Сзади, из болота, донесся звук, громче обычного лопанья пузырей. Звук
походил на  тот,  что  производил  я  сам  во  время  борьбы  с  грязью.
Ухватившись лапами, я подтянулся. Меч, который я держал в клыках,  ранил
губы, если я двигался неосторожно,  но  все  же  это  была  единственная
доступная мне возможность обезопасить себя.
   Чавкающий звук приближался, но  я  не  мог  повернуть  голову.  Страх
придал мне сил; я взобрался на верх  подъема  и  перевалил  через  край.
Потом умудрился встать на четвереньки и повернуться.
   Они  приближались  по  грязи  со  скоростью,  с  которой  я  не   мог
сравниться. Их двое, и...
   Истощенный усилиями, которые потребовались, чтобы добраться  сюда,  я
не мог даже встать без посторонней помощи.  Но  я  подполз  к  камню  и,
опираясь  на  него,  каким-то  образом   выпрямился;   стоял   лицом   к
противникам, прижимаясь спиной к камню.
   У них серая бородавчатая кожа; тяжелые руки и  толстые  плечи,  жабьи
морды (хотя в пасти клыки). На голове от одного большого уха до  другого
мясистые гребни. Это соплеменники того  существа,  в  котором  я  сейчас
обитаю!
   Раскрывая широкие рты-щели, они кричали что-то непонятное. У  каждого
в руке топор, такой же могучий, как оружие Вольта - я его часто видел  у
Кориса, - но с более короткой ручкой. Они явно преследуют меня.
   Убегать некуда, да я бы и не смог убежать, даже если бы заставил тело
попытаться.  Топоры  напоминают  те,  которыми   пользуются   салкарские
пограничники; их можно использовать и как  ручное  оружие,  и  метать  с
расстояния; если топорник хорошо владеет оружием,  такой  бросок  обычно
смертелен. Не знаю, насколько умелы эти люди-жабы. Но  в  таких  случаях
всегда лучше переоценить врага, чем недооценить его.
   Я вооружен мечом, но чтобы  воспользоваться  им,  нужно  ждать,  пока
враги не окажутся ближе. Даже если они собираются метать топоры, вряд ли
это возможно, пока они в грязи. Если не  стану  отходить  дальше,  смогу
помешать им выбраться. Тут у меня будет небольшое преимущество.
   Но я слишком медлителен, слишком устал от  переправы  через  ядовитое
болото и не могу двигаться быстро. Не  могу  даже  отойти  от  камня,  о
который опираюсь. И когда попытался взмахнуть мечом,  рука  повиновалась
мне так неохотно, что я решил: битва уже проиграна.
   - Ситри! - Я попытался поднести рукоять к  губам,  нацелив  острие  в
небо. Сталь, которой я владею этим Именем, сразись за это Имя! Не  знаю,
какой силой ты наделен, но я не из Тени, и пусть твоя сила поможет  мне!
Ибо я должен сделать то, что должен,  и  передо  мной  еще  дорога...  -
Путаница плохо отобранных мыслей - вот и все, что я смог вложить в  свою
мольбу; при этом я даже не знал, буду ли услышан.
   Если бы я смог сделать хотя бы два шага вперед и ударить, пока они не
выбрались из грязи, у меня было бы небольшое преимущество. Но я понимал,
что это выше моих сил. Если сделаю эти два шага, то встречу их не  стоя,
а лежа, с согнутой шеей, ожидающей удара топором.
   Они, видимо, посчитали  меня  легкой  добычей  или  слишком  медленно
соображали и знали только один метод нападения. Побежали, подняв  оружие
и испуская вопли, может быть, воинственные крики. Я пытался пользоваться
мечом, как делал бы это, обладая нормальным телом.
   Рукоять вырвалась, и меч взвился в воздух. Он снова казался не мечом,
а вспышкой золотого свечения. Так быстро он промелькнул, что я  даже  не
смог проследить за ним взглядом, увидеть, как он меня  защищает.  Увидел
только зияющие раны под нижними челюстями  людей-жаб;  из  ран  хлестала
пурпурная жидкость; нападающие споткнулись и упали, заскользили вниз  по
камню; топоры выпали из  неожиданно  разжавшихся  рук,  зазвенели,  а  я
ошеломленно продолжал смотреть.
   Снова звон, громче, чем от удара топоров о камень, почти колокольный.
Передо мной меч, больше  это  не  сверкающая  разрушительная  молния.  Я
оттолкнулся от опоры, спотыкаясь, прошел к нему. Но от  усилий,  которые
потребовались, чтобы  нагнуться  и  подобрать  оружие,  упал.  Несколько
мгновений лежал, ощущая под собой лезвие. И от его прикосновения к  моей
отвратительной коже исходило вначале тепло, а затем обновление  и  сила.
