ясный.
   - Ага. -  Моя  спутница  вброд  пошла  по  воде  у  берега.  И  вдруг
неожиданно, словно ее схватили за лодыжки и потащили вниз, исчезла! Я  с
плеском устремился к ней, не зная, что обнаружу. И  хоть  нырнул  в  том
месте, где она исчезла, и попытался  нащупать  ее  пальцами,  ничего  не
нашел. Но услышал негромкий смех.
   Орсия стояла, деловито  очищая  от  кожицы  корень.  Потом  энергично
потерла корень ладонями и протянула мне. Корень стал белым.
   - Ешь! - Это было не приглашение, а приказ.
   - Дахаун сказала... - Я нерешительно взял корень и посмотрел на него.
   - Верно, - согласилась Орсия. - Есть в этих местах, где долго  царила
Тень, такое, что может убить, ослепить, отнять память,  даже  разум.  Но
это не заколдованная ловушка, а чистый плод земли и  воды.  Можешь  есть
так же спокойно, как продукты Долины.
   Приободрившись, я вгрызся в корень. Под зубами  он  крошился  и  имел
чистый, слегка сладковатый вкус. Орсия снова нырнула и  вернулась  назад
прежде, чем я проглотил последний кусок  корня.  Корень  был  не  только
приятным на вкус, но и сочным и утолил жажду.
   Она приготовила еще один и дала мне и только потом  взяла  два  себе.
Берега стали  круче  и  выше,  уровень  воды  постоянно  поднимался.  Мы
прикончили остатки завтрака и поплыли.
   Я не мог сравняться  с  Орсией  и  не  пытался;  считаясь  со  своими
возможностями, я только старался не терять ее из виду. К счастью,  время
от времени она останавливалась и ходила по воде, оглядываясь  в  поисках
ориентиров, о которых упомянула накануне вечером. Однажды резким  жестом
подозвала меня к берегу и, дернув за плечо, приказала  затаить  дыхание.
Мы нырнули.
   - Наверху часовой руз, - мысленно пояснила  Орсия.  -  У  них  острое
зрение, но вода искажает то, что в ней. Если руз не опустится  ниже,  не
думаю, что нам нужно его опасаться.
   Немного  погодя  ее  хватка  ослабла,  и  я  смог  вынырнуть.  Но  мы
продолжали держаться в тени крутого правого берега.  Местность  казалась
мне такой же дикой и пустынной, как та, что окружает  владения  Лоскиты,
хотя здесь нет странных растений с мясистыми листьями, и движемся мы  не
по скалам, а по воде.
   С берегов свисали вьющиеся растения, одни тонкие,  как  нить,  другие
толщиной в мою  руку.  Я  не  нуждался  в  предупреждении  Орсии,  чтобы
сторониться их, потому что на вид  они  были  такие  отталкивающие,  что
невозможно было поверить,  будто  от  них  может  быть  что-то  хорошее.
Бледнозеленые, с каким-то болезненным блеском, они  словно  состояли  из
гнили. И от них исходило  такое  зловоние  разложения,  что  можно  было
задохнуться, пытаясь не дышать рядом с ними. Я заметил, что хоть их нити
свисают к самой  реке,  там,  где  они  касаются  воды,  превращаются  в
высохшие скелеты. Должно быть, вода их убивает.
   - Теперь уже недалеко. - В мысли Орсии улавливалось облегчение.
   Она пошла по воде в том месте, где река делала резкий поворот.  Здесь
растения поредели, и сквозь их тошнотворные  заросли  виднелся  какой-то
изъеденный непогодой выступ.  Скала  ли  это?  Я  догнал  Орсию  и  стал
всматриваться внимательней.
   Не скала: чья-то рука сознательно  обработала  камень.  Должно  быть,
голова, подумал я. Но теперь  уже  невозможно  сказать,  голова  ли  это
человека или зверя, чудовища или духа. Вместо глаз две глубокие  ямы,  и
взгляд на них снизу (голова наклонена так, словно  смотрит  вниз,  а  мы
смотрим на нее снизу) вызывает тревожное ощущение,  как  будто  из  этих
углублений и сейчас что-то внимательно наблюдает за нами.
   - Страж, но не из нашего времени, и нам можно его  не  бояться,  хотя
существовал он именно для этого.  Теперь...  -  Она  проплыла  некоторое
расстояние и снова повернулась ко мне.
   - Для  крогана  это  нетрудно,  но  для  тебя  Кемок...  -  Она  явно
колебалась.  -  Нам  предстоит  уйти  под  воду  и  какое-то  время  там
находиться. Не знаю, способен ли ты выдержать.
