визжащих существ.  За  потоком
ярче вспыхнул костер, и нам стало лучше видно. Я разглядел людей и блеск
мечей. На самом краю потока, наполовину погрузившись в воду, лежало тело
лицом вверх, глаза слепо смотрели на меня.
   Я услышал крик Годгара и подхватил бы его, если бы все  мои  силы  не
уходили на то, чтобы не потерять  сознание.  Потому  что  боль  в  бедре
превратилась в страшную пытку, ни одна  другая  рана  не  причиняла  мне
таких страданий.
   Существо, лежавшее  у  воды,  оказалось  маленьким  и  сморщенным,  с
тонкими руками и ногами, если его конечности  можно  так  по-человечески
назвать; конечности покрыты жесткой щетиной, что делало их  похожими  на
корни. Тело,  напротив,  толстое  и  раздутое,  серо-белого  цвета,  оно
быстро, на глазах, светлело. Тело тоже поросло щетиной,  не  похожей  на
волосы, какие бывают у человека или животного, но очень грубой и стоящей
дыбом.
   Шея очень короткая; череп словно непосредственно покоится на  покатых
плечах. Маленький подбородок заострен и  сильно  выдается;  вместо  носа
небольшое треугольное возвышение с двумя отверстиями. По обе стороны  от
этого возвышения глубоко посаженые глаза. Никакой одежды, вообще никаких
признаков, что это не  животное...  однако  я  знал,  что  это  существо
разумно.
   - Что это? - спросил Годгар.
   - Не знаю. - Инстинкт говорил мне, что это  один  из  слуг  зла,  как
Серые и расти.
   - Смотри! - указал Годгар. - Вода...
   Столб, недавно бывший таким высоким и проливавший огромное количество
воды, становился все ниже и ниже. Поток, отрезавший  нас  от  костра,  с
каждым мгновением все больше сужался. Я тупо смотрел на него, зная,  что
если утрачу опору о камень, то упаду.  И  сомневался,  что  смогу  снова
встать. Река превратилась в ручей, ручей - в тонкую нить.
   - Кемок! - услышал я крик со стороны  костра  и  попытался  ответить.
Крик Годгара привлек к нам помощь. Почувствовав, как меня охватили  руки
Киллана, я упал вперед - не только в  его  объятия,  но  и  во  тьму,  в
которой забылась всякая боль.
   Довольно скоро я очнулся и обнаружил, что надо мной совещаются  Кемок
и Дахаун. Казалось,  я  с  сонным  равнодушием  осознаю,  что  мои  раны
нанесены тасами - теми подземными жителями, которые напали на нас, - что
раны эти отравлены и  что,  хотя  Дахаун  может  использовать  кое-какие
средства, чтобы облегчить боль, само лечение должно происходить в другом
месте.
   Не я один был ранен. Падающие камни ломали кости, некоторые защитники
тоже пострадали от ядовитых укусов. Но у меня раны были самые тяжелые, и
они замедляли наше отступление.
   Киллан быстро заговорил. Он сказал, что останется со мной и  дождется
помощи. Но, уловив взгляд  Дахаун,  я  понял,  что  нам  грозит  большая
опасность;  в  том  полусонном  состоянии,  в  которое  меня   погрузили
лекарства,  я  не  боялся  езды  верхом.  Я  понимал:  хоть  при  помощи
необычного  наводнения  мы  отразили  нападение  тасов,  оно  будет   не
последним. Быть захваченным вдали от Долины, значит, быть обреченным  на
поражение.
   - Привяжите меня к Шилу, - сумел сказать я, хотя самому мне слова эти
показались слабыми и еле слышными. - Поедем - или умрем...  мы  все  это
понимаем.
   Дахаун посмотрела мне в глаза.
   - Такова твоя воля, Кемок?
   - Да.
   Итак, на рассвете мы выехали; как я и просил, меня привязали к  Шилу.
Дахаун дала мне листьев, которые я должен был жевать.  Сок  их  оказался
горьким, но они поддерживали барьер между мной  и  болью:  я  чувствовал
боль, но она не терзала  меня.  Мы  двигались  под  тучами,  по-прежнему
тяжелыми от так и не разразившейся бури. Я был как во сне, иногда  видел
окружающее ясно, сознание прояснялось, потом  снова  все  погружалось  в
дымку.
   И только когда мы добрались до реки, я очнулся  от  этого  состояния.
Вернее, меня разбудил мысленный удар, полный такой враждебности,  что  я
ахнул и попытался приподняться на спине Шила.  Рентанец  громко  заржал,
развернулся и поскакал прочь от отряда, вниз по  реке.  Сзади  слышались
крики и топот копыт.
