ь,  это  была  недоеденная  добыча
птицы-бегуна.  Скорпионы  отщипывали  своими  клешнями   крохотные   кусочки
змеиного мяса и ссорились за удобные места.
   Это было неслыханным везением.  На  мгновение  Шана  даже  подумала,  что
птица-бегун нарочно бросила дохлую змею именно туда, чтобы отвлечь  внимание
ядовитых тварей от девочки.
   Но потом Шана решила, что скорее всего это получилось случайно.  Хотя  по
крохотным мыслишкам скорпионов трудно было оценить истинный размер змеи,  но
ясно было, что при жизни это было настоящее  чудовище.  Похоже,  птица-бегун
просто обнаружила, что не в состоянии съесть  столько  за  один  присест,  и
бросила недоеденную добычу там, чтобы не привлекать внимание  падальщиков  к
месту своего отдыха.
   Впрочем, важны были не причины, а результат.  А  результат  заключался  в
том, что Шана могла относительно безопасно выползти из  кустов  на  открытое
пространство, и она была очень признательна за это птице-бегуну.
   Но когда Шана выбралась из своего  временного  укрытия  и  огляделась  по
сторонам, ее снова захлестнуло отчаяние. Куда бы девочка ни  смотрела  -  на
север, на юг, на запад или на восток  -  повсюду  виднелся  один  и  тот  же
пейзаж: серебряный песок, залитый лунным светом, и редкие пятнышки кустов  и
скал. Легкий ночной ветерок тоже не нес с собой никакой подсказки, один лишь
вездесущий запах саджасовых кустов. Иди куда хочешь - разницы никакой.  Шана
решила бы, что ей  вообще  нет  смысла  куда-то  двигаться,  -  если  бы  не
необходимость отыскать воду. Теперь у нее пересохло уже и во рту, и  девочка
с трудом набрала достаточно слюны, чтобы смочить язык. Ей  нужно  как  можно
быстрее отыскать воду. Без воды ей никак не протянуть, дольше двух дней.
   Девочка прикрыла глаза, защищая их  от  сверкания  звезд,  и  постаралась
разбудить свою способность чуять воду. Но все, что ей удалось разобрать, это
слабый намек на присутствие воды где-то далеко на востоке.
   Ну что ж, и на том спасибо.
   Она повернулась спиной к скале и зашагала по песку, пользуясь одним  лишь
расплывчатым ориентиром - "на восток". Лунного  света  хватало,  чтобы  Шана
могла идти, не спотыкаясь, и до  тех  пор,  пока  она  будет  придерживаться
открытой местности, все должно быть  в  порядке.  Вскоре  Шана  поняла,  что
заблудилась. По крайней мере, она никогда уже не сможет отыскать ту скалу  и
кусты, где отдыхала сегодня. Снова донесся вой  луперов,  на  этот  раз  еще
более отдаленный. Шана ничего не могла сказать  о  своем  местонахождении  -
кроме того, пожалуй, что ощущение воды чуть усилилось.
   А вдруг она ходит кругами? При таком однообразном  ландшафте  она  вполне
могла начать кружить, даже не заметив этого.
   Но если она начнет беспокоиться еще и из-за этого, проще будет махнуть на
все рукой и умереть.
   Шана сосредоточила все свои мысли на том, чтобы попеременно  переставлять
ноги, избегая змей и скорпионов, и как можно старательнее  прислушиваться  к
отголоскам присутствия воды. Она преуспела в  этом  более,  чем  ожидала,  и
вскоре уже совершенно машинально делала шаг  за  шагом,  а  сознание  словно
заволокло туманом, в котором просто  не  могло  возникнуть  никаких  связных
мыслей.  Весь  мир  сузился  до  необходимости  продолжать  движение  и   до
отдаленного намека на присутствие воды.
   Пару раз Шана выходила из этого состояния, обнаруживала, что ничего особо
не изменилось, и снова погружалась в это  подобие  транса.  Но  перед  самым
рассветом девочка ощутила нечто  такое,  что  заставило  ее  остановиться  и
напрячь все свои чувства, чтобы отыскать источник беспокойства.
   Долго искать не пришлось.
   Беспокойство исходило от темноты, повисшей у восточного края горизонта  и
стершей все проблески  рассвета,  и  от  воздуха,  застывшего  в  мертвенной
неподвижности. Темное пятно росло с колдовской скоростью, вздымаясь все выше
и выше, и небо темнело с каждым мгновением.
   Песчаная буря!
