жин, как и следовало ожидать, он опять поднял шум.
."Ленивый", - презрительно думала Арона. Однажды это г поймет и госпожа Марис.
     Вечером в их комнате она начала раздеваться, но повернулась и заметила, как Эгил смотрит на нее, словно готов ее проглотить.
     - Эгил, - решительно сказала она, - это невежливо.
     Он негромко рассмеялся.
     - Никогда не ожидал от тебя такой ложной скромности, Арона. Ты ведь прекрасно знаешь, зачем мы здесь. - Он придвинулся к ней и обнял, а потом поцеловал так же крепко, как в первый раз. Захваченная врасплох, она откинулась, уперлась руками ему в подбородок. Попыталась вырваться.
     - Прекрати! - Но он только рассмеялся и сказал:
     - Ну, если хочешь сначала поиграть. - И она увидела, что он готов поступать, как сокольничий, выполняющий свой долг.
     Но она пришла сюда не для того, чтобы иметь ребенка! Почему Эгил так считает? Она сопротивлялась руками, ногами, зубами, пока наконец не высвободилась.
     Потом, совершенно голая, сбежала по лестнице.
     - Госпожа, - сказала она и заплакала. Старая хранительница, которая дремала в кресле у очага, подняла голову и посмотрела на нее сонным взглядом. Арона присела у кресла и положила руки на колени хозяйке.
     Хоть ее душили слезы, она сказала:
     - Он хотел сделать со мной то, что делают сокольничьи. - Она при этом использовала окончание, которое относится к сокольничим и к животным в течке, добавив еще одно окончание, выражающее отрицание и негодование. - Он сказал, что я знаю, что так должно быть. Госпожа, - взмолилась она, - ты ему сказала, чтобы он так сделал?
     Марис мигнула. - - Тебе приснился кошмар, дорогая? - спросила она.
     Лицо ее покраснело от огня.
     Арона ахнула, вытянула руки, исцарапанные и побитые, показала их в тусклом свете.
     - Это сон? - воскликнула она.
     - Вы дрались, - строго сказала Марис. - Это недостойно, Арона.
     - Он пытался... О, госпожа! Разве ты не слышала что я сказала?
     - Возвращайся наверх, дорогая, и помирись с ней.
     Арона прикусила губу, слезы катились по ее лицу.
     - Не правильно посылать меня, не предупредив, что я получу ребенка. Так всегда говорят старейшие. Если Эгил останется наверху, я буду спать здесь.
     Марис вздохнула и пристально посмотрела на Арону. Да, девушка чем-то серьезно расстроена, но с тех пор, как в деревне появилась Эгил, дочь Элизабет, Арона часто расстраивается. И что за разговоры о ребенке? Никто ни о чем подобном и не говорил, она это сказала девушке совершенно ясно. Тогда почему она не идет наверх? Арона вытерла нос рукой.
     - Пойду, если ты прикажешь Эгилу не делать этого! - настаивала она.
     Марис посмотрела еще внимательней. Да, Арона испугана. Трудно представить себе мягкую вежливую Эгил в качестве хулиганки, но тут она вспомнила, как много лет назад сама страдала от унижений, причиненных Пелиел, дочерью Лаелл.
     - Эгил! - позвала хранительница. - Эгил, дочь Элизабет. Пожалуйста, спустись.
     Эгил надел брюки и рубашку, напряженно размышляя. Эта Марис, дочь Гайды, сделала его свои подмастерьем вместо Ароны, поместила их в одну комнату и сказала, что теперь они должны быть вместе. Что еще могло это значить, кроме того, что она отдает ему Арону в жены?
     А Арона - не невинная девственница; он от многих слышал, как тщательно готовят женщин сокольничьих.
     Может, она ожидала каких-то предварительных шагов с его стороны? Поцелуев, цветов, клятв в вечной любви?
     Она все это получит! Но он не потерпит, чтобы с ним обращались как с разбойником только за то, что он осуществляет свое право.
     Когда Эгил спустился, Арона побежала наверх и надела самое плотное и закрытое платье. Плотно завязала волосы, обула неслышные домашние туфли. Эгил и Марис негромко разговаривали внизу. Старая хранительница прервала его на середине фразы и сказала:
     - Нет, Эгил, дочь Элизабет, я не понимаю. Я хочу, чтобы вы, девушки, отправились вместе наверх и жили, как сестры, пока вы здесь.
