и добрыми пожеланиями. А мы продолжим поиски, и, если обнаружим что-нибудь интересное, я пошлю сообщение в Морскую Крепость.
     Сокольничий удивленно посмотрел на него.
     - Ты это сделаешь?
     - Я не отличаюсь от других и предпочитаю иметь цель своих усилий. Твой поиск нелегок, птичий воин.
     Боюсь, что достигнуть твоей цели не легче, чем вернуть горы в прежнее состояние, но чем можно будет тебе помочь, я помогу. Хотел бы только, чтобы твое посещение Лормта окончилось удачей.
     - Кажется, я приобрел здесь доброго друга. А это большая удача.

***

     Брейвери лежала на спине, сражаясь с рукой Уны одной перевязанной и тремя здоровыми лапами.
     - Ты, горе мое маленькое! - воскликнула женщина. - Так я никогда не кончу тебя перевязывать! И не смогу причесаться, чтобы встать.
     Стук заставил ее посмотреть в сторону двери. Движение было инстинктивное, но именно такой возможности ждала кошка. Когда Уна повернула голову, ее распущенные волосы упали ей на плечо, и Брейвери потянула за них когтями и пастью.
     Глаза у Тарлаха были мрачными, но, увидев кошку, смотрящую на него сквозь поток волос - видны были только лапы и морда с широко раскрытыми глазами, - воин рассмеялся.
     Уна сердито посмотрела на него, освобождаясь.
     - Если бы так тянули за твои волосы, ты бы не смеялся, - резко сказала она.
     - Может быть, и нет, - с улыбкой ответил он, - но в таком виде она очень забавна. Твоей радости достаточно, чтобы вознаградить меня за приход.
     Она с любопытством посмотрела на него. До сих пор сокольничий старательно избегал прихода в ее комнату, и она гадала, что привело его так рано.
     Он прочел ее мысль.
     - Я хотел убедиться, что с вами обеими все в порядке, прежде чем встанут две твоих стражницы и снова заставят меня быть более осмотрительным.
     Ее гагатовые глаза затуманились.
     - Дуратан не разговаривал с тобой вчера вечером?
     Воин напрягся.
     - Ты послала его ко мне, сказала, что у меня неприятности?
     - Нет. Он сам намеревался навестить нас обоих.
     Когда мы вчера расстались, ты выглядел побежденным.
     По крайней мере, мне так показалось. Мне не нравится, когда ты так выглядишь. Мы ведь даже еще не обратились к вашим колоннам.
     - Дело не в отсутствии успеха, - быстро возразил он. - Мы оба знаем, что его может и не быть.
     - Я понимаю это. - Она отвернулась от него, чтобы скрыть лицо. - Я для тебя только тягость!
     Тарлах подошел к ней.
     - Что ты хочешь сказать этим, У на из Морской Крепости?
     - Я видела, как ты смотришь на меня, словно я вот-вот разобьюсь на кусочки. Ты считаешь себя виновным. Такой вины никто из твоего народа не принял бы на себя.
     - Стали ли мы от этого богаче? - Он взял ее за плечи и повернул к себе, чтобы она смотрела ему в лицо, - Это правда, что у нас нет опыта в заботе о других, и я только учусь этому, но я не жалею, что полюбил тебя. Это я ценю выше, чем даже желание обладать тобой.
     Он прижал ее к себе и закрыл глаза.
     - Мысль о том, что я могу тебя потерять, пронзает меня, словно копьем. Я могу выдержать то, что приходится держаться в стороне от тебя, но, чтобы не сойти с ума, мне нужно знать, что ты жива и здорова в этом мире.
     Она ничего не ответила, только прижалась к нему.
     Губы его нежно коснулись роскошных каштановых волос, он уловил нежный запах трав, которыми она моет волосы. Тело у нее мягкое и теплое, и он почувствовал, что под домашним платьем на ней ничего нет. Платье ей, вероятно, дала взаймы Аден.
     Она казалась такой отзывчивой и уязвимой, прекрасной и женственной.
     Тарлах отыскал ее губы, но поцелуй его был нежным, и он тут же неохотно отодвинулся от нее, пока чувства не поглотили его окончательно. Он знал, что на это много времени не потребуется: он отчаянно желает эту женщину.
     В этот момент он ненавидел все, что есть в нем и что лежит на нем, потому что из-за этого не мог открыто провозгласить, что горит в его сердце и сознании. Взять У ну из Морской Крепости как-то по-другому, как шлюху, хотя никто об этом не узнает, никто даже не подумает - все равно это не для него, пока он сохраняет свою честь и контроль над собой.
     Он отошел и с горьким удовлетворением увидел, что она разделяет его чувства. Не случайно, понял Тарлах, она так одевается и ведет себя с ним как товарищ, маскирует ту свою часть, которая ничего им не даст, только усилит напряжение и раздражение.
     Владелица крепости печально улыбнулась. Оба они изголодались, но теперь, по крайней мере, его настроение улучшится.
     Она махнула головой: мгновение миновало.
     - Я не часто отдаю тебе приказы, птичий воин, - сказала У на, - но сейчас собираюсь это сделать. Немного времени спустя мы покинем Лормт, и ты не скоро вернешься в эти горы. Я наблюдала за тобой вчера. Ты страдал из-за опустошений в горах, но тебя интересует восстановление в них жизни. Поезди по горам несколько дней, побудь с ними наедине, обрети уверенность, что однажды они снова станут такими, какими ты их знал, хотя мы оба этого не увидим. Я останусь здесь и буду следить за выздоровлением наших двоих товарищей.
     Она увидела, что промелькнуло у него во взгляде, и нетерпеливо покачала головой.
     - Неужели тебе всегда в любом вопросе видится лишь его темная сторона, сокольничий Тарлах? Я не больна, не ранена, не устала. Я просто хочу, чтобы ты отдохнул.
     Уна снова улыбнулась - успокоительно и повелительно одновременно.
     - Лети, Горный Сокол. Становись снова самим собой. - Гагатовые глаза сверкнули. - Но будь осторожен. Я не хочу проводить зиму в Лормте, какими бы гостеприимными ни были хозяева, только из-за того, что ты во время прогулки сломал себе ногу!

