р,
сейчас один скучающе зевнул. За изящными губами скрывались  изрядные  клыки.
Однороги были всеядными, но Отец-Дракон предупредил  Кемана,  что  не  стоит
кормить их мясом - тогда они могут начать охотиться друг на друга.
   Поэтому Кеман держал их на строгой вегетарианской диете.
   Зато  из  них  получаются  отличные  сторожа.  Мимо  однорогов  никто  не
проскользнет - можно не сомневаться.
   Кеману  потребовалось  больше  года,  чтобы   научиться   управляться   с
однорогами.  Он  очень  медленно  и  плавно  двинулся  в  сторону  загончика
Попрыгуньи, стараясь не смотреть на однорогов в упор и не  поворачиваться  к
ним боком.  Взгляд  в  упор  они  воспринимали  как  объявление  войны  и  в
результате могли напасть. А подставленный бок мог оказаться слишком  большим
искушением для них, и в результате они тоже пошли бы в атаку.
   На этот раз Кеман умудрился пересечь выгон без особых проблем.
   В загончике он обнаружил Попрыгунью, полностью довольную жизнью, и  обоих
ее "отпрысков".  Очевидно,  двурожица  уже  поняла,  насколько  человеческий
детеныш беспомощен, и расположилась так, чтобы оказаться между ним  и  своим
собственным, весьма  энергичным  теленком.  А  малышка  уютно  устроилась  в
соломенной колыбели. Поскольку у Попрыгуньи была только одна задняя нога, ей
приходилось  кормить  своего  теленка  лежа.  Что   касается   человеческого
детеныша, Попрыгунья обходилась с ним так  же,  как  ночью,  -  подталкивала
носом и укладывала в такое положение, чтобы он тоже мог сосать.
   Кеман был вне себя от радости. Конечно, он знал, что двуроги настолько же
сообразительны, насколько однороги глупы, но он не  был  уверен,  сможет  ли
Попрыгунья приспособить свое поведение к нуждам этой странной сиротки.
   Малышка ела, а Кеман, согнувшись в три погибели, наблюдал, как Попрыгунья
тем временем энергично вылизывает приемыша. Ну  что  ж,  еще  одну  проблему
можно считать решенной - по крайней мере, до тех пор, пока  мать  не  сможет
этим заняться. Кеман понимал,  что  нужно  обеспечить  ребенку  определенные
гигиенические  условия,  но  крайне  смутно  представлял,  как  можно  этого
добиться. Кажется, на данный момент наилучший выход предложила Попрыгунья.
   Значит, остался лишь один нерешенный вопрос.
   - Тебе нужно имя, - сказал  Кеман  малышке,  не  обращавшей  на  него  ни
малейшего внимания. - Не могу же я называть тебя "детеныш"!  Это  как-то  не
правильно.  Даже  у  однорогов  есть  имена.  Правда,  они  все   равно   не
откликаются, но все-таки имена у них есть.
   И Кеман погрузился в размышления. Он обдумал и  отверг  не  менее  дюжины
имен. Драконьи имена казались какими-то неподходящими, но прозвища,  которые
Кеман давал своим подопечным,  вообще  не  годились  для  этого  случая.  Он
немного говорил по-эльфийски, но почти не знал эльфийских имен.  И  все-таки
ему казалось, что имя для малышки уместнее искать в эльфийском языке, а не в
языке Народа.
   В конце концов  Кеман  решил  назвать  девочку,  исходя  из  ситуации,  -
"сирота". По-эльфийски это звучало довольно мило, и даже почти по-драконьи.
   - Тебя зовут Лашана, - серьезно сообщил он малышке. - А поскольку ты  еще
маленькая, можно пока сократить имя до Шаны. Тебе нравится?
   Насытившаяся малышка взмахнула ручонками и что-то залопотала. Кеман  счел
это добрым знаком и решил, что теперь имеет право вздремнуть. Он сделал  для
малышки все, что было в его силах.

***

   Кеман лежал, примостив голову на скрещенные лапы, и смотрел на свою новую
питомицу, - как она машет  ручками  и  что-то  агукает,  обращаясь  к  своей
лохматой приемной матери. Дракон  вздохнул.  Как  он  ни  старался,  как  ни
укладывал Шану в  соломенную  колыбельку,  -  она  все  равно  выползала  на
солнышко. Попрыгунья подбиралась поближе и кормила своего  приемыша,  но  не
мешала девочке принимать солнечные ванны. Кеман не знал, насколько безопасно
для Шаны так долго находиться на солнце. Во всяком случае, ее  бледной  коже
загар на пользу не пойдет. Кеману  приходилось  видеть  животных-альбиносов,
обожженных солнцем до волдырей, - а ведь их еще защищал мех!