     Арона внимательно посмотрела на Эгида в тусклом свете от очага. Она приняла решение.
     - Я могу остаться здесь, у огня, - сказала она. Марис и Эгил покачали головой. Арона осмотрела мощные мышцы Эгила, вспомнила, с какой силой он удерживал ее вопреки ее желанию. - Эгил, - в отчаянии сказала она, - ты пойдешь наверх. Я не хочу спать. Я останусь здесь и составлю общество нашей хозяйке.
     Он крепко взял ее за руку.
     - Не глупи, Арона. - Это было сказано таким тоном, что она поняла: он все равно будет добиваться своего.
     Арона впилась ему в руку своими короткими, подрезанными ногтями, но без всякого результата.
     - Госпожа! - снова отчаянно закричала она.
     Марис резко подняла голову, теперь она полностью проснулась.
     - Не хочу думать, что я сделала своим подмастерьем хулиганку. Арона, ты не должна ее бояться. Ты должна уметь постоять за себя.
     Пойманная в ловушку, Арона негромко сказала:
     - Ты иди первым, Эгил. Я приду позже. - И добавила, обращаясь к хранительнице:
     - Госпожа Леннис права.
     Они другие. - Она высморкалась в свежую тряпку, которую дала ей старуха. - Они ведут себя, как сокольничьи.
     Мы их не понимаем. Ты понимаешь? Может, волшебница поймет. - И она посмотрела в сторону двери.
     Марис погладила ее по волосам.
     - Сейчас поздно идти к волшебнице, но если ты действительно боишься, можешь сегодня спать со мной, но только одну ночь. Вы должны научиться жить вместе, сама понимаешь.
     Арона понимала. И это больше всего ее пугало. На следующее утро, Эгил, одевшийся и умывшийся, спросил ее:
     - Чего ты хочешь, моя маленькая сестра-подруга?
     Клятвы в верности до гроба? Хочешь, чтобы я умолял тебя на коленях? Чтобы заплатил (что-то) твоей семье?
     Ты только мне скажи. Помни: я здесь чужак и не знаю ваших обычаев.
     - Эгил, - в отчаянии сказала она, - ты только должен попросить.
     - Ну, что ж! Я прошу.
     - Нет. Еще нет. Я пока тебя боюсь.
     - Ты сама мне сказала, что я должен только попросить, - сердито ответил он. - Я попросил. И теперь ты мне отказываешь? Не знаю, какую игру ты ведешь, но отныне будь со мной почестней!
     Она с трудом вырвалась.
     - Ты думаешь, что я тебе принадлежу! - потрясенно воскликнула она. - Спроси у Лойз, дочери Аннет, что это такое! И оставь меня в покое! - И она принялась за работу по дому и окончание отчета о деревенском собрании, время от времени суя Эгиду под нос отдельные части записи.
     Весь день он мрачно поглядывал на нее: за работой по дому и за записями, за едой и после нее, когда они сидели на крыльце с шитьем, и перед тем, как ложиться спать. Она рано поднялась наверх, и услышала вскоре, как поднимается Эгил. Тогда она побежала вниз, таща за собой свое лоскутное одеяло.
     - Его нужно починить. - И она подшивала одеяло, пока уже не могла держать глаза открытыми. Эгил по-прежнему смотрел на нее, как кошка на мышиную норку. Арона зевнула, потянулась и сказала, что должна выйти наружу. Закутавшись в одеяло, она как можно тише выскользнула из ворот и пошла по темной тропе.
     Слишком темно, чтобы бежать. Девушка, как могла быстро, шла по тропе, взглядом отыскивая препятствия.
     Где дорога к дому волшебницы? На западных равнинах жалобно завыл пес Джонкары. Конец одеяла, промокший, тащился по влажной полузамерзшей почве. Сжав губы, Арона плотнее закуталась в одеяло. Тропа под подошвами мягких домашних туфель казалась непривычно жесткой и неровной. Девушка остановилась, она старалась дышать как можно тише. Послышалось ей, или действительно сзади кто-то идет? Если это Эгил, она выкрикнет сигнал тревоги, закричит громко, как сможет, и потребует, чтобы это дело передали старейшим.