6

     Отъехав от Лормта, Тарлах почувствовал, как улучшается его настроение, и понял, что Уна была права. Ему действительно нужно время, чтобы освободиться от бремени ответственности, побыть наедине с собой, наблюдать и исследовать. Его удовольствие омрачал только тот факт, что рядом нет ни Уны, ни Бросающего Вызов Буре, чтобы разделить с ним радость нескольких дней, украденных из обычного распорядка жизни.
     Первый день он потратил на осмотр склонов вокруг старой крепости и здесь же заночевал, но на рассвете следующего дня направился к подлинным высотам, какие знал и любил с детства. Когда-то в похожем месте располагалось Гнездо...
     Быстро заставив себя забыть эту мысль и тень, которую она отбрасывала на него, Тарлах откинул голову и глубоко вдохнул холодный чистый воздух. По крайней мере, его не затронуло злое заклинание волшебниц.
     Здесь последствия Поворота были еще заметнее, чем внизу, где более мягкие условия способствовали возрождению жизни, но первобытное великолепие природы трогало и завораживало.
     Местность была необыкновенно дикая, каменное царство, мрачность которого лишь подчеркивали немногие чахлые растения, которые сумели вырасти. Этот мир околдовывал, вопреки - а может, именно благодаря - своей дикости и свирепости. Он необыкновенно привлекал того, кого не отпугивал холод девственных скал.
     Сокольничий знал, где хотел начать свои поиски, и направился туда - к основанию большого утеса, который возвышался за меньшими высотами, на которых расположен Лормт и окружающие его фермы. Снизу Тарлах видел его многочисленные выступы и карнизы и хотел осмотреть их внимательней. Теперь у него появилась такая возможность, и он решил не терять ни мгновения.
     Сколько можно было, Тарлах проехал верхом, потом спешился на небольшом природном лугу вблизи того места, где начнет свой подъем. Он опустил поводья, чтобы Леди Гей знала, что может свободно пастись. Но далеко она не уйдет. На лугу хорошая сочная трава, небольшой быстрый ручей даст воду, и сокольничий знал, что в его отсутствие лошадь ни в чем не будет испытывать недостатка.
     Он проследил за неровной линией склона. Глаза его горели от возбужденного предчувствия. Подъем возможен, но для него потребуется все его мастерство горца. И Тарлах наслаждался этим вызовом. Давно не приходилось ему встречаться с таким.
     Трудность восхождения быстро возрастала, как только он начал подниматься, но это по-прежнему был вызов, а не непреодолимая преграда, и Тарлах продолжал подниматься, пока, наконец, не оказался в месте, которое выбрал для поисков в первый день.
     Тело его было упругим, дыхание вскоре снова стало нормальным.
     Воин огляделся. Отсюда видна только небольшая часть высокогорья. Он поднялся высоко, но вершины окружающих гор по-прежнему возвышаются над ним.
     Это неважно. Он пришел сюда не для покорения вершин, а чтобы осмотреть их склоны.
     Тарлах поворачивался, разглядывая запретный миниатюрный мир, в котором оказался. Сам подъем сюда принес ему радость. Он поднимался не спеша, и преодоление препятствий подбодрило его. Сейчас он снова свеж и готов к возбуждающим открытиям.
     Место не очень красивое. По правде сказать, трудно представить себе более непривлекательную и суровую местность. Он назвал это склоном, но на самом деле оказался на карнизе, выступающем из почти отвесной стены, которую неопытный человек счел бы непреодолимым препятствием.
     Эта часть горы никогда не зарастала лесом и потому особенно страдала от выветривания. И сейчас здесь не было папоротников, трав и жестких кустарников, которые покрывают склоны пониже. Там, внизу, начинают возвращаться даже деревья.
