т  опьянение,
она не понимала, что интересного в светской болтовне и  сплетнях,  она  была
слишком проста, чтобы привлекать внимание мужчин, желанное или нежеланное, а
игры, которые так забавляли других, оставляли девушку в недоумении:  с  чего
это они так веселятся и что может быть занятного в таких глупых забавах? Так
что она предпочитала сидеть где-нибудь в саду, читать или предаваться  своим
странным мечтам.
   В последний год странные мечты посещали Шейрену все  чаще,  хотя  впервые
они пробудились в ней в тот день, когда девушка начала учиться менять  форму
цветов...
   - Вот здесь, наверно, надо чуточку ушить.
   Поначалу эти  уроки,  навязанные  Шейрене  отцом,  показались  ей  ужасно
скучными. "Лоррин учится дробить камень с помощью своей магической  силы.  А
мне придется возиться с цветочками..."
   Она даже никогда не узнает, кто из них сильнее в магии: она  или  Лоррин.
Эльфийских дев не учат ничему полезному -  только  всякому  баловству  вроде
создания цветочных скульптур,  плетения  воды  и  прочего.  Правда,  Шейрене
доводилось ловить  смутные  слухи  о  немногих,  очень  немногих  эльфийских
женщинах, которые владеют той же магией, что и мужчины. Но  она  никогда  не
встречалась ни с одной из них. И к тому же вряд ли  кто-то  из  этих  женщин
согласился бы поделиться с ней своими секретами. Но до этих  уроков  Шейрене
никогда не приходило в голову, что у нее есть своя особая сила, о которой ни
один эльфийский лорд даже не подозревает.
   Ибо во время первого же урока Шейрена совершила странное,  восхитительное
и немного пугающее открытие.
   "Ведь ту же магию, которую я применяю, чтобы изменить форму цветка, можно
использовать и иначе! Остановить  сердце,  например..."  Бесполезные  уроки?
Если ей когда-нибудь понадобится такая сила, эти уроки  могут  оказаться  не
такими уж бесполезными...
   - А это что? Нитка? Нет, не надо, обрежь ее.
   Матери Шейрена о своем открытии сообщать не стала, зная, что Виридину это
привело бы в ужас. А потом девушка даже не была уверена, подействует ли это.
Но несколько дней спустя ей представился случай это проверить. Она  нашла  в
саду пташку, которая с размаху налетела на  стекло  и  сломала  себе  шейку.
Шейрена даже не задумалась о том, что делает. Ей просто захотелось  избавить
бедняжку от мучений - и она остановила ей сердце.
   Девушка в ужасе убежала в свою комнату, желая  спрятаться  от  того,  что
натворила. Но сделанное осталось при ней - как и сила, как  и  знание  того,
что можно сделать с помощью этой силы.
   С  этой  минуты  вся  ее   жизнь   пошла   по-другому.   Шейрена   тайком
экспериментировала со своей новообретенной силой. Она использовала  воробьев
и голубей, которые стаями летали по саду. Сперва она  решалась  лишь  менять
окраску и длину перьев. Но постепенно Шейрена осмелела.  И  теперь  по  саду
порхали диковинные создания с алым и голубым, зеленым и  золотым  оперением,
длиннохвостые, с роскошными  хохолками  -  и  все  ручные.  Что-то  говорило
Шейрене, что незаметные изменения, доступные ее силе, могут  быть  столь  же
важными - и столь же опасными, - как и та магия, которой владеет Лоррин.
   И в то же время девушка страшилась протянуть руку и  взять  ту  эфемерную
власть, которая так ее манила. Ведь ни одна эльфийка прежде не смела  делать
ничего подобного.
   Должно быть, тому есть свои причины? Быть может, эта заманчивая сила - не
более чем иллюзия? Да, конечно, она может превратить  обычного  воробушка  в
невиданную яркую птицу - но что толку? Что это доказывает?
   - Не будет ли госпожа так любезна сойти с рукава?
   Но что, если это вовсе не иллюзия? Что, если эта сила реальна? Что,  если
Шейрене удалось открыть нечто, о чем больше никто не догадывается?
   Эти тайные мысли тяготили девушку и не позволяли принимать то, что с  ней
происходит, как должное. И тяжелее всего было сносить обхождение отца как  с
ее матерью, так и с нею самой.
