емя землетрясения! Нас всех здесь завалит заживо!
     Это Хуана, живущая на кузнице. Та самая, что устроила бешеный припадок, когда ее дочь вернулась с загона раненой. Как тетя Нориэль ее выносит? Даже, кажется, гордится дурным характером своей постоялицы. Со страхом Арона поняла, что эта женщина права. Хорошо, что мало кто ее понимает: меньше всего сейчас в пещере нужна паника.
     Она услышала в голове слова, словно сказанные вслух: "Здесь мы уцелеем. - Голос был холодным и совершенно спокойным. - Сиди тихо". - Арона узнала волшебницу, которую называют Несогласной.
     Когда ее глаза привыкли к полутьме, она посмотрела в сторону входа. Слабое голубоватое свечение, которое она считала исходящим от Соколиного утеса, на самом деле испускали закутанные в капюшоны фигуры у входа. Они танцевали в этом свете, и свет танцевал вокруг них. Нельга, дочь Олвит, дрожащим голосом сказала:
     - Ну и праздник совершеннолетия! Такого никто не забудет!
     - Нет! - завывала Агта, дочь Леннис. - Это несправедливо! - Асту редко приглашают на праздники, и она их высоко ценит, подумала Арона.
     Снова стало шумно. Грохот громче грома, словно рушатся целые горы. Голубой свет усилился, воздух заполнило негромкое монотонное пение. Ноздри Ароны ощутили резкий запах недалеко ударившей молнии. Протестующе залаяла собака. Арона почувствовала рядом с собой чье-то плечо и похлопала соседку по руке. Рука оказалась большой, с крепкими сильными пальцами, волосатая, но с гладкой кожей.
     И тут Арона почувствовала, как соседка схватила ее за грудь. Все спокойствие исчезло. Арона резко потащила и согнула руку, а снаружи продолжала бушевать буря.
     - Ой! - послышался знакомый голос.
     Она вздохнула и отпустила руку.
     - Осеберг, дочь Хуаны, - с отвращением сказала Арона. - Почему ты всегда так делаешь?
     - Ну, некоторым девушкам нравится, - обиженно ответил Осеберг с легким акцентом.
     - Сестре Бритис, - удивленно согласилась Арона.
     Она вспомнила, что Бритис, дочь Наты, гладит всех животных и детей, старается дотронуться до любых предметов. Неожиданно она ощутила голод и поняла, что он вызван запахом пищи у какой-то семьи. Арона сложила шаль, подсунула себе под спину и постаралась снова усесться. Снаружи раздался резкий треск, как будто молния ударила в середине деревни. Послышался такой звук, будто разваливаются самые большие дома, и вся гора задрожала. Закричала коза, тонким голосом заплакал ребенок. Арона глубоко вдохнула и уловила запах испуганных людей и животных, жмущихся друг к другу, и снова запах пищи.
     - Сколько мы здесь пробудем, кто-нибудь знает? - неожиданно спросила она.
     Осеберг подтолкнул ее.
     - У меня с собой миска с жарким, - прошептал он. - Оно готовилось для пирушки. Хочешь?
     Арона окунула палец.
     - Твоя мать готовила? Вкусно! Она и госпожа Элен должны продавать свои блюда, как госпожа Гондрин продает эль. У нас многие слишком устают к концу дня, чтобы готовить. Я знаю, так бывает у тети Нориэль.
     Осеберг заговорил тише.
     - Арона. Мама говорит, что госпожа Нориэль, наверно, любит женщин. Это правда?
     Арона удивленно ответила:
     - Я думаю, ты права. Несмотря на свою застенчивость, она любит людей. А тебе не кажется?
     Осеберг молчал. Холодный ветер ворвался в пещеру, все задрожали, но затем последовал порыв горячего воздуха.
     - Жаль, что ты не попал на праздник, - прошептала Арона. Они продолжали есть праздничное блюдо. - А твой праздник совершеннолетия был хороший? Или ты еще не достиг возраста?
     - Если бы я достиг возраста, сражался бы в армии, - прошептал в ответ Осеберг. - Так поступают все.
     У нас есть праздники именин, и на них мы приходим одетые как взрослые. Леатрис зачесывает волосы вверх - ей пятнадцать лет. Это значит, что она уже может выйти замуж. Но отец не торопился ее выдавать.
