собрала  все  свое
мужество...
   Взглянула на серые, очень древние стены и увидела настенные занавеси,
подгнившие от времени.  Я  проснулась!  Джиллан  снова  стала  настоящей
Джиллан, и я знала, что я, наконец стала совершенно полноценной.
   Херрел! Я быстро повернула голову, чтобы увидеть того, кто  находился
рядом со мной на кровати. Херрел был  тут  и  лежал  неподвижно,  словно
мертвый. На нем была кольчуга, его сильные руки  покоились  на  рукоятке
обнаженного меча. Шлем лежал рядом с его головой.
   - Херрел? - Встав, я увидела, что одета в богатую одежду из зеленой и
серебристой ткани, украшенную  маленькими,  молочно-белыми  драгоценными
камнями, которые вспыхивали при каждом моем движении.
   Я озабоченно нагнулась над Херрелом.
   - Херрел?
   Он открыл глаза.
   - Да...
   Он отложил свой меч в сторону, чтобы протянуть руки и привлечь меня к
себе. Несколько мгновений мы лежали, прижавшись друг к  другу,  потом  я
нашла его губы, охваченная желанием, которое было так же велико,  как  и
его.
   Потом он слегка отстранил меня от себя и взгляд его  стал  изучающим,
но на губах была улыбка.
   - Мне кажется, моя дорогая леди, что в этой войне мы стали  друг  для
друга хорошими товарищами, а теперь нам надо постараться быть  ими  и  в
мирное время.
   Я тихо рассмеялась.
   - Я буду твоей верной спутницей, мой храбрый лорд!
   Он встал с кровати и помог встать мне. Длинные складки на моем платье
из тонкой материи тяжело ниспадали к моим ногам и мешали мне двигаться.
   - И все это великолепие для меня, - заметила я.
   Херрел посмотрел вниз.
   - Они сочли нас мертвыми и оказали  нам  последние  почести,  которых
никогда не оказывали, когда мы были живыми.
   Внезапно у меня появилось ощущение, что это тяжелое платье  связывает
меня с прошлым. Я отпустила руку Херрела,  и  мои  пальцы  стали  быстро
расстегивать застежки и развязывать шнурки, пока  я  наконец  не  смогла
снять это тяжелое великолепие и не осталась в коротком белье. Я  бросила
роскошное платье на кровать.
   Херрел взглянул на меня.
   - Мы уже идем? - и его рука снова нашла мою руку.
   - Куда, мой лорд? Он улыбнулся.
   - На этот вопрос я не могу дать ответа, потому что сам не знаю его. Я
знаю, что мы только покинем этот мир и  других  всадников,  чтобы  самим
искать свое счастье. Ты хочешь этого?
   - Да. Ты выбрал свой путь, и он будет моим путем.
   Херрел снял пояс с ножнами и бросил его к мечу, своему шлему и  моему
платью, лежащим на кровати.
   - Мне эти вещи больше не понадобятся.
   Херрел провел меня через длинный коридор и  дверь  во  двор.  Снаружи
была ночь; светила луна и блестели звезды. Вокруг нас  поднимались  семь
Башен. Ничто не шевельнулось, когда Херрел  и  я  подошли  к  стойлу,  в
котором стояли серо-черные пятнистые лошади  всадников.  Он  взнуздал  и
вывел наружу мою кобылу и своего жеребца, и мы повели животных за собой,
пока не вышли через ворота наружу.
   - Кто идет?
   Из-под темного навеса портала вышел Хирон и обнаженный меч в его руке
ярко блестел в лунном свете.
   - Да, кто идет? - ответил мой суженый. - Назови наши имена,  если  ты
нас узнал.
   Предводитель всадников-оборотней  взглянул  на  нас.  Он  не  выказал
никакого удивления.
   - Итак, вы нашли путь назад...
   - Мы нашли его. А теперь пройдем и через другую дверь, - он указал на
портал позади Хирона.
   - Ты Оборотень по крови и эти Башни - твой дом.
   Херрел покачал головой.
   - Я не знаю, кто я, но я не  принадлежу  к  вам  и  Джиллан  тоже  не
принадлежит. Поэтому мы уходим, чтобы узнать, кем мы являемся  на  самом
деле.