   Я вспыхнул: ясно, что она считает меня слабым звеном, о котором нужно
заботиться. Хотя логика подсказывала мне,  что  она  права,  когда  речь
заходит о водных путях, чувства не подчинялись логике.
   - Пошли! -  Я  несколько  раз  глубоко  вдохнул  и  выпустил  воздух,
вентилируя легкие. Орсия нырнула в поисках скрытого прохода. Но вот  она
вынырнула прямо передо мной.
   - Готов?
   - Как никогда.
   Я сделал последний вдох и нырнул. Рука Орсии на моем  плече  показала
путь  в  темноту.  Я  плыл  со  всей  скоростью,  какой  владею,  легкие
разрывались, потребность вынырнуть и глотнуть воздух стала  так  велика,
что заставила забыть обо всем. Больше я не мог выдержать и поплыл вверх.
Плечом и затылком ударился о камень. Оттолкнулся,  послал  тело  вперед,
отчаянно царапал потолок, а дальше  -  неожиданно  голова  выскочила  из
воды, и я снова мог дышать!
   Но вынырнул я в полной темноте. И как только сделал несколько вдохов,
почувствовал, как меня охватывает тревога. Не было ничего, кроме воды  и
тьмы; тьма давила и душила, несмотря на пронизывающий холод.
   - Кемок!
   - Здесь! - Ужасное ощущение одиночества и покинутости оставило  меня.
Пальцы схватили меня за руку, и я  понял,  что  Орсия  рядом.  Ее  слова
разогнали мрак и сделали его частью реального мира.
   - Это проход. Отыщи стену и используй ее как  проводника,  -  сказала
Орсия. - Больше нам не придется двигаться под водой - по  крайней  мере,
до того места, куда я доходила одна.
   Я плескался, пока не коснулся стены вытянутыми пальцами.
   - Как ты оказалась здесь - и почему?
   - Как ты знаешь, мы общаемся с другими водными жителями. Один  мерфей
рассказал мне  об  этом  отверстии  и  показал  его.  Он  приходил  сюда
охотиться на квасфи; их там  большая  колония.  Мимо  протекает  сильный
поток и приносит с собой пищу, которая нравится  квасфи,  поэтому  здесь
они вырастают до необычного размера. Мне  всегда  нравилось  исследовать
незнакомые места, поэтому я спустилась и обнаружила, что не я, не мерфей
и не квасфи первыми узнали об этом месте.
   - А кто?
   - Увидишь сам.
   - Ты можешь там видеть? Разве не везде темнота?
   Снова я услышал ее негромкий смех.
   - Бывают разные источники  света,  Кемок  из-за  гор.  Даже  в  таких
местах, как это.
   Мы продолжали плыть в темном  проходе.  Потом  я  заметил,  что  мрак
рассеивается, сменившись постепенно усиливающимся сероватым светом. Свет
не такой яркий, как от факела или лампы; скорее он похож на  переход  от
ночи к утру.
   Потом туннель кончился, и мы  оказались  в  пустом  пространстве,  но
таком большом и тускло освещенном, что я не  мог  представить  себе  его
размеры. Должно быть, это  внутренности  полой  горы.  Свет  не  рассеян
повсюду, а приходит  от  подводных  участков,  и  в  этом  свете  вблизи
показалась короткая полоска берега, усеянного камнями.
   Я поплыл к берегу. Он обещал безопасность, какую я не надеялся найти.
Выбираясь на  него,  я  заметил,  что  светятся  полуоткрытые  раковины,
которые большими гроздьями покрывают камни под водой.
   - Квасфи, - показала на них Орсия. - Не только  мерфи  они  нравятся.
Те, что глубже, вкусней.
   Она нырнула, и я потерял ее из виду. Стоял на полоске сухой  земли  и
пытался разглядеть  пещеру.  С  меня  капала  вода.  Ни  следа  разумных
обитателей. Того, что обещала показать мне Орсия, не видно.
   Из воды появилась кроганская девушка, мокрые  волосы  прилипли  к  ее
голове, а платье - к коже. В руке она держала сумку - я вспомнил, что во
время бегства по горам она  несла  эту  сумку  с  собой,  -  а  в  сумке
светились раковины. Но как  только  Орсия  вышла  из  воды,  свет  начал
меркнуть и почти совершенно исчез, когда девушка подошла ко мне.
   Взяв у меня  нож,  девушка  привычно  принялась  открывать  раковины.
Быстрым ударом вырезала жителя раковины  и  протянула  мне,  причем  его
жилище служило тарелкой.