   Словно спасаясь от преследования, Шил с берега прыгнул в  воду.  Река
сомкнулась надо мной, я бился в путах, пытаясь справиться  со  скакуном,
который словно совершенно взбесился.
   Что-то подалось, я высвободился, тяжело дыша и отплевываясь.  Откелл,
искалеченный салкарский моряк, которого нанял нам в учители отец, научил
меня хорошо плавать. Но из-за раны  одна  нога  не  слушалась  меня.  Я,
по-прежнему задыхаясь, ударился о камень и  отчаянно  вцепился  в  него.
Сознание прояснилось, резкая боль в ране делала меня слишком  слабым;  я
не мог держаться, сопротивляясь течению.
   Что-то схватило меня сзади. Киллан! Я пытался произнести его имя.  Но
не мог. Тогда я  использовал  мысленное  прикосновение...  И  ничего  не
встретил!
   Хватка была очень сильной, меня оттащили от камня и потянули в поток.
Я закричал,  забил  руками,  тщетно  стараясь  повернуть  голову,  чтобы
разглядеть, что меня держит.
   Но меня продолжали тащить, только голова моя оставалась над водой.  Я
все больше удалялся от берега и от убежища меж скал.
   Я увидел Киллана верхом на Шапурне. Он смотрел туда, где меня уносило
в неизвестное. Я подумал, что он должен меня  видеть,  однако  он  никак
этого не показывал. Снова попытался позвать... но не мог  произнести  ни
звука. И мысленный посыл словно наткнулся на глухую  стену  без  единого
просвета.
   Киллан ехал по берегу, он явно что-то искал. Но меня ведь должно быть
хорошо видно. Страх охватил меня, я все больше удалялся, покидая Киллана
и тех, кто шел за ним. Я видел, как Шил попятился от воды и  остановился
с поникшей головой. Затем изгиб берега скрыл их от  меня,  и  я  утратил
последнюю надежду.

Глава 5

   Больше меня не несло, беспомощного, в потоке. Напротив,  я  лежал  на
чем-то устойчивом и сухом. Но я не сразу открыл глаза: удержала какая-то
примитивная потребность узнать все,  что  возможно,  при  помощи  других
чувств,  прежде  чем  показать,  что  я  очнулся.  Боль  в   бедре   все
усиливалась. Я  старался  не  думать  о  ней,  чтобы  иметь  возможность
заняться чем-нибудь другим.
   Дул холодный ветер, заставляя меня трястись и дрожать. Прижав руку  к
поверхности под собой, я ощутил песок и гравий. Прислушался: недалеко от
меня журчит вода; слышен легкий шорох, как от ветра в растительности. Но
больше ничего я не узнал.
   Я  открыл  глаза.  Высоко,  очень  высоко,  по-прежнему  висят  тучи,
превращая день в сумерки. Но между ними и мной  ветка,  серо-белая,  без
всякой листвы, словно памятник давно погибшему дереву.
   Я оперся на руки и попытался приподняться повыше. Мир снова качнулся.
Меня вырвало, изо рта хлынула вода, тело содрогалось от спазм.
   Когда рвота прекратилась, я снова приподнялся, с отчаянной решимостью
пытаясь разглядеть, где лежу. Осторожно  поворачивая  голову,  огромными
усилиями воли борясь с дурнотой, я  увидел  полоску  берега  и  всего  в
нескольких дюймах от себя воду. Справа от меня груда камней, между  ними
старый побелевший плавник обозначает предельный уровень подъема воды  во
время наводнения.
   Мои шлем и меч исчезли. Повязки, наложенные Дахаун на рану,  ослабли,
на них появились новые пятна крови. Но насколько могу  судить,  я  один.
То, что унесло меня по течению  от  брата  и  друзей,  не  потопило,  но
предоставило, может быть, более горькой судьбе  -  одиночеству  в  таком
месте, где рана не даст мне возможности спастись.
   Но мы, уроженцы Эсткарпа,  упрямый  народ:  известно,  что  мой  отец
никогда без борьбы не смирялся  с  любым  злом,  которое  приносила  ему
судьба. Поэтому, несмотря на боль, я  подполз  к  камню,  который  может
послужить опорой. Со стонами, весь покрывшийся потом, я встал  на  ноги,
тяжело опираясь о камень,  и  принялся  внимательней  разглядывать,  где
оказался. То, что я увидел, не внушало надежд.