   Взять хотя бы это платье. Какой яркий пример того, как мало он думает  об
их чувствах! Ему и в голову не приходит  доверить  им  что-то  действительно
важное. Если отец являлся в будуар Виридины с  любезной  миной,  это  всегда
означало, что он желает, чтобы Виридина вышла к его  влиятельным  друзьям  и
разыгрывала перед ними примерную жену. А при своих лорд Тилар на  любезности
времени не тратил. И вообще он предпочитал жене своих рабынь из гарема. Лорд
Тилар постоянно сравнивал Виридину со своими последними наложницами и всегда
не в ее пользу.
   "Хотя им я тоже не завидую, - подумала Шейрена, взглянув краем  глаза  на
одну из рыжих близняшек. - Отец капризен, и фаворитки  при  нем  надолго  не
задерживаются".
   А когда фаворитки попадали в немилость,  лорд  Тилар  обычно  отсылал  их
прислуживать своей жене или дочери.
   Он получал от этого какое-то извращенное удовольствие.
   Шейрена никак не могла понять: то ли ему хочется отравить  жизнь  жене  и
дочери присутствием его бывшей любовницы, еще не утратившей прежней красоты,
то  ли,  наоборот,  он  желает  отравить  жизнь   своей   бывшей   любовнице
присутствием законной жены, которая,  в  отличие  от  фаворитки,  никуда  не
денется. Быть может, ему доставляло удовольствие и то, и другое.
   Виридина спокойно мирилась с этим и никогда ничего не говорила  по  этому
поводу. Она принимала бывших наложниц  своего  мужа  с  тем  же  безмятежным
смирением, что и все прочие невзгоды, на которые была так  щедра  ее  жизнь.
Эльфийка не испытывала  зависти  к  гаремным  красавицам.  Между  гаремом  и
будуаром не было особой разницы, если не считать того, что  Виридину  нельзя
было заменить другой женщиной. Наложницы из гарема пользовались  не  большей
свободой, чем  их  госпожа,  -  и  не  меньшей.  Постепенно  Шейрена  начала
понимать, что будуар  -  это  гарем  для  одной  женщины.  Интерес  Виридина
проявляла только к тому, что касалось Лоррина и его благополучия.  Хотя  это
был,  скорее,  не  интерес,  а  навязчивая  тревога  -  как  будто  Виридина
опасалась, что с сыном что-нибудь случится. Она следила за Лоррином с  такой
заботливостью, как будто он  был  неизлечимо  болен.  Хотя  Лоррин  выглядел
вполне здоровым. Разве что его постоянные приступы кришайна... Быть может, с
ним и вправду что-то не так, только Рене об этом не говорят? Но тогда почему
Лоррин ей ничего не сказал? Раньше у него не было никаких тайн от сестры!
   Да, Виридина может мириться со своей судьбой Настоящей  Эльфийской  Леди,
но для себя Шейрена такой жизни не хочет...
   "Пусть лучше на меня не обращают  внимания,  как  на  дочь,  чем  терпеть
унижения в качестве жены кого-нибудь вроде отца".
   Теперь все рабыни столпились вокруг нее, поправляя, подшивая, подтягивая,
точно это платье было важной гостьей, а Шейрена - всего лишь  манекеном,  на
который оно надето. Шейрене пришла в голову дурацкая мысль: а вдруг  это  на
самом деле так? Вдруг это платье обладает своей собственной жизнью, а она  -
только средство передвижения, предназначенное для того, чтобы отнести платье
туда, где все смогут на него полюбоваться?
   Но вообще-то эта мысль не такая уж дурацкая.  Платье  представляло  лорда
Тилара - его власть, его богатство, его положение в обществе. А Шейрена - не
более чем повод показать все это, что-то вроде знаменосца. Важно ведь знамя,
а не рука, которая его несет. Манекен сгодился бы ничуть не хуже...
   "Если бы я была такой же слабоумной, как мать  Ардейна,  отец  все  равно
обрядил бы меня в это платье и отправил на бал. А  если  бы  я  не  уступала
мудростью любому из членов Совета,  отец  нашел  бы  способ  заставить  меня
молчать, чтобы не мешать возможным претендентам  на  мою  руку  оценить  его
могущество".
   Для лорда Тилара Шейрена и ее мать - не более чем вещи. Мысль эта была не
нова, но никогда прежде Рене не давали понять это  столь  отчетливо.  Они  -
имущество, фигуры на доске, и нужны они лишь затем, чтобы отец мог разыграть
их с максимальной для себя выгодой.
   Отцовская власть сковывает Шейрену, как это платье, и ничего  с  этим  не
поделаешь. Рена прекрасно это знала, и все  же  настойчивый  голосок  внутри
упрямо твердил: "Но почему бы не попробовать?"
