тво над головой.
   Мои полуонемевшие  пальцы  больно  ударились  обо  что-то  твердое  и
скользкое.
   Я ничего не видела в темноте, а осязание мало что  сказало  -  только
то, что я захоронена в  снегу,  а  рука,  плечо  и  голова  находятся  в
углублении скалы. Именно это и спасло  меня,  и  я  не  задохнулась  под
снегом, который навалился на остальные части моего тела.
   Я не могла смириться  с  таким  положением  и  изо  всех  сил  начала
раскапывать снег одной рукой. Я отбрасывала его  горстями,  и  он  снова
падал мне на лицо. Наконец я поняла, что  готовлю  себе  ту  судьбу,  от
которой меня спас скальный карман. И начала  работать  более  методично,
стараясь сталкивать  снег  вниз,  но  убедилась,  что  похоронена  очень
надежно. Мои старания были тщетны - снежная ловушка захлопнулась.
   Наконец, измученная и вспотевшая, я лежала, тяжело дыша, и  старалась
обуздать страх, который толкнул меня на эту бесполезную работу.  Видимо,
меня погребла лавина.
   Она смахнула нас со склона и засыпала меня.
   Другие, может, уже копают снег в поисках меня. А может, они все...
   Нет, я решительно отогнала подобную  мысль.  Не  могу  поверить,  что
такая удача, как скальный карман, спасла  только  меня  одну!  Я  должна
думать, что все остальные живы.
   Вот когда я горько пожалела о своем утерянном даре общения с братьями
и о своей магии, которая тоже была мною потеряна. Может быть...
   Я закрыла глаза и попыталась направить  свой  мозг,  как  это  бывало
раньше, чтобы найти Киллана и Кемока, стать с ними одним существом.
   Но все было так, будто я смотрела на манускрипт, на  ясно  написанные
слова, языка которых я не знала и не могла их прочесть, даже  зная,  что
от этого зависит моя жизнь.
   Жизнь или смерть... Допустим, братья и все остальные  остались  живы.
Допустим, что для них будет лучше, если они не  найдут  меня.  Только  у
меня есть упрямая искра жизни. Она не позволит мне покорно отказаться от
существования. Я считала, что могла сама столкнуть себя в ничто, если бы
это потребовалось для братьев, и вот теперь задумалась,  не  сделать  ли
это.
   Я пыталась сосредоточиться только на своих братьях, на  необходимости
поговорить с ними мысленно. Если бы я могла сузить этот  луч  до  одного
человека, я выбрала бы Кемока, потому что он всегда  был  мне  ближе.  Я
мысленно рисовала себе его милое лицо, направляла каждую каплю  энергии,
чтобы коснуться его мозга. Все бесполезно.
   По моему телу пробежал холод - не от снега,  навалившегося  на  меня.
Кемок...
   Неужели я пыталась коснуться уже ушедшего из жизни? Тогда  Киллан.  И
вот начало вырисовываться лицо моего другого брата. Я искала  его  мозг,
но тоже напрасно.
   "Это упадок моей силы, - говорила я себе, - а не то,  что  их  нет  в
живых. Я сейчас докажу  это".  Я  стала  думать  о  Вальмонде,  затем  о
Рокнаре. Ничего.
   Вранг! Ну конечно, вранга не коснулось  наша  беда!  Во  мне  впервые
вспыхнула надежда, искра надежды. Почему бы не попробовать добраться  до
мозга вранга? Правда, у этого существа мозг устроен совершенно  иначе  -
удастся ли мне это, если не удалось с людьми? Я начала искать вранга.
   В моем мозгу появилось изображение красной  головы,  поворачивающейся
на теле с серо-голубым оперением. Я коснулась его! Я нашла полосу мысли,
не принадлежащей человеку! Конечно, это вранг!
   Я закричала вслух, и в  этом  маленьком  кармане  звук  моего  голоса
показался оглушительным.
   - Вранг!
   Я не могла удержать  эту  полосу  достаточно  долго,  чтобы  передать
точное сообщение. Полоса шла волнами, и я только временами касалась  ее.
Но прикосновение становилось сильнее, в  этом  я  была  уверена.  Вранг,
видимо, ищет нас где-то поблизости. Я удвоила свои  усилия,  чтобы  дать
разумное сообщение. Когда я коснулась этого существа, оно,  конечно  же,
должно было постараться ответить мне, но  этого  не  было.  Может  быть,
только я сознавала, что  прикоснулась  к  его  мозгу,  и  это  не  могло
привести вранга туда, где я лежала?