     Редкость растений делала немногие существующие еще более привлекательными. Капитан склонился у приземистого извилистого дерева, всматривался в изгибы ствола и ветвей, и пытался определить, насколько глубоко уходят его корни. Он не хотел копать землю или предпринимать какие-то другие усилия, чтобы ответить на этот вопрос, боясь повредить цепляющемуся за жизнь организму.
     Да, это упорное дерево. Тарлах с уважением коснулся его искривленных ветвей. Оно не выросло здесь за последние восемь лет. Одно из немногих, оно каким-то образом пережило Поворот. Вероятно, пережило и немало других катастроф с тех пор, как впервые проклюнулось из семени.
     Негромко насвистывая песню, известную в отряде, Тарлах направился к другому клочку зелени, который привлек его внимание.

***

     Полчаса сокольничий неторопливо переходил с места на место, радуясь возвращению к жизни, которую вел много лет.
     Даже за такое короткое время он убедился, что горы, которые кажутся такими безжизненными, на самом деле полны жизни. Конечно, растений было не очень много, они были небольшими, и их легко было проглядеть, но там, где почва позволяла укорениться, их сразу же появлялось множество. Везде он видел растения, знакомые с юности, проведенной в горах. Их пока еще немного, отдельные участки, а не сплошной ковер, но они возвращаются и процветают. Постепенно горы обязательно станут такими же, какими были до Поворота.
     Выветривание, которое создало так много удобных мест для семян и корней, оказалось менее благоприятным для человека. Много попадалось свободных камней и неустойчивого гравия, и Тарлах ставил ноги очень осторожно. Сломанная нога, о которой говорила Уна, может оказаться такой же опасной, как и падение. Здесь никто не придет на помощь.
     Тарлах думал просто осмотреть растительность на склоне и рассмотреть окружающие плоскогорья. Но, когда он присел возле группы особенно заинтересовавших его растений - первых представителей своего вида, которых он обнаружил, - его внимание привлек сам склон горы. Неожиданно Тарлах понял, что меняет положение, стараясь уйти от холодного сквозняка.
     Удивленный, он осмотрел каменную стену за собой и обнаружил почти на уровне основания черную щель.
     Приложив влажный палец, убедился, что ветер тянет именно из нее.
     Он осторожно вложил руки в трещину и начал исследовать ее, но небольшое доступное для него пространство не давало возможности найти достаточно большой вход.
     Тарлах удивленно смотрел на трещину. Потом улыбнулся. Причин для удивления нет. Разве Аден не говорила, что горы вокруг Лормта прорезаны лабиринтом пещер? Это просто часть обширной системы.
     Тарлах встал и отступил, разглядывая утес в поисках других признаков населенного призраками подземного мира.
     Это движение было неосторожным и слишком поспешным. Споткнувшись о камень, Тарлах тяжело упал.
     Он инстинктивно ухватился руками за землю, хотя на самом деле опасность скатиться с карниза ему не грозила.
     Неожиданно земля ушла из-под его ног. Казалось, весь мир исчез в зияющей пропасти.
     Тарлах отчаянно цеплялся руками, пытался подтянуться, но ослабевшая поверхность подалась еще больше, и он упал в поток гравия и камней большего размера.
     Ударившись о дно, воин не сразу потерял сознание.
     Он смутно понимал, что вокруг продолжают падать обломки, видел широкое пятно света над собой и отполз подальше в темноту. И там лишился чувств.

