ма, наверно, не разрешит мне, но я попробую ее уговорить. Если ваш учитель близко, я был бы рад поговорить с ним.
     Арона снова нахмурилась, пытаясь понять.
     - Он-жрица не хотел тебя учить? Ты кажешься умным. Давай я отведу тебя в Священный Дом, к госпоже Бирке. Это наша жрица.
     Брови Эгила взлетели вверх.
     - С радостью! Знаешь, Арона, - тебя ведь Арона зовут? - для девчонки ты очень умна. Ты не такая, как все, но многие девчонки, которые считают себя красавицами, все бы отдали за такие щеки и волосы. Интересно - вот какое слово мне хочется использовать. Интересно.
     У этой девушки необыкновенно низкий голос, подумала Арона, и приятный к тому же. Но какая балаболка!
     Она ., или он.., как правильно? - как будто хочет подружиться, но при этом разговаривает так, словно взрослая с несмышленышем. Сколько ей лет? Судя по росту, не меньше восемнадцати. Но у нее совсем нет грудей и такие короткие волосы. Может, она больна, подумала Арона. Конечно, девушка, которая так чувствительна к красоте других, должна ценить и свою красоту. Но вот ее замечание об уме такой молодой девушки совсем не понравилось юной хранительнице записей. Она привыкла к тому, что в своем семействе считается старшей и самой умной. "У меня появилась соперница, - подумала она. - Но, может, и подруга".
     Они пришли на ферму Священного Двора, и Арона остановилась.
     - Ты любишь книги? - неожиданно спросила она.
     - Да. Да, люблю.., когда могу найти хоть одну.
     - И красоту любишь. Это я вижу.
     - Конечно! - Эгил улыбнулся шире. Неожиданно его лицо нависло над ней, и Эгил поцеловал ее, но не так, как целуют детей и родственников, а каким-то особым поцелуем. Этот необычный поцелуй очаровал, но и испугал Арону. Она отскочила и посмотрела удивленно.
     - Что.., почему... Эгил, что это? Даже лучшие друзья так не делают!
     Эгил серьезно поклонился. Такого жеста Арона тоже никогда не видела.
     - Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа Арона. Я искренне надеюсь, что мы станем близкими друзьями. - Дверь открылась, и он снова поклонился.
     Арона исчезла в направлении Дома Записей. Жрица кивнула, приглашая входить. "Не только балаболка, - думала девушка об Эгиле, - но и гладкая скользкая змея. Интересно, что ей от меня нужно?"

***

     Арона и Эгил понимали друг друга меньше, чем оба считали; Нориэль и семья Хуаны вообще не понимали друг друга. Нориэль знала это, но не беспокоилась. Она отвела небольшую группу к дому у кузницы и махнула рукой, указывал на сеновал, кухню, главную комнату и свою спальню возле кухни.
     Когда Нориэль показала, чтобы дети шли ночевать наверх, Хуана устроила истерический припадок. Нориэль пожала плечами: может быть, Леатрис и Осеберг вместе слишком шумят. Хуана распорядилась, чтобы Леатрис шла спать наверх, а Осеберг остался в большой комнате, потом долго и печально смотрела на единственную кровать в ней и с жалобами взобралась на сеновал;
     Утром Нориэль жизнерадостно поздоровалась с ней.
     Конечно, ее чужаки умели говорить и понимать ее не лучше несмышленого ребенка, по женщины все равно разговаривают с младенцами, и со временем те учатся понимать. Нориэль умылась, показала, где все находится, и отправилась на двор за дровами. Хуана нерешительно стояла на пороге кухни. Нориэль знаком подозвала ее и показала на дрова. Хуана поколебалась, потом велела Осебергу помочь Нориэль.
     Потом Нориэль знаками показала, что нужно набрать воды из колодца, и позвала Леатрис помочь ей. А Осебергу сунула в руки стопку тарелок. Сердце Хуаны упало. Достаточно плохо, что она сама стала работницей в чужом доме. Но чтобы ее сын выполнял женскую работу. Как низко они упали! И она начала молча плакать.
     Нориэль налила воды в большой керамический котел и поставила его на очаг, добавила немного сухого растолченного зерна и знаком велела Хуане размешивать. Осеберг передал тарелки Леатрис и сел, дожидаясь, пока ему подадут есть. Нориэль сделала к нему два больших шага и жестом велела встать. Дала нож, сухие фрукты и жестами показала, что их нужно очистить. Хуана в гневе раскрыла рот, потом вспомнила, что она нищая, живущая из милости, застонала и повесила голову.
