время они как раз подходили ко входу в  пещеру.  Вход
был довольно впечатляющий: огромное отверстие в четыре  человеческих  роста,
ведущее в глубь горы, а вокруг -  густой  лес.  Вход  в  пещеру  оставили  в
первозданном виде, и снаружи нельзя  было  разглядеть  ни  светильников,  ни
гладкой дорожки, ведущей внутрь.
   Каламадеа зажег магический огонек и повел  гостей  в  пещеру.  Шана  тоже
засветила огонек и пошла последней.
   Поначалу путь был довольно неровный, и торговцы то  и  дело  спотыкались.
Звук шагов эхом отдавался в пещере.
   Кое-кто из детей испугался и принялся спрашивать  у  родителей,  куда  их
ведут. Шана улыбнулась про себя. То-то они сейчас удивятся!
   Дорожка сделала резкий поворот, и за углом, там, где их уже  нельзя  было
увидеть от входа, вспыхнули магические светильники.
   Драконы заботливо развесили их так, чтобы они освещали не только дорожку,
но и  наиболее  впечатляющие  сталактиты  и  известковые  наплывы.  Спутники
Коллена, сперва дети, а потом и взрослые,  принялись  тихо  переговариваться
между собой, с благоговейным восторгом  указывая  друг  другу  на  подземные
чудеса.
   Но самое замечательное было  еще  впереди.  Проход  сузился,  и  внезапно
впереди открылся Большой зал. Весь он  был  озарен  магическими  огнями:  по
стенам были развешаны светящиеся шары, а с потолка свисала целая гроздь.
   Люди зажмурились от испуга и неожиданности.
   Денелор сдержал слово: посреди зала стояли столы и  скамьи,  огни  сияли,
столы ломились от  яств.  Разделить  трапезу  с  гостями  явились  и  многие
волшебники - в том числе Парт Агон.  Взрослые  и  дети  одинаково  изумленно
уставились на это зрелище, но Коллен, похоже, разобрался во всем  с  первого
взгляда. Он оставил Шану, направился к Денелору, сидевшему во  главе  стола,
произнес краткую благодарственную речь, а  потом  рассадил  своих  людей  на
приготовленные для них скамьи. Что бы он там ни  говорил,  вряд  ли  он  был
просто разведчиком торговцев. Он был их предводителем.
   Что ж, это соответствовало его воспоминанию, которое подсмотрела Шана.
   Денелор с его обычной предусмотрительностью позаботился о том,  чтобы  за
одним столом с гостями оказались  не  только  он  сам,  Парт  Агон,  Шана  и
Каламадеа, но и кое-кто из человеческих детей, которых Шана спасла и привела
в старую Цитадель. Увидев  чистокровных  людей,  спутники  Коллена,  похоже,
несколько успокоились. Все расслабились, в том числе и сам Коллен.
   Люди были голодны, но не смертельно. Ели они с аппетитом,  но  чинно,  не
давясь едой - пока дело не дошло до десерта, но  на  сладости  и  волшебники
подналегли не хуже гостей. В середине обеда дети  торговцев  и  бывшие  рабы
начали робко переглядываться через стол и пытаться знакомиться. Однако  Шане
некогда  было  наблюдать  за  детьми:   как   только   Коллен   наелся,   он
многозначительно  прокашлялся,  желая  привлечь   внимание   всех   взрослых
обитателей Цитадели, сидящих за столом.
   - Я вот этим троим говорил уже и вам повторю: мы  -  торговцы,  изгои,  -
начал он, взяв таким образом на себя труд повторить то, чего другие  еще  не
слышали. Очевидно, он не предполагал,  что  все  волшебники  умеют  общаться
мысленно, как и Шана. - Кое-кто у нас - свободнорожденные, кое-кто - беглые.
Мы торгуем с ошейными, теми, что работают на кошкоглазых.
   Парт Агон, единственный из сидящих за столом, для кого это было новостью,
обдумал услышанное и кивнул.
   - Ну что ж, до тех пор, пока вам удается сбивать их со следа,  -  а  это,
должно быть, не так уж трудно, раз вы путешествуете  по  воде,  -  наверное,
ваше ремесло довольно безопасно. Насколько я понимаю, вы  привозите  им  то,
чего у вас много, а они, в свою очередь, продают это своим хозяевам?