     Ароне пришлось спросить, что такое армия и что значит выйти замуж и выдавать. Осеберг попытался объяснить, но все время спрашивал: "А что, у вас не выходят замуж?", а Арона тем временем пыталась освоиться с концепцией сражений большими группами. Она в очередной раз опустила пальцы в миску и ощутила горячую керамику. Вся гора снова задрожала, несколько женщин закричали. Потом заплакали дети. Все услышали голос Несогласной, строгий голос, каким госпожа Бирка разговаривает с непослушными девочками: "Тише, если дорожите жизнью!"
     Дрожь продолжалась, казалось, целую вечность. Вся пещера заполнилась напряженным голубым сиянием, которое на этот раз исходило сзади. Резкий запах озона заполнил воздух. Ужасный шум оглушал, он продолжался часами. Потом наступила полная тишина. Снова заплакали дети.
     "Спокойствие не продлится долго, - услышали все мысленный голос Несогласной. Она говорила материнским тоном. - Госпожа Марис, ты успеешь сделать перекличку" Арона услышала облегчение в голосе хранительницы записей. Та начала перекличку.
     - Арона, дочь Бетиас!
     - Здесь, - отозвалась Арона в тишине дрожащим голосом.
     Все отвечали один за другим, отвечали семьями, вначале матери, потом дети, потом подмастерья, наконец пришелицы. Наконец, всех пересчитали.
     - Эйна, дочь Парры.
     - Я отвечаю за нее, - послышался спокойный глубокий голос бабушки Лорин.
     Перекличка закончилась. Хранительница записей сказала:
     - Я думаю, следует извиниться перед Нельгой, дочерью Олвит, чей праздничный девичник нарушила катастрофа. Сестры, давайте поделимся едой.
     - Угу, - негромко сказали друг другу Арона и Осеберг.
     - Если что-то еще осталось, - заметила госпожа Бирка, и Арона почувствовала, что ей хочется свернуться в клубок.

***

     Эгил, сын пекаря, был прижат к стене между могучей кузнечихой госпожой Нориэль и матерью своего друга Осеберга Хуаной. Он по-прежнему держал в руке веревку госпожи Безрогой и застонал, когда испуганная коза украсила его сапоги в деревенском стиле. Когда делали перекличку, он услышал имя Ароны и затаил дыхание, дожидаясь ответа.
     Смелая девушка! Голос ее не звучит истерично. Эгил хотел окликнуть ее, сказать, что он здесь, но не решался прервать перекличку. Эти женщины организованны, почти как в армии. Ну, что ж, ведь они женщины сокольничьих. Когда дошла очередь до его имени, он ответил громко и четко, чтобы Арона могла его услышать. И, конечно, мать, братья и сестры.
     - Лиза, дочь Сигер!
     - Элизабет, - поправила его мать. Глаза Этила расширились. Она всегда так ненавидела полную форму своего имени и никогда на его памяти им не пользовалась. Пользовалась бабушка, когда сердилась на невестку. Громко и четко:
     - Элизабет, дочь Сигер, из ткацкой Элтеи!
     - Ханна, дочь Лизы... - смешок... - Ханна, дочь Элизабет, из Дома Исцеления.
     - Осеберг, дочь Хуаны, подмастерье кузнечихи.
     - Осеберг, сын Моргата! - взревела Хуана, как раненый пес.
     Арона вздохнула, думая о поправках, которые придется делать? Почему эти чужаки не могут запомнить свое имена и придерживаться их, как взрослые женщины?
     - Сорен, дочь Элизабет, - продолжала перекличку госпожа Марис, без труда принимая поправку.
     - Я отвечаю за него, - с достоинством ответила госпожа Лиза. Нет, она не безмозглая, как считают Леннис и Лойз. Застенчивая, решила Арона. Она покраснела от собственной ошибки.
     Медленно, в молчании, началось снова негромкое гудение. Гора опять задрожала, у входа заплясали голубые огни. В блеске обычной молнии снаружи Арона увидела лицо ближайшей волшебницы. Та казалась осунувшейся и постаревшей. Ее простое платье промокло от пота, хотя ночь холодная.
     Шум усиливался. Осеберг подтолкнул Арону.
     - Арона, - сказал он тихо и серьезно. - Мама говорит, что тете Нориэль нечему учить меня о металле и мне нужно только продержаться, пока я не найду настоящего кузнеца в качестве хозяина.