   Долго ли я смогу удерживать это слабое чувство контакта? Я задыхалась
и только сейчас заметила, как стало трудно дышать.
   Не накидала ли я на себя еще  больше  снега  во  время  беспорядочных
попыток к освобождению? Или в этом скальном углублении был слишком малый
запас воздуха, и теперь он кончается?
   Вранг! Изображение в моем мозгу скрылось и  заменилось  другим,  и  я
была так ошеломлена увиденным, что даже забыла о потерянном контакте.
   Не птица-ящерица, нет, это было мохнатое,  длинномордое  существо  со
стоячими ушами, белое или серое, вроде снега вокруг меня, с узкими,  как
щелки, янтарными глазами. Серые существа, люди-волки!
   Я навлекла на себя нечто более плохое, чем смерть удушья под  снегом,
и теперь они меня найдут!
   Я старалась усыпить свой мозг, пустила всю силу  воли  на  то,  чтобы
стать ничем, не думать, не звать, скрыться в смерти. Я сделала  это  так
успешно - а может, и воздух стал очень скверным, что впала в забытье.
   Но я не умерла. Я почувствовала, как воздух ударил мне в лицо, и  мое
тело механически ответило, но глаз я не открыла.
   Если они откопали меня, то, может, сочтут мертвой и оставят в  покое.
Кроме этого маленького шанса, у меня не осталось ничего. Я не  имела  ни
своей власти, ни оружия.
   Затем я услышала совсем рядом лай.
   Собственно, это был не настоящий лай, а нечто среднее  между  лаем  и
воем. Меня обнюхивали: я почувствовала порыв сильного дыхания  на  своем
лице. Мое тело дернулось, но не по воле моих мышц,  а  потому  что  меня
схватили за куртку у самого горла и  потащили.  Я  заставила  себя  быть
вялой, как мертвая.
   Тащить перестали, снова энергично обнюхали.  Могло  ли  это  существо
понять, что я живая? Я  боялась  этого.  Мне  показалось,  что  я  слышу
отступающие движения.
   Может, мне удастся бежать?
   Я подняла тяжелые веки, и на мгновение  свет  больно  резанул  глаза,
поскольку я долго была в темноте. Это был солнечный яркий свет. Затем  в
поле моего зрения появилась фигура.
   Я была так уверена, что меня выкопали Серые, что  не  сразу  поверила
своим глазам: здесь сидел не человек-волк. Он действительно  походил  на
волка, но на волка настоящего, на животное. Его шкура была не серая, как
у Стаи Мрака, а  скорее  кремово-белая,  торчащие  уши,  длинная  полоса
хребта, включавшая хвост и четыре крепкие лапы коричневого цвета.
   Самое поразительное, что на звере был  ошейник,  широкая  полоса  его
сверкала цветными искрами, как будто ошейник  был  украшен  драгоценными
камнями. Мои глаза полностью раскрылись от изумления:  животное  сидело,
слегка отвернув от меня голову, словно  ждало  кого-то.  Зубастая  пасть
приоткрылась, высунулся красный язык.
   Это  было  настоящее  животное,  а  не  полузверь.  Оно  повиновалось
человеку, иначе не носило  бы  ошейника.  Поэтому  то,  что  я  увидела,
успокоило  меня.  Но  в  Эскоре  никогда  не  принимали   необычное   за
безвредное: надо быть  осторожной,  если  хочешь  сохранить  жизнь,  или
больше чем жизнь. Я  не  шевелилась,  только  очень  медленно  повернула
голову, чтобы видеть окружающее.
   Мощные сугробы снега, не только от лавины, но и от усилий  животного,
откапывавшего меня. Был день, но тот  ли,  в  который  мы  прошли  через
проход, или следующий - я не могла сказать, но мне казалось, что не тот.
Солнце стало очень ярким, резало глаза, и я снова закрыла их.
   Не было никаких признаков, что выкопали  еще  кого-нибудь  из  нашего
отряда. Я решила снова оглядеться и услышала еще раз голос животного.  Я
была уверена, что оно зовет своего хозяина или собрата.
   На этот раз ему ответил резкий  свист,  и  собака  -  если  это  была
собака, - разразилась громким требовательным лаем.  Она  отвернулась  от
меня, и я из последних сил приподнялась. У меня  было  ощущение,  что  я
должна встретить того, кто свистел, на ногах - если смогу.