   - Вроде того, - согласился Коллен. - У нас с ними вроде как сговор. Мы..,
мы готовы пойти на риск там, где они боятся. Мы возим всякие вещи,  каких  у
кошкоглазых мало. Меха по большей части, ну и  другое  всякое.  Они  говорят
кошкоглазым, что добывают это сами, а про нас помалкивают. Мы привозим,  что
могем вырастить, что могем добыть. А потом мы тут не одни такие вольные.
   - В самом деле? - Парт Агон изумленно вскинул брови, хотя, с точки зрения
Шаны, это было очевидно. Если есть торговцы, значит, есть с кем торговать.
   Коллен пожал плечами.
   - Ну да. Отдельные кланы, семьи, всякие крестьяне,  пара  пастухов,  пара
охотников - мы со всеми торгуем.
   Они тут всегда жили, с тех пор как земля стоит. У них ничего такого нету,
что потребно кошкоглазым, и  вреда  от  них  кошкоглазым  никакого:  они  не
разумеют даже, с какого конца за копье браться,  и  драться  не  станут.  Те
остроухие кошкоглазые, они думают, мы, торговцы, плохие,  потому  как  среди
нас и беглые есть, так что мы  от  их  прячемся.  Но  те  -  они  мирные,  и
кошкоглазым без разницы, есть  они,  нету  их.  Так  что  мы  будем  с  вами
торговать на тех же самых условиях, как  и  с  ими.  Если  у  вас  есть  что
продать, мы отвезем это вниз по реке и сменяем  на  то,  что  вы  не  можете
вырастить либо сделать. Вы токо скажите, что вам надо.  Нам  выгода,  и  вам
выгода.
   - Общепринятая формула сделки, - заключил Парт Агон. -  Денелор,  как  ты
думаешь?
   - О, я-то с самого начала был "за"! -  немедленно  отозвался  Денелор.  -
Запасы наших.., э-э.., кладовых не бесконечны.
   Он не стал добавлять, что волшебники ничего не  смыслят  в  земледелии  и
ремеслах - это и так все знали. Рано или поздно волшебникам все же  придется
научиться работать руками, но чем позже до этого дойдет, тем лучше будет для
всех.
   "Больше будет времени для практики. Я бы  не  доверил  свой  суп  первому
горшку, вышедшему из рук волшебника!"
   - Верно замечено, - сказал Парт Агон и обернулся к Шане. - Шана,  а  твое
мнение?
   - Вы могли бы - если хотите -  поговорить  с  ним  мысленно,  -  напрямик
ответила Шана. -  Коллен  владеет  человеческой  магией,  а  мысленно  лгать
нельзя, вы же знаете.
   Но, по-моему, в этом нет необходимости. Ему  выгоднее  торговать  с  нами
честно, а в противном случае он потеряет больше нашего.
   - Осталось только выяснить, есть ли у нас  что-то  на  продажу,  по  чему
нельзя будет сразу определить, что эта вещь - от  волшебников?  -  задумчиво
спросил Парт Агон.
   Шана вспомнила о камнях и металлах, которые имеются в здешних горах, если
верить Кеману. Сумеют ли драконы достаточно быстро добыть столько самоцветов
и золота, чтобы торговцы  сочли  это  стоящим  делом?  И  разумно  ли  будет
отвлекать драконов от строительства Цитадели?
   На то, чтобы вытягивать из земли золото, требуется много  времени,  а  на
драгоценные камни - еще больше. Это Шана хорошо помнила еще  с  тех  времен,
когда жила с драконами. Стоит ли тратить на это силу?
   Кеман застенчиво кашлянул. Все обернулись к нему.
   - Послушайте, - сказал он, глядя в стол, - можно сказать,  что  все  наши
неприятности  начались  с  того  куска..,  той  кожи,  что  эльфы   называют
"драконьей шкурой", материала, из которого была пошита туника  Шаны.  Эльфам
очень хотелось добыть такой материал, они рассылали уйму  экспедиций,  чтобы
его найти, а ведь у нас его довольно много...
   - Драконья шкура? - удивился Коллен. - А покажьте-ка, что это  у  вас  за
драконья шкура?
   - Минутку!
   Кеман встал  из-за  стола,  убежал  и  вскоре  вернулся  с  куском  своей
собственной старой кожи шириной в ладонь и длиной  в  локоть.  Шкура  Кемана
была ярко-синяя, с радужным отливом. Коллен восторженно ахнул,  потянулся  к
куску кожи, но тут же отдернул руку.
   - Берите, берите, - сказал Кеман, протягивая ему  кожу.  -  Она  довольно
прочная.
   Коллен бережно взял  в  руки  полоску  кожи,  попробовал  на  разрыв,  на
гибкость, погладил скользкие чешуйки...
