ворит, хотя она и была дочерью богатого хозяина фермы. Шепелявая чувствовала себя невидимой. И однажды, к своему удивлению, она обнаружила, что когда очень сильно захочет, на самом деле становится невидимой. Она сама видела себя как легкую тень, словно она сделана из тумана. Она могла видеть сквозь свою руку, как иногда, если посмотришь через руку на яркий свет и увидишь очертания собственных костей. Но даже кости становились прозрачными, ей стоило только этого захотеть.
     Теперь она могла ходить куда угодно и все слышать - особенно тайны, когда взрослые прогоняли ее и говорили друг с другом. Они называли это делом и отправляли девочку поиграть. Но Шепелявая знала, что они поступают так, чтобы она им не мешала. Никто из остальных детей с ней не играл. А когда она становилась невидимой, все изменялось.
     Она могла пойти туда, куда ей не разрешали ходить, смотреть и слушать, хотя не понимала и десятой части происходящего. Единственным серьезным недостатком было то, что она не умела делать невидимой свою одежду, и если не хотела, чтобы видели, как платье неожиданно встает и уходит, нужно было его снимать. И всю остальную одежду тоже.
     Поэтому ей приходилось заниматься своей тайной деятельностью только в теплую погоду. Она становилась невидимой, но оставалась слышимой. Звук стучащих зубов обязательно выдал бы ее, и она не знала, что произойдет, если ее поймают за подглядыванием - совершенно голой. Конечно, она не хотела, чтобы об этом узнали.
     Когда Пчела нашла ее, Шепелявая так радовалась дружбе с новыми сестрами, что ни разу не захотела стать невидимой.
     - Пока наш не поймали Пшы. И убили Лишт. - И Шепелявая снова сунула палец в рот.
     Сверчок фыркнула.
     - Если бы мы умели сделать так, чтобы вместо нас видели Псов - или их собак, по размерам они нам ближе, - или вообще стали невидимыми, нас бы не поймали.
     - Может быть. Но вше шлучилошь так быштро.
     - А я прямо сейчас могу выйти, и меня никто не увидит. Или Псы подумают, что это кто-то другой.
     - Я могу это шделать еще лучше.
     Мышь подумала, что эти две девочки зря спорят, но ничего не сказала. Она продолжала обдумывать свою идею, но что-то ее тревожило. Она почти поняла что. Если бы только голова не так болела...
     - А ты что умеешь, Птица? - спросила Шепелявая.
     - Ничего особенного. Иногда, если все благополучно, я умею видеть.
     - Как это видеть? - спросила Звезда.
     - Ну, понимаете. - Птица покраснела. - Просто видеть. Я это всегда называла уходить в глубину.

Глава 36

     Папа Птицы был деревенским кузнецом и, вероятно, самым богатым человеком на многие лиги вокруг. Это был рослый мужчина, добродушный и красивый.
     Мама Птицы в молодости была деревенской красавицей и по-прежнему одевалась очень нарядно. Муж потакал ей, сколько мог. Платья у нее всегда были из лучших материалов и сшиты лучшими портнихами. У нее были резные гребни для волос и красные кожаные сапожки. Птица знала, что красивые родители стесняются ее - тощей девочки с некрасивым лицом. Ясно, что из нее никогда не получится красавица. Птица не обижалась, просто она ничего не могла поделать. Но все равно было трудно, когда незнакомцы иногда смотрели на маму и папу, а потом на нее, и на лицах их ясно отражался вопрос "почему?"
     У мамы было много красивых вещей, украшений и лент, одежды и безделушек, и иногда мама разрешала ей взять что-нибудь и поносить. Птицу притягивало все красивое: цветок, блестящий камешек, и она все время смотрела на них, пока, как говорила мама, "не втягивала в себя всю красоту". Любимой игрушкой Птицы был камень на цепочке, который иногда носила мама. Камень был совершено прозрачным - гладкий круглый камешек, отполированный без отвлекающих внимание фасет.
     Несмотря на это, он улавливал лучи света и сверкал на маминой груди.
     И вот однажды мама потеряла свое прекрасное ожерелье. Она поискала его, но не нашла.
     - Хоть оно и простое, мне оно нравилось, потому что ты его мне подарил, - сказала она отцу Птицы.
     - Ну, не расстраивайся, - ответил папа. - На следующей ярмарке купим другое, еще красивее.