   "А потому, что жизнь так устроена, - ответила Шейрена внутреннему голосу.
- Так  было,  так  есть  и  так  будет  всегда.  И  изменить  порядок  вещей
невозможно. По крайней мере, женщине это не дано. С женщинами никто  никогда
не считается".
   Но упрямый голосок не умолкал. Когда рабыни усадили Шейрену  и  принялись
укладывать прическу, голосок возразил: "Так уж и  не  считается?  А  как  же
волшебницы-полукровки? Как же Проклятие Эльфов? Она  ведь  тоже  всего  лишь
женщина..."
   На это Шейрене ответить было нечего.  Высшие  лорды  были  убеждены,  что
давным-давно уничтожили всех полукровок, и позаботились о том,  чтобы  новых
не рождалось.
   Полукровкам была доступна и эльфийская, и человеческая  магия,  и  потому
они  представляли  собой  единственную  реальную  силу,   которая   угрожала
господству эльфийских владык в мире, завоеванном еще в незапамятные времена.
Но, несмотря на все предосторожности, новые полукровки все же рождались - и,
хуже того, кое-кому из них удавалось выжить, вырасти, войти в силу и прожить
достаточно долго, чтобы научиться этой силой пользоваться. Среди этих  детей
была одна  девочка,  соответствующая  описанию  "спасительницы",  о  которой
говорили  древние  человеческие  легенды.  В  этих  легендах   ее   называли
"Проклятие Эльфов". И  девочке  удалось  найти  союзников,  о  существовании
которых высшие лорды даже не подозревали.
   Драконов.
   При мысли о драконах Шейрена вздохнула,  не  обращая  внимания  на  тугой
корсаж, сдавивший грудь. Нет, самой ей драконов видеть не доводилось, но она
слышала множество описаний. Вот бы хоть одним глазком  взглянуть  на  живого
дракона! Гибкие,  грациозные,  стремительные,  сверкающие  в  полете,  точно
драгоценные камни, драконы иногда снились ей по ночам, и Шейрена просыпалась
в тоске, с мокрыми от слез щеками.
   - Поверните голову - вот так, госпожа.
   Именно  драконы  склонили  чашу  весов  войны  на  сторону   волшебников.
Благодаря им волшебники смогли сражаться с армиями трех высших лордов.  Была
большая битва - скорее даже бойня, - в которой погибло немало эльфов. В  том
числе могущественный, хотя и полоумный лорд Диран. Шептались, что  убил  его
не кто иной, как собственный сын. Это казалось невозможным - но ведь еще год
назад и драконы казались чем-то невозможным...
   В конце концов высшие лорды были вынуждены подписать договор.  Волшебники
отступили за пределы земель, занятых эльфами, а те обязались оставить  их  в
покое.
   "Отец утверждает, что мы их  прогнали  и  не  стали  преследовать  только
потому, что они того не стоят".
   Шейрена позволила себе презрительно хмыкнуть.
   "Когда отец в последний раз принимал гостей, он распространялся  об  этом
несколько часов подряд. И не он один. Послушать отца,  так  можно  подумать,
что мы их действительно разбили наголову!"
   "Быть может, власть лордов не настолько сильна, как им хочется думать?  -
с готовностью подхватил внутренний голос. - Быть может, они  совсем  не  так
могущественны, как тебе кажется? Быть может, и ты сама не так бессильна, как
они хотят заставить тебя думать?"
   "Все это прекрасно, - угрюмо ответила она внутреннему голосу,  -  но  как
именно я могу доказать, что свободна?"
   Тут внутренний голос умолк. Предложить ему было нечего. Ведь это говорило
всего лишь ее мятежное упрямство...
   И все же отчасти ее внутренний голос прав.  Лоррин  говорил,  что  вторая
Война Волшебников окончилась "в лучшем случае ничьей, если не разгромом".  И
он имел в виду вовсе не полукровок. А что, если  мощь  лордов  действительно
пошатнулась? Означает ли это, что, пока лорды пытаются восстановить  прежнее
положение, женщина может исхитриться найти способ устроить свою  жизнь  так,
как ей хочется?
   - Пожалуйста, госпожа, опустите голову.
   Но как?! Вот в чем вопрос. Как спастись от  унылой  жизни,  которая  была
уготована ей с момента рождения?
   "И ведь отец может заставить меня подчиниться, если захочет!" И от  этого
тоже никуда не денешься. Если Шейрена откажется повиноваться,  у  него  есть
множество способов испортить ей жизнь. Запереть ее в  комнате,  посадить  на
хлеб и воду...