     Нориэль от всего сердца жалела чужаков, одиноких и бездомных. Чтобы отвлечь их и начать разговор, она указала на себя.
     - Нориэль, - сказала она и указала на Хуану.
     Леатрис сказала:
     - Мама.
     - Мама, - повторила Нориэль. Хуана подняла голову и вытерла глаза.
     - Хуана, - поправилась Леатрис. Потом указала на себя:
     - Леатрис. - И на брата. - Осеберг.
     - Леатрис. Леатрис, дочь Хуаны. Осеберг, дочь Хуаны, - сказала довольная Нориэль.
     Хуана ахнула и распрямилась, глядя на рослую жену кузнеца с поганым ртом.
     - Он не Осеберг кто-то такой Хуаны, как ты говоришь! - взорвалась она. - Я беспорочная вдова.
     И ты должна знать, что это законные дети их отца, у нас был честный брак. Как ты смеешь! Хоть мы и нищие...
     Нориэль вопросительно посмотрела на Леатрис, которая показала на себя и сказала:
     - Леатрис, дочь Моргата. - Она пыталась произносить слова, как это делает Нориэль. Потом она показала на брата и сказала на своем языке:
     - Осеберг, сын Моргата. - Чтобы объяснить яснее, она высоко подняла руки и показала на воображаемого человека. - Моргат, мой отец, - объяснила она. Потом провела воображаемым ножом по горлу, и глаза ее заполнились слезами. - Моргат, - сказала она и всхлипнула.
     Нориэль обняла девушку. Ах! Их мать по рождению мертва, кажется, убита сокольничими или кем-то еще, а Хуана их приемная мать и хочет, чтобы ее сестру-подругу не забывали. Нориэль обняла и Хуану и сказала:
     - Мне жаль. - Ей хотелось бы иметь три руки, чтобы обнять и Осеберга, чтобы утешить эту девочку, которая стоит, повернувшись к ним спиной и опустив плечи, словно отказывается от утешения. Что ж, они ведь действительно среди чужих.
     - Осеберг, дочь Моргата, - сказала Нориэль и поманила его к себе. Подросток повиновался, на глаза его тоже навернулись слезы. Хуана резко сказала:
     - Большие мальчики не плачут, Осеберг, а ты отныне единственный мужчина и глава семьи.
     - О, мама, оставь его в покое! - возразила Леатрис.
     Нориэль, ничего не понявшая из этого разговора, вздохнула. "Мокрая курица" - прозвала она Хуану. Осеберг просто еще ребенок. У Леатрис как будто имеется здравый смысл. Нориэль налила похлебки в чашки и передала ближайшей из своих гостий для раздачи всем.
     Осеберг взял первую чашку и сразу начал есть. Нориэль резко сказала:
     - Осеберг, дочь Моргата! Покажи, как ты воспитана!
     Парень удивленно поднял голову. "Избалована" - подумала Нориэль и жестом показала, чтобы он передал чашку.
     Как бы то ни было, завтрак был роздан и съеден. Но когда все встали из-за стола и Осеберг, ни слова не говоря, направился к двери, Нориэль остановила его.
     Указав на посуду, она знаком велела убрать ее. Осеберг неохотно убрал свою посуду, Леатрис и Хуана сделали то же самое, и Хуана принялась мыть тарелки, резко приказав Леатрис помочь ей. Осеберг вслед за Нориэль пошел в кузницу.
     Хуана вздохнула. Они с дочерью работницы в доме жены кузнеца. Единственный человек здесь, который, кроме старух, умеет говорить по-человечески, - нахальная рыжеволосая шлюха Арона, и даже ее сын должен выполнять роль слуги. Да, их ждут тяжелые времена.

***

     Внизу у мельницы схлестнулись две непреодолимые силы.
     - Красиво говорит! - фыркнула Леннис, подбоченясь. - Да пусть эта Эгил, дочь Лизы, будет сама Офелис, сочинительница песен. Это все равно Джомми, а я скорее допущу в дом гремучую змею, чем Джомми. Ты меня слышала?
     Губы Асты, дочери Леннис, задрожали, у нее в этом была большая практика.