   Собака не обращала внимания на мои усилия. Она вскочила  и  побежала,
раскидывая снег. Я с трудом встала на колени, а затем в  полный  рост  и
стояла, покачиваясь и боясь сделать шаг, чтобы не упасть снова, а собака
бежала не оглядываясь.
   Я осторожно  и  медленно  повернулась,  стараясь  найти  какое-нибудь
доказательство, что не я одна выжила, и увидела...
   Я качнулась, упала на колени и принялась  разгребать  руками  снег  с
мешка, который Вальмонд сбросил за минуту до катастрофы.
   Кажется, я заплакала и так и осталась на коленях, не в силах  встать.
Я держалась за мешок, как за якорь, единственный оставшийся от  ушедшего
мира.
   Так и нашли меня собака и ее хозяин.
   Животное зарычало,  но  у  меня  уже  не  осталось  никакой  энергии.
Затуманенными глазами смотрела я на человека, бредущего по снегу, утопая
по колено.
   Это был  человек.  По  крайней  мере,  он  не  походил  на  кошмарных
созданий, бродивших в темных местах Эскора. Но  он  был  не  из  Древней
расы. В меховой одежде, какой я ни разу не  видела,  широкий,  усыпанный
камнями пояс стягивал  свободную  пушистую  тунику.  Капюшон  с  полосой
зеленоватых волос, похожих на бахрому, был сдвинут назад, так  что  были
видны его настоящие волосы, рыжие, хотя брови и ресницы были черными,  и
темно-коричневое лицо. Эти  рыжие  волосы  так  не  подходили  ему,  что
выглядели париком.
   Лицо было широкое, плоский нос с большими ноздрями, толстые губы.  Он
неразборчиво заговорил, и лишь немногие его слова слегка напоминали язык
Долины, который, в свою очередь резко отличался от языка Эсткарпа.
   - Другие... - я наклонилась вперед, опираясь на мешок. - Помоги найти
других.
   Я употребляла простые слова, разделяя их, надеясь, что он поймет.  Но
он стоял, протянув руку к собаке, как бы  удерживая  животное.  Рядом  с
человеком было особенно заметно, как крупна собака.
   - Другие!
   Я так, старалась, чтобы он понял. Если я осталась  жива  после  этого
падения,  другие  тоже  могли  выжить.  Затем   я   вспомнила   веревку,
связывавшую нас всех, и стала искать ее на себе. Ведь Кемок  был  передо
мной, значит, его можно найти.
   Но веревки не было, а на месте крючка на куртке была дырка.
   - Другие...
   Мой голос поднялся до визга. Я поползла по снегу, раскидывая  его  то
тут, то там, рыла где попало,  в  надежде,  что  если  этот  человек  не
понимает моих слов, то поймет действия.
   Первым ответом был быстрый толчок, от  которого  я  упала  на  спину.
Собака запустила зубы в куртку на моем плече и потащила меня к  хозяину.
Животное было так сильно, что я не могла сопротивляться.
   Человек не подошел, не помог собаке и ничего не говорил, просто стоял
и смотрел словно его вмешательство не требовалось.
   Собака, рыча, тащила меня. Последний рывок - и я растянулась на боку,
скользя вниз от того места, где пыталась рыться в остатках лавины.
   Снова послышался резкий свист, и ему ответил далекий лай.  Первая  же
собака, стоя надо мной, все еще рычала. Человек подошел ко  мне,  но  не
дотронулся до меня, а только ждал.
   То чего он ждал, появилось:  сани  в  виде  рамы,  запряженные  двумя
собаками.
   Нашедшая меня собака перестала рычать и подошла, увязая  в  снегу,  к
саням. Там она остановилась перед своими собратьями, как бы ожидая,  что
ее тоже запрягут.
   Ее хозяин наклонился: крепко взял, меня за  плечо  и  с  Удивительной
легкостью поднял. Я пыталась вырваться.
   - Нет! Тут... другие  -  кричала  я  в  его  невыразительно  лицо.  -
Найти...
   Он поднял руку. Что-то вспыхнуло на моей челюсти. Момент  раздирающей
боли - и пустота, ничего.

Глава 3

   Боль разлилась по всему моему телу.
   Время от времени меня встряхивало, и  тогда  тяжела  постоянная  боль
переходила уже в настоящую агонию. Я лежала  на  чем-то,  что  качалось,
опускалось, но не останавливалось. Я открыла глаза. Передо  мной  бежали
три собаки. Ремни, пристегнутые к их ошейникам, крепились  к  саням,  на
которых я лежала. Я хотела сесть, но обнаружила, что мои рук и ноги туго
связаны, и лежу я под меховой полостью, прикрепленной с  двух  сторон  к
саням.  Возможно,  эта  полость  предназначалась   для   тепла   и   для
безопасности, но в данный момент я рассматривала ее как еще один  барьер
между мной свободой.