     - Ты не узнал от нее ничего нового? - спросила Арона. Мнения Хуаны начали ее утомлять.
     - Ну, кое-что узнал, - признался Осеберг.
     - Вы в своей деревне делаете одно, а мы другое, - сказала Арона. - Твоей матери наши обычаи не нравятся, но если тебе они кажутся полезными, придерживайся их, пока у тебя не будет собственного горна. Ведь твоя мама все-таки не кузнечиха.
     - Она говорит, что тетя Нориэль тоже не кузнец, но это не правда, - признал Осеберг. Наверно, его тоже утомили мнения матери.
     - Когда пройдешь посвящение, - сообщила ему Арона, - тебе не нужно будет отчитываться перед матерью, только перед твоей хозяйкой или нанимательницей. Ты должен будешь по-прежнему уважать мать, но слушаться не обязан. Как это тебе? Больше нравится?
     Осеберг улыбнулся и крепко и влажно поцеловал ее в щеку. Потом сказал:
     - О! Прости, Арона!
     Она похлопала его по руке.
     - Ты прощен. На этот раз.
     Снова началась буря. Женщины бегали к навозной куче, доставали еду, искали своих родственников. Снова послышалось множество голосов. Хуана начала жаловаться на то, как называют ее детей, и Элен защебетала, что все будет хорошо. Лойз услышала голос госпожи Элизабет и фыркнула.
     - Она меня обманула!
     Хуана нашла Осеберга и схватила за ухо. В пещере словно началась семейная ссора, только многократно усиленная. Снова заплясали голубые огни, одна из волшебниц осела, сестры подхватили ее. Одна из них стала наливать упавшей воду в рот. Несогласная что-то настойчиво говорила госпоже Бирке, которая вздохнула и ответила.
     - Сестры и дочери! - крикнула госпожа Бирка - голосом, которым обращалась на деревенских собраниях Ее объявление сопровождалось мысленным голосом Несогласной. Утомленные люди замолчали. - Не хотите ли послушать предания о храбрых женщинах прошлого, чтобы поддержать наш дух? Марис? Арона?
     Офелис?
     Офелис, дочь Кеми, престарелая сочинительница песен, покачала головой, хотя в темноте этого никто не увидел.
     - Голос мой хрипит во время долгого рассказа, - хрипло сказала она. До этого она находилась среди старейших, разговаривавших с волшебницами. Марис тоже отказалась. Немного подумав, Арона начала предание древних дней, потом другое, потом еще одно.

6. Снова Лормт

     Госпожа Нарет, ученая, отложила свиток и нахмурилась, глядя вдаль. Похоже, это не подлинная история, а фантастические легенды о земле за морем, которой правили женщины и у каждого клана был свой покровитель - животное. Однако местами рассказы совершенно покоряют.
     Например, предание о Теоре... И оно подтверждает известные факты. Свиток очень древний, пергамент и чернила старые.
     Если верно переведено, то записавшего это звали Варина, женщина-сокольничий. А "написано на брегах изгнания, когда все мужчины сошли с ума". На пергаменте какое-то засохшее пятно. Слеза? Или просто морская пена"? Аскетическая женщина-ученый снова прочла легенду, дошедшую через много столетий, и вздрогнула.
     Царица Теора и ее некогда верный человек Лангвард стояли на утесе над берегом. Из своей последней осажденной крепости Салзатар царица гневными глазами, полными горячих слез, смотрела, как последние Дома уплываюг на кораблях пиратов-сулкаров. За ней стоял человек, которого она подняла из ничего и дала ему второе после себя положение в стране.
     - Госпожа, будь разумна, - сказал Лангвард, не употребляя титула. - Тебя никто не поддержит в этом твоем последнем сопротивлении. Ты из каприза хочешь сохранить свою власть.
     - Из каприза? - Она подавилась, вспомнив, сколько напряженных размышлений и трудного балансирования между разными силами стоит за этим решением.
     - Но если ты возьмешь себе лорда с долины, ты сохранишь титул царицы. Я знаю, ты ценишь и его, и честь.
     Она смотрела на него, но он не решался встретиться с нею взглядом. Неужели он считает ее такой же глупой, как женщин при дворе завоевателей? Они вечно спорят о том, у кого положение и звания мужа выше. Ценятся не личные качества женщины, а только девственность или отсутствие ее, покорность и молчание. Стать такими, как они? Никогда!