     - Мама, - укоризненно сказала она, - ты только посмотри на этих бедных детей и их так много работающую мать. Ты видишь, какая умница Сорен? У нас снова будет малыш в доме, - подольщалась она, - и без всех этих неприятностей, тебе не нужно его самой рожать. - Девушка взяла на руки золотоволосого младенца из семьи беженцев и принялась укачивать.
     Леннис протянула руки и быстрым движением сорвала с ребенка одеяло.
     - Еще один Джомми! - провозгласила она и злобно набросилась на свою младшую дочь. - Что с тобой, противная девчонка? - яростно спросила она. - У тебя извращенное стремление к зверям, которые убили твою бабушку и изнасиловали мать?
     Она суженными глазами смотрела на дочь. Ей не впервые пришло в голову, что часто в конце концов, все получается, как того хочет Аста, как бы яростно ни возражала мать.
     - И никаких штучек, молодая особа, - проворчала она.
     - Мама! - Громкий крик из другой комнаты отвлек мельничиху, которая тут же забыла об Асте и отправилась смотреть, что случилось с Ролдин. Ворвавшись в кухню, она с гневом уставилась на эту красиво говорящую Эгил, которая своими грязными руками обнимала ее старшую! Этот Джомми, которого зовут Эгил, что-то непонятное лепетал Ролдин.
     Быстро, прежде, чем грязные слова перешли в грязные действия, Леннис ударила Эгида в ухо и снова угрожающе подняла руку.
     Вместо того, чтобы отступить, как всегда поступает в таких случаях он-дочь Джомми, или истерически расплакаться, как делал Джомми в детстве, этот стоял прямо и смотрел ей в глаза. И не получив разрешения говорить - неслыханное дело! - залопотал что-то. Потом, видя, что она не понимает, указал на свою сестру. Потом на Ролдин и сильно ущипнул себя за руку. Он собирался ущипнуть Ролдин!
     - Вон! - закричала Леннис и сделала широкий жест, включающий и Эгила, и плачущего в углу ребенка. В комнату вбежали Лиза и остальные ее дети.
     Леннис указала на Эгила, потом на дверь.
     - Убери отсюда эту тварь, - мрачно сказала она.
     Потом, смягчившись, добавила, указывая на маленькую Ханну:
     - Ты можешь остаться.
     Эгил повернулся к матери. Они поговорили на своем непонятном языке, немного добавила и плачущая Ханна. Эгил положил руку матери на плечо и что-то сердито сказал. Смысл был ясен: "Мы уходим".
     - Уходи, неблагодарная женщина! - сказала им вслед Леннис. - Я сжалилась над вами, дала вам приют и еду, а вы так мне отвечаете!
     Эгил повернулся и что-то сказал. Леннис в гневе посмотрела на Лизу.
     - Ты стоишь, - закричала она, - и позволяешь этой твари говорить за себя, словно сама безмозглая? Позволь тебе сказать: я сразу поставила бы своих дочерей на место, если бы они попытались говорить за меня, их мать! - Глаза ее снова сузились, и на лице появилась торжествующая улыбка. - Безмозглые! Конечно! Если вы предпочитаете скорее умереть с голоду, чем пользоваться моей добротой, можете уходить. - Она снова повернулась к Асте. - А что касается тебя, молодая женщина...

***

     Арона провела весь день в комнате записей, согнувшись над свитками и записывая все подробности неожиданного вторжения. Ей с трудом удавалось записывать имена незнакомцев, она вспоминала их произношение и записывала фонетически, по звукам. Кто пришел, когда, с кем. Перо ее затупилось, она своим маленьким ножом очинила новое; оно тоже притупилось, и Арона отправилась в птичник, чтобы найти еще одно. Чернила сгустились, а плечи начали ныть.
     Закончив первый лист, она встала и всмотрелась прищурившись в золотой солнечный запад полудня. А работа по дому не сделана! Со вздохом она направилась к поленнице и набрала достаточно дров, чтобы разжечь очаг. Потом набрала в колодце воды, чтобы Марис могла сварить обед для них и заполнить корыта скота. Позже нужно будет подоить корову, но кто-то уже накормил птиц и собрал яйца. Нужно прополоть огород, но с этим можно подождать до завтра. Однако полить нужно будет сегодня же.
     Она вытаскивала из колодца ведро за ведром и поливала растения - вначале брызгала на листочки, потом заливала корни. Потом подмела пол, отобрала овощей и положила их на кухонный стол для Марис. И отправилась в деревню, чтобы посмотреть, что происходит.