   Хирон на мгновение замолчал, потом несколько неуверенно произнес:
   - Ты - один из нас...
   -  Нет,  -  Херрел  во  второй  раз  отрекся  от  своего  родства   с
всадниками-оборотнями.
   - Ты хочешь уйти к своей матери?
   - Ты этого боишься? Ты, который всегда  отказывался  признавать  себя
моим отцом? - ответил Херрел. - Я же сказал тебе, никто из  вас  мне  не
нужен - ни мать, ни отец. Теперь ты позволишь нам пройти через ворота?
   Хирон отошел в сторону.
   - Как хотите. - Голос его был так же лишен выражения, как и его лицо.
   Херрел и я выехали из ворот, и пока мы удалялись, ни один из  нас  не
оглянулся назад. Эти ворота были последними между нашим прошлым и  нашим
будущим. Нас было только двое - Джиллан и  Херрел.  Для  будущего  этого
было достаточно.


МАГИЧЕСКИЙ КАМЕНЬ

Андрэ НОРТОН и Мэри ШАУБ
Перевод с английского К.Плешкова






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Андрэ Нортон - одна из самых популярных писательниц за всю историю мировой фантастики, более того, один из тех редких авторов, таланту которых в равной степени подвластны как жанр научной фантастики, так и жанр фэнтези, первая и пока единственная женщина, удостоенная Американской ассоциацией писателей - фантастов высокого титула Великого Мастера.
     Однако в ряды классиков фантастической литературы нашего столетия Нортон вошла именно благодаря фэнтези - благодаря своей знаменитой эпической саге о Колдовском мире, мире могучих героев и могущественных волшебников, уникальном, бесконечно оригинальном мире, полюбившемся миллионам читателей...

Глава 1

     Мерет из Ферндола - записи в личном дневнике по пути в Эсткарп
     (по календарю Долин - Месяц Огненного Шипа, год Рогатого Охотника)

     Доблестный мой Неуверен, если бы ты увидел, как я веду дневник, то, наверняка бы, улыбнулся. Нет, не просто улыбнулся; вне всякого сомнения, ты бы рассмеялся при виде старухи из Долин, согнувшейся в три погибели, в трюме корабля посреди бушующего зимнего шторма, пытаясь навести хоть какой-то порядок в бумажном хламе, который жители Сулкара гордо именуют грузовыми документами.
     Мне бы ничего не оставалось, кроме как мучиться в темноте со счетными палочками, не вспомни я о придуманном тобой хитроумном держателе, с помощью которого лампа всегда остается в одном и том же положении, как бы сильно не раскачивало корабль. Изучив мои чертежи, капитан Халбек приказал плотнику сделать несколько таких держателей для наших кают.
     Предвидя зимние сквозняки, о благоразумно запасся достаточным количеством ламп, защищенных роговыми экранами.
     Если со светом я не испытываю никаких затруднений, то мое положение на скамье, на которой я сейчас сижу, весьма неустойчиво. Мне приходится очень осторожно обращаться с пером, чтобы избегать помарок и клякс. Клянусь, это труднее, чем писать, сидя верхом - по крайней мере, в этом случае я всегда могла бы придержать лошадь. Если бы этот отчаянно раскачивающийся корабль подчинялся уздечке! Наставниц, обучавших меня в детстве, наверняка разочаровал бы вид этих страниц. К счастью, торговая тайнопись, что придумали мы с тобой много лет назад, не требует особых росчерков и завитушек. Впрочем, будь качка еще сильнее, даже я не смогла бы впоследствии разобрать собственные записи.
     О, Неуверен, мне так тебя недостает! Несчетное множество раз слова эти возникали в моих мыслях, и несчетное число раз я писала их за прошедшие двадцать лет. С каждым новым рассветом я все больше тоскую о звуке твоего голоса, о прикосновении твоего рукава за рабочим столом, об отблеске солнечного света в твоих волосах.
     Путь, по которому мы шагали по жизни рука об руку, был безжалостно разрушен. Того, что происходит сейчас, я не могла в ту пору даже вообразить. Столь многое изменилось.., но осталась боль утраты, разлучившей нас навеки. Она гложет меня так, словно прошли лишь часы, а не годы с той минуты, когда ты поцеловал на прощание мою руку. Точно так же, как долг перед моим кланом требовал, насколько это было в моих силах, хранить наше семейное торговое дело, так и твой долг требовал от тебя защищать родной Дол от рыщущих в поисках добычи Псов Ализона. Однако, в отличие от всех наших прошлых расставаний, за этим прощанием к нам не пришла радость встречи.