   Одна проблема влекла за собой другую. Мало того, что Шана  слишком  много
находилась на солнце, так она еще и царапалась  об  солому.  Попрыгунья  без
особых затруднений содержала малышку в чистоте,  но  крохотное  тельце  Шаны
было просто-таки усеяно тонкими розовыми царапинами.
   Нет, с этим определенно что-то нужно делать. Кеман пытался сообразить, из
чего бы соорудить наряд для малышки: он знал, что такое одежда  -  видел  на
взрослых, когда они принимали человеческий или эльфийский облик.  Его  нужно
делать из чего-то достаточно прочного - чтобы защитить  девочку,  достаточно
мягкого - чтобы не повредить ей, и непромокаемого - потому что  стирать  его
Кеман не сможет.
   И еще этот материал должен не причинять вреда Попрыгунье, не пугать ее  и
не мешать ей ухаживать за малышкой.
   Кеман с головой ушел в размышления.  Его  хвост  мерно  подергивался.  Он
достаточно часто копался в семейных кладовках и знал, что там  лежит.  Среди
прочего драконы частенько приносили всякие вещички, сделанные  из  ткани.  В
логове было полно одежды, которую носила и потом позабросила Алара.  Но  все
эти вещи не отвечали поставленным условиям.  Добрая  их  половина  наверняка
вскорости оказалась бы в желудке у  Попрыгуньи.  Двуроги  отличались  весьма
широкими вкусами. Кеман часто лишь изумлялся, глядя, что  считает  съедобным
Попрыгунья.
   Кеман обдумал несколько вариантов, но в конце концов отверг все.  Как  он
ни старался, ему не вспоминалось ничего подходящего. Соорудить-то что-нибудь
он сможет - сейчас Кеман куда лучше управлялся со всякими мелкими и хрупкими
предметами, чем  до  появления  Шаны.  За  последние  несколько  дней  Кеман
выяснил, что если он сосредоточится изо всех сил, то  может  изменить  форму
своей лапы и превратить ее в некое подобие руки.
   В логове непременно должно что-нибудь найтись. Мать  тащит  туда  что  ни
попадя, как мышь-скопидомка. Размышляя над этим вопросом, Кеман меланхолично
почесывал ногу: шкура вокруг суставов пересохла  и  беспокоила  его  с  того
самого момента, как он добрался до загона.
   Зуд сделался мучительным, и Кеман зачесался с удвоенной силой.
   В конце концов  шкура  лопнула  под  когтями.  Кеман  сорвал  омертвевшие
участки, со вздохом облегчения посмотрел на новую, пока еще нежную  кожу,  и
осторожно почесал ее кончиком когтя. Новой чешуе требовалось некоторое время
на то, чтобы затвердеть и сделаться такой же прочной, как старая. А до  того
момента ее было нетрудно повредить.
   Этот инцидент свидетельствовал, что у Кемана началась линька. А на  время
линьки Кеман терял способность  нормально  думать  -  он  только  чесался  и
чесался без конца...
   Кеман  уставился  на  зажатый  в  лапе  кусок  синей  шкуры,   отливающей
металлическим блеском. В голове у  него  начала  оформляться  некая  смутная
мысль. Постепенно до Кемана дошло, что он держит сейчас в лапе ответ на  тот
вопрос, что мучил его все утро.
   Шкура. Сброшенная шкура. Она гибкая, мягкая и достаточно прочная  -  даже
когтями ее так просто не порвешь. Она отвечает всем условиям. Попрыгунья  не
станет ее  есть,  но  и  пугаться  тоже  не  станет.  Однорогам  она  бы  не
понравилась,  но  теперь,  когда  Алара  вернулась  домой,  однороги   вновь
переместились  в  свой  загон.  Кеман  больше  не  нуждался  в  их   охране:
местонахождение Шаны больше не было тайной, но никто,  кажется,  не  склонен
был возражать против ее присутствия либо угрожать ей или Кеману,  -  видимо,
уважая  право  собственности  Алары  и  неожиданный   интерес,   проявленный
Отцом-Драконом по отношению к малявке.
   Шкура, только что слезшая с ноги Кемана, не годилась - куски были слишком
маленькими, и больших не появится еще примерно с  неделю.  Но  это  неважно:
запасливость Алары распространялась даже  на  такие  бесполезные  вещи,  как
слезшая шкура.