***

     Сознание возвращалось к Тарлаху медленно, но постепенно сокольничий начал осознавать свое окружение.
     Он сел, схватившись за голову, и на несколько минут прислонился к каменной стене, плотно закрыв глаза, пока мир не перестал вертеться и он смог осмотреться.
     Физически он оказался в неплохом состоянии. Могло быть гораздо хуже. На теле множество ушибов, ужасно болит голова, но Тарлах не обнаружил сломанных костей или каких-либо серьезных увечий. Нет ни разорванных артерий, ни проникающих ран, иначе он на этой стадии вряд ли был бы способен осматриваться. Нет признаков шока, свидетельствующих о внутренних повреждениях, хотя в этом можно будет убедиться только с течением времени.
     Пожалуй, этим ограничивается его удача, подумал Тарлах, продолжая оглядываться.
     Полуосознанный инстинкт, который заставил его отползти глубже в пещеру, спас ему жизнь или, по крайней мере, продлил ее. На месте его падения образовалась большая груда обломков. Яма заполнилась почти доверху. Оставалось только несколько дюймов, открытых во внешний мир. Пробивавшийся луч не давал сильного освещения, но этого было достаточно. Постепенно глаза Тарлаха приспособились.
     Воздух оставался свежим; не похоже, что он проходит через маленькую щель вверху. Тарлах решил, что упал в относительно большую систему пещер.
     Он не мог сказать, соединяется ли она с внешним миром. Но сейчас это не особенно важно. Он не может проползти мили по вероятно запутанному лабиринту проходов, в которых может встретиться множество опасностей, - проползти без пищи и воды: у него с собой лишь небольшой запас, который он прихватил из седельной сумки, надеясь вскоре вернуться к Леди Гей. Даже не вспоминая о призраке, Тарлах считал, что не справится с этим. В таких условиях шанс отыскать другой выход слишком ничтожен, чтобы обдумывать его.
     Что же тогда? У него есть с собой оружие. С его помощью легко освободиться от голода, жажды и ужаса медленной смерти.
     Но рука его не искала меч или кинжал. Это позже, когда не останется надежды и он не начнет по-настоящему страдать. Гораздо лучше немного изучить это царство вечной ночи, чем преждевременно обратиться к избавлению от жизни.
     Но есть и другая возможность.
     Он не очень глубоко под поверхностью, в каких-нибудь пятнадцати футах, и отверстие вверху свидетельствует, что потолок не очень прочен. Возможно, удастся пробить его.
     Тарлах осмотрел обломки, которые последовали за ним в яму. В основном небольшие, решил он, гравий и почва, которые скопились в углублении и образовали непрочную корку над трещиной. В груде почти не видно крупных камней.
     Такой материал может оказаться предательским, но Тарлах считал, что справится с ним с помощью орудий, которые у него есть или которые он сумеет изготовить.
     Теоретически он может подняться на груду и оттуда выбраться на поверхность.
     Конечно, попытка будет нелегкой. Скорее, он будет не подниматься, а вкапываться. Придется делать ряд ступенек, грубую лестницу или леса, которые позволят подниматься относительно безопасно в каждой фазе операции.
     Тарлах облизал пересохшие губы. У него есть одна попытка, в лучшем случае, две. Если не откажут слабеющие силы, подведет крыша и то, что осталось от корки.
     Его действия приведут к тому, что обрушатся остатки слабой поверхности и вся масса упадет. Он либо будет погребен под ней, либо навсегда отрезан в яме, которая станет его могилой.
     Возможно, это все и не имеет значения. Здесь, в подземном мире, бродит ужас, который страшнее оползней, бесконечной ночи и физической боли. Сколько времени пройдет, прежде чем призрак, о котором рассказывала Аден, коснется его своим разлагающим дыханием?
     Через сколько времени плоть его начнет распадаться на все еще живом теле, словно оно превратилось в труп, давно покинутый душой?
     Тарлах постарался забыть об этой опасности, потому что никак не мог отвратить ее, и принялся за работу со всей скоростью и силой, какие позволяли не потревожить груду обломков.