     Почему он себя так ведет? Словно Ролдин, и Аста, дочь Леннис, и сокольничьи - все вместе! Арона передохнула и пошла дальше. Знакомые деревенские тропы в темноте казались совершенно другими, а она не посмела прихватить свечу или факел. Арона снова услышала сзади звуки осторожных шагов, на этот раз ближе, и остановилась. Что-то теплое и мягкое прижалось к ее ногам. Она наклонилась и протянула руку. Знакомый голос требовательно произнес:
     - Мяу!
     - Рыжая Малышка! - воскликнула девушка, беря кошку на руки. И снова пошла. - Покажи мне дорогу к дому волшебницы, кошечка. Пожалуйста. - Кошка пошла вперед. Арона - за ней. Тропа не казалась знакомой, а ночь такая холодная. "О, госпожа волшебница, помоги мне!" - молча упрашивала Арона. Ветер развевал ей волосы. Уши ее словно заледенели и ужасно болели, нос наполнился льдом. Она переставляла ноги и, поскользнувшись, тяжело упала. Сзади послышался крик Эгила:
     - Арона! Арона! - Девушка с трудом поднялась.
     И тут она почувствовала, как ее сознание прочно перехватило сознание волшебницы. Ноги, без всяких усилий с ее стороны, крепко держали тело и двинулись по тропе, которая показалась Ароне не правильной. Без света солнца, луны или факела она теперь совершенно отчетливо видела все у себя под ногами. А ноги двигались все быстрее и быстрее, пока она не побежала, как девушка-вестница. Голос Эгила все громче звучал сзади. Из последних усилий Арона ворвалась в дверь дома волшебницы и вцепилась, тяжело дыша, в тяжелое простое платье исхудавшей старой женщины.
     - Садись, - бесстрастно сказала волшебница. На огне висел котелок, от него вкусно пахло. Арона узнала запах овощей. И еще там, должно быть, старейшая из он-кур варится уже несколько дней. Девушка, едва не теряя сознание, упала на стул.
     - Арона! - звал Эгил. Волшебница налила супа в красную глиняную миску, протянула ложку из того же материала, потом села и посмотрела куда-то в пространство. Крики прекратились. Девушка почувствовала, что Эгил возвращается в Дом Записей. Довольная, волшебница смотрела, как девушка ест, пока ее миска не опустела.
     - Я знаю, это должно было случиться, - голос волшебницы доносился словно с расстояния. Рыжая Малышка села Ароне на колени и замурлыкала. А волшебница принялась связываться с хранительницей записей, чьи экстрачувства были сильнее зрения и слуха.

***

     На рассвете Эгил пришел в дом волшебницы. С ним была расстроенная Марис. Волшебница усадила их и Арону, села сама.
     - Можем передать дело старейшим, - рассудительно сказала она, - а можем и сами договориться. - Лицо старой хранительницы, затуманившееся при мысли о еще одном собрании, прояснилось. Ужасный позор - не суметь сохранить порядок в собственном доме.
     - Марис, ни при каких обстоятельствах девушка и он-девушка не должны жить в одной комнате, за одним исключением: в случае "замужества", о котором говорила позавчера Хуана, дочь Гунтира, - сказала волшебница с легким отвращением. Сами волшебницы отвергают брак. - Эгил действовал в соответствии со своими обычаями. Каждому псу один кусок, не два. Мы должны всех предупредить, чтобы девушек и он-девушек отныне держали порознь. Созвать собрание, или ты это сделаешь?
     Эгил мрачно поглядывал на Арону из-за своей миски с супом.
     - Не могу поверить, что у вас нет понятия брака, - начал он, остановился, но волшебница кивнула. - Арона, я никогда не причинил бы тебе вреда. Я хочу быть честным. Я хочу, чтобы ты стала моей... "сестрой-подругой" - это самое близкое, что я могу найти на вашем языке. Но есть еще одно слово, оно используется только в самых древних записях. Ты меня понимаешь?
     Арона вспоминала строки древних записей. Наконец, она сказала:
     - Понимаю. Но мне еще нужно подумать. Должно быть так, как говорит Хуана, дочь Гунтир: покорность, исполнение обязанностей и повиновение, словно я служанка?
     - Великие боги, нет! Эта женщина ненавидит мужчин, брак и все в нем, за исключением того, что он придает женатому человеку респектабельность. И я сомневаюсь, чтобы ее знаменитый дедушка существовал где-то, кроме ее воображения. Ты заметила: Осеберг - это название города, а не имя человека? Я буду любить тебя, беречь и защищать. И когда-нибудь ты станешь знатной дамой, потому что я уже на пути к этому. Наши сыновья станут здесь большими людьми.