   Я давно научился не быть слишком разборчивым  в  таких  делах.  Когда
голоден, ешь то, что повезет  найти.  Жизнь  разведчика-пограничника  не
позволяет привыкать к изысканной пище, как  не  дает  ни  теплых  мягких
постелей, ни спокойного сна.
   Я  поел.  Мясо  жесткое,  приходилось  его  усиленно   жевать.   Вкус
необычный, не такой приятный,  как  у  корней.  Но  в  то  же  время  не
отталкивающий; глядя на обилие раковин вокруг, можно было  не  опасаться
голодной смерти.
   Опустошенные раковины Орсия не выбрасывала, но снова прятала в сетку,
опускала  туда  осторожно  и  так,  чтобы  внутренняя  поверхность  была
направлена наружу; чтобы раковины не перевернулись, она помещала  в  них
небольшие камни. Покончив с этим, встала.
   - Ты готов?
   - А куда мы пойдем?
   - Туда. - Она показала, но я не мог сказать, предстоит ли нам идти на
север или юг, на восток или запад.
   Орсия вошла в воду, предварительно тщательно привязав сетку к  поясу.
Я пошел за ней и увидел, что как только сетка оказалась под  водой,  она
начала призрачно светиться, словно вода подожгла раковины.
   Мы удалялись от  берега.  Теперь  раковины  квасфи  попадались  реже,
больше стало темных участков. Но дно под нами постепенно  повышалось,  и
вскоре, когда вода доходила нам до пояса, я увидел в  полумгле  нависшие
стены и решил, что мы находимся в расселине, уходящей в глубь утеса.
   Когда вода достигла колен, Орсия отвязала сумку и потащила  за  собой
на  ремне,  следя,  чтобы  сумка  оставалась  под  водой  и   продолжала
светиться.
   Щель снова расширилась.  Я  опять  увидел  свечение  скоплений  живых
квасфи. Но... Я остановился и стоял, осматриваясь.
   Здесь не было скалистого пляжа, который  служил  раковинам  жизненным
пространством. Напротив, они сидели на платформах, над которыми,  выходя
из воды, возвышались разные фигуры. Фигуры двумя рядами уходили от  того
места, где мы стояли, к какой-то едва  различимой  в  тусклом  освещении
темной массе.
   Вокруг фигур плескалась вода; к фигурам  цеплялось  множество  пустых
раковин  квасфи,  свидетельствуя,  что  когда-то  эти  фигуры  полностью
находились под водой.
   Фигуры человекоподобные, хотя некоторые  так  закутаны  в  плащи  или
одеяния, что об их очертаниях трудно догадаться.
   Да, фигуры человекоподобные, но без лиц! Головы на этих плечах лишены
черт, это просто овалы, но в каждом глубокие глазницы, такие же,  как  у
фигур на наружном утесе.
   - Идем! - Орсия пошла между рядами стоящих фигур, по-прежнему таща за
собой сумку. Проходя мимо, она не смотрела на них, но направлялась прямо
к темной массе впереди.
   Идя вслед за ней, я  испытывал  странное  ощущение,  словно  из  этих
глазниц за нами наблюдают, отвлеченно, отчужденно, но все же наблюдают.
   Я споткнулся, с трудом сохранил равновесие и понял, что  нахожусь  на
лестнице, которая  ведет  из  воды.  Перед  нами  располагалась  широкая
платформа, а на ней здание. Свет был так слаб, что я не  мог  определить
размеры сооружения. Темные пятна на стенах предполагали наличие  окон  и
дверей, но исследовать все это без подходящего освещения глупо. Так я  и
сказал Орсии. Мы уже далеко отошли от воды, и сетка с раковинами  квасфи
больше нам не помогала.
   - Конечно, - согласилась она, - но подожди и увидишь.
   Мы вместе поднялись по лестнице и ступили на  платформу.  И  снова  я
изумленно остановился.
   Как только  наши  ноги  коснулись  площадки,  она  засветилась.  Свет
слабый, не ярче того, что исходил от раковин, но его  достаточно,  чтобы
идти уверенно.
   - В этом месте какое-то волшебство, -  сказала  Орсия.  -  Наклонись,
прижми ладони к камню.
   Я послушался. Она сделала то же самое. В том месте,  где  мои  пальцы
коснулись камня (камень ли это? - на ощупь  не  похоже),  свет  вспыхнул
ярче.
   - Сними сапоги! - Она прыгала  на  одной  ноге,  снимая  свою  тесную
обувь. - Света больше, когда его касается кожа.