     Мама улыбнулась и перестала искать ожерелье, потому что больше всего любила новые вещи.
     - Купим такое, которое блестит и бросает радужные отражения на солнце, - сказала она.
     Когда много времени спустя под лавровым деревом, где проходила мама, Птица нашла ожерелье, ей и в голову не пришло отдать его. Серебряная цепочка порвалась, и поэтому ожерелье упало у мамы с шеи. И так как это была любимая вещь Птицы, она подумала, что мама разрешила бы теперь взять ее себе, а папа, может быть, даже починил бы цепочку. Конечно, после того, как маме купят новое.
     Девочка носила ожерелье в кармане. Но однажды, подчиняясь порыву, который сама не смогла бы объяснить, она посмотрела на камень не так, как смотрела раньше. Посмотрела по-особому, так, что действительно начала видеть. И чем больше смотрела, тем больше ей казалось, что она плывет в камне, как рыбы плавают в воде.
     И, к своему удивлению, обнаружила в глубине картины, которые двигались. Она видела то, что происходит далеко от нее. Вот мама - в доме, она расчесывает свои красивые волосы и негромко напевает. Заинтересовавшись, Птица попробовала посмотреть глубже, чтобы увидеть больше. Картинка в камне затуманилась, переменилась, и девочка увидела папу, который в тот день поехал в соседнюю деревню покупать новую верховую лошадь. Птица ясно видела и его, и лошадь. Рыжая, под цвет маминых волос.
     После этого Птица всегда носила камень на шее, но Старательно его прятала под одеждой. И при каждой возможности заглядывала в него и видела. Это было захватывающе. Она обнаружила, что почти всегда может увидеть тех, кого знает. Но иногда она видела нечто, напоминающее закрытую дверь, и постепенно начала понимать, что этот человек занят чем-то личным, и ей не следует видеть его. Она также обнаружила, что не может видеть людей и предметы, которых не знает или о которых только слышала, как, например, знатных господ из города Эс. Не видела, как бы "глубоко" ни опускалась. И ее не удивило появление Пчелы. Она никогда не видела Пчелу, но, уходя в "глубину", видела себя едущей верхом далеко от деревни в обществе маленьких серых теней ростом с нее. Ей очень понравилось ожерелье самой Пчелы. Она подумала, что Пчела использвует свой камень так же, как сама Птица. И это было так естественно и просто, что Птица и не подумала прихватить собственное ожерелье в город Эс.
     Девочки охали и ахали, слушая рассказ Птицы.
     - Это удивительно, Птица! А ты можешь увидеть, что шейчаш ш моими мамой и папой? Ешли я тебе помогу? Я пущу тебя в швою голову, ты пошлушаешь и увидишь.
     - Может быть. Но мне не во что смотреть.
     - Это подойдет? - Пламя налила в чашку немного воды и протянула Птице.
     - Не знаю, - с сомнением ответила Птица. - Попробую.
     Она посмотрела в чашку, наклонив ее так, чтобы вода отражала свет. Мышь внимательно наблюдала. Ей хотелось, чтобы Птица увидела ее маму. Выражение лица Птицы изменилось, и Мышь поняла, что она ушла в "глубину".
     - Я что-то вижу!
     - воскликнула Птица. - Твоя мама ходит в брюках, как мужчина, и носит меч?
     - Конечно, нет!
     - Это моя мама! - воскликнула Мышь. Забыв о больной голове, она перебралась по соломе к Птице и заглянула в чашку. - Я знаю! Я просто знаю! Покажи мне, как это делать, Птица! Пожалуйста!
     - Все пропало! - сказала Птица. Она сердито посмотрела на Мышь. - Ты испортила.
     - Но я знаю, что это была моя мама. Я слышала ее, а теперь ты ее увидела! Она здесь, в Ализоне. Я просто знаю это.
     - Ты с ума сошла.
     - Нет.
     - Да, сошла.
     - Перестаньте, вы, обе! - сказала Звезда. - Мышь, ты все время говоришь о своей маме. С тех пор, как услышала этот второй голос. Она не может здесь быть. Это невозможно;
     - Но я слышала второй голос. Он похож на мамин, хотя немного и на голос хранительницы. Я знаю: мама близко, она пришла за мной. И даже если я ошибаюсь, если я сумасшедшая, как говорит Птица, никто из нас не знал бы, что могут остальные, если бы я не рассказала о том, что услышала маму. Может, то, что мы умеем делать, нам поможет. А как далеко ты можешь толкнуть, Звезда?