   - Где вы ее взяли? - восхищенно спросил он.
   Очевидно, хотя он и знал о  второй  Войне  Волшебников,  о  существовании
настоящих драконов ему слышать не доводилось.  Неужто  эльфы  решили,  будто
драконы были иллюзией? А может, они подумали, что драконы созданы с  помощью
магии кем-нибудь из самых могущественных волшебников?
   Хорошо бы, если так. А то Шана до  сих  пор  чувствовала  себя  виноватой
перед драконами: ведь они столько веков таились от эльфов, а теперь раскрыли
свою тайну лишь затем, чтобы помочь ей и ее друзьям! Шане, как  и  драконам,
вовсе не хотелось, чтобы эльфы знали об их существовании. И не  без  причин.
Эльфы  никогда  не  потерпят,  чтобы  рядом  с   ними   существовало   столь
могущественное племя. К тому же они действительно были без ума от  драконьей
кожи. С них станется перебить всех драконов только ради шкур.
   "Он про вас не знает, Кеман! -  поспешно  сказала  она  дракону.  -  Надо
что-нибудь придумать, и побыстрее!"
   - Это шкура ящерицы, - объяснил находчивый Кеман. - Мы придаем  ей  такой
вид с помощью магии. Мы производим ее в больших количествах. Сейчас у нас ее
накопилось довольно много. Полезная штука.
   Он покосился на Каламадеа. Тот одобрительно кивнул.
   - Она не только красивая, она еще и очень крепкая, - добавил Кеман.
   - Ну, если так - по рукам! - воскликнул Коллен  и,  видя,  что  Кеман  не
собирается забирать у него  образец  драконьей  шкуры,  сунул  его  себе  за
пазуху. - На энту штуку мы могем сменять все, что захочете!
   - Как вы думаете, ничего, что  мы  здесь  поселились?  -  поинтересовался
Денелор. - Мы этим никого не потесним? Мы не нашли  в  этой  долине  никаких
следов жилья и, как и вы, не жаждем привлекать к себе внимание. Я думаю, нам
удастся сделать так, чтобы эльфы нас не обнаружили.
   Коллен пожал плечами с таким видом, будто ему все  равно.  Возможно,  так
оно и было.
   - Да, вы тут славненько устроились. Мы-то с вами за эти  места  ссориться
не станем. Они вроде как ничейные.
   Так что селитесь, сколько влезет. Опять же и  нам  спокойнее  знать,  что
сюда кошкоглазые не сунутся.
   - Так что, можно сказать, вы нам рады? - спросил Парт Агон.
   - А то ж! - Торговец рассмеялся, словно Парт Агон удачно пошутил. - Добро
пожаловать, как говорится!

Глава 4

   На следующий день после бала так ничего и не произошло. Шейрена просто не
верила своему счастью. Она весь день тряслась от страха,  ожидая,  что  отец
призовет ее к себе и примется расспрашивать,  с  кем  она  говорила,  с  кем
танцевала, кто что сказал... И это еще ничего. А вдруг он  каким-то  образом
проведает, что ей так и не удалось никого "завлечь", и призовет ее к ответу?
   Но отец ее так и не позвал. Даже записки не прислал.
   На нее, как обычно, не обращали внимания. День прошел как всегда, если не
считать того, что ей дали отоспаться.
   Рена гуляла в саду, кормила своих птиц, занималась  музыкой  и  этикетом.
После обеда зашла в будуар к матери.
   Только здесь ей напомнили о том, что сегодня  все  же  не  самый  обычный
день. Они с  матерью  разговаривали  исключительно  о  платьях  других  дам,
присутствовавших на балу: как они были пошиты, из какого материала,  что  из
этого  могло  бы  подойти  Рене  или  самой  Виридине.  В  других   будуарах
рассуждали, разумеется, еще  и  о  том,  насколько  не  к  лицу  были  одеты
некоторые дамы (разумеется, не из числа присутствующих),  но  леди  Виридина
сплетен не поощряла.
   Не обсуждалось также и то, кто за  кем  ухаживал.  Это,  по  мнению  леди
Виридины, тоже относилось к разряду сплетен. Такие вещи не касаются  никого,
кроме заинтересованных сторон.
   Короче, вся беседа состояла в том, что леди Виридина  подробно  разбирала
наряды, а служанки ей поддакивали.
   Рена только слушала, и то вполуха. Нет, обычно она  любила  поговорить  о
платьях - хотя кататься верхом с Лоррином ей нравилось больше, - но  сегодня
ей не хотелось слушать о том, как замечательно выглядели прочие дамы.