   У Шаны не было ни малейшей возможности избежать встречи с бурей,  и  едва
хватало времени, чтобы отыскать себе убежище среди россыпи скал. Шана быстро
вырыла нору у подножия скалы, а потом, когда рев бури приблизился, притянула
к себе ветви куста и свернулась так, чтобы между ее телом и скалой оставался
воздушный карман - нужно же будет чем-то дышать.
   Потом буря обрушилась на Шану, и от всей вселенной остался лишь крохотный
промежуток между телом девочки и скалой. Буря  визжала,  ревела  и  выла  на
разные голоса, и через несколько секунд этот рев стал таким  сокрушительным,
что слух просто перестал воспринимать его. Ветер и песок  хлестали  по  телу
девочки, и Шана изо всех сил пыталась подобрать руки и ноги под себя - спину
хотя бы прикрывала туника, - и чувствуя, что скоро боль станет  невыносимой,
если только она не сможет защитить себя.
   А потом не осталось ничего, кроме тьмы,  воя  бури  и  борьбы  за  каждый
глоток воздуха.
   Шана была совершенно уверена, что умирает.

***

   До того момента, как клекот пустельги над головой сообщил Шане, что  буря
закончилась, девочка была убеждена, что она то ли  оглохла,  то  ли  умерла.
Теперь же Шана медленно села и, сощурившись, уставилась на слепящее утреннее
солнце. С ее плеч стекли ручейки песка. Кожу жгло, словно огнем.
   От песчаной бури, едва не убившей девочку, не осталось и следа,  если  не
считать груды песка, наполовину засыпавшего Шану,  и  того,  что  саджасовый
куст, под которым пыталась укрыться Шана, потерял всю листву.
   Воздух уже начинал прогреваться. Пустельга вдруг стрелой метнулась вниз -
но по другую сторону скалы, - а потом взмыла в небо, зажав в когтях мышь,  и
испустила победный вопль.
   Во рту у Шаны так пересохло, что это уже было истинным мучением.
   Девочка выбралась  из  укрытия,  кое-как  пробившись  через  груду  песка
высотой ей по пояс, и остановилась. Ей пришлось ухватиться за  скалу,  чтобы
удержаться на ногах.
   Теперь Шане было не до солнца. Ей нужно  отыскать  воду  или  место,  где
можно переждать сегодняшнюю жару. Если же ей не удастся  в  самое  ближайшее
время найти воду...
   Шана встряхнула головой, отгоняя тягостные  мысли,  глубоко  вздохнула  и
побрела на восток на ватных ногах,  которые,  казалось,  в  любое  мгновение
могли подломиться под ней. Ее рассудок попросту отказывался работать;  любая
мысль всплывала на поверхность лишь после того, как ей  удавалось  пробиться
через пелену изнеможения. И так длилось до тех  пор,  пока  через  несколько
часов пути Шане не показалось, что она видит воду.
   И вскоре Шана действительно увидела ее. Девочка задрожала  всем  телом  -
такое  можно  почувствовать,  когда  ты  находишься  в   пещере,   а   рядом
какой-нибудь дракон рявкнет во всю глотку, так, что стены затрясутся.
   "На восток. Точно на восток. Прямо на солнце..."
   Теперь ноги Шаны двигались как будто сами по себе.  Сперва  девочка  лишь
неуклюже волочила их, потом перешла на быстрый шаг,  а  потом,  не  в  силах
сдерживаться, - на неловкий, спотыкающийся  бег.  Шана  бежала,  не  обращая
внимания ни на слепящее солнце, ни даже на камни, о  которые  она  множество
раз спотыкалась. Она бежала до тех пор, пока в конце концов не споткнулась о
что-то такое, что не  было  камнем  и  располагалось  на  высоте  колена.  В
результате Шана грохнулась ничком, да так, что у нее перехватило дух.
   Несколько мгновений Шана лежала и пыталась восстановить дыхание. В  конце
концов хоровод звездочек перед  глазами  прекратился,  и  к  Шане  вернулась
способность соображать.
   Придя в себя, девочка обнаружила, что лежит на утоптанном  песке  посреди
каких-то развалин.
   Она упала с остатков  невысокой  каменной  стены.  Со  всех  сторон  Шану
окружали  руины  каких-то  зданий.  А  впереди   раскинулось   волшебное   и
невероятное видение, что синевой и безмятежностью могло сравняться с небом.
   Вода. Целый бассейн воды.
   Шана даже не пыталась подняться на ноги. Она на четвереньках подползла  к
бассейну  и  свесилась  с  каменного  бортика.  Шана  зачерпнула  в   ладони
прохладную чистейшую воду,  выпила  ее  одним  глотком,  а  потом  принялась
плескать воду себе в лицо, радостно хохоча и что-то выкрикивая.