   Я находился не на берегу  реки,  а  на  маленьком  островке  в  самой
середине течения. Судя  по  тому,  что  меня  окружает,  временами  этот
островок полностью уходит под воду. На  нем  ничего  не  растет.  Только
камни и застрявшие между ними куски плавника. Я вспомнил о том  острове,
на котором мы укрывались в ночь, когда Каттея отправила порожденного  ею
духа в прошлое Эскора, которое нам нужно было узнать. Но тогда я был  не
ранен, и нас было трое, мы все были устремлены к одной цели.
   Оба берега реки по сторонам крутые и высокие, течение быстрое. Будь я
здоров, мог бы сбросить кольчугу и попытаться плыть.  Но  у  калеки  нет
никаких шансов.
   Сильнее ухватившись за камень,  я  повернулся  и  попытался  покрепче
затянуть повязку на ране. Малейшее прикосновение заставляло морщиться  и
стискивать зубы, но я сделал, что мог. Было холодно и влажно. Длительное
лето, царящее в Эскоре, здесь перешло в  осень.  Мне  хотелось  развести
костер, и я глазами поискал дров. В сумке на поясе у  меня  кремень.  Но
огонь может привлечь врага.
   Я медленно осмотрел  берега.  Дальше  за  моим  островком  еще  один,
больший по размерам  и  кое-где  поросший  зеленью.  Место,  где  трудно
рассчитывать на гостеприимство,  но  все  лучше,  чем  мой  насест.  Мне
хотелось туда, но я понимал, что не справлюсь с течением.
   Если только... Я снова осмотрел груды плавника.  Можно  ли  соорудить
плот? Может, даже не плот - просто опору,  чтобы  голова  держалась  над
водой, пока течение уносит куда-то вниз, в такое место, где  я  смог  бы
добраться вплавь до берега?
   А что потом? Безоружный,  способный  только  ползти,  я  буду  легкой
добычей для расти, Серых или других недругов, населяющих эту землю.
   Но у нас врожденное свойство: мы никогда не  сдаемся  без  борьбы;  я
наклонился, как мог, не теряя своей драгоценной опоры, и потащил к  себе
плавник. Результаты меня разочаровали: тонкие стебли, истертые  водой  и
настолько высохшие, что легко ломались. Один достаточно длинный кусок  я
мог использовать как палку при ходьбе. Но боль была такой сильной, я так
устал, что пришлось  после  каждого  шага,  потея  и  чувствуя  тошноту,
отдыхать. Островок настолько мал, что далеко  уйти  я  не  мог.  Большая
часть его скалистая, и туда я даже не мог подняться.
   Тем не менее, я собрал куски плавника, до которых мог  дотянуться,  в
груду и опустился рядом с ними. Как их связать, я пока  не  мог  решить.
Если бы у меня сохранился нож, я мог бы нарезать на полоски  одежду.  Но
нож тоже пропал, а на скалах не было никаких вьющихся растений,  которые
можно было бы использовать с такой целью.
   Может быть, снять кожаную рубашку, которую  я  носил  под  кольчугой,
чтобы она не натирала грудь и плечи, и сделать из нее мешок. Набить  его
сухим плавником, получится опора. А поплывет ли она?
   Все вокруг затягивалось дымкой;  я  больше  не  мог  связно  мыслить.
Упрямо держался за свою идею, не  зная,  осуществима  ли  она.  Хотелось
пить. Я медленно подполз к тому  месту,  где  река  плескала  о  гравий,
опустил руки в воду и поднес горсть к губам. Потребовалось сделать много
глотков, чтобы утолить жажду. Потом я плеснул воды в лицо. Кожа на ощупь
была горячей; мне показалось, что у меня лихорадка.
   Потом  я  принялся  возиться  с  застежками   кольчуги.   Много   раз
приходилось останавливаться и отдыхать, прежде чем я снял ее. Больше мне
не было холодно, напротив - жарко... так жарко, что хотелось погрузиться
в благословенную прохладу реки.
   Зачем я снял кольчугу... что я должен с ней сделать? Я  сидел,  глядя
на металлические кольца у себя на коленях, и пытался  вспомнить,  почему
мне так важно было побороть слабость.
   Рубашка... Я расстегнул кожаную рубашку. Я должен ее снять. Но теперь
мне было трудно сделать даже самое легкое движение; оно требовало  таких
усилий, что я тяжело дышал между попытками.
   Жажда... вода... мне нужна вода... Снова  я  согнулся;  пополз,  раня
пальцы о гравий, и добрался до реки. Руки мои опустились в воду.