   Это  лишний  раз  напоминало  ей,  как  убого  смотрелась  она  сама.  До
вчерашнего вечера Рена думала,  что  у  нее  просто  не  осталось  гордости,
которая могла бы пострадать, но, увы, это было не так. Смотреть в зеркало  и
видеть посмешище оказалось очень болезненно. Рена страдала до сих пор.
   "Что бы такое сделать с этим жутким платьем? -  думала  она.  -  Не  хочу
больше его видеть!"
   Но Виридина, казалось, не замечала молчания дочери.
   Оно и к лучшему. Посреди длинного рассуждения о шлейфах  и  оборках  Рене
вдруг пришло в голову, что мать кажется рассеянной, как будто бы  ее  грызет
какая-то тяжкая забота и она пытается скрыть это пустой болтовней.
   "Из-за Лоррина беспокоится, наверно. Не из-за меня же, в самом деле!"
   Казалось, прошло полдня, прежде чем леди Виридина наконец отпустила  дочь
и Рена смогла вернуться в сад, к своим книгам. Для начала девушка призвала к
себе двух птиц и принялась составлять заклятие, заставляющее птиц отлетать в
сторону, когда им захочется облегчиться. Чрезвычайно полезная вещь!
   Поначалу она наложила заклятие только на одну из птиц -  девушка  боялась
причинить им вред, если что-нибудь получится не так. Но когда оказалось, что
все в порядке, Рена наложила это заклятие на  всех  птиц,  живущих  в  саду.
Теперь она сможет забавляться с ними сколько угодно, не беспокоясь  о  своих
туалетах!
   Одна из самых красивых пташек, особенно  кроткое  создание  с  ярко-алыми
перышками и крючковатым клювом, очень любила сидеть на плече у Рены.  Пичуга
готова была часами тереться головой  о  шею  девушки.  Но  Рене  приходилось
сгонять птицу, потому что  Визирь  постоянно  пачкал  ей  платье  и  девушке
приходилось бежать  к  себе  переодеваться,  пока  отец  и  мать  ничего  не
заметили. Иногда ей приходилось менять платье по три раза на дню! Так что  в
тот день оба остались очень довольны: Рена сидела в саду и спокойно  читала,
а Визирь мог сколько угодно ласкаться к ней. Девушка обнаружила, что гладить
его можно до бесконечности: ему не надоедало. Визирь  оказался  превосходным
успокоительным, и остаток дня Рена провела в веселом настроении.
   Однако утром девушка снова проснулась в тревоге: ей приснился лорд Тилар,
грозящий дочери страшными карами за то, что она не сумела найти себе мужа.
   Но страхи снова оказались беспричинными: за весь день так и не  случилось
ничего из ряда вон выходящего.
   Как и на следующий день, и через  день.  Самое  главное,  лорд  Тилар  не
говорил  ничего  неодобрительного!  Рена  потихоньку  начала  успокаиваться.
Одновременно она пыталась разгадать, чем  же  так  занят  ее  отец.  Видимо,
политические интриги, в которые отец впутался  на  балу,  требовали  столько
внимания, что он забыл о своем первоначальном намерении:  устроить  выгодный
брак для дочери. Это было на него похоже. Все, что имело отношение к  дочери
и ее будущему (или отсутствию такового) стояло для лорда Тилара  на  десятом
месте по сравнению с его личными амбициями.  И  в  данный  момент  это  Рену
вполне устраивало.
   Чем больше отец занят собой, тем меньше он будет думать о ней.
   Робкое счастье Рены омрачалось только тем,  что  Лоррин  до  сих  пор  не
оправился от болезни  и  так  ни  разу  и  не  заглянул  к  ней.  Обычно  он
обязательно забегал к ней в сад хотя бы раз в день, а иногда  и  чаще,  если
хотел взять ее с собой на прогулку. Рабыни говорили ей,  что  он  так  и  не
выходил из своих комнат с самого праздника. Впрочем, ничто не  указывало  на
то, что его болезнь серьезнее, чем казалось:  видимо,  он  просто  выложился
сильнее, чем думали поначалу.
   Рена, конечно, ужасно беспокоилась бы из-за брата, если бы думала, что он
серьезно болен. А так она просто скучала по нему -  не  только  потому,  что
искренне любила  брата,  но  еще  и  потому,  что  девушке  было  не  с  кем
побеседовать.  С  рабынями  как  следует  не  поговоришь,   а   Лоррин   был
единственным, кто не обращался с ней так, будто у нее ума не больше,  чем  у
ребенка. Если не считать Мире.