***

     Задача, которую поставил перед собой сокольничий, оказалась гораздо более трудоемкой и утомительной, чем он предполагал. Трудно оказалось копать землю ножом и плоским камнем, который он использовал в качестве лопаты. Влажная осень и зима сделали гравий вязким, и все равно прошло несколько часов, а Тарлах чувствовал, что почти не продвигается.
     Он был готов впасть в панику. Темнело, а он сможет работать только при свете, который продолжал проникать через небольшое отверстие.
     Тарлах со страхом посмотрел вверх и покачал головой. Теперь, с наступлением вечера, ночь придет очень быстро. Невидимое солнце уже заходит.
     А что потом? Он с трудом распрямился, поднимая очередную груду высвобожденного влажного гравия.
     Тогда придется сесть у какого-нибудь камня и ждать, пока небо не посветлеет. И снова копать.
     День снова наступит, если новый обвал не отрежет его полностью от света, но Тарлах в глубине души знал, что дитя-призрак доберется до него раньше.
     Он пытался убедить себя, что этот район безопасен, всего лишь яма в земле, но знал, что это не так. Это часть системы пещер, и ему не следует ждать милости, когда здесь снова воцарится тьма.
     Глаза его закрывались, и ему приходилось заставлять себя работать. Слишком выразительно рассказывала целительница. Конечно, смерть в битве тоже нежелательна, но она, по крайней мере, часть того пути, который он для себя избрал, к которому готовился; здесь же в смерти слишком большой ужас. И вся решимость Тарлаха не помогала ему сохранять спокойствие.
     Усиливающийся ужас действовал против него, делал его движения резкими и торопливыми, лишал их координированности, но свыше его сил было подчинить их себе. Он мог только стискивать зубы и продолжать, сражаясь с самим собой и со временем, чтобы неподдающееся вещество принимало необходимую форму.

***

     Вскоре, как он и предполагал, стало совсем темно.
     И хоть Тарлах ждал этого, отсутствие света его доконало. Он бросился на груду обломков, тело его содрогалось от тяжелых рыданий. Через несколько мгновений волна истерии схлынула, и Тарлах снова смог взять себя в руки. Он опустился на колени и начал нащупывать дорогу к более удобному и устойчивому месту.
     Отступив в глубину, он лег, снял свой побитый шлем, решив отдохнуть и поспать, если сможет. Краткий срыв устыдил его, но он в то же время был ему благодарен. Он высвободил нараставший ужас. Страх сохранялся, но паники больше не было. Если в последующие часы Тарлах сможет с ней справляться - и избегать участи, в ожидании которой он и почувствовал панику, - он на следующее утро, или, в крайнем случае, к полудню сможет закончить свою работу. Тогда, конечно, придется заняться кровлей.
     Он знал одно: ему отчаянно хочется жить, и он будет сражаться за жизнь до последних сил.

7

     Тарлах застонал и открыл глаза.
     Мягкий свет заполнял каменное помещение, и на сокольничего смотрело с любопытством детское лицо. В нем сочетались озорство и веселье, и это действовало так непреодолимо, что, еще не проснувшись полностью, Тарлах рассмеялся и со смехом постучал себя по носу, как часто в Морской Крепости играл Руфон со