   Кеман поднялся на ноги, перепрыгнул через ограду  и  поспешил  в  пещеру,
надеясь, что Алара оставила освещение в  кладовках  -  они  располагались  в
дальней  части  логова  Чего  сейчас  ему  хотелось  менее  всего,  так  это
потревожить и без  того  беспокойный  сон  матери.  Новый  ребенок  оказался
настоящей чумой (по крайней мере, так про себя думал  Кеман).  Он  постоянно
требовал есть, а когда наедался, тут же принимался капризничать.
   Кеман был неколебимо уверен, что уж он-то никогда  не  причинял  Аларе  и
половины тех трудностей, что  теперь  причиняла  его  новорожденная  сестра.
Более того, он прекрасно сумел позаботиться о себе и о  логове,  пока  Алара
отсутствовала. А теперь он сумел обеспечить надлежащим уходом  человеческого
детеныша, которого мать принесла домой, - без чьей бы  то  ни  было  помощи,
вот!
   Оказалось, что кладовки и  вправду  освещены.  Выбравшись  из-под  яркого
сияния "горного  камня",  Кеман  увидел  в  отдалении  тусклый  желтый  свет
шара-указателя, едва различимого на фоне темной горной породы. Впрочем,  для
кладовок яркий свет и не был нужен.  Здесь  обычно  хранились  разнообразные
бесполезные предметы, которые драконы  приносили  с  собой,  возвращаясь  из
своих набегов на мир, лежащий по ту сторону пустыни. Например, Алара собрала
коллекцию тканей. В драконьем облике она пользоваться этим  не  могла  -  ее
чешуя порвала бы любую ткань на ленточки. Но они  были  красивыми,  и  Аларе
нравилось иногда менять облик и забавляться с ними или даже спать  на  груде
дорогих тканей.
   Кроме того, Алара,  в  отличие  от  остальных  драконов,  имела  привычку
хранить еще и слезшие шкуры - свои и Кемана.  Из  прочной  шкуры  получались
неплохие сумки - ничего крупнее из этих кусков не вышло бы, если не  сшивать
их вместе. А Аларе нужно было много сумок, чтобы хранить  всякие  загадочные
штучки - ее шаманские принадлежности. И Алара всегда  говорила  Кеману,  что
ничто не подходит для этих целей лучше, чем ее собственная шкура.
   Достигнув полной зрелости, драконы меняли свои яркие, разноцветные  шкуры
раз в пять-шесть лет. А пока они  еще  росли,  это  происходило  каждые  два
месяца. Даже у совсем маленьких драконят чешуя была толстой  и  прочной.  По
мере роста дракона под старой шкурой образовывалась новая. Это было одной из
причин, по которым драконы нуждались в  солях  металлов:  нарастающая  новая
чешуя вбирала металлы в  себя  и  становилась  благодаря  этому  значительно
толще, чем чешуя змей или ящериц, и намного прочнее. И все же при  этом  она
оставалась достаточно легкой. Кстати, благодаря  металлам  шкура  оставалась
яркой и блестящей даже после того, как слезала с хозяина. Кеман считал,  что
их чешуя очень красивая, не хуже многих тканей из коллекции Алары, и  иногда
любил лениво поваляться после обеда и порассматривать лоскутки прежних шкур.
   Пожалуй,  его  собственная  шкура,  оставшаяся   от   последней   линьки,
достаточно мягкая, чтобы подойти Шане, подумал Кеман, на ощупь пробираясь по
коридору и от души надеясь, что  мама  не  оставила  на  дороге  чего-нибудь
такого, обо что можно споткнуться. Шана должна  была  уже  привыкнуть  к  ее
цвету и запаху. И Попрыгунья тоже.
   Глаза дракона довольно быстро приспособились к тусклому свету, и  к  тому
моменту, как Кеман добрался до шара-указателя, он уже вполне прилично видел,
что находится вокруг. Кеман  миновал  несколько  пещер,  заполненных  всякой
всячиной. В одной из  пещер  прямо  на  полу  валялась  беспорядочная  груда
тканей, безумно ярких даже в этом тусклом свете. За ней располагалась  ниша,
заполненная  эльфийскими  книгами.  В  следующей  хранились  всякие   мелкие
предметы меблировки: сваленные вперемешку сундуки, масляные лампы,  диванные
подушки и прочее - результат налета на караван, заблудившийся  в  пустыне  и
там исчезнувший. В следующей пещере  царил  настолько  же  строгий  порядок,
насколько захламленными были все  предыдущие:  здесь  Алара  хранила  травы,
кости раковины и прочее сырье для своей шаманской деятельности. Еще в  одном
отделении находились сушеные и консервированные продукты, на случай  голода.