     Он говорил преимущественно на своем языке и использовал слишком много незнакомых понятий, чтобы Арона легко его понимала. Она сидела, глядя на него взгляд ее желтых глаз оставался непроницаемым.
     - Будет ли так, как написано в древних свитках: он-сестры-подруги становятся хозяевами и господами своих женщин? - спросила она.
     Эгил усмехнулся.
     - Сказки и легенды! Надеюсь, я буду для тебя лучше их! Но также надеюсь, что ты не отравишь мне суп из-за женского каприза. Мир? - Он протянул руку. - Вижу, что твоя скромность оскорблена, и, говоря по правде, это делает тебе честь. - Он взял ее руку, но не как хулиган, а как друг. Наклонил голову и мягко сказал:
     - У нас.., чужаков.., говорят, будто вы не знаете стыда и скромности. Теперь я знаю, что это не правда.
     Но вы не такие, как наши женщины. Принимаешь мое извинение?
     - Договорились, - неохотно ответила она. Когда, вернувшись в Дом Записей, Эгил настоял на том, чтобы его вещи были перенесены в амбар или подвал, подозрения Ароны несколько рассеялись. Но первую ночь спала она беспокойно, раздевалась и одевалась торопливо и - Марис хватил бы удар, если бы она узнала, - прихватила с собой в постель кухонный нож.

10. Поиск мудрости

     "Я - подмастерье хранительницы; когда-нибудь я стану хранительницей записей". Арона смотрела в маленькое окно, пытаясь уговорить себя. До сих пор она в этом никогда не сомневалась.
     Эгил намерен занять место госпожи Марис. Знает ли об этом хранительница? Голодная зима тяжело отразилась на хрупкой старухе. Теперь, когда появилась первая зелень, начала пастись госпожа Безрогая и стала давать молоко. По берегам ручьев и в лесу Арона собирала свежую зелень. Ночи, по-прежнему очень холодные, сменялись приятными днями, особенно если тепло оденешься. Но старая хранительница продолжала болеть.
     По утрам она вставала медленно, долго не могла прийти в себя, ничего не делала, пока не поест, и аппетит у нее был плохой. Так получилось, что Арона ухаживала за госпожой, а Эгил принял на себя большинство остальных работ в Доме Записей.
     Однако он был мягок и послушен в эти дни, как любимая старшая сестра, бесконечно вежлив, почтителен по отношению к госпоже Марис, всегда прислушивался к желаниям Ароны. С улыбкой он освободил ее от самых тяжелых и неприятных работ. Оживленно обсуждал с ней историю и легенды, сидя на переднем крыльце.
     Признал свое младшее положение в доме и спал в передней комнате, оставив Ароне спальню наверху.
     Он старался завоевать ее дружбу. Иногда с осторожной нежностью целовал ее и делал небольшие подарки.
     Арона удивлялась: неужели у нее теперь каждый день именины? Обычно он начинал все свои предложения со слов: "Когда мы будем вместе". Говорил о детях, которых она родит, и о своем желании зачать их. Марис улыбалась, как любящая мать, видя их вместе.
     Он мечтал о том, как они с Ароной будут работать вместе, как партнеры, как сестры. "И он старший", - сердито думала Арона. Потому что он оставался коварным и хитрым хулиганом. Четырежды он хватал ее против ее желания. Несколько раз она видела, как он смотрит на нее, точно кошка на мышью норку. Видела ли это госпожа Марис?
     Однажды, когда престарелая хранительница уснула, Арона вспомнила о старых записях и пошла в комнату записей. Дверь туда была закрыта и завязана прочным узлом.
     - Ты завязал дверь в хранилище записей? - спросила она Эгила, найдя его под навесом, где делались записи. Она посмотрела через его плечо, чтобы увидеть, что он пишет, но он прикрыл написанное.
     - Нельзя, чтобы бродячие животные и любопытные дети портили записи, - ответил он. В голосе его звучало разочарование: как это Арона сама не понимает?
     - Да, но мне нужно войти туда, - возразила она.
     - Если нужно, - терпеливо ответил он, - сначала спроси у меня.
     Она обеими руками схватила его за плечи и попыталась повернуть.