   Сани, какие я знала в Эсткарпе, всегда  были  громоздкими,  и  в  них
запрягали лошадей, а эти, влекомые большими собаками, обладали, как  мне
казалось, фантастической скоростью, и ехали мы более бесшумно.  Не  было
звяканья сбруи, звона бубенчиков, которые обычно вешались и на сбруи,  и
на передок саней. В этом молчаливом полете было что-то пугающее.
   Я медленно возвращалась к ясному мышлению. Боль сконцентрировалась  в
голове, и она, плюс шок от падения лавиной, делали построение каких-либо
планов почти непосильной задачей. Моя борьба с  оковами  шла  больше  от
инстинкта, чем от разума.
   Я перестала бороться,  закрыла  глаза  от  яркого  солнечного  света,
усугублявшего мои страдания, и  поставила  перед  собой  задачу  собрать
воедино картину случившегося. Теперь  я  могла  разумно  обдумать  удар,
нанесенный мне этим человеком.
   Похоже, что я была не спасенной, а пленницей, и он вез  меня  в  свое
жилище или лагерь. То малое, что я знала об Эскоре -  зеленый  народ  не
отходил далеко от своей укрепленной  Долины  -  большей  частью  шло  от
слухов и легенд. Однако я никогда не  слышала  о  таких  людях  и  таких
собаках.
   Я не видела своего захватчика, но  полагала,  что  его  место  позади
саней. А может  быть,  он  послал  меня  одну  со  своими  четвероногими
слугами, а сам вернулся искать других выживших?
   Другие выжившие! Я  глубоко  вздохнула,  что  тоже  было  чрезвычайно
болезненно.
   Киллан, Кемок... Только за  них  я  цеплялась,  как  лезущий  в  гору
цепляется за спасительную  веревку,  когда  нога  его  выскальзывает  из
ненадежного углубления.
   Мы были так крепко спаяны все трое, и я думала, что если  один  уйдет
из жизни, другие тут же узнают об этом. Хотя я потеряла свою власть,  но
наша связь оставалась, и я не могла поверить, что мои братья погибли.  А
если они живы...
   Я еще раз попыталась  разорвать  оковы,  державшие  меня,  но  только
ударилась головой о раму саней и чуть снова не потеряла сознание. Нет, я
должна преодолеть  страх,  привести  мозг  в  холодное  и  настороженное
состояние.
   У Мудрых женщин я научилась такой дисциплине,  какой,  возможно,  нет
даже у воинов, и призвала то, что  у  меня  еще  оставалось,  быть  моей
броней и поддержкой. Я не могла помочь тем, кто был мне дорог, если  они
нуждались в помощи, пока не буду свободной сама. Я,  должна  как  всякий
пленник, ждать малейшей возможности для освобождения.
   Я слишком мало знала о своем захватчике и о том, какую роль я  должна
играть, чтобы обмануть его. Лучше всего, наверное, казаться той, за кого
он меня принимал: запуганной женщиной, побитой им и  покорной.  Конечно,
это было трудно для женщины Древней  расы,  особенно  из  Эсткарпа,  где
Мудрые женщины считались по положению выше мужчин,  их  главенство  было
врожденным и принималось без спора. А  теперь  я  должна  была  казаться
ниже, чем была, слабой и легко подавляемой.
   Итак,  я  лежала,  не  двигаясь,  следила  за  бежавшими  собаками  и
старалась  овладеть  своими   мыслями.   Если   бы   я   была   способна
воспользоваться властью, как раньше, я была бы свободна  с  той  минуты,
как встала на ноги. Не сомневалась, что могла бы повлиять и на собак,  и
на их хозяина. А теперь я напоминала человека, привыкшего  надеяться  на
свои ноги, но вдруг оставшегося калекой, как раз тогда, когда перед  ним
долгий и опасный путь.
   Два раза собаки останавливались и садились, тяжело дыша, на снег.  Их
длинные языки вываливались из пастей. Во второй раз их хозяин подошел  и
взглянул на меня.
   Меня предупредил скрип его шагов,  и  я  закрыла  глаза,  и  кажется,
изобразила вполне убедительную картину обморока Я не открывала глаза  до
тех пор, пока собаки не побежали вновь.