   "Он может даже надеть на меня рабский ошейник и заставить повиноваться  с
помощью магии". Шейрене доводилось слышать, что такое  делали  с  некоторыми
девушками,  которые  отказывались  выходить  замуж  за  особенно  неприятных
лордов.  Рабский  ошейник  ничего  не  стоит  замаскировать  под   роскошное
ожерелье:  такие  ожерелья  часто  делаются  для  рабынь-фавориток.  Шейрене
сдавило горло, и дыхание у нее участилось  при  одной  мысли  об  этом.  Она
поспешно взяла себя в руки, пока служанки ничего не заметили.
   Нет, выхода нет. Только ограниченная свобода, которой  она  пользуется  в
качестве дочери. Замужним женщинам и этого не дано. Но если бы выход был!..
   "И что бы я стала делать? Понятия не имею", -  призналась  Шейрена  самой
себе. Она просто чувствовала,  что  задыхается  от  сидения  в  будуаре,  от
безделья, от болтовни рабынь... "Я просто хочу, чтобы в  моей  жизни  что-то
изменилось, хотя и не знаю, что и как. Одно я знаю  точно:  я  не  хочу  всю
жизнь быть красивой марионеткой, как мать.
   Я этого просто не вынесу".
   Но, глядя на себя в зеркало, пока  рабыни  расчесывали  и  укладывали  ей
волосы, Шейрена вдруг осознала, насколько она похожа на мать.  И  неприятная
мысль пришла ей в голову. А сама Виридина - всегда  ли  она  была  идеальной
эльфийской леди? Быть может, ее просто заставляли притворяться - до тех пор,
пока не угас последний  огонек  сопротивления,  пока  притворство  не  стало
правдой, маска не стала лицом?
   "А вдруг и со мной так будет?!"
   Ох, какая неприятная мысль! Шейрена  поспешно  отмахнулась  от  нее.  Она
никогда не замечала ни малейших признаков того, что Виридина -  не  то,  чем
хочет казаться.
   Нет, Шейрена не такая, как ее мать. Виридине ее не понять.
   "Вот  если  бы  я  родилась  мальчиком..."  Еще  один  привычный,   давно
нахоженный путь развития мыслей. Если бы она была  мужчиной,  братом,  а  не
сестрой Лоррина!
   Они и так уже были дружны, как братья,  из-за  того,  что  мать  Лоррина,
вопреки обычаям, так заботилась о сыне, что  Лоррин  большую  часть  времени
проводил в будуаре, вместо того чтобы заниматься  с  мужчинами-наставниками,
как это принято. Виридина поощряла их  дружбу  и  даже  не  так  внимательно
следила за сыном, когда Лоррин с Шейреной  были  вместе.  Детьми  они  часто
изучали науки вместе. Сколько раз  Шейрена,  переодевшись  в  старую  одежду
Лоррина, вместе с ним бродила по  поместью!  Он  и  теперь  нередко  скрывал
сестру под личиной мужчины-раба, и они вдвоем  ездили  кататься  верхом  или
отправлялись на охоту, когда отца не бывало в  поместье.  Когда  лорд  Тилар
бывал в отъезде, строгие порядки в поместье  давали  слабину,  а  возраст  и
положение Лоррина избавляли их от неуместных расспросов.
   Шейрене  нравилось  ездить  верхом,  хотя  неизбежное  завершение   охоты
приводило ее в ужас, и она по возможности старалась не смотреть, как убивают
животных. Это Лоррин рассказал ей об истинном исходе того,  что  он  называл
"второй Войной Волшебников".
   - Госпожа, закройте, пожалуйста, глаза.
   Шейрена послушно зажмурилась и продолжала размышлять.  Она  предполагала,
что сам Лоррин узнал о войне от  других  ан-лордов,  молодых  наследников  и
младших сыновей, с которыми он встречался в обществе.  Шейрена  подозревала,
что старшие не одобрили бы рассказы Лоррина. То, что он ей  рассказывал,  по
большей части было весьма нелестно для  сильных  мира  сего.  Лоррин  и  его
сверстники были невысокого мнения об уме и способностях старших.