Приободрившись, я приподнялся на передних лапах.
   Над тем местом, где упали тела людей-жаб,  стояло  мерцающее  облачко
черных точек, как сажа, которая вздымается над кострищем, которое  много
раз заливали. Черные частицы со звоном оседали на поверхность камня...
   И не жабьи тела, павшие под ударами меча, увидел я, а  тощие  остовы,
очень похожие на скелеты; под туго натянутой  кожей  торчали  кости.  И,
несмотря на крайнее истощение, это были обычные люди!
   Меч вселил в меня силу, поэтому я встал и по черной  саже  проковылял
туда,  где  лежало  первое  тело.  Черты  лица  отчетливо  виднелись  на
обтянутом кожей черепе.  Глядя  на  человека,  я  подумал,  что  он  мог
принадлежать к Древней расе. Смерть сняла какое-то  заклятие  и  вернула
ему подлинный облик. Смерть? Я взглянул на свои  лапы,  на  бородавчатую
кожу. Неужели единственный способ возврата - смерть?
   Скелет продолжал изменяться,  распадаясь  в  пыль,  как  то  плачущее
существо женского пола по другую сторону стены  из  драгоценных  камней.
Второй исчез вслед за первым.
   Я как можно быстрей отвернулся и посмотрел в другом направлении;  как
и ожидал, увидел впереди башню, которая ждала, как раньше ее близнец.
   Эта более темная, четче очерченная; в этом странном меняющемся мире я
еще таких четких очертаний не видел. Насыпь,  на  которой  стоит  башня,
тоже черная.
   Я снова пошел по дороге, в которую погружались  мои  лапы  и  которая
была рекой, но не из воды. И  когда  подошел  к  основанию  кургана,  не
потребовались никакие заклятия,  чтобы  открыть  дверь:  черная  зияющая
дверь уже ждала. Я послал мысль "Каттея", и мысль птицей быстро  улетела
в темноту.
   Держа рукоять меча обеими лапами, я неуверенно ковылял вперед, прошел
в дверь и оказался в Темной башне. Неужели меня снова  ждет  лестница  и
вход в искаженные миры?
   Черная темнота, которая снаружи казалась непроницаемо густой,  внутри
пронизывалась желтовато-серым свечением. Я понял, что  свечение  исходит
от моего тела. При этом свечении я разглядел пол и стены, все сложено из
огромных, плотно подогнанных друг к другу каменных плит.  Снова  проход,
снова стены без дверей и круглое помещение с уходящей  вверх  лестницей.
Но на этот раз лестница не скрыта заклятием, и в  помещении  нет  других
дверей.
   Перепончатые лапы не очень пригодны для подъема  по  лестнице.  Вновь
пришлось взять меч в зубы, встать на четвереньки и  подниматься,  причем
любое неверное движение  могло  сбросить  меня  вниз,  на  твердый  пол.
Поэтому я поднимался очень медленно.
   Но вот голова моя оказалась в более светлом  месте,  причем  из  него
вниз не проникало ни луча света. Я словно пришел в мир призраков. Но  не
призраков существ, которые когда-то жили и дышали.  Я  видел  прозрачные
туманные очертания мебели. Стулья,  стол,  на  котором  стоит  множество
кувшинов, сосудов, фляжек и трубок, назначение  которых  мне  непонятно.
Вдоль  стен  сундуки  и  шкафы  с  закрытыми  дверцами.  Все  такое   же
нематериальное, как туман над рекой, но  отчетливо  различимое  на  фоне
камня.
   Я протянул лапу к столу. Она легко прошла сквозь  него,  не  встретив
никакого сопротивления.
   Еще одна лестница, ведущая наверх.  Но  не  посредине  комнаты,  а  у
стены. Лестница каменная и материальная, в отличие от призрачной мебели.
Я направился к ней. Лестница не такая крутая,  как  предыдущая,  поэтому
мне хоть и с трудом, ступенька за  ступенькой,  но  удалось  подниматься
стоя, как можно плотнее прижимаясь к стене, подальше от не  огражденного
края.
   Ни звука: башня погружена в молчание. Я старался не шуметь, но это не
очень  получалось.  Даже  мое  тяжелое  дыхание   громко   слышалось   в
неподвижном воздухе, и я боялся, что насторожу часовых, если  они  стоят
вверху.