   Из воды навстречу мне поднялось какое-то чудовище!
   Зубастая пасть, широкая и  готовая  схватить  меня.  На  мгновение  я
увидел только пасть и готовые схватить меня зубы. Бросился в  сторону  и
назад, упал на рану и потерял сознание.

***

   - ... проснись!
   - Киллан?
   - Проснись! Дасса, помоги ему проснуться!
   Прохладная влага на моем лице. Но полный отчаяния крик  звучит  не  в
ушах - он в сознании. - Киллан?
   - Проснись! Если хочешь жить, проснись!
   Не Киллан и не Каттея. Незнакомое мне прикосновение сознания.  Тонкий
пронзительный голос, который причиняет боль, как  звук  может  причинить
боль уху. Я попытался бежать от него, но  он  продолжал  прочно  держать
меня.
   - Просыпайся!
   Я открыл глаза, ожидая увидеть чудовище  из  реки.  Но  вместо  этого
увидел  бледный  овал   лица,   а   вокруг   него   высыхающие   завитки
тускло-серебристых  волос,  которые  быстро  превращаются   в   пушистое
облачко.
   - Просыпайся! - Руки тянут меня вверх.
   - Что... кто?..
   Она все время оглядывалась через  плечо,  словно  боялась  того,  что
может прийти из реки. Ее тревога была очевидна. Но для меня эта  тревога
не имела значения. Взглянув на меня,  она  нахмурилась.  Мысли  ее,  как
острые ножи, проникли ко мне в сознание и заставили действовать.
   - У нас мало времени. Заключена сделка - и ты служишь платой. Хочешь,
чтобы тебя отдали тем?
   Я замигал. Но  ее  настоятельная  мысль  разбудила  во  мне  инстинкт
самосохранения, который заставляет человека идти,  даже  когда  сознание
отступает. Я стал отвечать на ее толчки. А она тащила меня к реке.
   Но тут я вспомнил и попытался высвободиться.
   - Тварь... тварь там...
   Она крепче обхватила меня, мысль ее яростно ударила: "Больше нет. Она
подчинится мне. Ты должен уйти, прежде чем они пошлют за тобой".
   Так сильны были ее воля и решительность, что подавили  во  мне  искру
сопротивления, и я с трудом двинулся дальше. И оказался в воде.
   - На спину... Ложись на спину, - приказала она.  Каким-то  образом  я
лег на спину,  и  снова  меня  потащили,  причем  моя  голова  была  над
поверхностью воды. Мы направлялись вниз по течению. Моя спутница  плыла,
но и использовала течение, чтобы ускорить наше бегство. Потому  что  это
было бегство. От холодной воды в голове у  меня  настолько  прояснилось,
что я понял: мы в опасности.
   Начался дождь; крупные капли ударяли по поверхности воды вокруг  нас.
Тучи наконец проливали свой груз,  которым  так  давно  грозили  нам.  Я
закрыл глаза от бьющих капель и почувствовал, что тревога моей  спутницы
усилилась.
   - Должны... должны выбраться на берег... пока не поднялась вода...  -
уловил я ее торопливую мысль. И тут она испустила мысленный  призыв,  но
настолько высокий, что я его потерял. Вскоре после  этого  я  уловил  ее
мысль, полную облегчения. Последовали приказы:
   - Здесь мы должны уйти под воду. Вдохни поглубже  и  задержи  воздух,
когда я скажу.
   На мои возражения она не обратила внимания. Поэтому, когда ее  приказ
достиг моего сознания, я заполнил легкие как  мог  больше.  Внезапно  мы
погрузились во тьму. Мы не  только  под  водой,  но,  должно  быть,  под
какой-то кровлей. Все боятся  неизвестного,  а  моя  беспомощность  лишь
усиливала этот страх. Неужели она не понимает, что  я  должен  дышать...
вдохнуть... немедленно!
   И тут моя голова вынырнула из-под  воды,  нос  и  рот  открылись  для
воздуха. Я глотал воздух, а с ним  сильный  звериный  запах,  словно  мы
оказались в логове, но вокруг  нас  по-прежнему  плескалась  вода.  Было
темно, однако моя спутница уверенно продвигалась вперед.
   - Где мы?
   - В подземном выходе из норы асптов. Теперь нужно ползти. Ухватись за
мой пояс и двигайся за мной.