     Идя по знакомой тропе от Дома Записей к дому ее матери-плотника, Арона не обращала внимания на слабую боль в нижней части живота. Ее мать, Бетис, дочь Ангхары, сидела на крыльце и болтала со своей давней подругой Нориэль, кузнечихой. Арона улыбнулась при виде кузнечихи и окликнула ее:
     - Здравствуй, тетя Нориэль. - С пяти лет она любила кузнечиху.
     Потому что как раз, когда маленькой Ароне разрешили чинить одежду драгоценными металлическими иглами, а не костяными, как все дети, она совершила ужасную ошибку.
     Потеряла иголку. Арона искала ее всеми способами, каким ее научили, но прежде, чем признаться кому-нибудь, испробовала еще один способ. Она видела, как некоторые предметы, если их потереть о кошачью шерсть, притягивают к себе волосы и нитки. Побежав в кухню, она взяла один из драгоценных стеклянных стаканов матери и потерла его о шкуру Смоки, дочери Пэтчи, самой послушной из всех кошек.
     Потом отнесла стакан в комнату, чтобы поискать иглу.
     Мать отругала ее за то, что она играет вместо того, чтобы шить. Никто из взрослых не понял ее объяснений, и ее снова отругали за то, что она играет, потеряв иголку. Позвали кузнечиху. Она делает металлические предметы и умеет находить их.
     К радости Ароны, ритуал, которым пользовалась для поисков кузнечиха, оказался таким же необычным, как и изобретенный девочкой способ стекла и шкуры. Нориэль достала из кармана маленькую подкову, потерла ее о металлический брусок, который был у нее в другом кармане, и потом провела подковой по деревянному полу.
     Подковка Нориэль отыскала иглу в щели пола.
     Когда тетя Ната и мама отправились на кухню наливать эль и готовить печенье для кузнечихи, как требовала вежливость, Арона подобралась к страшной женщине и рассказала ей о кошачьей шерсти. Кузнечиха не только внимательно выслушала ее, на нее этот рассказ произвел сильное впечатление.
     - Она очень У-М-Н-А, - по буквам сказала она старшим родственникам Ароны. - Я с удовольствием взяла бы ее в подмастерья, если ей хватит силы. - Но потом печально добавила:
     - Но это слишком - просить, чтобы женщина пожертвовала свою дочь Искусству.
     - Но почему твоя подмастерье должна отказываться от детей? - спросила Арона, сочувственно взяв Нориэль за руку.
     Нориэль поднесла палец к слезе, неожиданно появившейся у нее на глазах.
     - Я очень сильна, и сокольничим это не нравится.
     Они убивают слишком сильных женщин, - откровенно объяснила она. - Поэтому я должна держаться от них подальше. Но только они могут дать нам дочерей. Деревня просила меня пойти на это, а я люблю металл и потому согласилась. Но это очень тяжело.
     Арона обняла женщину.
     - Я буду твоей дочерью, и мамы тоже, и тети Наты, если они мне разрешат, - пообещала она. И так и было в течение всех этих лет.
     Но сегодня Нориэль выглядела так, словно последние два дня у нее были нелегкими, а тети Наты нигде не видно. Рядом с матерью Ароны сидела женщина из пришелиц - Элен. Она вслушивалась в каждое слово. Как она может это делать, не зная языка, Арона не понимала.
     - Как твои чужаки, тетя Нориэль? - спросила Арона, присаживаясь на крыльцо, как взрослая.
     Нориэль усмехнулась.
     - Эта Хуана! Суетлива, как мокрая курица, всегда из-за чего-нибудь готова взлететь к вершинам деревьев.
     Опекает Леатрис, как наседка на яйцах, и гоняет ее, как приставалу и сплетницу.
     - А твоя новая подмастерье? - Арона почему-то очень интересовалась детьми этих пришелиц. Ей хотелось получше понять их. - Как я рада, что ты, наконец, нашла себе помощницу! Как ты думаешь, у нее получится?
     Нориэль покачала своей обвязанной шарфом головой и рассмеялась.
     - Осеберг хорошо работает у горна, - сказала она, - но она невероятная зазнайка. Ничего нельзя показать этой девушке: ее прежняя госпожа Моргат делала это гораздо лучше. В некоторых случаях это даже правда, но заставить Осеберг слушать - все равно что заставлять мула. Иногда мне кажется, что она избалована, как принцесса, - продолжала кузнечиха. - Мать пользуется ее силой, как и готовностью Леатрис помочь. Но - Арона! - даже когда ясно, что ты будешь жрицей или хранительницей записей, разве твоя семья выделяет тебя?