   Вверху еще одно круглое помещение, и снова призрачная мебель. Стол  с
придвинутыми к нему  двумя  стульями,  словно  подготовленный  к  обеду.
Расставлены туманные кубки и тарелки.
   Я глотнул. С тех пор как расстался с Орсией -  столетия  назад,  -  я
ничего не ел. Пока не увидел стол, не вспоминал о еде. Но теперь во  мне
мгновенно вспыхнул голод. Где найти пищу? Какая пища нужна этому жабьему
телу? Я  невольно  вспомнил  скелетоподобные  тела.  Неужели  они  перед
смертью голодали?
   Мебель в этом помещении с некоторой претензией. На стенах тонкие, как
паутина,  гобелены.  Но  настолько  тонкие,  что  невозможно  разглядеть
рисунок. Сундуки с резными крышками -  такие  можно  увидеть  в  богатых
домах.
   Еще один пролет лестницы ведет меня вверх.  Я  поднимался  с  трудом.
Доступ выше закрыт люком. Я прижался спиной к стене, зажал меч в зубах и
надавил на люк изо всех сил.
   Люк подался, откинулся и со звоном ударился о пол.  В  полной  тишине
удар казался вдвое громче. Я как можно быстрее поднялся, уверенный,  что
насторожил тех, кто здесь укрывается.
   - Добро пожаловать, отважный герой!
   Я с трудом поворачивал голову на горбатых плечах, пытаясь разглядеть,
кто это.
   Динзил... да, Динзил!
   Никакой обезображивающей жабьей маскировки. Высок, силен и прекрасен,
как и тогда, когда я в  последний  раз  видел  его  в  Долине.  К  этому
добавлялась огромная жизненная сила, как будто в нем пылает огонь, но не
пожирает его тело, а  только  добавляет  сил,  какие  неведомы  обычному
человеку. Его внешность ослепила  меня,  слезы  потекли  по  безобразным
челюстям, но я не отводил взгляда. Ибо ненависть может  укреплять,  а  я
знал, что никогда раньше в жизни я не испытывал такой ненависти.
   Он стоял подбоченясь и смеялся - неслышно, презрительно и насмешливо.
   - Кемок Трегарт,  один  из  троицы,  добро  пожаловать!  Кажется,  ты
кое-что утратил и кое-что приобрел... и это  приобретение  не  усиливает
твой дух и не радует тех, кто смотрит на тебя с  любовью...  если  такие
еще есть. Хочешь увидеть, что увидят они? Смотри!
   Он щелкнул языком, и передо мной появилась полированная  поверхность,
на которой я ясно увидел свое отражение. Но я уже  знал  свое  уродливое
тело и поэтому не испытал такого шока, какой он  ожидал.  Возможно,  моя
выдержка удивила Динзила, если подобные  человеческие  чувства  ему  еще
доступны.
   - Говорят, есть  места,  где  человек  видит  не  свою  внешность,  а
внутреннюю сущность, - с улыбкой сказал он. -  Видит  существо,  которое
вскормил в себе своими тайными страстями, порочными желаниями, тем злом,
которое он совершал в мыслях, но для совершения  которого  в  реальности
ему не хватало храбрости. Узнаешь теперь свою внутреннюю  суть  -  когда
она вышла наружу - Кемок Трегарт, изменник из-за гор?
   Но меня такие уколы не трогали.
   Каттея! Я послал мысль не ему, но, как и раньше,  отправил  в  поиск.
Здесь мысль больше не казалась ярко-зеленым летящим существом; это  была
раненая птица, которая стремится достичь цели, но встречает препятствия.
   Я видел,  как  Динзил  повернул  голову  и  посмотрел  ей  вслед.  На
мгновение в его  взгляде  мелькнуло  изумление.  Запрещающим  жестом  он
поднял руки, и птица-мысль исчезла.  Динзил  снова  посмотрел  на  меня;
сейчас он уже не улыбался.
   - Кажется, я недооценил тебя, мой уродливый  герой.  Признаюсь,  меня
удивляет, как ты добрался сюда, не попав ни в одну из ловушек.  Итак,  у
тебя все еще есть силы для поиска Каттеи? - Казалось,  он  на  мгновение
задумался, потом резко хлопнул в ладоши и снова рассмеялся.
   -  Хорошо.  У  меня  есть  слабости;  одна  из  них  -  герои.  Такие
постоянство  и  настойчивость  должны  быть  вознаграждены.  К  тому  же
интересно посмотреть, настолько ли сильна  ваша  связь,  чтобы  привести
тебя к Каттее.
   Он произнес слово, высоко поднял руки над головой и резко опустил их.
Меня охватил вихрь, уцепиться было не за что...