Здесь тоже был полный порядок. Кемана же интересовала самая дальняя пещерка.
Добравшись туда, Кеман изумился, обнаружив, как  много  там  накопилось  его
собственной чешуи - синевато-зеленой с золотистым отливом.
   Кеман покопался в груде шкур  -  как  он  и  надеялся,  они  были  весьма
мягкими. Трудность заключалась  лишь  в  том,  чтобы  найти  куски,  которых
хватило бы на одежку для Шаны. Даже при крохотных размерах девочки это  было
нелегко. Когда шкура готова слезть,  она  начинает  жутко  зудеть.  А  стоит
почесаться - она лопается и слезает узкими полосками.  Большинство  драконов
от души расчесывают зудящую кожу, а потом несколько дней ходят и  сдирают  с
себя эти полоски.
   Сейчас, когда Кеману нужна  была  пара  больших  кусков,  ему  попадались
исключительно полосы шириной не больше двух его когтей. Нужно  будет  впредь
чесаться осторожнее, когда шкура начнет слезать... Ох, чешется-то как!..
   В конце концов Кеман все-таки отыскал пару подходящих кусков. Если  сшить
их вместе, получится миниатюрная туника. По крайней мере, она защитит тельце
Шаны от царапин и солнечного ожога. Ну, а руки и ноги пускай закаляются.
   Кеман связал отобранные лоскуты в узел, подцепил узел кончиком  хвоста  -
обычно он так и носил предметы, которые не боялся  ронять,  -  и  отправился
обратно в зверинец.
   Когда Кеман вышел из пещеры, солнце  обрушилось  на  него.  Дракону  даже
пришлось замереть на несколько мгновений, ожидая, пока к  нему  не  вернется
зрение. Кеман нахмурился. А вдруг, пока он был занят, Попрыгунья решила, что
можно принять еще одну солнечную ванну? Шана ведь может  получить  серьезный
ожог!
   Дракон рысью понесся к загону. Добравшись до каменной ограды и  посмотрев
через нее, Кеман вздохнул с облегчением: двурожиха  пристроилась  у  дальней
стены загона и дремала в тенечке.
   Кеман положил свою ношу рядом  с  крохотной  девочкой.  Малышка  даже  не
шелохнулась - так крепко она спала.  Попрыгунья  лениво  приподняла  голову,
повела ушами, потом снова закрыла глаза и погрузилась в сон. Интересно,  что
может сниться двурогам?
   Кеман шлепнулся на солому и уставился на свою  переднюю  лапу.  Подросток
изо всех сил пытался ощутить силу, которую следовало зачерпнуть, - так учила
его мать. Он так старался, что у него даже заболела голова. Кеман пристально
смотрел на лапу и желал, чтобы она изменила  форму.  Спина  жутко  чесалась,
сухой воздух жег глаза, все вокруг становилось расплывчатым...
   Ой, нет, это не глаза! Это лапа медленно принялась изменяться, и  боль  в
глазах тут же...
   Кеман   подавил   взрыв   радости   и   постарался   удержать   состояние
сосредоточенности. Постепенно когти втянулись в  пальцы,  а  пальцы  так  же
постепенно сделались короче и толще. В конце концов вместо  передних  лап  у
Кемана оказалась пара рук. Они так и остались  сине-зелеными  и  по-прежнему
были покрыты чешуей,  но  зато  теперь  можно  было  заняться  шитьем  и  не
опасаться, что он располосует все лоскуты своими острыми когтями.
   "А теперь скорее, пока я не превратился обратно!.."
   Кеман проделал дырки в больших лоскутах и принялся сшивать их по бокам  и
на плечах узкими полосками шкуры. В результате у него получилась примитивная
туника, которую можно было надевать через голову. Кеман  тщательно  закрепил
полоски. Пожалуй, красивой эту одежку не назовешь, но  свое  назначение  она
выполнит.
   Руки Кемана постепенно начали претерпевать  обратную  метаморфозу.  Кеман
решил, что нужно спешить, пока не полезли когти, подхватил Шану  -  та  пока
что плохо держала головку, - и натянул на нее тунику.
   Едва он успел положить малышку рядом с Попрыгуньей, как  когти  вернулись
на свое законное место. Двурожиха с любопытством обнюхала новую "кожу" Шаны,
обнаружила, что запах ей знаком, и утратила всякий интерес к  тунике.  Кеман
уселся на задние лапы и решил, что вполне может гордиться трудами рук своих.