   Осторожно взглянув, я увидела,  что  впереди  уже  лежит  девственный
снег. На его поверхности были следы других саней.
   Видимо, мы  приближались  к  цели.  Теперь  я  должна  быть  особенно
внимательной, разыгрывая роль сломленной пленницы. Чем  дольше  я  смогу
притворяться, что нахожусь в беспамятстве,  тем  больше  узнаю  об  этом
народе, потому что, судя по следам полозьев, мой захватчик был не  один,
просто его товарищи ехали впереди.
   Собаки бежали по  склону  в  долину,  где  деревья  казались  темными
пальцами на крепком и чистом снегу, хотя солнце уже село, оставив в небе
несколько светлых полос.
   Из долины донесся  дружный  лай,  и  собаки,  которые  вез  ли  меня,
отвечали в полный голос.
   Это был лагерь, как я заметила, а не  место  постоянного  жительства,
как, например, у зеленого народа. Хотя уже  стемнело,  я  увидела  между
деревьями палатки, хитроумно поставленные  таким  образом,  что  деревья
составляли  их  часть.  Я  вспомнила  рассказ  Кемока  о  том,  как   он
останавливался у моховиц, жилища которых огораживались мхом, свисавшим с
ветвей старых деревьев. Но здесь стены  были  не  из  мха,  а  из  шкур,
разрезанных на полосы и сплетенных  в  полотнища,  гибкие  и  удобные  в
обращении. Они висели,  создавая  неправильной  формы  комнаты,  центром
которых были деревья. Костер горел перед входом снаружи, а не внутри.
   У каждой палатки находились, яростно лая, по три-четыре собаки.  Люди
вышли посмотреть на причину такого шума. Насколько я  могла  судить  при
слабом свете, все эти люди имели тот же цвет кожи и те же черты,  что  и
мой захватчик, так что трудно было сказать, племя это или семейный клан.
Когда сани остановились на опушке леса, люди подошли ближе, и я сочла за
благо прикинуться, что все еще не пришла в себя.
   С меня сдернули покрывавшие меня меха, подняли и  отнесли  туда,  где
запах кухни смешивался с запахом свежих шкур, собак и  чужих  тел.  Меня
бросили на кучу чего-то,  что  прогнулось  достаточно  мягко  для  моего
болевшего  тела,  но  не  избавившего  меня  от  добавочной  болезненной
встряски. Я услышала разговор, почувствовала тепло и даже  увидела  свет
через закрытые веки: видимо, кто-то поднес к моему лицу факел. Во  время
моего путешествия я каким-то образом потеряла шапку, так что мои  волосы
растрепались.
   Чьи-то  пальцы  потянули  их,  повернув  мою  голову,  и  я  услышала
взволнованные восклицания, как будто моя внешность их удивила.
   В  конце  концов  меня  оставили  в  покое,   и   я   лежала,   боясь
пошевельнуться, и внимательно  прислушивалась,  чтобы  узнать,  есть  ли
кто-нибудь здесь рядом. Если нет, мне бы очень хотелось осмотреться.
   Я начала мысленный счет до пятидесяти, до  ста  -  и  тогда  рискнула
открыть глаза, не шевелясь и не поворачивая головы.
   Может быть, даже такой ограниченный обзор поможет  мне  оценить  моих
захватчиков.
   Я досчитала до сотни, потом из осторожности  еще  до  сотни  и  затем
решилась.
   К моему счастью, люди племени при  осмотре  повернули  мою  голову  к
отверстию палатки, так что я могла кое-что увидеть.
   Я лежала на куче мохнатых шкур, положенных на свежесрубленные  ветки,
еще достаточно гибкие, чтобы создать некоторый комфорт.  Направо  стояло
несколько  ящиков,  тоже  покрытых  шкурами,  очищенными  от   меха,   и
разрисованными когда-то  яркими  узорами,  теперь  уже  потускневшими  и
осыпавшимися. Я не нашла ни одного знакомого мне символа.
   По другую сторону двери висела рама с зарубками,  в  которые  были  с
наклоном вставлены узкие полки. Они были завалены  мешками,  деревянными
ящиками и посудой, хорошо сделанной, но без декоративных узоров. Там  же
висело два охотничьих копья.
   Освещение, при котором, я все это видела, привело меня  в  изумление.
Из центрального шеста тянулись к сторонам  палатки  два  шнура,  на  них
висели полосы тонкого материала, похожего на самый  лучший  шелк,  какой
иногда привозили из-за мор