   Мне не хотелось следовать ее примеру. Но  когда  она  уверенно  пошла
вперед, а потом удивленно оглянулась, я снял сапоги и понес их  в  руке.
Девушка  права:  под  нашими  подошвами  свет  усиливался,  и  мы  могли
разглядеть темное здание.
   Окна  не  застеклены,  двери  представляют  собой  широкие   открытые
порталы. Я пожалел, что потерял меч в реке. Орсия  вернула  мне  нож,  у
него закаленное восьмидюймовое лезвие,  но  в  таком  месте  воображение
рисует картины опасностей, с которыми не справишься с таким оружием.
   Никакой резьбы, никаких украшений, ничего, что  нарушало  бы  строгий
вид стен; только темные  отверстия  окон.  Но  когда  мы  вошли  внутрь,
сопровождавший  нас  свет  вспыхнул  вдвое  ярче.  Мы  стояли  в  пустом
помещении. Перед нами длинная стена,  и  в  ней  десять  отверстий.  Это
прочно запертые двери, и я не вижу запоров  или  ручек,  вообще  никаких
средств  для  открывания.   Орсия   подошла   к   двери,   расположенной
непосредственно перед нами, нажала на нее рукой. Дверь не подалась.
   - Я раньше так далеко не заходила, - сказала она. - Раньше здесь было
древнее предупреждающее заклятие, теперь оно исчезло.
   - Предупреждающее  заклятие!  -  Я  рассердился:  она  подвергла  нас
опасности. - И мы пришли сюда безоружными...
   - Очень древнее заклятие, - возразила она. - И оно отвечало  на  наши
защитные слова, а не их.
   Приходилось принять ее объяснение. Но есть способ  его  проверить.  Я
обвел взглядом ряд закрытых дверей. И произнес два слова, которые  узнал
в Лормте.

Глава 11

   Это не были Великие Слова, как те, на которые мне ответила сила,  это
слова испытания и одновременно защиты.
   Когда эти слова прозвучали в узком помещении, в  котором  мы  стояли,
свет под нашими ногами ослепительно  вспыхнул,  и  я  услышал  негромкий
возглас Орсии. Послышался раскат грома, низкого и  далекого.  И  в  этом
новом свете я  увидел,  что  дверь,  к  которой  прикладывала  руку  моя
спутница, распадается на куски. Куски падали на пол, рассыпаясь в  пыль.
Орсия отскочила.
   Но только одна дверь оказалась затронутой.  Как  будто  прикосновение
Орсии направило силу слов. Мне показалось, хотя  не  могу  быть  уверен:
слишком  быстро  все  произошло,  -   показалось,   что   дверь   начала
раскалываться в том месте, где ее коснулись пальцы девушки.
   Затем послышался ответ - не такой, как перед этим, а  что-то  похожее
на пение. Он быстро кончился, и мы не поняли из него ни слова.
   - Что это?..
   Орсия покачала головой.
   - Не знаю, хотя это очень древнее. Некоторые  звуки...  -  Она  снова
покачала головой. - Нет, не знаю. Мне кажется,  это  охрана,  призванная
ответить на такие призывы, как наш. Теперь, когда  дверь  открылась,  мы
можем не бояться.
   Я не разделял ее уверенности. И удержал бы ее, когда  она  решительно
шагнула в дверь, но я находился слишком  далеко  от  нее,  и  она  легко
увернулась. Ничего не оставалось, как последовать за ней.
   Свет  окутал  нас   сверкающим   облаком,   пронизанным   золотистыми
отсветами.
   Мы оказались в квадратном помещении, в центре  которого  две  ступени
вели на помост, к трону с высокой спинкой и широкими ручками;  трон  был
пуст. Во мне проснулось воспоминание. Я вспомнил, как мой отец, Корис  и
другие уцелевшие во время кораблекрушения нашли высоко в горах  Карстена
склеп легендарного Вольта; Вольт сидел  на  таком  же  троне,  держа  на
коленях большой боевой топор. Корис решился взять этот топор себе. И как
только взял, останки Вольта рассыпались в пыль,  как  будто  легендарный
герой только дожидался смелого и сильного воина, который  посмеет  взять
оружие, предназначенное, казалось,  не  для  обычного  человека,  а  для
полубога.
   Но здесь не было высохшего от времени  тела.  А  что  было,  не  могу
сказать, потому что не видел. Голубое свечение падало на трон,  и  можно
было только разглядеть, что на нем что-то лежит. Но неживое. Я знал, что
мы в могиле, подобной склепу Вольта.