   Мы стояли в круглой комнате. На полу люк, который я открыл. Все,  как
прежде, только все призрачное обрело плоть. Гобелены на  стенах  сотканы
из поблекших тканей, но драгоценные  камни  и  вплетенные  металлические
нити придают им блеск. По-прежнему передо мной Динзил, он  издевательски
поклонился.
   - Добро пожаловать. Я бы дал тебе чашу гостя, мой  бедный  герой,  но
боюсь, ее содержимое означало бы для тебя смерть. А этого я  не  хочу  -
пока не хочу. Но мы слишком медлим. Ты ведь не в гости пришел, верно? Ты
пришел с кем-то увидеться.
   Он слегка повернул голову, и я  проследил  за  его  взглядом.  Увидел
небольшой стол, по обе стороны от него подсвечники высотой с человека  с
горящими свечами, а между ними зеркало. Перед зеркалом медленно вверх  и
вниз двигается драгоценный гребень, словно кто-то невидимый  расчесывает
волосы. Но я видел только движущийся гребень.
   Я побрел к столу и зеркалу. Мысль моя устремилась в резком призыве:
   - Каттея!
   Неужели это действительно она сидит здесь, недоступная моему  зрению?
Или этот движущийся гребень - трюк, с  помощью  которого  Динзил  пытает
меня?
   Я что-то увидел в зеркале. Но не красавицу сестру, а жабью морду.
   Гребень упал на пол. Послышался вопль, полный такого ужаса,  какой  я
никогда не слыхал. Динзил обнял что-то невидимое.
   Но все это может быть хитростью и обманом.
   - Каттея! - снова мысленно позвал я.
   - Зло! - Это не ответ,  а  чувство  отвращения,  такое  сильное,  что
ощущается как физический удар. Затем последовали слова, некоторые из них
я узнал. Она использует заклятие. Динзил не обманул меня:  никто,  кроме
Каттеи, не может это сделать.
   - Действительно зло, любимая, - Динзил говорил  таким  тоном,  словно
успокаивал ребенка. - Эта тварь хочет заставить  тебя  поверить,  что  к
тебе пришел Кемок. Но успокойся; не трать свою мудрость;  в  этом  месте
тварь безвредна.
   - Каттея! - К мысленному призыву я добавил два  слова.  Если  она  не
потеряла окончательно связь с тем, кем была, эти  слова  должны  убедить
ее, что я принадлежу не Тени, а свету.
   - Зло! - Снова этот направленный  на  меня  взрыв.  Но  на  этот  раз
сильнее. Однако он не сопровождается словами силы. - Отправь ее  отсюда,
Динзил! - прозвучал в пустом воздухе голос моей  сестры.  -  Прогони!  У
меня стынет сердце от ее вида.
   - Да будет так, любимая! - Он выпустил невидимое тело,  снова  поднял
руки и произнес слово. Мы  завертелись  и  снова  оказались  в  комнате,
обставленной призрачной мебелью.
   - Как видишь, она сделала выбор, мой  герой.  Позволь  показать  тебе
кое-что.
   Снова он извлек из пустоты зеркало. Но на этот раз в  нем  отразились
не я и не комната. В нем виднелась тварь -  женщина  -  родственная  той
чудовищной плакальщице.  Отчасти  родственная.  Потому  что  на  покатых
плечах уродливого тела сидела голова моей  сестры;  ее  пушистые  волосы
покрывали плечи и отвислые груди. И у нее не лапы, а белые  человеческие
руки.
   - Вот какова Каттея сейчас.
   Ненависть к нему ядом поднялась в горле.  Он,  должно  быть,  понимал
это, потому что шевельнул руками,  и  я  оказался  прикованным  к  полу,
словно мои лапы отрастили корни.
   - Ты видишь того, кому подвластны опасности этого мира. Я  Динзил;  я
остаюсь Динзилом. Каттея учится. Когда она полностью уподобится мне, она
будет Каттеей и здесь, и в своем мире - будет  Каттеей  внешне.  Но  она
учится хорошо и быстро. Все женщины сторонятся чудовищного.  Я  позволяю
ей понемногу узнавать себя - и, конечно, не говорю, что она видит  себя.
Нет, она считает, что может стать такой, если не пустит в ход  заклятия,
которым я ее научил. Она очень послушна. Но в тебе есть что-то, о чем  я
не подозревал, Кемок Трегарт. Я считал, что  большая  часть  твоей  силы
исходит от сестры. Но нельзя легкомысленно отбрасывать любое оружие,  не
подумав о его возможном будущем использовании. Итак... мы сохраним тебя,
пока не примем решение.