   Шейрене казалось, что Лоррин втайне восхищается  ныне  покойным  Валином,
наследником лорда Дирана,  который  встал  на  сторону  волшебников.  Лоррин
клялся, что Валин поступил так, дабы спасти своего двоюродного  брата  Меро,
который, по слухам, был полукровкой; хотя Шейрена понятия не  имела,  откуда
Лоррин может это знать. Лоррину,  казалось,  особенно  нравилась  эта  часть
истории. Что касается  самой  Шейрены,  она  жаждала  все  новых  историй  о
драконах.
   "О, драконы!.."
   Теперь рабыни корпели над лицом Шейрены, накладывали косметику тоненькими
кисточками, пытаясь придать девушке хоть какое-то  подобие  живости.  А  это
будет трудновато: волосы Шейрены были бледно-бледно-золотистыми, а  лицо  от
природы  совершенно  бесцветное,  и  глаза   -   бледно-зеленые,   настолько
прозрачные, что казались серыми. Так что  любая  косметика  будет  выглядеть
искусственно. В лучшем случае Шейрена будет похожа на фарфоровую  статуэтку,
а в худшем - на клоуна.
   В данный момент она предпочла бы второе.
   О Проклятии Эльфов, девушке,  которая  призвала  драконов,  Шейрена  тоже
узнала от Лоррина. Часть того, что ей рассказывал  Лоррин,  Шейрене  удалось
подслушать из разговоров отца с гостями - но не  это.  Отец  не  желал  даже
признавать, что  подобные  создания  существуют.  Впрочем,  ничего  особенно
удивительного  туг  не  было.  Проклятие  Эльфов  -  девушка  и  к  тому  же
полукровка, а значит, она воплощала в себе все, чего боялся и что  ненавидел
лорд Тилар.
   "Но если бы я могла выбирать, то хотела бы родиться мальчиком - или  ею!"
О, вот уж это наверняка бы шокировало  леди  Виридину!  Но  именно  об  этом
мечтала Шейрена  в  одиночестве  глубокой  ночью:  быть  Проклятием  Эльфов!
Обладать собственной силой, принадлежащей тебе по праву, подчинять мир своей
воле и своей магии, носиться по небу верхом на драконе - вот это жизнь!
   "Будь я Проклятием Эльфов, никакой отец не смог бы мне помешать! Я  могла
бы сделать все что угодно, если захочу. Я могла бы бывать где угодно, видеть
все что угодно, быть тем, чем мне угодно!"
   Она погрузилась в привычные мечты. Рабыни тем временем хлопотали над ней.
Крохотные кисточки касались щек, губ и век, словно крылышки сотен мотыльков.
А Шейрена представляла себя верхом на огромном алом  драконе,  взмывающем  в
безоблачное небо, в такую высь,  что  макушки  леса  внизу  кажутся  зеленым
моховым ковром. В мечтах дракон нес ее к горам, которых Шейрена  никогда  не
видела, к могучим пикам, сверкающим хрусталем и розовым  кварцем,  аметистом
и...
   Вежливое покашливание развеяло фантазии  Шейрены.  Она  неохотно  открыла
глаза и воззрилась на плоды трудов служанок, отражающиеся в зеркале.
   Это было ужасно. Нет, это было лучшее, что они могли сделать,  и  Шейрена
это знала.  Глаз  совершенно  не  видно  под  густыми  синими  тенями  цвета
павлиньего пера, которым раскрасили веки;  на  щеках  -  красные  чахоточные
пятна, - ну как есть клоун! - а розовые губки бантиком кажутся приклеенными.
   Шейрена не осмелилась одобрить работу служанок, но и выражать неодобрение
тоже не стала. Если лорду Тилару не понравится,  пусть  сам  так  и  скажет.
Видя, что Шейрена молчит, рабыни снова принялись укладывать ей прическу.
   Волосы Шейрены были ее единственным настоящим украшением,  если  оставить
их в покое, - но служанки возвели из них причудливое  сооружение  под  стать
платью, и в  результате  прическа  Шейрены  сделалась  похожа  на  парик  из
выбеленного конского волоса. Большую часть волос уложили на макушке жесткими
завитками, косицами и локонами. Лишь несколько прядей,  жестких  от  лака  и
закрученных, как проволочные пружины, спадали вниз,  обрамляя  размалеванное
лицо Шейрены. Теперь служанки  украшали  прическу  драгоценными  гребнями  и
шпильками, как приказал  отец  Шейрены.  Разумеется,  гребни  были  тяжелые,
литого золота, щедро разукрашенные изумрудами.
   "Если бы я одевалась сама, я взяла бы  бледно-розовый  шелк,  с  цветами,
лентами, жемчугом и белым золотом.
   А не это все. Я бы, конечно,