   От усилий, которые требовались,  чтобы  повернуться  со  спины,  меня
снова бросило в пот, но все же мне удалось  повернуться  в  этом  тесном
проходе. Она помогала мне и направляла мои движения,  помогла  найти  ее
пояс, усеянный раковинами с острыми краями.  Я  ухватился  за  него,  мы
поползли и вскоре оказались в обширном округлом  помещении;  из  верхней
его части струился призрачный свет.
   Поверхность под нами  была  покрыта  высохшим  тростником  и  грудами
листвы, а стены сделаны из засохшей грязи, тоже смешанной с тростником и
разровненной. Вверху потолка располагались  маленькие  отверстия,  через
которые поступал воздух, смешанный  с  сильным  звериным  запахом.  Свет
исходил и от другого источника: на стенах  были  беспорядочно  развешаны
обрывки растений, которые светились призрачным сероватым сиянием.
   Мы были не одни в этом куполообразном  помещении.  Прямо  против  нас
сидело мохнатое существо. Большое. Если бы оно встало на  мощные  задние
лапы, то достигло бы моего плеча. Голова круглая, без  всяких  признаков
ушей, широкая пасть с выступающими зубами и  лапы,  снабженные  длинными
крепкими когтями. Встреть я это существо в другом обществе, отнесся бы к
нему настороженно. Существо приглаживало  когтями  свою  густую  шерсть.
Делало оно это с отсутствующим видом, продолжая внимательно смотреть  на
девушку, которая привела меня. Я не слышал ни звука, но был уверен,  что
они каким-то образом общаются.
   Девушка была Орсия, но почему она привела меня сюда с  острова  и  от
какой опасности мы спасались, я  понятия  не  имел.  Мохнатый  обитатель
логова подошел к отверстию, протиснулся в него и исчез.  Внимание  Орсии
переключилось на меня.
   - Давай посмотрю твою рану. - Это была не просьба,  а  приказ,  но  я
повиновался. Потому что острая боль, которую смягчило  снадобье  Дахаун,
быстро возвращалась, и я сомневался, что смогу долго ее выдерживать.
   Кроганская девушка извлекла острый нож и разрезала брюки и повязку на
моей ноге. Хотя мне казалось, что в  норе  полутемно,  ей,  по-видимому,
света хватало. Она внимательно осмотрела мою рану.
   - Лучше, чем я надеялась. Лесная  женщина  разбирается  в  травах,  -
заметила  Орсия.  -  Листы  и  корни  не  излечат   тебя,   но   яд   не
распространится глубже. Посмотрим, что можно сделать.
   Приподнявшись на локте, я наблюдал за ней. Но она,  прижав  ладонь  к
моей груди, заставила меня лечь.
   - Отдыхай, не двигайся. Я скоро вернусь.
   Как животное, она проползла в отверстие в стене из грязи, и я остался
один. Головокружение, мучившее меня на островке,  вернулось,  а  боль  в
бедре казалась пламенем, прожигавшим до кости.
   Мне показалось, что  прошло  очень  много  времени,  прежде  чем  она
вернулась, и мне потребовался весь запас выносливости, чтобы  выдержать.
Я знал, что у меня жар, и мне все труднее становилось не терять связи  с
окружающим миром.
   Орсия снова склонилась к моей ране; ее прикосновения вначале  вызвали
резкую боль; она покрывала рану какой-то влажной мягкой  мазью,  которую
доставала из  маленькой  шкатулки.  От  мази  распространялось  ощущение
прохлады, боль проходила, сменившись оцепенелостью.  Трижды  накладывала
она слой мази, каждый раз делая небольшой перерыв, прежде  чем  наложить
следующий слой. Потом поверх мази наложила какие-то листья.
   Закончив, она приподняла мою отяжелевшую голову и просунула мне в рот
какие-то шарики; я прикусил их, и рот мой наполнился солоноватой горькой
жидкостью.
   - Проглоти! - приказала она.
   Несмотря на отвращение, я послушался, хотя меня начало слегка тошнить
и заболело горло. Последовала вода из раковины,  наконец  Орсия  уложила
меня на импровизированный матрац, сооруженный из тростника.
   Я  уснул.  Последнее,  что  я   запомнил:   Орсия,   свернувшаяся   у
противоположной стены  помещения.  Она  что-то  держала  в  руках;  этот
предмет светился, и отблески пробегали по стенам. Однако с  какой  целью
это делалось, я не знал.
   Проснувшись, я обнаружил, что Орсии нет. Но голова была ясной, боль в
ране едва ощущалась.  Неожиданно  мне  захотелось  наружу  -  на  чистый
воздух, без звериного запаха. И так сильно захотелось,  что  если  бы  у
меня сохранилс