     Тот год обрушился на нас, подобно стихийному бедствию, что вполне соответствовало его имени - год Огненного Тролля. Наши Долины ожесточились и душой, и телом, когда на берег хлынули орды Псов. Я слышала рассказы о повозках в металлической броне, которыми снабжали врагов их союзники-колдеры, о ползучих чудовищах, плевавшихся жидким огнем и проламывавших ворота и стены наших прибрежных городов. Я благодарна Янтарной Богине, что смерть твоя была чистой, от лезвия меча. Даже теперь, когда во сне ко мне приходят картины прошлых сражений, я горько сожалею, что меня не было тогда рядом, чтобы жить или умереть вместе с тобой.
     Однако я была далеко в глубине материка, а враги напали на Веннеспорт, разграбив наши склады с товаром. То было время кошмаров наяву. Когда мы уходили, спасаясь, в горы на западе, один из беженцев сообщил мне о твоей гибели. Думаю, будь я одна, я бы вернулась, чтобы найти смерть в бою, - но я не могла отказаться от обязательств перед своим кланом Робнор. Среди погибших во время осады Веннеспорта был и мой дядя Паранд. Все оставшиеся в живых братья моей матери и большинство наших друзей-торговцев с побережья пропали без вести. Уцелевшие обратились ко мне, умоляя встать во главе клана. Вне себя от горя и отчаяния, я понимала, что выбор их безнадежен, но не могла отказать их мольбам.
     В течение многих мучительных недель, складывавшихся в месяцы, я почти ничего не ела и не могла спать, не в силах смириться с утратой. Я сверяла каждый свой шаг, представляя себе, как бы поступил ты в очередной критической ситуации. Лишь память о тебе удерживала меня, не давая погрузиться в бездну отчаяния.
     Я постоянно напоминала себе, что обстоятельства разлучали нас значительно чаще, чем нам доводилось бывать вместе. Как-то раз ты сказал, что письма, связывавшие нас в дни разлуки, могли бы составить пространную хронику - если бы хоть кто-то мог прочесть нашу тайнопись. Несмотря на войну и долгие странствия после войны, я сохранила несколько твоих писем, а также твое лицо - маленький набросок, который сделал Халбек во время давней торговой экспедиции на его корабле. Эти документы - самое ценное, что у меня есть, твое наследство, постоянно напоминающее о тебе.
     Другое, совершенно иного рода, наследство заставило меня предпринять нынешнее путешествие, совершенно неуместное в это время года. Подозреваю, ты бы укоризненно покачал головой, узнав, что я делала последние несколько дней. Ты бы спросил: как, после шестидесяти лет в торговле, я могла бросить все и отважиться на столь безнадежное предприятие? Я почти слышу твои слова: лучше уж гоняться за лунной дорожкой или ловить снежные хлопья - и то больше смысла! Однако если бы только я могла изложить тебе свои доводы... Из всех, кого я когда-либо знала, именно ты скорее всего бы понял, почему я должна была так поступить. Уверена, ты сам бы настоял, чтобы я ухватилась за представившийся шанс, сколь безнадежным или глупым это ни казалось.
     Дорогой мой Неуверен.., ты всегда был крайне осторожен и предусмотрителен. Дядя Паранд как-то сказал, что ты самый расчетливый из всех, кого он знает, - ты всегда взвешивал соотношение возможных приобретений и потенциальных потерь, прежде чем идти на риск. И какие бы препятствия ни возникали впоследствии., ты не отступал, пока не доводил дело до конца.
     Подобным же упорством отличалась и моя мать.
     Именно благодаря ее силе воли, выведенная отцом порода овец стала основой наших успехов в торговле. Мне говорили, что я столь же упряма, как и мать, так что черта эта присуща нам всем троим - помню, мы то и дело обвиняли друг друга в излишнем упорстве.