     - Разрешение я спрашиваю у госпожи, а не у подмастерья! - взорвалась она. - Раньше мы никогда не запирали записи, и никогда дети или животные сюда не забирались, пока ты не появился. - Она повернулась, нашла нож и принялась разрезать веревку. Эгил оставил свои записи и встал за нею.
     - Эту веревку нелегко было достать, - мрачно заметил он.
     - Очень жаль! - гневно ответила она и принялась рыться в грудах записей. Несколько свитков были отложены. Поискав, она сумела найти только клочок, на котором едва поместится ее имя. - Это все, что у нас осталось? - спросила она. - А где остальное?
     - Я позабочусь, чтобы у нас было больше, - ответил он, все еще терпеливо. - Почему бы тебе не посмотреть, как дела у хранительницы? Если тебе действительно нечего делать, нужно поработать в огороде.
     - У меня достаточно дел, - возразила она. - Просто кто-то заграбастал все писчие материалы. Отдай, Эгил!
     Мне нужно! Немедленно!
     Он вызывающе улыбнулся.
     - Немного меда в просьбе дало бы лучшие результаты, дорогая. - И рукой преградил выход из комнаты.
     Арона пожала плечами, повернулась и начала осматривать свитки, которые он отобрал и отложил. - Могу оставить тебе три полосы, - сказала она наконец. - Я без них обойдусь.
     Выйдя со своей драгоценной добычей, она заперлась в своей комнате. Оказывается, он записывал баллады, которые пел ей. Раздражение смешивалось с пониманием: конечно, он не хочет, чтобы были забыты предания его народа. А делиться справедливо он так и не научился. Но зачем закрывать хранилище записей?
     Что за люди жили в Кедровой Вершине?
     Арона заглянула к ткачихе Элтее просто чтобы поговорить об Эгиде с его младшей сестрой. Ловри восхищалась им. Она ничего не говорила о его злых шутках или о грубости, но хвастала:
     - Никто к нам не пристает, когда он рядом.
     Ближайшая к Эгилу по возрасту среди пришелиц Леатрис делилась своими словами, как драгоценными пряностями.
     - Он красив, - сказала она. - Он честолюбив. Все говорят, что когда-нибудь он станет большим человеком. - Другими словами, Леатрис его возненавидела.
     Хозяйка мулов Дарран сказала:
     - Хороший работник. Говорит гладко. Любит командовать. Умеет обращаться с мулами.
     - Эгил? - с энтузиазмом воскликнул Осеберг. - Он лучше всех!
     Арона уселась на край рабочего стола в кузнице.
     - Он не ревнует, что вы с Бритис стали сестрами-подругами?
     Осеберг засмеялся.
     - Ревнует? Он рад. Сам мне сказал. Во всяком случае она не в его вкусе. - Лицо его омрачилось. - Но это ужасно: я вижусь с Бритис, только когда мамы нет поблизости. - Осеберг любит Эгила. Каковы бы ни были его манеры, у Осеберга доброе сердце.
     Бритис с удовольствием рассказала Ароне, каково жить с он-чужаком.
     - Приятно. Как сестра-подруга, только лучше. О, конечно, у Осеберга бывают странности, - призналась она. - Она ужасно расстраивается из-за того, что я должна буду ходить к сокольничим. Она просила меня больше этого не делать. Но мне сейчас это и не нужно! - Она хихикнула, наклонила голову и посмотрела застенчиво. - Делать детей таким способом гораздо приятней.
     Ты должна сама попробовать. - Бритис немного подумала. - Осеберг хочет, чтобы я делала всю работу по дому, а она сама работает снаружи, но она такая сильная и так много успевает, что это только справедливо. - Она поджала губы. - Но Осеберг не приходит ко мне, пока не убедится, что ее ужасная старая мать не умрет с голоду и не замерзнет. Я считаю это справедливым: она все-таки ее мать.
     Неужели в Эгиле есть нечто такое, чего она, Арона, не видит? Она нанесла еще один визит. Отправилась на новую ферму, которую дали матери Эгила в обмен на котел. Госпожа Элизабет, подоткнув юбку и обвязав волосы шарфом, работала мотыгой в поле. Эгил пообещал ей: "Ты не будешь работать на земле, мама. Я все сделаю". И убежал в Дом Записей, оставив ее с фермой, которую она не хотела, и со всей работой, которую здесь нужно делать. Он лжец, хулиган и безнадежно избалован. Арона нерешительно постояла на дороге, потом окликнула.
     - Знаешь, он ведь у