     - Как царица, я мать своего народа, я правительница, а не покорная рабыня завоевателей, - твердо сказала она. - Нет;
     - Ты не будешь в таком положении, как остальные, - флегматично заметил Лангвард. - Он предложил тебя мне. В качестве милости. - И когда ее рука легла на кинжал, Хранителя Царицы, он напомнил ей:
     - Когда-то ты мне делала такое предложение.
     - И ты отказался, сказав, что не будешь моей комнатной собачкой. Ну а я не буду твоей. Значит, ты дал клятву верности этому человеку?
     - Нет. - Ответ дан без колебаний.
     Теора несколько секунд смотрела на него.
     - Если присоединишься ко мне в этой последней попытке, тебя не ждет ни смерть, ни позор. У нас еще остались возможности - наше древнее волшебство.
     Богиня по-прежнему хранит своих детей. Я знаю, она изгнана из этой земли и поклонение ей запрещено. Это самое гнусное. Неужели ты вытерпишь и это, Лангвард?
     Лангвард посмотрел на нее и поднял руку. Из-за двери показался вооруженный житель равнины, у него было мрачное, но торжествующее выражение лица.
     - Ты был прав, Лангвард. Я слышал достаточно.
     Потрясение и гнев на мгновение лишили царицу разума и дара речи. Потом с криком:
     - Лангвард, это измена! - она вонзила лезвие Хранителя Царицы в сердце предателя. Житель равнины извлек меч и приблизился к ней. Теперь на лице его отразилась радость, как будто у него на глазах не убили только что сообщника. Убийство для этого человека ничего не значит.
     - А ты, женщина, - насмехался он, - подняла руку на человека на службе короля и потому виновна в измене Тебя повесят.
     Окно слишком далеко, иначе она выпрыгнула бы в него, чтобы не дать удовольствия видеть царицу в кандалах и на виселице. Она хотела броситься на его меч: что-то в его позе говорило, что он к этому готов. В отчаянии, загнанная в угол, она воскликнула:
     - Джонкара! Мстительница за женщин! Останови его руку и помоги мне отомстить, чтобы он понял, что мы матери, а не домашний скот.
     Движения ее противника замедлились, потом совсем замерли. Тело Лангварда, которое медленно падало, тоже остановилось. Теора не могла ни шевельнуться, ни заговорить. Наконец застыли, как движения, и ее мысли.
     Последней ее мыслью было воспоминание о старинной волшебной сказке о спящей принцессе, которая просыпается от поцелуя принца. Теора горько улыбнулась.
     "Сойду за рыбачку или девку пиратов-сулкаров", - подумала она. И тут мысли ее замерли.

***

     Прошло несколько дней, прежде чем госпожа Нарет снова пригласила к себе Арону. Она спросила только:
     - Откуда это предание?
     - Оно одно из самых древних, - сразу ответила Арона, - и приписывается Варине, женщине-сокольничей, подруге матери моего клана. Никто не может сказать, насколько оно правдиво, но у нас нет причин в нем сомневаться.
     "Ответ истинного ученого". Удовлетворенная, госпожа Нарет отпустила девушку и долгое время спустя не приглашала Арону, продолжая читать.
     Эти дни девушка из деревни сокольничьих свободно бродила повсюду. Она проведала своего мула и смотрела, как работают конюхи. Она исследовала древний полуразрушенный комплекс строений - и уцелевшие башни, и те, что обрушились. Смотрела на окрестности с их высоких вершин, разглядывала упавшие камни и гадала, что из них было построено. Постепенно она узнавала обычаи и пути Лормта.
     Никто не тревожил ее в аскетической каменной келье, никто не помогал ей. В первое утро она носила полный ночной горшок целые мили по коридорам, прежде чем кто-то подсказал ей, где навозная куча. Она не умерла от голода только потому, что мальчишка-проводник, который сопровождал ее к госпоже Нарет, по пути показал столовую.
     Здесь в любое время суток можно было поесть, и Арона гадала, что отдает Лормт поварихам в обмен на пищу. А может, это ученики и подмастерья, которые по очереди работают на кухне, как делали у нее дома? Но когда она спросила у одной поварихи, та только рассмеялась и сказала:
     - Я, госпожа, готовлюсь в ученые? Ну, это не для меня.