     Звезда посмотрела на нее, чуть нахмурившись. Потом выражение ее лица изменилось, и Мышь, не слушая, не прикасаясь мыслью, знала, что Звезда поняла, к чему она ведет.
     - Не очень далеко. Ты хочешь сказать, что я могу толкнуть, помочь следующей, которая пойдет в комнату колдеров?
     - Мне кажется, это для нас единственная возможность выдержать.
     - Что ж, стоит попробовать, - сказала Звезда. - Но не знаю, смогу ли это сделать одна. А что, если следующей буду я? - И тут же ответила на собственный вопрос. - Конечно. Я научу всех вас, как ты только что научила нас слушать. Мы все должны обучить друг друга.
     Мышь облегченно закрыла глаза. Идея, наконец, вырвалась, хотя и не она сама ее выразила. Но чего-то все равно не хватало. Мышь не могла думать. Голова сильно болела.
     Птица рассмеялась.
     - Что полезного в умении делать котенка из соломы? Только помогает провести время.
     - Не знаю, - упрямо ответила Мышь. - Но Сверчок может заставить подумать, что она - это кто-то другой, и Шепелявая - что вообще никого нет.
     Птица оглянулась на Шепелявую, и Мышь отчетливо, словно та произнесла вслух, услышала: "Много же она нам даст".
     - Нет, кое-что даст, - сказала Звезда, и Мышь поняла, что она тоже услышала. - Шепелявая может научить всех нас, как научила слышать Мышь - Ну, допустим, мы все превратимся в тени и выйдем, когда к нам в следующий раз зайдут Псы, - сказала Сверчок. - А как же Мышь и Пламя? Как мы с ними справимся? Они не могут идти.
     - Я могу, - сказала Пламя.
     Звезда не обратила внимание на ее слова.
     - Подождем, пока им станет лучше.
     - К тому времени заболеет кто-нибудь еще, - сказала Сверчок. - Им будет еще хуже, если колдеры сделают то, о чем рассказала Мышь.
     - О!
     Неожиданно то, что все время тревожило Мышь, стало ей ясно, и она смогла сказать остальным.
     - Я слышала голоса, когда со мной работали колдеры, и именно я умела слушать мысли. Может, это что-то значит.
     - Может быть. А как же Пламя?
     Глаза Звезды сузились.
     - Может, эта машина колдеров усиливает наши способности. В таком случае на способность Пламени просто нельзя опереться, вот и все.
     - Значит, поделившись друг с другом, мы не помогли, только ухудшили свое положение! - в ужасе воскликнула Птица.
     Все посмотрели на Птицу: какие ужасы увидит она, когда ее присоединят к машине колдеров?
     - Нет, я так не думаю, - медленно сказала Звезда. - Я думаю, сейчас мы сильней, чем раньше.
     - Моя мама придет за нами, - сказала Мышь. - Она нас спасет.
     - О, помолчи, - ответила Звезда. Голос ее звучал не раздраженно, а устало. - Не нужно цепляться за надежду, когда ее нет. Сейчас нам лучше всего потренироваться в своих новых способностях и попытаться действовать вместе, так, чтобы лучше держаться, когда будем в машине колдеров, - Она вздрогнула, и Мышь уловила мысль Звезды: Звезда увидела себя беспомощно лежащей на столе в лаборатории колдеров и кричащей, а колдеры безжалостно всаживают в нее провода.
     Мышь знала, что Звезда права. Даже если они сумеют бежать, они никого не могут оставить, а, несмотря на свои бодрые слова, Пламя едва ли в лучшем состоянии, чем Мышь.
     - Да, Звезда, - согласилась девочка. - Мы должны сосредоточиться на слышании и толкании, передаче силы. Это потребуется больше всего до тех пор, пока колдеры нас не оставят.
     Девочки содрогнулись: все понимали, что колдеры оставят их только, если они им подчинятся или погибнут.

Глава 37

     Ярет и Велдин шли по коридорам, держа наготове соколов. Эйран никогда раньше не видела Ярета таким, даже когда он охотился в Барьерных горах. Там звери уступали ему. Но здесь он оказался в своей стихии, он делал то, для чего был рожден. Уверенный бесстрашный воин, готовый к бою, шел рядом с другим сокольничим, как его ровня. Его вид мог испугать целый отряд Псов и внушить уверенность в тех, кто сражается с ним рядом.