   Он снова сделал жест, меня опять подхватил  вихрь.  И  я  оказался  в
каменной клетке, где единственное желтоватое освещение исходило от моего
тела. Стены выглядят прочными и сплошными, в них ни одного отверстия.  Я
скорчился  в  середине  этого  маленького   холодного   пространства   и
задумался.
   Герой... Динзил насмехался, называя меня так, и имел на это право.  Я
ничего не сделал, чтобы защититься, достичь Каттеи;  только  преодолевал
преграды, воздвигнутые врагом. Битва вообще не  была  битвой,  а  жалкой
стычкой, которая протекала так, как хотел Динзил.
   Но мысли  о  прошлых  неудачах  не  позволят  достичь  чего-нибудь  в
будущем. С самого начала этого злополучного поиска я  знал,  что  Динзил
обладает тайными силами. На моей стороне только то, что  я  добрался  до
Башни, - этого он не ожидал, - и то, что у меня есть меч. Я положил  меч
на колени.
   Оставил ли Динзил мне это оружие, потому что презирает  использование
стали, или он его вообще не видел?
   Я задумался. Предположим, для Динзила меч так  же  невидим,  как  для
меня Каттея! Но почему? Или почему я не испытал на  нем  меч,  когда  мы
встретились? Оглядываясь назад, я думал, что оказался словно в  каких-то
путах с того момента, как вошел через дверь в курган.
   Его крепость - Башня. У нее множество систем охраны, и все они не  из
камня и стали, они вообще невидимы. И я мог стать их жертвой, как только
вошел.
   Я ни разу не подумал о том, чтобы воспользоваться мечом, -  не  думал
до того момента, как оказался в клетке Динзила. Меч  разрушил  стену  из
драгоценных камней. Может быть, он то  же  сделает  и  со  стенами  моей
тюрьмы?
   Но что я буду делать, освободившись, - если, конечно, я еще в  Башне?
Каттея бежала от меня к  Динзилу.  Она  не  признала  меня.  И  она  уже
изменилась под действием чар Динзила. Эта тварь, которую он мне показал,
- теперь, зная, что  означает  эта  перемена,  я  хотел  бы,  чтобы  она
полностью превратилась в чудовище.
   Каттея обладает знаниями  Эсткарпа.  Но  силой  Мудрых  женщин  могли
пользоваться только девственницы. Мою мать обвиняли и  в  том,  что  она
сохранила силу, когда вышла замуж за отца.  Динзил  не  мог  сделать  ее
полностью своей, потому что при этом  уничтожил  бы  ее  полезность  для
себя.
   Любимая... этим словом он пытался  успокоить  ее...  Я  задыхался  от
гнева. Одна лапа сжала рукоять меча.  Вторая  коснулась  полоски  света,
которая принадлежала когда-то Каттее и  в  которую  Орсия  вложила  свое
волшебство.
   Это тоже женское волшебство. Оно помогло мне, но снаружи, не изнутри.
Что сказала тогда Орсия? Ищи сердцем...
   Сердце... Что я использовал, когда отправил шарф на поиски Каттеи? Не
нынешнюю Каттею, а такую, какой она была раньше, когда мы  владели  лишь
врожденной силой. Мы пользовались ею так  же  естественно,  как  дышали,
спали, ходили, разговаривали. Вот такую Каттею я представил себе.
   Я не могу реально коснуться  шарфа,  который  превратился  в  полоску
света. Но я погрузил одну лапу в это сияние, держа второй рукоять  меча.
И начал творить волшебство -  не  волшебство  Динзила  или  этой  земли,
вообще не волшебство Эскора. Мысленно я улетел в прошлое, назад, к своим
первым воспоминаниям, общим с Каттеей и Килланом. Мы лежим  на  пушистом
ковре у костра, и от костра вверх летят искры.
   Ангарт, наша приемная мать, прядет, и нить непрерывно  течет  меж  ее
искусных, вечно занятых пальцев. До меня доносится мысль Каттеи...
   - Огненный лес, и на деревьях огненные птицы...
   Глядя в огонь, я вижу его так, как видит она. Затем мысль Киллана:
   - А вот едет со своими людьми отец.  И  пламя  приобретает  очертания
всадников на горных лошадях.
   -  А  за  ними  горы...  -  Это  мое  добавление,  хотя  я  тогда  не
догадывался, как изменят горы нашу жизнь.  Нет,  не  думай  о  том,  что
произошло позже. Пусть воспоминания остаются четкими и чистыми!
   Ангарт сверху вниз смотрит  на  нас:  какой  большой