобы  не  видеть
зеркало. - Погибла... я погибла... - Повернула голову:  то  бесформенный
овал,  то  женская  голова  -  и  посмотрела  на  меня.  -  Ты...   твое
вмешательство привело к этому. Динзил предупреждал.  Я  погибла!  -  Она
стиснула руки, и никогда в жизни не видел я сестру  такой  потерянной  и
несчастной. - Динзил! - Она огляделась и мысленно страстно призвала:
   - Динзил, спаси меня! Прости меня - и спаси!
   Я испытывал боль от ее  страданий.  Каттея  из  прошлого  тоже  могла
страдать, но она сражалась бы до конца и  просила  бы  помощи  только  у
товарищей по оружию.
   - Каттея... - Я снова протянул к ней лапу, но она пятилась все дальше
и дальше, с диким взглядом, отмахиваясь руками.  -  Каттея,  подумай!  -
Удастся ли снова достучаться до нее? И хотя  мне  страшно  не  хотелось,
чтобы живущее здесь зло укрепилось во  мне  еще  больше,  я  должен  это
сделать - или потеряю ее навсегда.
   Я повернул меч таким образом, чтобы рукоять находилась между нами.  И
произнес слово. Снова вспыхнул огонь, руку мне обожгло, но  я  продолжал
держать этот столб золотого пламени.
   - Каттея, неужели в тебе укоренилось  зло?  Мудрые  часто  испытывают
свои души,  обдумывают  мотивы  своих  действий,  знают  все  ловушки  и
западни, ожидающие тех, кто владеет силой. Ты долго жила  с  ними  и  не
присоединилась к ним не потому, что не хотела, а потому, что у тебя есть
более сильная  привязанность.  После  прихода  в  Эсткарп  что  злое  ты
сделала... или думала, что сделала?
   Слушает ли она меня? Держит руки перед лицом,  но  не  прикасается  к
нему, как будто боится, что у нее не человеческая плоть.
   - Ты не принадлежишь злу, Каттея: я никогда не поверю в это! Но  если
это так, разве то, что ты видишь, твоя внутренняя суть? Это  всего  лишь
иллюзия; мы среди тех, кто постоянно пользуется иллюзиями.  Ты  чудовище
только в этом мире, как и я.
   - Но Динзил... - донеслась ее мысль.
   - Для Динзила этот мир родной; он сделал себя единым с  ним.  Он  сам
сказал мне это. Сказал, что когда ты срастешься с этим миром, не  будешь
чудовищем лишь частично, то будешь прикована к нему и  к  его  делу.  Ты
этого хочешь, Каттея?
   Она дрожала, дрожь сотрясала  громоздкое  уродливое  тело.  Все  чаще
исчезала голова, и я видел глазные ямы и овальную голову плакальщицы.
   - Я чудовище... я затерялась в этом чудовище...
   - Ты в маске, навязанной тебе этим миром. Для многих  сил  прекрасное
отвратительно, а отвратительное прекрасно.
   Мне показалось, что теперь она прислушивается ко  мне.  Она  медленно
спросила:
   - Чего ты хочешь от меня? Зачем притягиваешь своими воспоминаниями?
   - Идем со мной!
   - Куда?
   Действительно - куда? Можно снова пересечь равнину, миновать стену из
драгоценных камней, пройти мимо того места, где  стоит  плакальщица.  Но
что дальше? Смогу ли я найти выход, ведущий из мира Башни в Эскор? Я  не
был в этом уверен, она почувствовала мою неуверенность и  ухватилась  за
нее.
   - Ты говоришь: иди со мной! Но когда я спрашиваю, у тебя нет  ответа.
И что мы с тобой будем делать, брат? Бродить в этом  мире?  В  нем  есть
опасности, каких ты и представить не можешь. Не сомневайся: Динзил будет
нас искать.
   - А где он сейчас?
   - Где он сейчас? - насмешливо передразнила она.  -  Боишься,  что  он
придет сюда и встанет перед тобой? - Неожиданно ее взгляд  изменился,  и
между нами возникла прежняя связь.
   - Кемок?
   - Да?
   - Что случилось с нами, со мной? - Она  говорила,  как  недоумевающий
ребенок.
   - Мы с тобой в  чужом  мире,  Каттея,  и  он  хочет  удержать  нас  и
подчинить себе. Выход есть - ты знаешь его?
   Овал, на котором  почти  исчезли  следы  нормального  лица,  медленно
повернулся, как будто Каттея смотрит новыми глазами  и  не  может  найти
разгадку.
   - Я пришла сюда...
   - Как? - Мне не хотелось слишком нажимать, но если  она  знает  дверь
Динзила между мирами и если она не та, через которую  прошел  я,  у  нас
есть возможность спасения.