   Ничего страшного, никакого болезненного ощущения  эта  голубая  дымка
над троном не  вызывала.  Скорее  нечто  приветственное...  Я  поразился
собственным мыслям и чувствам.
   - Кто это?
   Орсия сделала еще один шаг вперед, потом второй, третий;  теперь  она
стояла у самого основания помоста и смотрела вверх, на голубое  туманное
облачко.
   - Некто, не желающий  вам  вреда,  -  пришел  мысленный  ответ,  явно
посланный не Орсией.
   Вокруг помоста лежали груды ларцов и шкатулок. Некоторые  полуистлели
и рассыпались. Из них высыпались груды  сокровищ,  каких  я  никогда  не
видел в одном месте. Но мой взгляд был прикован к ступеньке, на  которой
лежал хорошо видный в этом свете меч.
   Рука моя словно по собственной поле потянулась к  рукояти.  У  лезвия
нет голубоватого оттенка высокосортной закаленной  стали,  оно  казалось
золотистым, но, возможно, это результат странного освещения. Рукоять как
будто вырезана из одного куска желтого кварца, в  котором  проблескивают
красные, золотые и синие искорки, словно сгущается и  расходится  туман.
Меч показался мне чуть длиннее обычного, к какому я привык.  Но  никаких
следов времени на нем не было.
   Я хотел его больше всего в жизни. Желание было острым, как физический
голод, как потребность напиться в пустыне.
   Такие ли чувства испытывал Корис, когда смотрел на топор Вольта? Если
да, я больше не удивляюсь тому, что он взял топор. Но Вольт  не  помешал
ему овладеть оружием. Посмею ли я сделать здесь то же самое?
   Грабить мертвых - страшное преступление. Но Корис попросил  у  Вольта
разрешения, взял топор и с его  помощью  совершил  великие  деяния  ради
своего народа.
   Взять меч мертвеца - в какой-то степени значит сравняться  с  прежним
владельцем. Салкары верят, что  человек,  взявший  меч  мертвеца,  может
оказаться во власти призрака  и  совершить  такие  подвиги,  на  которые
обычно  не  решился  бы.  А  если  призрак  мстителен  и  ревнив,  то  и
устремиться навстречу своей судьбе. Тем не менее, известно, что  салкары
грабили могилы, добывая  прославленное  оружие:  не  в  Эсткарпе,  а  на
севере, где они жили когда-то, до того, как  заключили  союз  с  мудрыми
женщинами. У них есть саги о деяниях, совершенных таким оружием.
   Я пытался подавить всепоглощающее желание взять в  руки  эту  золотую
рукоять. Но есть стремления, которые  неподвластны  разуму;  они  бывают
даже у таких, как я,  кто  всю  жизнь  пытается  сначала  думать,  потом
действовать. И на этот раз искушение победило.
   Я опередил Орсию и опустился на одно колено. Но  протянул  к  рукояти
меча не левую руку, а искалеченную правую:  это  произошло  само  собой.
Пальцы, которые еще не потеряли подвижности, сомкнулись на рукояти. Но в
последнее мгновение благоразумие взяло верх, я  заставил  себя  оторвать
взгляд от меча и посмотрел в голубой туман.
   В его глубине показалась неясная фигура: я был лишь уверен,  что  там
кто-то есть. Корис взял топор Вольта, но сделал это  смело,  принял  как
подарок, а не как  награбленное.  Могу  ли  я  сделать  меньше  здесь  и
сейчас?
   Как ни трудно, я отвел руку: пальцы словно вопреки моей воле пытались
удержать рукоять. Не вставая, я вслух обратился  к  тому,  кого  укрывал
туман.
   - Я Кемок Трегарт, из Эсткарпа, из-за гор. Я ищу  то,  что  отнято  у
меня обманом: в честной битве я  потерял  свой  меч.  Если  уйду  отсюда
безоружным, проиграю. У меня нет ни героического имени, ни славы.  Но  я
могу произнести эти слова и не погибнуть...
   И я снова произнес слова из Лормта, которые открыли для нас дверь. Но
на этот раз это был не вызов и не воинский выкрик, скорее свидетельство:
сидящий на троне поймет по ним, что я не принадлежу  Тени;  я  из  числа
тех, кто поднял щит против Тьмы.
   Не знаю, какого результата я ожидал от своих  слов.  Произойти  могло
все что угодно. Сидящий в голубом тумане  мог  встать  и  приветствовать
меня или нанести удар. Но не произошло ничего, сияние не изменилось.  Не
было даже эха.
   Я  чувствовал  себя  нелепо.  Но,  не  колеблясь,   поднял   руку   в
приветствии, какое от