     Эйран шла за сокольничими, время от времени оглядываясь, каждое мгновение ожидая появления сотни преследующих Псов. Даже храбрость сокольничьих не поможет при таком превосходстве сил. Но пока им продолжало везти.
     По коридору, через дверь, вверх по лестничному пролету, следуя указаниям Пламени и Дженис. Теперь они находились в другой части дворцового комплекса на верхнем этаже большого каменного здания, стоящего у самой стены замка. Эйран вспомнила, как, проходя по двору, услышала призыв своей дочери. Очень странно.
     Эйран была вполне уверена, что слышала именно Дженис, но ведь это невозможно. Она должна подумать об этом, но потом, когда будет время.
     Сокольничьи дошли до поворота и остановились.
     Эйран едва не столкнулась с Велдином; тот через плечо оглянулся на нее, явно недовольный ее неуклюжестью.
     - Вот она, - негромко сказал Ярет. - Вон та серая дверь.
     - Женщина останется здесь. Она нам только помешает.
     - Нет, не останусь.
     - Ты держишь меч, как палку.
     - Я ударю им колдера, который мучил мою дочь.
     - Тише, - сказал Ярет. - Она пойдет с нами. Нам не вечно будет везти. Может подойти много Псов, и у нее не будет никаких шансов, если она останется снаружи и ей придется одной иметь с ними дело.
     Велдин нахмурился, потом неохотно кивнул.
     - Хорошо. Но пусть не попадается мне на пути, иначе я не отвечаю за то, что с нею случится.
     - Справедливо, - ответила Эйнар. - Ну что, войдем?
     Вместо ответа Ярет скользнул вперед, стараясь не выдать своего присутствия стуком подошв или звоном кольчуги. Эйран и Велдин так же осторожно последовали за ним. Приближаясь, Эйран ощутила своеобразную мертвенность в воздухе, что-то похожее на отсутствие звуков, как будто все звуки поглощаются. Нет отголосков или эха, как в нормальном окружении. Обычно эти отголоски даже не замечаются.
     Сокольничьи, должно быть, испытали то же самое: они переглянулись, подняв брови.
     - Должно быть, колдеровский металл. Покрытие двери, - сказал Велдин.
     Ярет посмотрел на серую поверхность.
     - Или действие машины. А может, и то, и другое.
     Эйран неохотно коснулась пальцем двери: материал - не дерево и не знакомый ей металл - слегка подавался под нажимом. Но он холодный и безжизненный, как окружающий его ореол, и еще какой-то голодный, как будто готов черпать жизненную силу из нее, если она долго будет прикасаться. Она отдернула руку, словно обожженная.
     - Здесь можно кричать, и никто внутри не услышит, - сказал Велдин. - Не услышат даже обычного стука. Надо было бы им повесить снаружи колокольчик или что-нибудь такое. Чтобы не касаться этого материала.
     - Им все равно. Если колокольчика нет, а стук они не услышат, даже если бы мы хотели вежливо постучать, давай действовать прямо. Надеюсь, кто-нибудь внутри примет посетителей.
     Мужчины отступили на шаг. Соколы вцепились им в перчатки, пытаясь удержать равновесие, а воины ударили в середину двери. Замок не выдержал. Дверь распахнулась - не с грохотом, а с приглушенным стуком, и три человека и два сокола ворвались внутрь. Соколы оказались вверху, они готовы были стрелой обрушиться на врага еще до того, как мужчины и женщина оказались за дверью.
     Вверху вызывающе крикнул Смельчак. Он вцепился в голову колдера, сидящего за столом. Быстрый, как мысль, сокол рвал трубки и провода, хватая их когтями.
     Где-то в глубине комнаты прекратилось высокое гудение. Огоньки на карте погасли, шкалы потускнели, а колдер осел, как кукла, из которой вытащили набивку. Металлическая шапка свесилась с его головы, она висела бесполезно на оставшихся нескольких проводках. Шапка покрывала большую часть черепа колдера. К ужасу Эйран, начало выползать содержимое черепа. Смельчак сделал вираж и повторил нападение.