   - Я думаю... - Рука, все еще  человеческая,  неуверенно  поднесена  к
голове. - Каттея неуклюже повернулась к завешенной  гобеленом  стене.  -
Сюда.
   И заковыляла, держа перед собой руки. Взялась за один конец  занавеси
и потянула. На стене гневно горел пурпурно-красный  символ.  Он  мне  не
знаком, но его отдаленных потомков я видел и знал, что  он  представляет
собой такую силу, которую я не посмел бы вызвать.
   Я почувствовал, как в мыслях моей сестры рождается слово, и не  успел
возразить.  Символ  на  стене   свернулся,   как   будто   высвободилась
отвратительная рептилия. Он продолжал вращаться,  но  я  не  смотрел  на
него: мне стало дурно оттого, что Каттея знает это слово. Но вот  камень
исчез, и только алые линии продолжали вращаться, стекали на пол, образуя
лужу расплавленного вещества. Оно начало растекаться.
   Я пошел вперед, потащив за собой Каттею, чтобы она не коснулась лужи.
Впереди та  же  пустота,  которую  я  встретил,  когда  впервые  пытался
проникнуть в Башню.
   - Дверь открыта. - Мысль Каттеи снова стала холодной и  уверенной.  -
Ради всего, что связывало нас в прошлом, будь свободен, Кемок, и уходи!
   Рука, обернутая заколдованным Орсией шарфом,  схватла  ее  за  плечи,
прежде чем она смогла увернуться. Держа  другой  руке  меч,  я  бросился
вперед, используя тяжесть тела, чтобы увлечь за собой сестру. Думаю, она
была слишком удивлена, чтобы  сопротивляться.  Возможно,  это  не  дверь
Динзила, но в тот момент я видел в  ней  единственную  надежду  для  нас
обоих.
   Падение... падение... Падая, я  выпустил  Каттею,  и  моей  последней
мыслью было то, что она падает со мной.
   И снова я очнулся, чувствуя боль и пустоту в голове. Но заметил,  что
никаких вспышек нет, меня окружают темнота и холодные  стены.  Я  решил,
что какой-то хитростью Динзил снова заключил меня в темницу. Меч...  где
мой меч?
   Лежа на твердом камне, я поднял голову и огляделся. И увидел свечение
за лапой. Лапа? Итак, я не свободен от того мира?  И  на  меня  огромной
тяжестью обрушилось разочарование.
   Но... я напряженно пытался выше поднять голову... лапа  находится  на
конце руки, обычной человеческой руки! Я хорошо помню этот  шрам;  помню
битву, в которой получил его.
   Я опустил взгляд, чтобы осмотреть тело. Но это больше не  тело  жабы;
обрывки человеческой одежды покрывают его, от пояса вниз. Но  лапы...  я
не решался прикоснуться к лицу этими уродливыми выростами, как будто  их
уродливость может въесться в меня. Однако мне нужно  знать,  по-прежнему
ли у меня на плечах жабья голова.
   За мной в темноте что-то шевельнулось. На четвереньках, таща за собой
меч, я пополз, чтобы посмотреть, что это.
   Человеческое тело, в оборванной одежде жителей Долины. Тело  женское.
На конце стройных рук лапы, еще более,  уродливые  и  бесформенные,  чем
мои. Над плечами овальная, лишенная черт лица голова с  двумя  глубокими
глазницами. При моем приближении голова повернулась, ямы  уставились  на
меня, как будто в их глубине действительно органы зрения.
   - Каттея! - Я протянул к ней лапы, но она опять увернулась  от  меня.
Только  положила  одну  лапу  рядом  с  моей,  как  бы  подчеркивая   их
уродливость. Потом закрыла лапами голову.
   Не знаю, что меня побудило, но я протянул Каттее шарф. Он  больше  не
был светлой полоской, снова стал обыкновенным шелковым шарфом.
   Лапа протянулась вперед,  выхватила  шарф,  обернула  вокруг  головы,
оставив лишь маленькое отверстие для зрения.
   Тем временем я осмотрелся. Мы  либо  в  Башне,  основание  которой  в
Эскоре, либо в ее двойнике. Сидим на полу возле крутой лестницы.  Дверь,
ведущая в иные миры, закрыта, но чем  скорей  мы  отсюда  уберемся,  тем
лучше. Я повернулся к сестре.
   - Идем...
   - Куда? - мысленно  спросила  она.  -  Где  мне  найти  место,  чтобы
спрятать свое уродство?
   Я  почувствовал  страх:  может  быть,  ее  ужас  оправдан?  Те,   кто
возвращается из мира Динзила, навсегда уносят с собой свои искажения; мы
пользовались силой света, но, может