     Профессиональные привычки, особенно когда они должным образом вознаграждаются, часто проникают и в другие сферы жизни. Я вспоминаю часы, которые мы с тобой провели вместе, составляя родословные. Как ты обрадовался, обнаружив, что один из твоих дальних предков претендует на кровные узы с нашим кланом Робнор! Ты проехал десятки, сотни лиг в поисках подтверждающих сей факт документов и привез с собой, наверное, добрую половину пыли, скопившейся в архивах аббатства. Мы досконально изучили родословные множества семей. Никогда не забуду пергаментных свитков, хранившихся в покрытом воском морском сундуке из Варка. Ты сказал тогда, что тот клан, несомненно, был предан делу своей жизни, ибо от каждого свитка с записями многих поколений несло рыбой!
     И вот теперь я, много лет спустя, вновь задаюсь вопросами о родстве. Однако эти вопросы не касаются недостающих имен из чужих родословных; они касаются моего собственного рода, и чем больше я о них думаю, тем сильнее мое беспокойство. Я не в силах успокоиться, пока не найду ответа. Много лет я не знала даже, где его искать. В моем распоряжении были лишь догадки, подозрения, фрагменты, сами по себе имевшие не много смысла - словно я планировала торговую экспедицию, не зная, куда ехать и какие товары с собой брать.
     Затем, почти два месяца назад, в месяц Ободранного Дерева, в Веннеспорте меня настигло письмо наставницы Гверсы. Уверена, у нее и в мыслях не было ничего подобного, но именно ее слова стали тем фитилем, что запалил костер моих накопившихся сомнений. Со времен своих визитов в аббатство Ришдола ты должен помнить об особой любви наставницы к древним записям. С тех пор как закончилась война, она старалась восстановить архивы аббатства - как и несколько других, серьезно пострадавших из-за боев. Сейчас настоятельница Гверса очень стара, она ослепла, но иногда диктует письма для меня, хотя я была ее ученицей почти семьдесят лет назад.
     Человек, побывавший в аббатстве Ришдола прошлым летом, привез мне письмо, в котором Гверса сообщала об удивительной находке за морем, в Эсткарпе. Два года назад, в год Кобольда, Волшебницы Эсткарпа устроили невероятной силы землетрясение, чтобы остановить вторжение через их южную границу, из Карстенз.
     В результате стены и башни в Лормте, древней цитадели, знаменитой своими архивами, оказались частично разрушены. Под развалинами обнаружились неизвестные прежде хранилища и подвалы, где таились бесценные документы - настоящее сокровище для ученых.
     Едва прочитав письмо наставницы Гверсы, я поняла, что должна отправиться в Лормт. До этого я чувствовала себя, словно ювелир, который пытается составить ожерелье из жемчуга Итдола, но ему недостает жемчужин, чтобы сделать драгоценность совершенной;
     Мне не хватало двух жемчужин: фактов о родстве и сведений о еще одном сокровище, совершенно иного свойства. Куда же еще я могла направить свои поиски, кроме как в Лормт?
     Два главных вопроса занимали - и продолжают занимать - мои мысли; кто был моим настоящим отцом и откуда взялось главное наследство моей матери, тот странный драгоценный камень, который она называла моим свадебным подарком?
     С самого детства я всегда полагала, что знаю, кто я.
     В тот день, когда мы впервые встретились, я представилась, написав на своей грифельной доске: "Мерет из Ферндола, немая со дня своего рождения в год Синерогого Барана". Ты сказал, что это подходящий год рождения для того, кто занимается торговлей шерстью, а столь четкий почерк, как у меня, не менее полезен торговцу, чем голос, и притом намного меньше опасений быть не правильно понятым. Мне тогда было семнадцать, и я была благодарна тебе за твою любезность.
     Немногие из вечно занятых торговцев остановились бы, чтобы прочитать надпись на моей грифельной доске, или нашли бы время и терпение, чтобы ответить на мои вопросы.
     С той первой нашей встречи ты отличался от всех остальных торговцев, и не только своей необычайной учтивостью. Я была несколько смущена, когда ты поведал мне, что у тебя два имени: Луидор, данное тебе родителями, и Неуверен, которым наградила тебя торговая братия. Помню, я подумала - что за странное имя Неуверен? - и написала на своей доске: "Почему Неуверен?"
     Ты улыбнулся и ответил, что это из-за твоей прискорбной привычки предвидеть все возможные причины, из-за которых планируемое предприятие может потерпеть неудачу.