     Разрешает не выполнять работу? Как будто то, что тебе предстоит делать, гораздо важнее и тебя не нужно утруждать остальным.
     Арона присвистнула.
     - Она такая испорченная?
     - Такая испорченная, - подтвердила Нориэль. - Хотя и очень хорошая работница. - Ее широкие плечи затряслись от хохота. - Ну, я учу ее хорошим манерам.
     Может быть, из нее получится даже неплохая повариха и домохозяйка, хотя научить ее шить, наверно, невозможно. Мать даже не пытается это сделать. Когда я попыталась научить ее дочь, Хуана снова устроила припадок. Как я смею делать это, если не получилось у самой матери? - Она откинула голову и захохотала.
     Арона усмехнулась, потом тоже рассмеялась, вспомнив свое столкновение с Эгилом. Из соседней двери показалась Ната, дочь Лорин. Она скривила нос.
     - Эта Леннис! - взорвалась она.
     - А что она сделала? - с искренней тревогой спросила мать Ароны.
     - Выгнала в ночь своих гостей-чужаков. И рассказывает что-то невероятное: будто они приставали к ее дочерям, - кисло сказала Ната. - Старшая дочь незнакомки рассказала другое. Говорит, что Ролдин ущипнула ее сестру, а Леннис побила их обеих. Должна сказать, что я скорее поверю чужакам. - Сделав это поразительное заявление, она закуталась в шаль. - Я пообещала найти им другое место, прежде чем вмешаются моя мать и другие старейшие. А что у нас на ужин?
     Цыплята, приготовленные необычным способом. Элен высокомерно улыбнулась, когда все набросились на еду.
     Она действительно оказалась великолепной поварихой, думала Арона, беря вторую порцию, потом третью. Куски окунались в масло и поджаривались в нем, как жареный хлеб. В качестве гарнира - мелко нарезанная репа в соусе со вкусом цыплят. Новая идея и очень-очень хорошая.
     Арона снова почувствовала спазмы внизу живота. Ей теперь четырнадцать лет, и она подозревала, что это такое. Итак, ужасная ночь в гостевом доме не принесла плодов. Не в том дело, что она хотела ребенка. Пока она еще только подмастерье, а не хранительница записей. У ее матери, сестер и теть всегда найдется место для еще одной дочери, но это не то же самое, что иметь собственное хозяйство.
     Ей не с кем будет делить ребенка. Вот в чем проблема. В деревне, где у всех девушек с детства есть лучшие подруги - правда, они часто меняются, - она оказалась слишком умна, слишком любопытна, слишком остра на язык и интересовалась тем, что остальным было неинтересно. Есть несколько девушек, которые ей нравятся, она им тоже нравится, но они никогда не были особенно близки.
     Эгил умна и интересуется тем же, что и она. Конечно, Эгил ведет себя странно, и это тревожила Арону. Но, может быть, в конце концов они с Эгил станут сестрами-подругами. Это было бы хорошо.
     Она оставила записи неоконченными! Извинившись, Арона сказала:
     - Спасибо, мама и все остальные, но у меня дела в Доме Записей. Еще светло. Вы разрешите мне уйти?
     - Конечно, дорогая, - ответила Бетиас. Элен тоже что-то пробормотала.
     Арона побежала по тропе к Дому Записей и столкнулась с Эгилом. Он схватил ее за руку.
     - Куда ты торопишься? - спросил он.
     - В Дом Записей, - ответила она, - и если видишь, что я тороплюсь, то не нужно меня хватать, - раздраженно выпалила она. Он выглядел так, словно готов спорить. Она схватила его за пальцы. - Не дразни меня, Эгил! Скоро стемнеет, а у меня еще много работы. - Он не собирался ее отпускать. - О, Эгил, тетя Ната как раз сейчас отыскивает новый дом для твоей семьи, - вспомнила она и подумала, не придется ли ей вырываться. К ее облегчению, он выпустил ее руку и поклонился, сказав:
     - Спасибо. - И убежал.
     Арона вернулась в знакомую комнату записей и зажгла свечу.
     - Э-гилл, дочь Лизы, обвинила Ролдин, дочь Леннис, в нападении на свою сестру. Она предъявила это обвинение Нате, дочери Лорин, которая рассказала, что Лиза и Леннис ссорилис