   В конце концов Шана утолила жажду, а истерическая вспышка  улеглась  сама
по себе. Девочка откатилась от края бассейна и медленно села.
   И обнаружила, что прямо перед ней лежит тело. Тело двуногого.
   Точнее, то, что от него осталось.
   Осталось, на самом деле, не так уж много. То, что не  съели  насекомые  и
птицы,  под  воздействием  сухого  воздуха  пустыни  превратилось  в  мумию.
Несколько шелковых лоскутов да выбеленные солнцем кости.
   - Ты, наверное, слишком поздно добрался  сюда,  да?  -  вслух  произнесла
Шана, с любопытством глядя на странно скругленный череп и  пальцы,  лишенные
когтей. - Интересно, давно ли ты здесь лежишь? Может, сотню  лет,  а  может,
десять. Жаль, что ты не можешь мне  ответить.  Ладно.  Мне  тебя  жалко,  но
сейчас мне нужно позаботиться о себе. У тебя  случайно  не  осталось  ничего
полезного?
   Шана принялась осматриваться: не видно ли чего-нибудь необычного, что мог
бы принести с собой неизвестный? Сейчас даже тыква-долбленка  стала  бы  для
Шаны сокровищем  -  ведь  у  нее  вообще  ничего  не  было.  Девочка  начала
разгребать песок руками и вскоре натолкнулась на  какой-то  тяжелый  предмет
странной формы.
   Шана вытащила его из песка  и  чуть  не  задохнулась  от  изумления.  Она
держала в  руках  нечто  вроде  золотой  гибкой  ленты,  усеянной  гранеными
драгоценными камнями, что тут же вспыхнули на солнце  тысячами  разноцветных
огоньков. Шана никогда в жизни не видала ничего прекраснее. И в тот же  миг,
как она увидела эту вещь, девочка решила, что  украшение  непременно  должно
принадлежать ей.
   Несколько мгновений Шана пыталась сообразить, как же его носят.  В  конце
концов  она  скатала  ленту  в  рулончик,  увязала  ее   в   лоскут   шелка,
сохранившийся у несчастного покойника, и спрятала этот узелок за пазуху.
   Теперь, когда драгоценность была  надежно  спрятана,  Шана  почувствовала
себя значительно лучше, хотя и сама не смогла бы сказать, чем это вызвано. А
вдруг двуногие тоже пользуются  драгоценными  камнями,  чтобы  усилить  свою
магию, как это делал Кеман? Может, эти камни даже помогут ей сменить  облик.
Мало ли - а вдруг она все-таки принадлежит к Народу? Может,  стоит  ей  лишь
подобрать нужный камень...
   Шана сморгнула и почувствовала, что солнце уже ощутимо напекло ей голову.
   "Пожалуй, лучше я подыщу тут местечко, где можно было бы поспать днем,  -
в конце концов решила она. - А то, чего доброго, я просто свалюсь".
   В одной из стен обнаружилась ниша, созданная ветром и песком. Там  солнце
не доберется до нее, даже если встанет прямо над  головой.  Шана  попыталась
войти в транс, чтобы проверить, нет ли там змей или скорпионов, но  она  так
устала и ослабела, что в конце концов ей пришлось отказаться от этой затеи.
   Вместо этого девочка потыкала в нишу берцовой  костью  скелета,  и  когда
оттуда не выскочило никого, кроме вялой песчаной жабы,  забралась  внутрь  и
тут же уснула.

Глава 10

   Кеман возмущенно ощетинился и посмотрел прямо  в  глаза  Кеоке.  В  конце
концов старейшина отвел взгляд. Гребень Кеоке лежал, словно прилизанный,  но
Кеман не собирался останавливаться на достигнутом. Если он  может  добиться,
чтобы мама и Кеоке почувствовали себя глубоко виноватыми, он это сделает.
   - Рови всерьез пытался покалечить меня, и вы это знаете, - гневно  сказал
подросток. В его голосе  сквозило  неприкрытое  презрение.  -  Он  издевался
буквально над каждым, кто младше или меньше его, и это вы тоже знаете. Но вы
все ему спускали. А  когда  Шана  наконец-то  выдала  ему  по  заслугам,  вы
наказали ее, а Рови отпустили, даже слова ему не сказав. Это что, честно?
   - Лашана не принадлежит к Народу, Кеман, - отозвался  старейшина,  упорно
глядя куда-то поверх плеча Кемана.  Кеман  полагал,  что  это  было  вызвано
нежеланием Кеоке смотреть ему в глаза.