   Неуклюжая туника закрывала ребенка от шеи до колен, но начиная  от  талии
по бокам шли разрезы. Так что Попрыгунья вполне сможет содержать  девочку  в
чистоте. Сама Шана, кажется,  вполне  одобрила  новый  наряд.  Прежде  в  ее
смутных младенческих мыслях скользили нотки  недовольства  колючей  соломой.
Теперь неудобство исчезло, и Шана была полностью довольна.
   Кеман тоже.
   Кеман выбрался из загона, растянулся на земле и  раскинул  крылья  -  ему
тоже нужны были солнечные ванны. Он прислушивался к тихому  журчанию  мыслей
Шаны - скорее пока даже образов и чувств, чем настоящих мыслей: вкус молока,
ощущение тепла и уюта и радость здорового существа.
   Они звучали точно так же, как мысли его новорожденной сестры  -  смутные,
но тем не менее вполне разумные. Шана, как  и  сестра  Кемана,  каждый  день
узнавала  что-нибудь  новое,  устанавливала  какие-то   новые   связи.   Это
отражалось в ее мыслеформах, и звучание разума малышки вовсе не походило  на
фон, исходящий, скажем, от теленка Попрыгуньи.
   А может, мама ошиблась? Может, мать  Шаны  тоже  принадлежала  к  Народу,
только находилась в двуногом облике, когда Алара нашла ее?
   Чем дольше Кеман обдумывал это предположение, тем более логичным оно  ему
казалось. Оно прекрасно  объясняло  тот  факт,  что  мысли  Шаны  ничуть  не
походили на мысли животных.
   Но если так оно и было, почему мать Шаны не сказала Аларе, что  она  тоже
принадлежит к Народу, не выразила как-нибудь свою драконью сущность?
   Кеман прикрыл глаза и снова положил голову на  лапы.  Все  так  запутано!
Кеман усмирил судорогу в лапе, лениво почесал запястье и всерьез  задумался,
пытаясь разгадать головоломку.
   Может, она приняла этот облик, а потом заболела и забыла, что принадлежит
к Народу? А если она долго пробыла в  измененном  облике,  ребенку  пришлось
измениться вместе с ней, иначе он бы там не поместился!
   Кеман кивнул, отвечая собственным мыслям. Да, здорово похоже на правду.
   Значит, когда Шана подрастет, ему нужно будет придумать что-нибудь такое,
что помогло бы ей вернуть свой  истинный  облик.  Когда-нибудь  он  научится
нормально менять облик и сможет научить этому Шану. Она превратится обратно,
и все будет замечательно!
   И тогда все узнают, что Кеман первый догадался, как все обстоит на  самом
деле. Подросток позволил себе немного помечтать и повоображать, как удивятся
все взрослые и как они поймут, что Кеман такой же умный, как его мать. Тогда
они обязательно позволят ему учиться на шамана и разрешат  присоединиться  к
Громовому Танцу раньше всех остальных ребят!
   Должно быть, именно поэтому Отец-Дракон  и  велел  ему  присматривать  за
малышкой. Старший шаман понял, в чем тут дело, а все остальные ни о  чем  не
догадались.
   Кеман решил держать свое открытие в тайне - даже от мамы. В конце концов,
она же сказала, что Шана будет учиться всему вместе с Кеманом. А значит,  не
будет ничего плохого, если малышка немного побудет в  двуногом  облике.  Тем
больше все изумятся, когда Кеман научит Шану принимать свой настоящий вид.
   Кеман услышал негромкий крик и почувствовал, что мысли девочки  приобрели
требовательный оттенок.  Дракон  открыл  глаза  и  понаблюдал,  как  малышка
отыскала сосок и принялась сосать приемную мать.  Кеман  любовно  улыбнулся.
Прошло всего несколько недель, а он уже не представлял себе жизни без Шаны.
   Кеман подвесил над  головой  у  Шаны  драгоценный  камень  на  веревочке.
Девочка тут же ухватила блестящую игрушку. Кеман решил, что Шана развивается
куда быстрее его сестры. И она куда сообразительнее. Мире интересовала  лишь
еда, и ничего больше. А Шана хотела играть.
   Подросток был уверен в этом так же твердо,  как  в  том,  что  его  зовут
Кеман. В День имянаречения его сестрица получила имя Миренатели, что значило
- "Стремящаяся к мудрости". Кеману же казалось, что оно