     Ззззт! Заговорило игольное ружье в руках ализонца, и Эйран инстинктивно пригнулась. Но не люди были целью стрелы. Смельчак крикнул так, как никогда раньше не кричал. Казалось, птица не может так кричать. Он забил крыльями, пытаясь взлететь. Время остановилось;
     Эйран, как зачарованная, видела все подробности: птица с черным оперением повисла в воздухе и упала на холодный серый пол. Казалось, она падает бесконечно долго, опускается легко, как перышко. Белое V на груди сокола окрасилось кровью.
     Собственный крик вернул Эйран к реальности.
     - Нет! - закричала она.
     Велдин отбросил ее с пути и устремился к одному из колдеров. Ярег мечом отбивался от двух ализонцев.
     Эйран проскочила мимо него. Солдат с игольным ружьем направлял на нее свое оружие.
     Ззззззт! Стрела пролетела мимо, задев кожу над ухом. Эйран бросилась на солдата, но Острый Коготь оказался быстрее. Второй сокол вцепился прямо в лицо ализонцу. Тот инстинктивно прикрыл рукой глаза. Эйран пронзила его мечом. Солдат схватился руками за лезвие и смотрел на него недоверчиво, пока не упал.
     Она вытащила меч и повернулась в поисках нового противника.
     Колдер, с которым сражался Велдин, представлял соблазнительную цель, но она не решилась вмешаться, чтобы не ошибиться и не ранить своего. Третий колдер возился с оборванными Смельчаком проводами. Казалось, он хочет надеть шапку себе на голову. Эйран побежала вперед, подняла меч и ударила в то место, где шея соединяется с плечами. Колдер упал. Что-то сильно ударило ее сзади, и она, в свою очередь, упала, сражаясь с напавшим на нее ализонцем. Свой меч она потеряла. Ализонец поднял кинжал. Эйран отчаянно обеими руками схватила его за запястье прежде, чем он смог погрузить лезвие ей в тело. Она даже защищаться не могла. Два кинжала у нее на поясе сейчас бесполезны. Ализонец слишком силен. Его кинжал неумолимо приближался и уже царапал кольчугу.
     За плечом ализонца показался Велдин. Быстро, с жестокой уверенностью схватил солдата за волосы, ударил мечом и тут же бросился на помощь Ярету. К тому времени, как Эйран выбралась из-под мертвеца, последние два врага были убиты.
     Велдин быстро осматривал знаки различия ализонцев.
     - Подчиненные, - с отвращением сказал он. - Может, какие-нибудь офицеры пришли поболтать со своими хозяевами-колдерами. Ну, наверно, слишком было надеяться, что среди них окажется барон Малландор.
     - Ты ранена! - Ярет подошел к Эйран и коснулся ее головы.
     - Ерунда, - ответила она. - У всех у нас порезы.
     Смельчак...
     Ярет не видел случившегося. С криком бросился он к соколу и поднял его нежно, как поднимал маленькую Дженис.
     - Он еще жив, - сказал Ярет подавленно. - Дышит.
     - Он без всякой помощи убил одного из колдеров, - сказал Велдин. - Он смело сражался.
     Эйран осторожно коснулась птицы, пытаясь осмотреть ее. Из груди сокола торчала стрела, уродливая и окровавленная.
     - Он серьезно ранен. Я возьму его.
     Велдин удержал ее за руку.
     - Нет, - сказал он.
     Она посмотрела на него и кивнула. Очевидно, с поля битвы должен вынести своего пернатого брата сам Ярет.
     Не имеет значения, что Ярет не сможет нести сокола и одновременно сражаться. Вообще, шансы на то, что они уцелеют, быстро уменьшаются. В течение ближайшего часа их схватят или убьют.
     - Тогда пошли, - сказала она. - Я меньше всего хочу быть захваченной здесь. - Да, добавила она про себя, все что угодно лучше этой комнаты. Даже, если они пойдут навстречу смерти.
     Велдин свистом подозвал Острого Когтя, сокол сел ему на кулак. Ярет, неся осторожно Смельчака на сгибе одной руки, второй держал меч. Эйран подняла свой меч, и они втроем вышли из серой комнаты.
     - Куда теперь? - спросила она.
     - Сюда. - Велдин указал в конец коридора. - Там должна быть лестница вниз и проход в стене, по которому можно пройти незамеченными из караульной. А потом направимся к главным воротам и попробуем отыскать остальных и детей.
     - И все? - Эйран невольно рассмеялась. Она представила себе лучников на ст