   "Надеюсь, ты сейчас чувствуешь  себя  отвратительно!  -  сердито  подумал
Кеман. - Просто отвратительно! Надеюсь, теперь тебе всю жизнь будет  сниться
Шана, и тебя будут мучить ночные кошмары!"
   - А я?! - возмущенно выкрикнул Кеман. - Шана ведь просто  защищала  меня!
Если бы она была моим лупером и укусила Рови, когда тот напал на меня, вы бы
стали ее наказывать?
   - Это другое дело, - неубедительно  произнес  Кеоке.  -  Ты  еще  слишком
молод, чтобы это понять, Кеман, но это совсем другое дело...
   - Почему? - перебил его Кеман. - Потому,  что  у  Шаны  две  ноги,  а  не
четыре? В чем тут разница? Мама воспитала ее, как одну из  нас,  с  теми  же
самыми понятиями о чести. И Шана действительно следовала им, а Рови  -  нет!
Это нечестно, и вы отлично это знаете!
   - Кеман! - резко одернула его мать. В голосе Алары было достаточно  силы,
чтобы Кеман перенес внимание с Кеоке на нее. - Ты еще слишком молод, а Кеоке
- старейшина. Эта ситуация слишком  сложна,  и  на  карту  поставлено  нечто
большее, чем благополучие Шаны.
   Произнеся вслух эту отповедь, Алара тут же мысленно добавила:
   "Если ты не поубавишь дерзости, мне придется кое-что предпринять,  и  нам
обоим это  мало  понравится.  Я  не  могу  сейчас  объяснить  тебе  все.  Но
когда-нибудь ты поймешь".
   Кеман втянул голову в плечи - они,  кстати,  здорово  болели,  -  покорно
прижал гребень, но пробормотал с прежним упорством:
   - Это нечестно! Ты сама знаешь, что это так. И что бы ты мне ни  сказала,
это все равно останется нечестным!
   Взрослые переглянулись, и Кеман без  труда  прочел,  что  сквозило  в  их
взглядах. Раздражение, разделенная вина, нетерпение. "Ну ты же  знаешь  этих
детей. Когда-нибудь он все поймет". Кеман развернулся и  направился  в  свою
пещерку. Все в нем бурлило от гнева.
   Сейчас ему отчаянно хотелось ощутить под когтями горло Рови. Это Рови был
во всем виноват, Рови и его придурочная мамаша. Это было  нечестно.  Они  не
должны были так поступать с Шаной. Она же ничего не знает о двуногих -  мама
никогда ничего ей не рассказывала. Она только знает их язык и письменность -
и все. А они выбросили Шану к двуногим, и теперь с ней случится какая-нибудь
беда. Кеман ни капли не сомневался в этом.
   Ему хотелось в кого-нибудь вцепиться, что-нибудь разбить, закричать  так,
чтобы горы вздрогнули. Кеман уже закатил один скандал, когда он спросил, где
Шана, и узнал от мамы, что с ней произошло. Но ничего толкового из этого  не
вышло. Кеман думал, что ему удастся добиться хоть  какой-то  справедливости,
если он заставит хоть  одного  из  старейшин  понять,  что  сделали  с  ним,
Кеманом. Поэтому, как только Кеман  смог  подняться  на  ноги,  он  принялся
настаивать на встрече с Кеоке. И чего же он добился в результате?
   Кеман надеялся, что сможет объяснить Кеоке, что старейшины ошиблись,  что
Шана вела себя как героиня, а Рови - как подлец. Потом, когда Кеоке  признал
бы свою не правоту, Кеман потребовал бы, чтобы старейшины  отыскали  Шану  и
принесли ее обратно. Но несмотря на  все  старания,  Кеман  так  и  не  смог
объяснить им всю несправедливость  произошедшего.  Кеоке  наотрез  отказался
признать свое решение ошибкой, и все лишь потому, что Шана не принадлежала к
Народу. А  значит,  понятия  чести  или  Закона  не  имели  к  ней  никакого
отношения, и все тут.
   И даже от матери Кеман не  получил  никакой  поддержки.  Кеман  не  знал,
почему мама приняла сторону  Кеоке,  но  ясно  было,  что  она  не  намерена
помогать ни ему, ни Шане.
   А значит, если кто-то и спасет Шану, то только сам Кеман.
   "Если  ты  знаешь,  что  нужно  делать,  действуй",  -  посоветовал   ему
Отец-Дракон, когда Кеман впервые увидел Шану. Ну что ж, он знал,  что  нужно
делать! Раз Шану унесли куда-то в пустыню, будет только справедливо, если он
разделит ее изгнание. В конце концов, Шана пострадала из-за него.