   Даже мать разговаривала с Реной так, будто всегда была так же рассеянна и
озабочена, как в последние несколько дней.
   И все же странно, что Лоррин так долго болеет. Прежде  приступы  головной
боли проходили у него на следующий день. Бродя  по  саду,  Рена  с  тревогой
посматривала в сторону окон брата. Что он с собой сделал? Быть  может,  мать
именно поэтому  так  волнуется  и  скрывает  свою  озабоченность  притворной
веселостью?
   На третий день Рена легла спать в тревоге. Она несколько раз  посылала  к
Лоррину узнать, что с ним, но брат каждый раз просил передать, что он просто
немного болен и со временем - все будет в порядке. Со временем?  Сколько  же
времени это должно занять? Девушка так беспокоилась о брате, что даже забыла
о собственных горестях.
   Но на утро четвертого дня ее спокойствию пришел конец.  Прибыло  послание
от лорда Тилара.
   Его доставили вместе с завтраком. Под  тарелку  была  засунута  аккуратно
сложенная записка, написанная  изящным,  безупречным  почерком.  Лорд  Тилар
никогда ничего не сообщал лично, если этого  можно  было  избежать.  Девушка
взяла записку и развернула ее, готовясь к худшему.
   "Тебе надлежит явиться в будуар леди Виридины в час Небесного  Жаворонка,
дабы обсудить довольно важное дело". Всего-то  навсего;  но  этого  хватило,
чтобы призрачное спокойствие Рены вмиг улетучилось.
   Девушка уставилась на записку. Рука ее  слегка  дрожала.  Рена  аккуратно
опустила записку на стол. Есть сразу расхотелось.  Обсудить?  Это  вряд  ли.
Доказательством  тому  -  записка,  написанная   собственноручно   отцом   и
снабженная оттиском его личной печати. Нет,  лорд  Тилар  желает  ей  что-то
приказать. А матери, которая подчиняется его воле так же покорно, как  любая
из рабынь, поручено передать Рене его приказ. А  это  означает,  что  приказ
будет неприятный.  Лорд  Тилар  всегда  поручал  разбираться  с  неприятными
семейными делами жене. Он  полагал,  что  поддерживать  мир  в  семье  -  ее
обязанность,  даже  если  этот   мир   нарушают   именно   его   собственные
распоряжения.
   У Рены противно засосало под ложечкой. Что же  это  за  "довольно  важное
дело" такое? Быть может, он наконец заметил, что Рене не удалось найти  себе
поклонников?
   Может быть, кто-то из его вассалов доложил, что она провела  куда  больше
времени с ручными животными, чем с поклонниками? С отца станется  приставить
кого-то шпионить за ней или расспросить своих вассалов о ее поведении.
   В сердце девушки темным, зловещим цветком распустился беспричинный страх.
Как же он поступит? Наймет новых учителей, которые  должны  сделать  из  нее
что-то более приятное, или...
   И Рене вспомнился один из кошмаров первой ночи после бала. Ее  страх  был
не таким уж беспричинным...
   Он может приказать - быть может, уже приказал! - сделать  с  ней  кое-что
гораздо худшее... Рена даже не думала о такой возможности, пока  собственные
кошмары не напомнили ей об этом.
   Если отец будет недоволен ею и решит, что она не способна перемениться по
доброй воле, у него есть выход.
   Выход этот ужасен, но отец достаточно жесток, чтобы  к  нему  прибегнуть.
Если только найдется достаточно могущественный маг, который  согласится  это
сделать. Рена не думала о такой возможности лишь потому, что не верила,  что
отец пойдет на подобные расходы ради нее. Но если он очень разозлится, мысль
о расходах отступит на второй план перед тем, что его  непослушная  дочь  не
выполнила его волю...
   "Он может меня переделать."
   О переделанных девушках в будуарах говорили не иначе как  шепотом.  Никто
из знакомых Рены никогда не встречался с переделанными,  но  у  каждой  была
кузина или подруга, которая знавала такую девушку  лично.  Если  девушка  не
устраивает своего отца - или, реже, если жена  не  устраивает  мужа,  -  муж
уговорит отца женщины согласиться на переделку.  В  конце  концов,  в  былые
времена великие эльфийские маги создали единорогов из обычных лесных зверей.
Да  и  сама  Рена  превращала  обычных  серых   воробушков   и   голубей   в
очаровательных сказочных птиц.
   Вот и девушку можно переде