     Арона продолжала бродить, готовая в любую минуту уйти, если ее попросят. Никто не просил. Многие престарелые ученые просто отвлеченно смотрели на нее, хмыкали или произносили что-нибудь более вежливое.
     Например: "Чем могу быть полезен?"
     Она видела длинные стойки со свитками. Свитки запылились, многие начали гнить. Видела кошку, спящую на груде рукописей, в специальном ящике для них. (Кошка была маленькая, чистая, черно-белая, и со временем Арона с ней подружилась). Руки девушки сокольничьих чесались, ей хотелось положить каждый свиток на место; постепенно она вырабатывала систему их расположения.
     Некоторые она читала, но ее больше интересовал сам Лормт. Кто основал его и с какой целью? Как он снабжается, и каковы его взаимоотношения с разбросанными вокруг фермами? Как решаются споры, и что здесь считается подобающим и неподобающим? Это ей нужно было узнать прежде всего, потому что она видела в собственной деревне, как споры и ссоры возникают просто из-за разного понимания хороших манер и приличия.

***

     - Давным-давно, когда он-женщины жили с нами в мире и согласии за морем, - Арона начала рассказывать длинное предание испуганным жителям Риверэджа, которые, спасая жизнь, забились в пещеру от страшных деяний снаружи, - жила девушка тринадцати лет, которую звали Мирра-Лиса. Она была главой своей семьи, потому что ее мать умерла. У нее были две верные он-сестры, старше ее, но она была единственной дочерью и потому возглавила семью.
     - Тогда существовал обычай: глава семьи должна была приручить дикую лошадь, чтобы показать свое умение. Но на этот раз Мирре-Лисе не повезло.
     Арона зловеще снизила тон голоса.
     - На их деревню напали дикие самцы с равнин.
     Они, подобно волкам, не знали ни приличий, ни доброты. Они напали на Мирру-Лису и в своем безумии перебили ее стражу. Они поступили с ней и с телами ее стражниц, как поступают сокольничьи. Потом их он-госпожа, по имени Тсенган, дочь неизвестной матери, положила Мирру-Лису на свою огромную прирученную лошадь и поехала к вратам своего большого укрепленного дома, криком призывая ее он-сестер. Тсенган пообещала им пощаду, если они поклянутся относиться к ней как к своей матери и госпоже во всем, и, чтобы спасти свою жизнь, он-сестры Мирры-Лисы согласились.
     Эгил, слушавший в темноте, нахмурился и покачал головой. Такая выдумка - он решил, что это, конечно, любовная история, - не напугает женщин и детей, хотя может их отвлечь. Он был лучшего мнения об Ароне.
     Впрочем, чего ждать от девчонки?
     Арона продолжала гневным голосом.
     - Эта Тсенган заперла Мирру в ее комнате и не разрешала ей ни говорить, ни выполнять свои обязанности главы семейства, но била ее, как жестокая госпожа, добиваясь покорности, и каждую ночь делала с ней то, что делают сокольничьи, пока в ней не зародилась дочь. И тогда Тсенган сказала, что отдаст ее нерожденную дочь другому дикарю, у которого она будет рабыней, и этого Мирра вынести не могла.
     - Тсенган также жестоко угнетала всех членов семейства Мирры и всех остальных. Дикари стали хозяйками в каждом доме, им разрешалось бить женщин и их детей, некогда свободных и гордых! Они перебили целительниц и мудрых женщин. Каждая девушка становилась рабыней дикаря, и дикари каждую ночь поступали с ними как сокольничьи. Похоже было на посещение сокольничьих, которое затянулось навечно. - В голосе Ароны звучал искренний ужас. Леатрис вздрогнула. Она плохо представляла себе, что означает посещение сокольничьих, но, очевидно, нечто невыразимо ужасное произошло в доме женщины-лисы.
     Голос Ароны смягчился.
     - И вот однажды, когда Мирра сидела в своей комнате и думала, как ей освободиться от безумца, в окно влетел сокол. Некоторые утверждают, что это была сама Джонкара. Сокол сел ей на плечо и сказал: "Женщины сокольничьих должны бежать через горы за море". И Мирра поняла, что освобождение близко. Она послала свою прирученную лису с запиской за ошейником, чтобы она побежала за соколом к дому госпожи соколов. И принялась ждать. Но освобождение не приходило.