   Все правильно, только вот летать  он  сейчас  не  может..,  да  и  вообще
двигается неважно.
   "Ну нет, я с этим справлюсь!" - сердито подумал Кеман и порадовался,  что
сохранил свою маленькую тайну. Даже мама не знает, на что он  способен.  Она
уверена, что Кеману придется по крайней мере с неделю пролежать в постели.
   Кеман прилег, кипя от возмущения. "Я ей еще покажу! Я им всем покажу!"
   Он устроился поудобнее, чтобы меньше ныло избитое тело,  и  погрузился  в
медитацию, сопровождающую смену облика. Довольно распространенное  состояние
сознания. Кеман входил в него ежедневно, и даже по  несколько  раз  на  дню.
Только вот на этот раз Кеман не собирался менять свой  облик.  Он  собирался
приводить себя в порядок.
   Вполне естественно, что изо всех доступных Кеману обликов самым привычным
для него было собственное тело. А потому он прекрасно знал,  что  и  как  он
собирается изменять. Подобно всем драконам, искусным в смене  облика,  Кеман
точно знал, как должна выглядеть, работать и ощущаться каждая  мышца.  Таким
образом он прекрасно  может  исцелить  раны,  нанесенные  Ровилерном.  Нужно
только верно определить поврежденные мышцы и изменить их в здоровые.
   Только вот...
   Кеман додумался до этого, когда заметил, что драконы, наиболее сведущие в
смене облика, выздоравливают куда быстрее всех прочих. Но он  не  знал,  что
подобное исцеление чрезвычайно болезненно. Да и откуда ему было  это  знать?
Ведь менять облик совсем не больно.
   Теперь же мышцы плеча горели, словно их окунули в  расплавленный  камень.
Крылья судорожно подергивались, и с каждым движением спину  Кемана  пронзала
острая боль. Кеман тут же прервал свои занятия и попытался  сообразить,  что
же он делает не так.
   В конце концов Кеман понял,  что  все  проделано  верно  Он  не  допустил
никаких ошибок. Он просто изменял себя, заставляя тело исцеляться быстрее. И
тело болело, потому что все нервные окончания были живы. Они  точно  так  же
болели бы во время его выздоровления, только сейчас это происходило быстрее.
   Кеман предпринял еще одну попытку, надеясь, что на этот  раз  ему  станет
лучше.
   Не стало.
   По крайней мере с  десяток  раз  Кеман  готов  был  сдаться  и  позволить
организму залечивать раны естественным путем. Но каждый раз,  когда  он  уже
готов был принять это решение, ему сразу вспоминалось, как Шана стояла перед
Рови и ругала его на чем  свет  стоит,  а  Рови  уворачивался  от  камней  и
верещал.
   И Кеману становилось стыдно. Шана теперь где-то в пустыне, и у нее нет ни
укрытия, ни воды, ни друзей, на которых она могла бы положиться. Ничего нет.
И если он, Кеман, не возвратит себе способность летать, - причем сделать это
нужно как можно скорее! - Шана умрет.
   И Кеман снова принимался за исцеление.
   Внезапно - Кеману казалось, что все это длится уже  много  дней,  -  боль
прекратилась.
   Кеман открыл глаза и попробовал пошевелить плечами, потом крыльями.  Тело
подчинилось  ему  с  безукоризненной  легкостью  -  ни  боли,  ни   малейшей
неуклюжести. Кеман не мог как следует осмотреть  свою  спину,  но,  судя  по
натяжению шкуры, шрамов на ней не осталось. Он сумел исцелить себя - и никто
во всем Логове не знал, что он здоров и снова способен летать.
   И никто и не узнает, пока не станет поздно.
   Кеман поднялся с постели и направился к выходу из спальни. На  пороге  он
остановился, прислушиваясь и присматриваясь. Не увидев и не  услышав  ничего
подозрительного, Кеман принялся обыскивать логово. Он крался  по  переходам,
таким узким, что приходилось ползти на брюхе, и прятался в тени каждый  раз,
когда слышал звук, не похожий на капание  воды.  Кеман  обшарил  даже  самые
отдаленные углы жилища, но Алары не обнаружил. Дома была  только  Мире.  Она
свернулась клубком в своей спальне и дрыхла так крепко, что ее  не  разбудил
бы даже камнепад.
   Отлично. Значит, все спокойно.
   Кеман выскользнул из логова через дальний выход. Он задержался  лишь  для
того, чтобы выпустить