     В тот вечер я Спросила о тебе мою мать. Она рассмеялась и ответила, что ты перемежаешь свою речь постоянными сомнениями. Сделав строгое выражение лица, она изобразила твой низкий голос: "О, я не уверен, что мы сможем приобрести сколько-нибудь пригодную шерсть в Доле - обильные дожди размыли тамошние пастбища. Кроме того, я не уверен, что они починили единственный мост, по которому могут проехать наши фургоны. Не уверен, что из этого предприятия хоть что-нибудь получится". Несмотря на твой мрачный вид, добавила она, ты очень деловой торговец, и иметь такого на службе - большое счастье для нашего клана.
     Когда два года спустя торговый фургон матери рухнул в пропасть из-за оползня в горах, наше с тобой знакомство переросло из случайных встреч в сотрудничество. Узнав, что тебе интересны мои исследования родовых корней, я с удовольствием стала передавать тебе заказы на родословные от купцов и землевладельцев, которых мы встречали во время наших торговых поездок. Вскоре мы уже помогали друг другу проследить историю наших собственных семей. Твой род в течение многих поколений селился в прибрежных Долинах, неподалеку от замка Сикип, в то время как клан моей матери, Робнор, предпочитал города, рынки и ярмарки.
     Мать впервые встретила отца в Твифорде, на большой ежегодной шерстяной ярмарке. Судя по некоторым ее словам, я поняла, что на нее сразу же произвело впечатление, как он разбирался в породах овец. Он поведал ей, что хочет найти знаменитых синерогих овец с западных отрогов. Он был убежден, что сможет с их помощью улучшить качество шерсти в Долинах. Зная свою мать, я полагаю, что она хорошо взвесила все его шансы на успех, прежде чем согласилась выйти за него замуж и сопровождать во всех путешествиях, от Аппдола до Палтендола.
     Мать как-то раз сказала мне, сокрушенно вздохнув:
     - Твой отец был хорошим человеком, но его чересчур занимали мечты вывести самую совершенную породу. Скажу честно - никогда не встречала кого-либо, кто мог бы сравниться с ним в знании овечьих пород и разновидностей. И все же он должен был больше внимания уделять нашему торговому делу. Мой же Дуин при любой возможности сбегал в горы, чтобы поймать очередного дикого барана и пополнить стадо.
     Если бы ему передался по наследству торговый талант его далекого предка Родуина из Эккора! Однако - каждому свое, ничего не попишешь...
     Мой отец (вернее, тот, кого я тогда считала своим отцом) был третьим сыном в семье и приходился дальним родственником клану Эккора. Я помню его лишь смутно, ибо мне было всего четыре года, когда он отправился во время бури на поиски пропавшего ягненка и больше не вернулся.
     После его смерти мать отправила меня к наставницам в аббатство Ришдола, надеясь, что они смогут избавить меня от немоты. Не удалось. Однако наставница Гверса прилежно обучала меня в течение шести лет. Мать приехала за мной, когда мне было двенадцать. Хотя наставницы предложили оставить меня в аббатстве, переписчицей церковных книг, мать сказала, что мое искусство письма принесет больше пользы в торговом деле. Наставницы возразили, что моя немота вне стен монастыря станет для меня серьезной помехой, но мать ответила, что, напротив, это пойдет на пользу, поскольку я не смогу ни выболтать каких-либо секретов, ни оскорбить клиента неумной фразой.
     Вскоре я обнаружила, что обладаю несомненным талантом вести счета, определять цены и находить нужные товары. Куда более редким талантом - почти неизвестным среди уроженцев Долин - оказалась моя способность отыскивать пропавшие предметы, особенно если я могла прикоснуться к вещи, принадлежав-. шей их владельцу.
     Примерно в то же время я начала видеть необычайно живые сны. Все, что я помнила по пробуждении, - яркие цветные вспышки и обрывки странной музыки. Когда мне было лет пятнадцать, я однажды, оставшись наедине с матерью, нетвердой рукой написала о своих снах. Мать была постоянно чем-то занята; ее руки не находились в бездействии дольше, чем требовалось, чтобы подхватить новый моток шерсти или связку счетных палочек. В тот день, прочитав слова на мо